Лавина чувств

— Ты снял Гильберта с охраны сундука?

— Да, сэр, — ответил Майлс, уверенный в правильности своего решения. — Я поручил это задание Уолтеру. У него болит плечо, и здесь при тушении пожара от него мало толку.

— Оставь это и идем со мной, — резко приказал Джослин, направляясь к главному зданию.

— Что-нибудь не так, сэр?

— Надеюсь, что нет.

Джослин стал подниматься по наружной лестнице на верхний этаж. Входная дверь здесь была закрыта. «Это хороший знак», — подумал он, взявшись за щеколду. Она легко поддалась, но дверь не открылась, как будто за ней что-то стояло, преграждая вход.

— Уолтер, открой! — встревоженно прокричал Майлс, начиная колотить кулаком в дверь, но безответно. Вместе с Джослином они надавили на нее и немного приоткрыли, образовав небольшое отверстие, через которое, однако, невозможно было ничего разглядеть.

— Я принесу топор, — нашелся Майлс, поспешив вниз. Джослин с нетерпением, тяжело дыша, еще раз с силой надавил на запертую дверь, но безуспешно. Вернулся Майлс, вертя в руках военный топорик, принадлежавший одному из наемников. Джослин выхватил у него оружие и, размахнувшись, погрузил лезвие рядом с петлями. Поднатужившись, он выдернул топор и изо всех сил всадил его снова. В дубовых дверях появилась увеличивающаяся с каждым ударом трещина. Еще немного, и тяжелая дверь отделилась от петель. Майлс опять надавил на нее, и она, как откидной мост, глухо шлепнулась на лежавший за нею труп.

— Боже праведный! — воскликнул Майлс. Перепрыгнув через дверь, мужчины освободили неподвижное тело Уолтера. Не было сомнений, что он был мертв. На его горле зияла огромная рана, от которой он, видимо, и скончался. Выбеленные стены были забрызганы кровью, и по полу тянулся кровавый след. Наверное, Уолтер умер не сразу, а полз к двери, пытаясь позвать на помощь. В комнате стоял запах, как на скотобойне.

Быстро осмотрев помещение, Джослин без удивления заметил, что пропал сундук, стоявший возле большой кровати, и некоторые другие вещи: кольчуга Джайлса и превосходные фламандские портьеры, висевшие на стенах.

— Кто бы это ни был, он не мог далеко уйти, — отчеканил Джослин, прикидывая в уме, сколько времени прошло с начала пожара, а также вес и количество украденных вещей.

— На улицу через переднюю дверь никто не выходил — могу поклясться жизнью! — хрипло произнес Майлс, едва оправившись от потрясения. Он был наемником, человеком, чья жизнь целиком зависела от умения пользоваться мечом и от смекалки, а потому он быстро соображал, как исправить положение. — Единственным путем, по которому можно перенести такую тяжесть, является река!

— Возьми с собой несколько человек и встречай меня у причала, — приказал Джослин, — а сюда поставь слугу, но накажи ему ни под каким предлогом не впускать в эту комнату женщин и тем более детей.

— Да, сэр!

Джослин быстро побежал вниз по ступенькам, пересекая неухоженный сад, и помчался к берегу реки, служившей задней границей владений Джайлса.

Несколько скользких заросших мхом ступенек спускались в покрытую гравием речную долину. Там, на берегу, стояли небольшие лодки, многие из которых были совсем ветхими. Был отлив, берега обнажились, и стоило больших усилий дотащить лодку до воды. Джослин увидел двух мужчин, одетых в длинные поднятые кверху и выбившиеся из-под ремней рубахи, которые, пыхтя, толкали в Темзу одну из лодок. Третий мужчина восседал у кормы на ворованном сундуке, призывая их поторопиться. Перед ним лежала груда мешков, в которых, возможно, находились остальные пропавшие вещи. Увидев приближающегося Джослина, сидевший в лодке мужчина перешел на крик, и толкавшие лодку люди стали работать еще усерднее, пытаясь стащить ее на воду.

Джослин полубежал, полускользил вниз по влажным ступенькам, находя твердую опору своими кожаными сапогами и пытаясь удержаться от падения. Он миновал последнюю ступень, пересек короткое расстояние по гальке и с разбега набросился на одного из грабителей, стоявшего слева. Это произошло так внезапно, что разбойник не смог устоять и свалился в реку, увлекая за собой Джослина. Вода была ледяной, их одежды вымокли, отяжелели, сковывая движения. Барахтаясь в воде, они продолжали сражаться. Наконец Джослин встал на ноги и, схватив за волосы голову своего врага, погрузил ее в воду. Когда люди Джослина подошли на помощь, он ослабил свои тиски и голова вора вынырнула на поверхность, кашляя и задыхаясь. В таком состоянии его вытащили на берег.

