Лавина чувств

— С какой стати я должен тебя куда-нибудь везти? — поинтересовался Джослин и наморщил лоб.

Недовольно посмеиваясь, конюх отправился на поиски своего ленивого помощника.

— Я буду хорошо себя вести. Обещаю!

— Я это уже не раз слышал!

— Ну, пожалуйста, — попросил Мартин, посматривая на Джослина преданным взглядом. Несмотря на звон в голове, заставлявший ни о чем не думать, Джослин чувствовал, что ему придется уступить.

— Позволь мне только сначала привести себя в порядок и позавтракать. А потом видно будет, — ответил он и направился к дому. Мартин, как ягненок, поскакал за ним, торопливо рассказывая о разных чудесах, которые можно будет увидеть в Смитфилде.

— А еще там есть настоящая русалка, — заявил он, когда они уже вошли в гостиную. — Голая вот досюда… Но, чтобы взглянуть на нее, надо выложить целое пенни.

Джослин знал эту «русалку», так как, участвуя в турнирах, он не мог пройти мимо ярмарок, обычно организуемых рядом с турнирными боями. Единственное, что ее сближало с рыбой, это матросы, которым она отдавала предпочтение в борделях Саутхемптона. Длинные белые волосы были всего лишь париком, а «хвост» был сделан из искусно сшитой змеиной кожи. Он мог бы назвать ее грудь красивой, если бы не знал других женщин. В любом случае одного пенни было многовато.

— На такие деньги мы лучше купим имбирный пряник, — сказал он Мартину и, побледнев, остановился, заметив спускавшуюся к ним леди Агнес. Судя по выражению ее лица она была не в лучшем настроении.

— Где ты был? — набросилась она на Мартина, схватив его за руку. — Иди переодень рубаху. И поторопись. Через час мы должны быть у наместника, а ты похож на грязного мальчишку, слезшего с повозки какого-нибудь наемника.

Мартин, возможно, и был самоуверен, но далеко не глуп, поэтому решил, что лучше подчиниться матери, и побежал, корча на ходу рожи.

Настроение Агнес, конечно, было испорчено появлением Джослина. Она знала, что вчера ночью он вовлек Рагнара в драку. Холодная учтивость в его взгляде сейчас еще больше злила ее. Она могла бы заявить, что он вырос в сточной канаве, будь она уверена, что сама совершенно непричастна к его воспитанию.

Джослин сел на скамью и взял небольшую булочку из плетеной хлебницы, стоявшей в центре стола. Затем он налил себе кружку светлого пива. Он, безусловно, мог бы усесться за хозяйский стол и потребовать лучшего белого хлеба и вина, но сегодня утром ему не хотелось лишних неприятностей.

— Где отец? — спросил он, оглядев гостиную и заметив, кроме прислуги, только своих людей, устало сидевших в углу. Никого из людей де Роше не было видно. На мгновение ему показалось, что она не намерена отвечать. Ее глаза прищурились, а тонкие ноздри задрожали. Все выражение ее лица говорило: «Не твое собачье дело», — но за свою жизнь она хорошо усвоила, как должна вести себя с мужчинами, и потому не осмелилась открыто игнорировать его вопрос.

— Он уехал, чтобы забрать Рагнара из дома Лестеров, — холодно ответила она, поворачиваясь к нему спиной и обращаясь к прислуге.

Джослин нахмурился и начал есть. Вид Рагнара отца явно не порадует, подумал он. Двадцатитрехлетний Рагнар, полный злобы и ярости, был уже слишком взрослым и опасным, чтобы его можно было отхлестать ремнем, как непослушного ребенка. Джослин посмотрел на разбитые пальцы правой руки, попробовал сжать их и поморщился от боли.

Агнес прошла мимо него, стараясь сохранять на лице спокойствие. Прислуга последовала за ней. Джослин решил, что ему лучше уйти и оставить Агнес в покое. Поспешно дожевав последний кусок хлеба, он вышел во двор, прихватив с собой кружку с пивом, которое собирался допить наедине. Но, похоже, он поторопился. Едва Джослин вышел из дома, как во двор въехал его отец, а за ним, немного отстав, — Рагнар. Было видно, что оба находятся в дурном настроении.

Железное Сердце спрыгнул с лошади и наградил помощника конюха оплеухой, за то что тот замешкался с поводьями. Он быстро направился к дому, но убавил шаг, заметив Джослина. На лице Железного Сердца проступили скулы. Он подошел к Джослину, не пытаясь скрыть своего гнева.

— Значит, был у Лестера! — проревел он. — Во всем Лондоне ты не мог найти другого места для драки! Ты позоришь меня и мою кровь!

Джослин, не решаясь взглянуть отцу в глаза, смотрел на Рагнара, все еще сидевшего на лошади.

— У меня были на то причины, — быстро проговорил он, крепко сжимая пальцами ручку кружки.

— Лестер говорит, что ты был слишком пьян. Он с радостью пересказывал мне все подробности, пока я стягивал Рагнара с потаскухи, на которой он заснул, — продолжал, по-прежнему возбужденно, Железное Сердце. — Мне, наверное, лучше было дать обет безбрачия, чем породить таких безмозглых сыновей, которые до сих пор висят у меня на шее!

— Я не был пьян, просто меня разозлили, — пробормотал Джослин.

— Еще вчера вечером, когда ты был здесь, ты знал, на что идешь. Дюжина свидетелей утверждают, что драку затеял именно ты!

