Многое из того, что восхищает или пугает современных западных людей в Коране, проистекает из христианства, как его понимали в Аравии в VII веке, и также, в меньшей степени, с иудаизмом того времени. И в любом случае нынешние читатели реагируют на представления, порожденные Библией и долгими веками споров и дискуссий о ее содержании. Если Коран кажется нам более универсалистским и человечным, чем Библия, это объясняется тем, что религии, основанные на Библии, сами развивались, пытаясь вписаться в жизнь тогдашнего мира. Сама относительная гуманность Корана свидетельствует о его принадлежности к определенным временным рамкам в истории.
II. Влияние жестоких тем Библии на ход истории
Юджин Мэррилл, Богословская семинария Далласа
4. Сыны Иисуса Навина
Часто бывает, что народ явно низшего типа должен исчезнуть при появлении народа с превосходящими потенциальными возможностями, потому что существует определенная граница для смешения рас, за рамками которой неизбежно начинаются катастрофы.
Уильям Фоксвелл Олбрайт, основатель современной библейской археологии
Несмотря на то, что она порождала и порождает нравственные сомнения, история завоевания глубоко окрашивала собой традицию понимания Библии у иудеев и христиан – как часть целостного повествования об избрании Богом народа, которому он даровал землю. В свою очередь, эта модель повлияла на формирование христианского вероучения. Кроме того, во многих случаях истории о завоевании вдохновляли верующих этой традиции на насильственные действия или позволяли их оправдывать.
И даже сегодня многие религиозные мыслители видят ценность этих историй, а некоторые даже оправдывают стоящее за ними богословие уничтожения. Даже и в наши дни некоторые богословы считают, что сам Бог дал повеление истреблять народы и проводить этнические чистки, а потому простым смертным не стоит ставить под вопрос характер этих распоряжений. Хотя такие авторы крайне осторожны, хотя они заверяют, что указания Бога о завоевании касались одного уникального момента истории, который уже никогда не повторится, а потому не влияет на поведение верующих иных эпох, их комментарии содержат классическое оправдание геноцида – и это оправдание по своему языку и риторике удивительно похоже на те слова, которые звучали во время холокоста ХХ века.
Наследники завоевателей
Идеи исхода и завоевания стали теми столпами, на которые опирается религия, основанная на Библии. Эти темы звучат в псалмах, которые на протяжении веков были важнейшей основой для вознесения хвалы и поклонения Богу как у иудеев, так и у христиан. Даже и сегодня псалмы занимают центральное место в христианском богослужении – даже в либеральных церквах, которые тщательно стараются не вспоминать повествования о древних кровавых бойнях.
Он [Бог] ради них народы изгнал,
землю роздал израильским племенам,
дал им вселиться в чужое жилище{149}.
…И дал им земли других народов,
они наследовали труды этих народов{150}.
Как правило, религиозные наследники Моисея и Иисуса Навина прославляли эти события как ключевые моменты истории о рождении и росте народа, опуская их кровавые детали. Так, Псалом 135 воспевает великие Божьи дела, за которые Израиль всегда должен его благодарить, и, среди прочего, мы слышим, что Господь Бог:
…Убил царей сильных,
милость Его навек.
Сихона, царя аморейского,
милость Его навек.
И Ога, царя Башанского,
милость Его навек.
А землю их отдал во владение,
милость Его навек{151}.
Хотя, если верить Второзаконию, когда воины Моисея одержали победу над Сихоном, они убили также всех его подданных – каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка.
Другие авторы Библии говорили о насилии откровеннее. В V веке до н. э. Неемия вспоминает о переселении народов, которое было необходимо для расселения Израиля:
Ты подчинил им царства и народы, отдал им землю до самого края. Они завладели землями Сихона, царя хешбонского, и землями Ога, царя башанского… И потомки, придя, завладели страной: Ты даровал им победу над ее жителями, ханаанеями. Царей и народы этой страны Ты отдал в руки израильтян, и те делали с ними, что хотели{152}.
Иисус из Назарета и Иисус Навин
Христиане, подобно иудеям, унаследовали эти воспоминания об исходе и завоевании. С первых дней своего существования христиане верили в то, что Ветхий Завет как предзнаменование указывал на их собственную историю. Повествования и события Ветхого Завета предвещали Новый, давали ряд образцов или прототипов для последнего – отсюда возникла идея «типологии», которую мы рассмотрим подробнее в главе 8{153}.
Ветхозаветные истории определяют собой структуру повествования четырех Евангелий, в которых многие слова и деяния, приписываемые Иисусу, коренятся в древних пророчествах или строятся на древних образцах. Так, все евангелисты пользуются ветхозаветными текстами, когда рассказывают о распятии. Почти для всех евангельских историй об Иисусе можно найти параллели или аналогии в Ветхом Завете, особенно если читать его в греческом переводе, который был лучше знаком евангелистам. Такие взаимосвязи между Ветхим и Новым Заветом могут удивить современного читателя Библии, который привык видеть в первом Еврейскую Библию, основополагающий текст иудаизма, а во втором – важнейший священный текст христиан, радикально отличающийся от Ветхого Завета. На протяжении большей части существования христианства верующие понимали, что Ветхий Завет был, безо всяких оговорок, их священной книгой, которая в каждом тексте предсказывала пришествие Иисуса Христа. Иисус был новым Авраамом и Моисеем, новым Илией и Иисусом Навином{154}.