Второму вору удалось стащить лодку на воду, но он поскользнулся, пытаясь вскарабкаться на нее, и в это время был схвачен Майлсом и другим воином.

Третий грабитель, сидевший на корме, теперь греб изо всех сил веслами, стараясь достичь середины реки и скрыться от опасности на противоположном берегу.

Сняв с себя верхнюю одежду, Джослин бросился в воду, плывя к намеченной цели, — так было быстрее, чем пытаться бежать по воде. Было уже достаточно глубоко, когда он, протянув руку к носу лодки, начал забираться внутрь. Маленькая лодка раскачивалась из стороны в сторону. Грабитель встал, сделав небольшую остановку, и поднял мокрое весло, чтобы ударить Джослина. Тот увернулся, и весло прошло мимо его головы, но больно ударило в плечо. Вор ударил его снова, и лодка качнулась так сильно, как будто на реке поднялся шторм, зачерпнув грязной воды с одной и другой стороны.

Джослину в конце концов повезло, и он, изловчившись, толкнул гребца ногой, и тот, зашатавшись, грохнулся на другую сторону лодки. Оказавшись рядом с ним, Джослин быстро схватил валявшееся весло и, не дожидаясь, пока тот встанет, ударил его в грудь. Запаниковав, упавший стал неистово брыкаться. Джослин, зарычав от боли, не собирался уступать такому отчаянному сопротивлению. Наконец грабитель выбился из сил, пал духом, и Джослин нанес ему последний сокрушительный удар. Гребец перестал сопротивляться, у него перехватило дыхание, его побежденное тело обмякло и замерло.

— Довольно, — брезгливо сказал Джослин.

Кругом и так было много смертей. В такие минуты, когда человек не чувствовал за собой никаких моральных ограничений, ничего не стоило лишний раз угодить властелину зла. Расстегнув ремень поверженного и лежащего в лодке бандита, Джослин перевернул его на живот и крепко за спиной связал ему руки. Приходя в сознание, вор застонал и поднял дрожащую голову, чтобы не наглотаться холодной и грязной воды, заполнявшей четверть лодки.

— Не доставляй мне больше хлопот, — взяв за волосы голову этого бедняги, Джослин подпихнул под нее кольчугу Джайлса, чтобы он не захлебнулся. — Я мог бы с легкостью бросить тебя на съедение рыбам, и в этом тяжелом камзоле ты камнем пошел бы ко дну, как этот наполненный серебром сундук. — И Джослин, похлопывая ладонью по его крышке, уселся на него сверху. Затем, взяв весла и вставив их в уключины, повернул лодку к берегу.

* * *

Было поздно. В церкви уже, наверное, закончилось повечерие. Освободившись от своих обязанностей, Джослин мечтал об отдыхе в кругу женщин, где бы он мог расслабиться, выпить вина, закусив его пирогом с олениной, одним из блюд, принесенных Стивеном из лавки на Кинг-стрит, поскольку от кухни Монсорреля остались одни развалины.

Новая дверь была наспех сколочена из досок одной из лодок, стоявших у берега, а пол выстлан новыми брусьями, взятыми у соседей. Следы крови смыли. Усевшись на табурет, Джослин прислонился к стене и размышлял обо всем случившемся за последнее время. Он едва ощущал своей спиной неровности и шероховатости стены, так как здесь уже висели другие портьеры взамен украденных. Слегка перекусив и успокоив женщин, он хотел пойти к гробу Уолтера и постоять там, отдавая последний долг умершему. Люди, служившие ему, среди которых особое место занимал Уолтер, жили одной большой семьей, и гибель любого из них причиняла ему сильную боль. Сейчас он переживал эту утрату еще тяжелее, чем другие, ведь Уолтер приходился ему верным товарищем, одним из первых, ставших под его знамя в тот год, когда умер Джуэль.

Оставшись с женщинами, Линнет де Монсоррель сняла платок. Коса светло-каштановых волос упала ей на плечо, коснувшись кожаного пояса. Цвет ее волос удивил Джослина. Он ожидал, что они будут темнее, как и ее брови. У него перед глазами пронеслась их первая встреча и ее темно-каштановые, как у него самого, волосы, и он понял причину такой перемены — ее волосы тогда просто вымокли.

— Я оставил троих внизу в гостиной охранять сундук, — произнес он, — и несколько человек находятся рядом на всякий случай, хотя я не думаю, что в Лондоне нас еще раз побеспокоят. Лестер со своей свитой уезжает рано на рассвете, насколько мне известно.

— Вы уже говорили с Ричардом де Люси? — спросила Мод.

В это время Джослин стряхивал крошки пирога со своей потрепанной рубахи. Его любимая более приличная рубаха порвалась в стычке у реки и осталась там на берегу. К тому же наемнику следовало скорее вкладывать свои деньги в хорошее оружие и лошадей, чем покупать красивую одежду.

— Нет, его не было дома. Но это может подождать до утра. Заключенные надежно охраняются, но я сомневаюсь, что, прежде чем их повесят, он сможет из них что-нибудь вытянуть. — Он на мгновение замолчал и уставился на почти опустошенный кубок. Заговорив снова, обратился не к своей тетке, а к Линнет:

— Может быть, теперь вы расскажете мне об Убере де Бомоне и вашей личной ссоре с ним. Думаю, что не такая уж она личная.

Линнет невольно дотронулась рукой до горла, где виднелись синяки, оставшиеся после де Бомона, пытавшегося сорвать шнурок с ключом от сундука, который сейчас охранял сам Джослин.

— Если вы кому-нибудь расскажете об этом, начнется скандал и я буду обесчещена. Убер де Бомон пользуется дурной репутацией. Известно много случаев, в которых оказались замешанными порядочные женщины. Вы бываете на рыцарских турнирах и понимаете, о чем я говорю.

Ее слова укололи Джослина, и он вздрогнул. Принимая участие в рыцарских турнирах и странствуя по свету как наемник, он часто имел дело с такими людьми, как Убер де Бомон. Да и себя он не мог считать абсолютно невинным.

— Он пришел за серебром. Джайлс сам хотел его отдать, но я помешала им обоим. Мне следовало решить, как лучше поступить, чтобы меня не обманули. Тем более что я должна заботиться об интересах своего сына, которому отныне принадлежит этот сундук. И даже в данную минуту я не убеждена, правильно ли поступаю. Нет полной уверенности в том, что король Генрих выйдет из этой войны победителем. Заходить слишком далеко, поддерживая одну из враждующих сторон, для меня очень опасно.

Джослин, допивавший вино, в то время когда она произносила эти слова, чуть не поперхнулся, услышав от нее такие признания, сказанные задумчивым и серьезным тоном.

— Вести двойную игру намного опаснее, — заметил он.

Опустив голову, она посмотрела на свои руки, бессознательно поглаживавшие платье у самых колен. Мимо его взгляда не прошло ее слегка исказившееся лицо, и он быстро перевел его на золотые отблески ее красивых кос. Затем она глубоко вздохнула, как будто собираясь с духом, и, посмотрев ему в глаза, произнесла:

— А иногда, я думаю, и безопаснее. Я прошу вас выслушать меня. — И, подняв руку, добавила: — У меня есть к вам одно предложение, касающееся завтрашней поездки.

Джослин посмотрел на ее тонкую руку с длинными пальцами и коротко остриженными ногтями и настороженно спросил:

— Правда?

— Сундук — хорошая цель. Лестер понимает: обратись он в суд, можно наверняка проиграть. Он к тому же знает, что завтра мы отправляемся в Рашклифф и нам придется проезжать через земли, где его влияние такое же могущественное, как и у верховного юстициария.

— Да, — нахмурившись, согласился Джослин.

— То, что я хочу предложить, касается наследства моего сына, которое мы… — разговор неожиданно прервался резким стуком в дверь.

— Входите, — крикнул Джослин.

В дверь просунул голову Малькольм. Из-под его шлема торчали рыжие волосы.

— Только что прибыли юстициарий и ваш отец, сэр, и хотят встретиться с вами, — оттарабанил он с таким сильным шотландским акцентом, что Линнет и Мод с удивлением уставились на него. Джослин, успевший в отличие от женщин привыкнуть к его речи, встал.

— Хорошо, сейчас спускаюсь, — и, обратившись к Линнет, произнес: — Мне будет интересно услышать, что вы мне скажете, когда я вернусь. — И, подойдя к двери, он лениво добавил: — Если я к этому времени не свалюсь с ног от усталости.

Джослин вошел в гостиную и увидел ожидавших его отца и юстициария. Лицо Железного Сердца выглядело каким-то самодовольным, и Джослин сразу же насторожился. Но тут же ему стало легче, когда он вспомнил о заключенных, дожидавшихся допроса. Правда, несмотря на определенный успех в этом деле, один человек все же погиб, а кухня и конюшни превратились в груду дымящихся углей.