Христиане видят свои самые важные «прототипы» в истории о перемещении Израиля из Египта в Ханаан. Эту древнюю сагу они начали читать в свете пасхальной истории, в свете креста и воскресения. Христиане видели в Иисусе Моисея, который спас свой народ и вывел его из земли египетской. В момент крещения христианин идет через смерть к жизни, подобно древним евреям, перешедшим через воды Чермного моря. Первые христиане были укоренены в иудейской традиции, и потому без колебаний ставили свою веру в контекст древней истории искупления и спасения, а потому часто обращались к Второзаконию. И на самом деле Второзаконие относится к тем ветхозаветным текстам, которые чаще всего цитируются в Новом Завете – здесь оно стоит на третьем месте после Псалтири и Книги пророка Исайи{155}. Закон, о котором размышлял Иисус, содержится во Второзаконии, и возможно, эта книга повлияла на него более всех прочих. Когда Иисус удалился в пустыню, дьявол искушал его тремя предложениями, и каждый раз Иисус отвечал ему текстом из Второзакония{156}.
Но Иисус Христос был также новым Иисусом Навином, преемником Моисея, который и ввел израильтян в Землю обетованную. Даже назван Иисус из Назарета был в честь этого великого судьи; оба имени пишутся одинаково по-гречески, а в эпоху Второго храма, между 300 годом до н. э. и 70 н. э., это был главный язык для многих евреев. Когда в III веке до н. э. евреи перевели священные книги на греческий (в результате чего появился перевод, называемый Септуагинтой), имя Иисуса Навина там писалось как
Однако писателей из первых поколений христиан такие параллели радовали: один Иисус сделал то, а другой – это. Если пасхальные события напоминают об исходе из Египта, то движение в сторону Ханаана становится символом путешествия по земле к небесам. Христос, подобно Иисусу Навину, перевел свой народ через Иордан и ввел в землю, текущую молоком и медом. В своей книге «Град Божий» Августин подчеркивал, что Моисей вывел народ из Египта, но только Иисус Христос ввел его в Землю обетованную. Современник Августина сириец Феодорит писал, что, как
Отзвуки истории покорения Ханаана можно услышать во многих местах Нового Завета. Изначально Павел носил имя Савл (или Саул), он носил имя великого царя, воевавшего с амалекитянами. Павел неоднократно цитирует Второзаконие в своих посланиях, в Деяниях приведена его проповедь, где Павел говорит, что Бог, «истребив семь народов в земле Ханаанской, разделил им в наследие землю их». В той же Книге Деяний первый христианский мученик Стефан вспоминает о том, как «отцы наши с Иисусом, взяв ее [скинию], внесли во владения народов, изгнанных Богом от лица отцов наших». Даже Раав, жительница Иерихона, укрывшая у себя шпионов Иисуса Навина, стала значимой фигурой для первых христиан, символом, указывающим на веру и гостеприимство. Ее считали первой в ряду обращенных язычников, предтечей тех многочисленных язычников, которые начали присоединяться к растущей церкви. Раав не была еврейкой, но ханаанеянкой, принявшей Бога Израиля и его народ, затем, вступив в брак, она сделалась прародительницей царя Давида и его потомка Иисуса. Она принадлежит к ряду тех ветхозаветных женщин, которые регулярно упоминаются в раннехристианской литературе{158}.
Глина и горшечник
Современного читателя может удивить то, что христиане постоянно вспоминали эпос завоевания, при котором израильтяне покоряли и убивали язычников из числа иных народов. Разумеется, это порождает немало вопросов. Почему древних читателей не из евреев – скажем, греков и других – не смущали истории о расовом превосходстве и насилии? Однако христиане считали себя новым избранным народом и потому находили в повествованиях Ветхого Завета те принципы и правила, по которым им следовало жить. Веками христиане с радостью повторяли тексты, превозносящие Израиль (обычно понимая под ним «церковь») над прочими народами. Читая тексты, в которых Бог призывал израильтян избивать местных жителей Ханаана, христиане вряд ли ассоциировали себя с жертвами, но мыслили о себе как о победителях. Многие христианские толкователи толковали Библию аллегорически, и это делало кровавые истории более привлекательными. Комментаторы не испытывали нравственного возмущения, читая тексты об уничтожении ханаанеев или мидьянитян, поскольку видели в жертвах скорее не реальных людей, но символы грехов и злых наклонностей.
Но на протяжении веков среди христиан появлялись мыслители, которые воспринимали повествования о покорении Ханаана как
О том, что этот вопрос вызывал живые споры, свидетельствуют труды Феодорита, толкователя Библии V века, пользовавшегося значительным влиянием в тогдашней церкви на Востоке. Его книга «Вопросы на Восьмикнижие» дает детальные толкования Книги Судей, Книги Иисуса Навина и Книги Руфи, а также Пятикнижия Моисея. Феодорит писал о вопросах, которые действительно волновали его современников, так что «вопросы», вокруг которых строится его труд, – это не просто литературный прием; это описание тех больших трудностей, с которыми сталкивались читатели данных текстов. И современного читателя может поразить тот факт, что древние верующие долго думали о таких отрывках, которые сегодняшние христиане просто не замечают. Почему, спрашивали они, Моисей повелел народу полностью уничтожить Амалека? Почему Бог ожесточил сердца врагов Иисуса Навина, что привело к их поражению и резне? «Иные люди подозревают пророка [Иисуса Навина] в жестокости, ибо он убивал везде без разбора и распинал царей». Почему же он так поступал, спрашивает Феодорит{159}.