Джослин стал подробно рассказывать обо всем, что здесь произошло. Но чем точнее становилось его повествование, тем большее недовольство отражалось на лице его отца. Де Люси нашел нужным улыбнуться, сидя на скамье, располагавшейся вдоль стены. Около него стояла клетка, сплетенная из соломы, в которой, свернувшись, прижав носы к своим хвостам, спали два небольших черных кролика.

— Запас пищи на время поездки? — спросил де Люси, посматривая на клетку.

— Это подарок моей тетки Роберту де Монсоррелю, — холодно ответил Джослин.

Железное Сердце презрительно и недовольно проворчал:

— У Мод в голове меньше ума, чем у овцы.

— Она просто стала более чувствительна, чем раньше, — заметил Джослин и, увидев, что оба собеседника пристально смотрят на него, пожал плечами. — Сегодня я потерял хорошего человека и сам едва остался жив в этой потасовке с грабителями. Поэтому прошу меня извинить за усталый вид.

Опомнившись, де Люси счел своим долгом успокоить Джослина:

— Всегда горестно потерять друга. Зная, что вы уезжаете, я сам позабочусь о том, чтобы все прошло на должном уровне, и закажу заупокойную службу. Мы не станем вас больше задерживать. У меня к вам есть только одно предложение, которое, полагаю, может оказаться для вас полезным. Кроме того, оно имеет прямое отношение к данному вам поручению. — Говоря все это, наместник мельком поглядывал на Железное Сердце.

«Сегодня ночь предложений», — подумал Джослин, замечая, как отец беззвучно смеется, судорожно колыхаясь всем своим телом от какой-то потаенной радости.

Сложив пальцы у подбородка, де Люси добавил:

— Вначале мне хотелось, чтобы вы сопровождали Линнет де Монсоррель вместе с сыном в Рашклифф, взяв там бразды правления в свои руки, пока я не найду подходящего опекуна для мальчика. Но сейчас я рад сообщить вам, что уже нашел его.

Джослин следил за де Люси, не отрывая от него глаз. То, что предлагал юстициарий, казалось странным и необычным. Для этого следовало иметь высокую должность, огромные деньги, знатное происхождение и влияние в свете. Ни о чем подобном он и не помышлял.

— Милорд? — вопросительно произнес он, чтобы хоть что-то сказать.

— Я приехал сюда, — продолжал де Люси, — чтобы предложить вам опекунство над Робертом де Монсоррелем, женивши вас на его матери.

Эти слова настолько поразили Джослина, что в первую минуту он не понял их смысла. Медленно он стал приходить в себя, стараясь привести в порядок свои мысли. Но это оказалось не такой легкой задачей. Он продолжал смотреть ничего не понимающими глазами, безмолвно, как во сне, двигая губами, повторяя, как заклинание, последнее предложение наместника.

Де Люси довольно улыбнулся. Он любил преподносить сюрпризы, ставя в неловкое положение своих собеседников и наслаждаясь их замешательством. Этот его порок следовало скорее назвать озорством, чем злобой.

— Будет проще заплатить короне за право взять эту леди в жены. Придется, правда, немного подождать, прежде чем ее земли перейдут к вам по закону. — Он хихикнул. — Только не делайте таких удивленных глаз. Если бы я не верил, что вы сможете надеть одежду барона, я не предложил бы вам поместье Рашклифф. Конечно, оно будет вашим до тех пор, пока мальчик не станет совершеннолетним. Но за вдовой останется ее часть наследства, а это тоже приличная сумма. Что вы скажете на это?

Джослин ждал, не зная, что ответить наместнику. Его голова ничего не соображала от эмоций, его переполнявших.

— Я не знаю, что вам ответить, милорд.

Де Люси засмеялся.

— Я думаю, что вы поселитесь в поместье Рашклифф и станете верно служить короне вместе со своими будущими сыновьями.

— Женщин всегда нужно чем-то занять, — живо согласился Железное Сердце и, широко улыбнувшись, обнажил свои корявые гнилые зубы. — Постель, прялка и колыбель — вот что им нужно для счастья.

Джослин видел, что постель, прялка и колыбель сделали с законной супругой отца, и подумал: верит ли Железное Сердце сам в то, что говорит, или произнес это просто по привычке?

Однако вслух он ничего об этом говорить не стал и повернулся к де Люси.

— Милорд, я буду рад принять ваше предложение, если, конечно, сама леди не будет против.

— В данном случае у нее нет выбора, — проворчал Железное Сердце.