Многие христианские апологеты видели в сценах насилия символы и отражения духовного мира, тем не менее другие мыслители, жившие в разных столетиях, считали завоевание реальным историческим событием, и это ставило перед ними нравственные вопросы. Некоторые из них могли дать на них продуманные ответы, хотя многие их аргументы придутся не по вкусу современному читателю. Обычно у апологетов звучали вариации на две главные темы, которые нелегко примирить одну с другой:
1. Бог стоит несравнимо выше всего, и потому он сам определяет, что правильно и справедливо; потому его повеления справедливы по определению, даже если людям они кажутся неверными. Завоевание служит испытанием для веры человека в силу и благость Бога.
2. Народы, населявшие Ханаан, так глубоко погрязли во зле, что их уничтожение было актом справедливости.
Первая из этих теорий утверждает, что повеления Божьи не нуждаются в оправдании, тогда как вторая дает объяснение, опираясь на человеческие критерии справедливости{160}.
В целом богословы отчаялись найти такой ответ, который удовлетворил бы разум человека. Вместо этого они начали говорить об абсолютной и непостижимой мудрости и силе Божьей, о его власти делать то, что ему захочется, со своим творением. При этом они часто использовали один образ из Послания к Римлянам, где апостол Павел сравнивал Бога с горшечником, который волен поступать с глиной, как захочет, так что сосудам, которые он вылепил, не следует жаловаться на свою судьбу{161}.
Августин: послушание приказам
Эту тему, как и многие другие, развивал такой влиятельный толкователь Библии, как Августин Гиппонский, который подчеркивал, что Бог стоит превыше всего и обладает абсолютной справедливостью. Каким бы несправедливым ни казалось такое-то деяние людским глазам, если Бог повелел его совершить, в нем не может быть ничего дурного, так что остается только выполнить приказ.
Мысли Августина складывались в долгих спорах с сектой манихеев, к которой он сам некогда принадлежал. Хотя у манихеев существовала своя жизнеспособная богословская система, основанная на идее вечного конфликта между силами света и тьмы, их привлекательность для людей во многом объяснялась тем, что они критиковали Ветхий Завет с позиций рационализма. Если, как они верили, Ветхий Завет описывал действия злого низшего божества, тогда не стоило удивляться тому, что в нем можно найти так много вопиющих проявлений несправедливости и безнравственности. Поэтому первоочередной задачей христианских апологетов стала защита Ветхого Завета.
Самым знаменитым оппонентом Августина был предводитель манихеев по имени Фавст, также уроженец Северной Африки, который указывал на резкие противоречия между Пятикнижием и учением Иисуса. Полемизируя с ним, Августин говорил: «Фавст обвиняет Бога Ветхого Завета в смерти тысяч людей за ничтожные преступления, как Фавст их называет, или вообще без причины». Он «говорит, что Моисей повелел сделать и сделал сам много жестокостей»{162}. Современному человеку должно показаться, что Фавст выдвинул вполне обоснованное обвинение. Августин ответил на это трактатом «Против Фавста», где содержится развернутая апология Библии. Действительно, говорит Августин, многие из описанных там действий кажутся жестокими или порочными, но их можно защитить разными способами. Как мы увидим, Августин утверждал, что большинство проблематичных историй следует понимать в аллегорическом смысле; но даже если мы не прибегаем к этому подходу, продолжал он, мы не можем судить Бога. Если акты насилия были совершены из послушания Богу, это их полностью оправдывает.
Среди прочего, древних читателей Библии сильно смущало то, что евреи, покидая Египет, одолжили сокровища у своих египетских хозяев. Участие в таком мошенничестве делало Моисея похожим скорее на главу шайки преступников, чем на вождя освободительной борьбы. Зачем он это сделал? Августин отвечает: Моисей этим нисколько не согрешил, более того, «грехом было бы этого не сделать. Таково было повеление Бога, который, поскольку ему ведомы и поступки, и сердца людей, может решить, что надлежит кому претерпеть и от чьих именно рук». Бог абсолютен, и его стандарты превышают понимание людей – во многом фактически это подобно тому, как Коран изображает Аллаха. В понимании Августина также Бог «повелевает сделать лишь то, что в наивысшей степени справедливо»{163}.
Если мы принимаем этот принцип, все войны и покорение народов логично встают на свое место, и такое понимание дало Августину возможность выстроить теорию законной войны и оправданного насилия. Если мы судим о любой войне, говорит он, нам следует себя спросить, какой авторитет руководит ее участниками. «Если война производится из послушания Богу, который желает выразить упрек, или смирить, или сокрушить человеческую гордыню, можно считать ее справедливой войной». Однако Августин добавил сюда и еще одно соображение: просто «послушание приказу» вполне оправдывает участие человека в несправедливой войне. В некоторых случаях, говорит он, праведный человек может участвовать в несправедливой войне, оставаясь невиновным: «Быть может, царь отдал несправедливый приказ, но солдат невиновен, потому что послушание – это его долг». Если же это справедливо для людских дел, то «насколько же выше степень невинности того, кто ведет войну, подчиняясь Богу, о котором каждый его служитель знает, что Бог никогда не требует поступать несправедливо»?{164} Тем самым Августин, хотя он и не ставил перед собой такой цели, заложил надежные основания для христианской теории справедливой войны, и его аргументы вполне соответствуют доводам позднейших мусульманских мыслителей, разработавших теорию джихада.
Реформация: Божий суд на практике
Представления о Боге, который превыше всего прочего и поступает, как ему заблагорассудится, заняли центральное место в богословских системах мыслителей Реформации XVI века. Фактически многие протестанты черпали тогда вдохновение в тех самых историях, которые отталкивают современных читателей, в частности, в таких историях, где звучат повеления Бога, недоступные человеческому пониманию. Подобно Августину, Жан Кальвин опирался на самые суровые библейские повествования о завоевании, чтобы выдвинуть свои радикальные богословские аргументы. Последним крупным трудом Кальвина был комментарий на Книгу Иисуса Навина (1563–1564), которую один его почитатель назвал «завещанием умирающего церкви». Для позднейших поколений христиан это наследие оказалось обоюдоострым мечом. Кальвин использовал ветхозаветные повествования об убийствах как главный пример, иллюстрирующий его богословие, и гораздо позднее его интерпретации мучали мыслителей из протестантов и пуритан{165}.
Важное место в богословии Кальвина занимала идея избранничества: Бог выбрал для себя народ, и этому решению нельзя сопротивляться и его нельзя ставить под сомнение. Вследствие первородного греха падшее человечество обречено на проклятие, и это падение и развращенность окрасили собой все мысли и чувства человека. Вспомним притчу Христа о пшенице и плевелах: до времени они растут вместе, а затем наступает суд, и плевелы ничего не могут сделать, чтобы избегнуть своей печальной судьбы. Кто-то может быть человеком высочайшей нравственности, приносить пользу обществу или даже спасать невинные жизни, но все это не позволяет ему надеяться на спасение, если данный человек не предопределен ко спасению. И если даже человек сознательно обращается ко Христу и вступает в его церковь, это не позволяет изменить уже вынесенный вердикт. По человеческому разумению такое богословие чудовищно несправедливо, как будто его создал дьявол, но именно такая реакция, утверждал Кальвин, показывает, как глубоко испорчен человек и как порочны его установки по сравнению с абсолютной справедливостью Бога.
Люди не вправе сетовать на суровость Бога ни при каких обстоятельствах, даже когда Он истребляет целые народы. Кальвин не хотел сказать, что массовые убийства и геноцид допустимы в обычных условиях – вовсе нет: «если бы израильтяне просто удовлетворяли свою похоть и ярость, убивая матерей с их детьми», такое поведение было бы «варварством и зверской жестокостью» – тем, что мы сегодня называем военными преступлениями{166}. Но подобные слова неприменимы ни к какому –
Разумеется, любой человек, если он пристально исследует себя, поймет, что он достоин ста смертей. Почему же тогда Господь не может увидеть, что одна смерть младенца, вышедшего из утробы, вполне справедлива? И тщетно будем мы тихо роптать или громко жаловаться на то, что он обрек все потомство проклятой расы на подобное уничтожение; горшечник имеет полное право поступать со своими сосудами или, точнее, со своей глиной так, как ему заблагорассудится{167}.
Кальвин говорил, что проклятие может упасть на целую расу, и тогда она может заслуживать полного уничтожения, и что в таком случае было бы большим грехом противостоять Богу, если бы он повелел эту расу уничтожить. «Хотя по нашему разумению дети и многие женщины здесь ни в чем не повинны, вспомним о том, что небесный суд не подчиняется нашим законам»{168}.
Однако даже Кальвин – человек, который обычно не боялся доводить какой-нибудь свой аргумент до ужасающего логического завершения, – добавил сюда еще один пункт, который делает представленную им картину божественной справедливости несколько менее суровой. Да, Бог повелел уничтожить народы Ханаана, но все они этого заслужили из-за своих вопиющих грехов. Кальвина больше интересует не то, почему Бог истребил этих людей, но то, почему он терпел этих ужасных грешников так долго: «Кто же здесь будет жаловаться на чрезмерную суровость, если Бог так долго откладывал осуществление своего суда? А если кто-то скажет, что по меньшей мере дети были еще невинны, легко ответить, что их гибель справедлива, поскольку эта раса была проклята и обречена на вечные муки»{169}.
Кальвин повлиял на многие поколения христиан, причем не только на узкие кружки так называемых пуритан, но и на протестантов многочисленных церквей Европы и Северной Америки. Позднейшие писатели с благодарностью восприняли его мысль о том, что ханаанеи, безусловно, заслужили страшного наказания за свои крайне тяжкие грехи. Так, например, около 1700 года пресвитерианский пастор из Уэльса Мэтью Генри создал библейские комментарии, в которых тесно следовал за Кальвином, и его труды перепечатываются и сегодня. Генри исходил из предпосылки, что, если Бог подвергает город кровавому мщению, это объясняется лишь крайне нечестивым поведением его жителей. Они просто на это напрашивались. Так, говоря об уничтожении города Гай, Генри пишет: «Бог, праведный Судья, вынес приговор ханаанеям за их нечестие; израильтянам оставалось только привести его в исполнение… Причиной тому, без сомнения, послужили тяжелые грехи царя Гая; вероятно, он был крайне испорченным и порочным, а также изрекал хулы на Бога Израилева»{170}. Крайняя испорченность царя, однако, была чистой выдумкой Генри, поскольку Библия об этом ничего не говорит.
Попытки буквалистов защитить авторитет Библии
Сегодня подобные интерпретации утратили свое значение для большинства верующих, включая многих консерваторов. Кроме того, современная история заставляет с глубоким подозрением относиться к мысли о том, что вся раса целиком может быть крайне испорченной или грешной, и уж тем более не позволяет согласиться с идеей истребления целого народа, который утратил право на существование. Когда мы читаем библейские повествования о беспримерном злодействе врагов Израиля, мы сразу видим, что имеем дело с обычной пропагандой, направленной на ненавистные меньшинства: подобную риторику используют многие режимы.