— Тогда я дам его ей, — парировал Джослин и вызывающе посмотрел на отца, пока Железное Сердце не опустил глаза, от недовольства плюнув на пол.

— Очень хорошо, — серьезно сказал де Люси. — Только если сама леди будет не против, — повторил он, вспомнив, как его жена, вступая в брак, тоже не имела права голоса и как ему хотелось добровольно получить на это ее согласие, и его рот слегка искривился: в конце концов в парне просто взыграла гордость. Он не мог представить себе, чтобы Джослин отказался от такой хорошей возможности поправить собственные дела из-за женского каприза. Де Люси покачал головой, глядя на Железное Сердце. — Это, видите ли, задевает его самолюбие, Вильям: как это он может силой заставить свою невесту выйти за него замуж.

— Моего самолюбия это не ущемляет, — ответил Железное Сердце. — Да простит меня Бог, если я хоть раз принуждал Агнес, эту грязную ведьму!

— А если бы вам пришлось так принуждать мать? — спросил Джослин.

Лицо Вильяма потемнело.

— Тогда бы она, возможно, осталась жива, — с горечью ответил он. — Я предупреждал ее спускаться осторожнее по той лестнице в таких длинных платьях, но она, как обычно, поступала по-своему. А я был тогда таким простофилей, что не отправил ее в более безопасное место, пока она не родит.

В комнате стало неуютно от наступившей тишины. Джослин знал, что переступил через запретную черту, но иногда это помогало обороняться. Очень редко в разговорах с отцом затрагивалась тема о его матери, она стала почти запретной. Железное Сердце не любил говорить о ней. Даже при жизни она редко встречалась с посторонними, обитая под семью замками в темном аду семейного круга. Отец винил себя в ее смерти. Эта вина давала знать о себе постоянно, как глубокая кровоточащая рана.

Набрав в легкие воздуха, чтобы что-то сказать и прервать наступившую тишину, Джослин случайно бросил взгляд на висевшую на двери и раскачивающуюся на сквозняке штору и вынужден был остановиться, широко раскрыв глаза от ужаса.

На пороге стояла Линнет де Монсоррель. По выражению ее лица стало ясно, что она слышала весь их разговор и это не предвещало ничего хорошего.

Железное Сердце, не дожидаясь нападения, принялся атаковать.

— Подслушивать у вас, видимо, вошло в привычку? — спросил он, осмотрев ее сверху донизу, давая понять, что у нее не совсем приличный вид. В самом деле, на Линнет было надето лишь белое шерстяное платье, и в довершение ко всему она стояла с непокрытой головой.

Линнет смело выдержала первый натиск, хотя от Джослина не могло ускользнуть, как побледнело ее лицо.

— Нет, милорд, — с достоинством ответила она с легкой дрожью в голосе. — Я спустилась, чтобы взять кроликов. Моему сыну приснился кошмар, будто их убили. Вот я и хочу отнести их ему, показав, что это всего лишь сон. Я услышала, как вы беседуете, а поняв, что это касается меня, стала слушать, уверенная, что имею на это полное право.

Вильям что-то пробурчал.

Линнет посмотрела в лицо Джослину.

— Вы ждете моего согласия стать вашей законной супругой?

— Я прошу вас о такой чести, миледи, — ответил он, подумав о том, как избито прозвучала эта фраза, напомнив ему баллады бродячих музыкантов. Ее глаза выражали лишь презрение — так, во всяком случае, показалось ему.

— Чести, — устало произнесла она. — Какое пошлое слово.

Железное Сердце все еще безмолвствовал, сжав рукой ремень, будто желая ее отлупить. Полное лицо де Люси пребывало тоже в крайнем смущении.

— А сейчас я нужна сыну. — Взяв клетку с кроликами, стоявшую возле судьи, она поклонилась мужчинам, смерив их взглядом, полным презрения, и вышла.

— Клянусь Богом, мягкое место этой распутницы плачет по плетке! — выпалил Вильям, сжимая ремень своими сильными мужскими руками. Во всем его облике чувствовалось какое-то раздражение.

— Я не хочу иметь такую жену, как Агнес, которая вздрагивает всякий раз, услышав ваш голос, — ответил Джослин, поглядывая на развевающуюся у двери штору.

— А это та жена, о которой ты мечтаешь! — прохрипел Железное Сердце. Подойдя к столику, где стоял кувшин, он налил себе в кубок вина и, высоко подняв его, провозгласил тост: — За согласие леди! — Его глаза заблестели, и он сделал большой глоток, а затем вытер губы тыльной стороной ладони.