Однако многие христианские мыслители, особенно евангелического направления, все еще используют эти хорошо знакомые аргументы. Обычно за желанием оправдать завоевание стоит стремление защитить авторитет Библии. После расцвета библейской критики в XIX веке либералы прониклись убеждением, что утверждения Библии следует оценивать в свете данных истории и других наук. Буквалисты отказываются от такого подхода из страха, что сомнения в исторической достоверности какой-то части Писания подрывают его авторитет в целом и позволяют каждому читателю судить о Библии по стандартам своего времени. В таком случае, утверждают буквалисты, вероучение приобретет крайне относительный и субъективный характер. Поэтому фундаменталисты стремятся отстоять истинность каждого отрывка Писания, включая самые отталкивающие тексты.
Повествования о покорении Ханаана заставляют буквалистов выбрать одно из двух зол. Они могут заявить, что описанные события представляют собой выдумку, и это избавит их от нравственных вопросов, связанных с массовыми убийствами; если бы они выбрали такую позицию, они нашли бы поддержку многих достойных библеистов, археологов и текстологов. К сожалению, при этом им пришлось бы отказаться от представления о непогрешимости Библии. Либо им следует занять другую позицию: признать, что все эти убийства описаны совершенно точно, а затем отвечать на мучительные богословские вопросы, которые неизбежно встают перед человеком, если он верит в то, что Бог повелел людям совершать геноцид. При этом буквалистам нужно каким-то образом примирить такой образ Бога с позднейшими словами о любви и прощении, исходящими от того же Бога. В любом случае ханаанеи и амалекитяне создают для христиан, понимающих Библию буквально, столь же страшную угрозу, как та угроза, которой они были для древних израильтян.
Проклятые расы
Уже с середины XIX века, если не раньше, консервативные христиане пытались дать ответ скептикам и секуляристам на вопросы, поднятые завоеванием Ханаана, но эти ответы выглядели не слишком убедительно. Некоторые апологеты, в частности, защищая Библию, применяли такие объяснения, которые очень легко было бы применить в случае нынешних расовых конфликтов и чисток. Они говорили о злых расах и о том, что некоторые расы так глубоко погрязли во зле и так испортились, что по нравственным соображениям необходимо было их истребить. Читая подобные рассуждения, которые стали популярны с 1860-х годов, мы неизбежно думаем о том, что в это время делали европейцы и американцы в мире – как они поступали с народами Африки, индейцами, аборигенами Австралии и другими, – и о том, как эти хладнокровно написанные религиозные тексты влияли на реальный ход событий в мире{171}.
Эти представления христиан были связаны с новыми и противоречивыми идеями ученых. С 1860-х годов под влиянием дарвинизма среди американцев, говорящих по-английски, особое влияние приобрели теории наследственности – то есть в наследственности начали видеть основной фактор, определяющий жизнь семей и сообществ. В 1877 году Р. Л. Дагдейл выпустил книгу «Семья Джуксов», которая сделала эти идеи популярными: там он описал вымышленную семью воров и нищих, которая, к сожалению, передавала гены вырождения своим потомкам. В 1883 году английский ученый Френсис Гальтон ввел в обиход термин «евгеника», имя новой науки, которая призвана была обеспечивать сохранение здоровых биологических ресурсов, одновременно снижая способность к воспроизводству недееспособных людей. В начале ХХ века идеи евгеники начали оказывать особенно сильное влияние на политику{172}.
Некоторые христианские вожди с энтузиазмом восприняли идеи евгеники и их пропагандировали, хотя здесь наблюдалось взаимное влияние. В то время как евгеника только начала развиваться, о дурной наследственности писали в своих трактатах христианские мыслители и говорили с кафедр проповедники, поскольку этим можно было оправдать убийство амалекитян и ханаанеев, так что эти идеи также влияли на научный дискурс. Хотя сторонники евгеники претендовали на научную объективность, на самом деле они опирались на религию, а в это же время популярные религиозные деятели готовили почву для принятия массами разработанной системы евгеники с начала ХХ века{173}.
Уже по крайней мере в 1860-х годах протестантские проповедники регулярно использовали в своих аргументах идеи биологии и медицины, сравнивая проклятые библейские расы с раком или опухолями, которые нужно удалить ради здоровья всего организма. Так, в 1867 году популярный лондонский проповедник Джонатан Бейли говорил:
[Ханаанеи] опустились до такого презренного уровня, погрязли в таких мерзких и отталкивающих пороках, что исправить их было уже невозможно. Их необходимо было уничтожить для блага всех людей. Они были неизлечимой язвой на великом теле человечества, для спасения которого их надо было отрезать. Израильтяне исполнили волю провидения… Для блага рода человеческого следовало уничтожить племя, исполненное такого зла, что его нельзя было не приостановить{174}.
Несколько лет спустя массачусетский пастор Джон Хейли выпустил труд под названием «Исследование так называемых противоречий в Библии» – эту книгу переиздают и в наши дни. Как утверждал Хейли, злые народы Библии были настолько глубоко испорчены, что любое разумное общество пришло бы к выводу о необходимости стереть их с лица земли. Амалекитян нужно было истребить начисто, вплоть до последнего малого ребенка:
Кроме того, если бы женщины и дети остались в живых, вскоре на свет появилось бы новое поколение амалекитян, во всем подобное своим предкам. Или, допустим, были бы оставлены в живых только дети: предоставленные самим себе, они бы погибли мучительной голодной смертью, а если бы их взяли к себе на воспитание израильтяне, они –
Эти рассуждения были опубликованы в 1876 году, за год до того, как Дагдейл описал ужасы дурной наследственности в своей книге о семье Джуксов.
В англоговорящей Америке куда более популярным был проповедник духовного возрождения Р. А. Торри. Среди прочего, именно Торри издал сборник статей консервативных богословов под названием «Основы»,
Последний вопрос был огромной проблемой для верующих и тогда, как и во времена Фавста. Торри это признает:
Есть некоторые вещи в Библии, которые служат соблазном для образованных читателей и привлекают особое внимание злорадных противников веры, и из них особенно выделяется повеление Бога начисто истребить некоторые народы, независимо от пола или возраста жертв… Как примирить это страшное и жестокое повеление с ясным учением Нового Завета о том, что Бог есть любовь?{177}
Торри возвращается к аргументам Августина и Кальвина, утверждая, что Бог Творец вправе действовать так, как он пожелает, и мы должны быть ему благодарны за то, что он не подвергает нас, нынешних грешников, тем карам, которые пали на головы ханаанеев. Кроме того, те древние народы отличались крайней испорченностью. Конечно, убийство всех без разбору нас ужасает.
Но есть и более ужасные вещи. Когда нечестие народа делается столь глубоким, их противостояние Богу столь дерзким и всеобъемлющим, их нравственная порча и вырождение столь полными, что пороки распространяются даже на новорожденных младенцев, его истребление в интересах всего человечества становится абсолютной необходимостью.
[Ханаанеи] стали нравственным раком, угрожающим жизни всего человеческого рода. Раковую опухоль следует удалить целиком и полностью, чтобы спасти тело. Удаление раковой опухоли – серьезная операция, но иногда это самое благое, что может сделать хирург в данных обстоятельствах. Самым высшим благом, какое только мог совершить Бог для человеческого рода, было удаление всех корней и всех тканей этого крайне порочного народа.
Разумеется, здесь следовало перебить и всех женщин, поскольку «испорченные женщины опаснее испорченных мужчин»{178}.
Его аргументы здесь тесно связаны с идеями самых радикальных приверженцев евгеники:
Любой человек, знакомый не понаслышке с детьми из вырождающихся семей, знает, как устойчивы пороки, передающиеся из поколения в поколение, так что они появляются у детей, даже если тех изъяли из дурного окружения и воспитывали в самых благоприятных условиях.
Дети ханаанеев были просто испорченным семенем. Торри продолжает:
Истребление детей ханаанеев было не только актом милосердия и любви для всего мира в целом, оно было актом милосердия и любви и по отношению к самим этим детям… Даже сегодня мне порой думается: хорошо бы всех детей, рожденных в трущобах, убивали еще в младенчестве, – однако остается надежда на то, что церковь Христова передаст им спасительную Благую весть Сына Божьего{179}.
Эра холокоста
Отстаивая авторитет буквы Ветхого Завета, строгие фундаменталисты неизбежно должны были оправдывать хотя бы отдельные случаи геноцида, но они были в этом не одиноки. Подобные мысли высказывал в своих трудах профессор Уильям Фоксвелл Олбрайт, один из величайших специалистов по археологии Израиля (Палестины), глава кафедры в Университете Джонса Хопкинса. Он был ведущим ученым в своей сфере с 1930-х по 1960-е годы и воспитал целое поколение блестящих исследователей. Его труды, обращенные как к специалистам, так и к широкой публике, повлияли на то, как рядовые христиане англоязычного мира понимают библейские исторические повествования{180}.
Олбрайт с энтузиазмом относился к идее «библейской археологии», которая была призвана исследовать историческую достоверность слов Писания, а не быть просто академическим изучением такого-то региона в такую-то эпоху. Хотя он не был крайним приверженцем буквализма, в целом Олбрайт считал, что археологические данные подтверждают повествования Ветхого Завета, и полагал, что израильтяне действительно покорили Ханаан и истребили местные народы и уничтожили их сложившиеся сообщества. Олбрайт считал эти массовые убийства вполне оправданными, говоря, что геноцид в Ханаане был не просто неизбежным, но и желательным явлением. В ходе исторического прогресса и развития одни расы вытесняют и замещают собой другие. Обращение израильтян с ханаанеями, писал Олбрайт, «не хуже» геноцида армян, устроенного турками, эти вещи были столь же «неизбежными», как и истребление местных индейцев белыми в Америке. Эти аналогии позволяли ему оправдать древние массовые убийства: все так поступали{181}.
Аргументация Олбрайта любопытна с нескольких точек зрения. Кого именно он имел в виду, говоря об исчезновении «низших типов», исчезающих при появлении народов с «превосходящими возможностями»? Подобные заявления не были чем-то из ряда вон выходящим у американцев его поколения – Олбрайт родился в 1891 году, – и обычно говорящие такие слова имели в виду разные племена или «примитивные» народы, которые отступали под натиском белых: туземцев Северной и Южной Америки, жителей тихоокеанских островов, аборигенов Австралии или бушменов Африки. Решительный сторонник сионизма, Олбрайт относил к таким «низшим» народам и арабское население Палестины, за которым он почти не признавал права на существование. В лучшем случае арабы должны были послужить колоритными декорациями, на фоне которых лучше смотрятся растущие еврейские поселения{182}.
Ироническая сторона этой ситуации заключалась в том, что, оправдывая этнические чистки историческим прогрессом, Олбрайт говорил точно тем же языком, какой в те времена использовали самые страшные враги евреев – народа, который был для него кумиром. В 1940 году вышла его книга для широкой публики под названием «От каменного века к христианству», посвященная истории развития монотеизма, где он писал:
Во времена завоевания израильтяне были диким народом, в котором кипела энергия, с огромным желанием существовать, ради чего они не щадили врагов, – и эти качества сыграли благоприятную роль для будущего монотеизма, поскольку безжалостное истребление ханаанеев предотвратило полное смешение двух родственных народов, которое неизбежно понизило бы стандарты яхвизма столь сильно, что их уже было бы невозможно восстановить.
Как он считал, монотеизм не смог бы выжить в условиях постоянного присутствия ужасных религий Ханаана, которые печально славились «разнузданным поклонением силам природы, культом плодородия в форме символов змеи и чувственной наготы и грубыми мифами»{183}. Олбрайт добавляет, что другие ханаанеи заселили Северную Африку, где они стали карфагенянами. И в этом случае также их «опасная» религия с «культом сексуальности» привела к уничтожению данного народа «римлянами, которые, несомненно, их во всем превосходили».
Эти слова увидели свет в 1940 году, в тот самый момент, когда Европа мучилась под натиском других «римлян», заявлявших о своем превосходстве и обосновавшихся в Берлине. Они тоже гордились «кипением энергии» и «волей к существованию», не знающей снисхождения к врагам, и были полны решимости уничтожить «явно низшие» расы, которые тормозили их исторический прогресс. Однако Олбрайта ничуть не смущали подобные аналогии, и в новом издании 1957 года, вышедшем через десятилетие после Нюрнбергского процесса, все эти слова там остались в неизмененном виде. Если бы речь там не шла об Израиле, в этой цитате можно было бы увидеть скрытую пропаганду нацизма. Разумеется, Олбрайт никогда не одобрял политику нацистов, и удивительно, что он оказался не в состоянии понять, какие выводы неизбежно вытекают из этих его слов.
Защита геноцида
Современные респектабельные библеисты евангелического направления сегодня повторяют идеи Олбрайта о завоевании Ханаана, хотя они отказались от таких выражений, которые напоминают о расизме и евгенике. И на самом деле вряд ли мы найдем другую сферу исследований – особенно в области религии, – где у теории геноцида было бы столь много защитников.
Христианские и особенно евангелические библеисты хорошо знают о проблемах, которые ставят перед ними тексты Книги Иисуса Навина и подобные им, и есть немало исследователей, которые отчаянно пытаются их решить: за последние годы появился ряд книг и статей, которые посвящены именно этим мрачным текстам. Но в большинстве публикаций, посвященных эпохе завоеваний, нет никаких следов беспокойства по этому вопросу. Хотя они и не защищают массовые убийства напрямую, из трудов некоторых комментаторов можно сделать вывод, что эти жестокости были оправданны. Так, один комментарий, вышедший в 2000 году, то есть совсем недавно, содержит в себе раздел, посвященный кампании против Гая, который носит легкомысленное название «Гай: игра в маленького искателя»{184}.
Одни ученые, говоря о завоевании, честно пользуются современными терминами, которые создают непривлекательную картину, тогда как другие считают, что подобные негативные слова применять не стоит. Так, апологет Библии Пол Копэн писал: «За этническими чистками обычно стоит расовая ненависть, но повеление убить ханаанеев от нее совершенно свободно… Израильтяне не думали, что принадлежат к особой группе, которая должна делать козлов отпущения из других групп, а затем приступить к их уничтожению»{185}. Я не нахожу здесь никакой логики.
В 2003 году почтенное евангелическое издательство Zondervan выпустило достаточно глубокую книгу с провокативным названием «И не давай им пощады». Это симпозиум четырех библеистов, посвященный теме геноцида в Ханаане (все они считают соответствующие повествования в целом исторически достоверными) и тому, как это событие влияет на современное понимание Библии. Местами спор участников становится желчным. Один из них, К. С. Кауэлс, страстно отстаивает идею о том, что Новый Завет решительно отличается от Ветхого, и утверждает, что христианская вера не позволяет нам мириться с геноцидом. «Можем ли мы, – задает он вопрос, – вообразить себе, что Бог, в итоге и во всей полноте явленный в Иисусе, отдает повеление об убийстве детей и младенцев? В любую эпоху? В любом месте? По любой причине?»{186} Как думает Кауэлс, идею
Но коллеги Кауэлса думают иначе. Трое других библеистов единодушно возмущены его попыткой принизить авторитет кровавых отрывков Ветхого Завета. И взгляд этих троих авторов подобен взглядам Кальвина и Мэтью Генри. Евангелический ученый Юджин Мэррилл решительно защищает преемственность между двумя частями Библии и не согласен с тем, что в повелении совершать акты геноцида есть что-либо злое или безнравственное. Эти термины нельзя прилагать к Богу, говорит он. Как он утверждает, смысл этих повелений «недоступен пониманию человека, но это ни в коей мере не делает его несправедливым или аморальным»{187}.
Более того, Мэррилл утверждает, что завоевание было совершенно справедливым, поскольку ханаанеи не имели права жить на земле, которую они заняли несколько столетий назад и которую стремились сохранить за собой, несмотря на Божье обетование (о котором они не слыхали). Они были «самовольными захватчиками на Земле обетования, а кроме того, их присутствие подталкивало Израиль к идолопоклонству и угрожало ему моральным разложением». Ханаанеи бунтовали против Бога, и их уничтожение было необходимо для будущего Израиля. Фактически, говорит Мэррилл, священная война Иисуса Навина и других полководцев оказалась действенным средством, и нам следует признать «педагогическую ценность войны Яхве», которая свидетельствовала о суверенитете Бога{188}. Уничтожение евреями некоторых городов было шоком для местных жителей и наводило на них ужас.
Так что же, мог ли Бог Иисуса когда-либо дать распоряжение об убийстве детей? Мог, думает Мэррилл, и отдавал такое повеление. Другой автор соглашается с тем, что люди не вправе назвать какие-либо деяния или повеления Бога злыми. И если даже речь идет о геноциде (все участники дискуссии согласны использовать этот термин), следует понять следующее: «тут стоит тот рубеж, перед которым человеческий разум может только лишь почтительно склониться, признав, что Его пути не пути наши и Его мысли действительно выше наших»{189}.
Геноцид в Интернете
Религиозные активисты и экстремисты нашли себе безопасное убежище в Интернете, где появилось много сайтов исламистов и сторонников джихада. Но Сетью пользуются также иудеи и христиане, размещающие страшные материалы: массовые убийства Библии продолжают завораживать собой популярных проповедников и апологетов. Обычно христиане используют аргументы Торри, однако при этом они страстно отстаивают нынешний сионизм, что придает новое звучание этим аргументам столетней давности. Рассуждая о битвах древних евреев, они явно держат в уме нынешнее положение государства Израиль, причем смотрят на него глазами крайне правых израильтян. Поэтому рассуждения о древних народах Ханаана здесь странным образом смешиваются с установками относительно современных арабов и мусульман.
Авторы многих евангелических сайтов молчаливо предполагают, что древние обитатели Ханаана были крайне порочными и грешными. Поскольку Библия мало что говорит о конкретных грехах ханаанеев, проповедники могут восполнить этот пробел с помощью собственной фантазии. Вот что говорится о них на одном из таких сайтов:
Грехи ханаанеев превысили все мыслимые пределы, так что Иисусу Навину необходимо было полностью их истребить, чтобы Израиль не перенял у этих народов их злые пути жизни. Ханаанеи совершали на Святой земле многие мерзости, там встречались такие явления, как храмовая проституция, когда отец и сын занимались сексом с одной и той же проституткой, принесение в жертву детей, гомосексуализм, идолопоклонничество и так далее и тому подобное{190}.
Не стоит прилагать этику ХХ столетия к ситуации бронзового века… На самом деле в ту эпоху геноцид был распространенным явлением… Израиль нес угрозу всем народам Ханаана. Если бы он не уничтожил их, Израиль сам бы прекратил существование… Это была ситуация: убей или стань жертвой убийцы{191}.
Мы можем встретить в Сети и старые образы из медицины и биологии. Несколько лет назад один баптистский библеист, оправдывая геноцид в Ханаане, говорил: «Подобно хирургу, Бог устранил злокачественную опухоль ханаанской испорченности, чтобы обеспечить будущие годы жизни для своего народа»{192}. Другой проповеднический сайт приводит список грехов и мерзостей, в которых Библия обвиняет ханаанеев, и призывает христиан не смущаться тем, что Бог принял мудрое решение истребить эту ужасную расу. «Если бы остался рак, Израиль не смог бы выжить. Ради выживания Израиля нужно было избавиться от ханаанеев». Тем не менее, добавляет автор, по крайней мере убитые дети обретут блаженство в загробном мире. «В этой мрачной истории есть одно светлое пятно: Бог взял целое поколение ханаанских детей и перенес их в свой прекрасный дом, где царствует любовь»{193}.
Что бы мы ни думали о богословской стороне этих рассуждений, ни один комментатор, если он понимает истории о геноциде буквально, не должен обсуждать их в отрыве от научной литературы, посвященной массовым убийствам современной эпохи. Если эти аргументы неубедительны в случае армян или евреев в ХХ веке, они также не помогают оправдать то, что произошло в древнем Ханаане.
5. Приказ о проведении геноцида
Я настигну моих врагов,
не вернусь, пока не истреблю их.
Разобью их – им больше не встать,
у меня под ногами будут.
Псалом 17:38–39
Я сомневаюсь в том, что испанцы смогли бы убить столько миллионов индейцев, если бы не думали, что могут обращаться с ними как с ханаанеями.
Мэтью Тиндаль, скептик от Просвещения
Рассказы о массовых убийствах многие века оказывали влияние на политику, что касается как иудейской, так и христианской традиций. В обеих этих религиях важную роль играли славные образы избранного Богом народа, который стремится выполнить божественный замысел о мире, пока весь этот процесс не завершится в мессианскую эпоху. При этом в обеих религиях существовали и образы врагов, которых надо победить, и иногда это означало, что следует уничтожить реальных противников, живых людей. Позднее верующие научились думать о врагах как о космическом зле, о злых силах, которые в итоге не смогут сопротивляться Божьей воле и противостоять народу Бога. Это учение помогало верным чувствовать свою правоту, и потому оно придавало им смелости на поле битвы. Из Библии естественным образом вытекает доктрина священной войны.
Специфически христианское понимание Библии и политические уроки, которые люди из этого извлекали на протяжении многих веков, имели огромное значение, поскольку на протяжении пятнадцати столетий именно христианские, а не иудейские царства сражались за господство в Европе и именно христианские империи распространялись по всему земному шару. Вера в свою избранность способствовала тому, что завоеватели подчиняли себе или переселяли народы, живущие на покоренных землях. Народы, укорененные в протестантизме, – англичане, американцы, голландцы и немцы – смотрели на враждебные расы как на крайнее воплощение зла, которое в некоторых особых случаях нужно было полностью уничтожить. Так Библия дала Западу язык для размышлений о геноциде.
Войны Завета