Голова Джослина слегка дернулась, словно он получил по ней удар. Он ничего не ответил, уставившись перед собой. Ни за что на свете не сможет он повторить то оскорбление, которое подстрекнуло его на драку.

— И дай мне пройти! — проворчал Железное Сердце. — Я хочу пропустить немного вина, а то у меня в горле все пересохло.

Войдя в дом, он, будто раненый медведь, заревел на свою жену.

Рагнар вплотную подъехал к Джослину, нарочно не остановив лошадь, пытаясь запугать брата.

— Думаю, если ты поскорее уберешься отсюда, тебе же самому будет лучше, — усмехаясь, заметил он.

— Как всегда, ты думаешь неверно, — ответил Джослин, с ненавистью поглядывая на него.

Лицо Рагнара покрылось капельками пота. Огромный синяк красовался вокруг его левого глаза, по которому Джослин вчера ударил со всей силы. Рыжеватая бородка окаймляла плотно сжатые губы.

— Когда-нибудь я стану хозяином всех имений отца, а у тебя ничего не будет, — сказал он, стараясь уколоть Джослина. Его лошадь затопала и замахала хвостом, задев им руку Джослина, все еще державшего кружку с пивом. Джослин все-таки решил ответить:

— Ты, Рагнар, совершенно не видишь никакой разницы, совершенно не понимаешь, что значит не владеть ничем и быть ничем, — с презрением сказал он и выплеснул из кружки остатки пива на землю. — Я могу продать свой меч, но никогда не продам честь.

Казалось, что вот-вот может завязаться очередная драка, но громкий голос Железного Сердца, доносившийся из дома через открытую дверь, сдерживал обоих соперников. Рагнар посмотрел сверху на Джослина взглядом, который был красноречивее любых слов, и, сжимая пальцами поводья, развернул лошадь, направившись к давно поджидавшему его конюху. Разворачиваясь, его неуклюжая кобыла чуть не задела Джослина, заставив его отойти назад. Одним копытом она наступила на то место, куда Джослин вылил остатки пива. Он с изумлением рассматривал образовавшуюся в пыли темную ямку, затем посмотрел вслед брату. Рагнар был высок и широкоплеч, а синий бархат, из которого был сшит его костюм, должно быть, обошелся домашнему бюджету леди Агнес в несколько шиллингов.

Рагнар не мог знать, что значит заночевать у дороги, потому что тебе больше не к кому ехать. Он не знал, что значит отвоевывать каждый кусок хлеба и собирать хворост под холодным, пронизывающим до костей дождем, когда настолько от всего устаешь, что хочется просто лечь и умереть, но приходится находить в себе силы, так как от твоей жизни зависит жизнь других людей. Рагнар не знал, что такое настоящий голод.

* * *

Рагнар растерянно ходил по комнате матери, время от времени беря в руки ту или иную вещь. Агнес с беспокойством наблюдала за ним. Она все еще ощущала на своей щеке прикосновение его сухих губ. От его поцелуя отдавало вином, потом и дешевыми духами городских проституток. Она была огорчена, но не удивлена. И уж тем более она не сердилась на него. Во всем был виноват Вильям.

— Поискать какую-нибудь мазь от синяков, дорогой?

Рагнар затряс головой, рассматривая кусок ткани, лежавший на ее корзинке с шитьем.

— Нет, глаз почти не болит, — промямлил он.

— Точно?

— Да, мама.

Сейчас его голос был ровным и спокойным. Агнес вытерла о юбку свои влажные ладони. Он, повертев вышивку в руках, положил ее и подошел к окну. Она восхищалась тем, как легки и свободны его движения, как играет солнце в его светлых волосах. Было очевидно, что он унаследовал от скандинавских предков не только свое имя. Он был силен и красив, и Агнес с гордостью думала о том, что именно она родила его.

— Этого Джослина надо посадить в тюрьму, — вскипела она. — Ты ведь мог остаться без глаза.

Он, не оборачиваясь, что-то проворчал себе под нос, продолжая наблюдать, как во дворе суетится прислуга.

— Мне нужны деньги, — сказал он вдруг. — Не хочу просить у отца, тем более что он все равно мне ничего не даст.

— Сколько?

— Столько, чтобы не испытывать неудобств, пока я буду в Нормандии с войсками Лестера.

Ее сердце заколотилось.

— Ты действительно туда отправляешься?

Он ничего не ответил, но повернулся к ней, уставившись на нее недовольным взглядом. Его глаза, как и у нее, были светло-карими. При ярком солнечном свете на их лицах были хорошо заметны маленькие золотые веснушки. Только вот заплывший фиолетовый глаз нарушал красоту.

— Ты уже разговаривал об этом с отцом?

— Не то чтобы разговаривал, но он знает.

«И ничем не хочет помочь, — подумала Агнес, — а только потому, что ему не очень-то нравится Роберт Лестерский». Сейчас не нравиться может лишь то, что Рагнар рискует своей жизнью. Но она знала, что не сможет удержать сына, не сможет отговорить его. Поэтому теперь для нее самым главным оставалось сделать так, чтобы он ни в чем не нуждался.

— Сколько? — переспросила она, выискивая из ключей, висевших у нее на поясе, тот, который подходил к ее шкатулке с драгоценностями. За каждое пенни, истраченное ею, ей приходилось отчитываться перед Вильямом, но у нее еще оставалась часть приданого, которым она полностью могла распоряжаться по своему усмотрению. Вильям никогда не замечал, носит она украшения или нет, да и ей самой уже редко хотелось навесить на себя эти безделушки. А если уж на карту поставлено благополучие Рагнара, она, ни секунды не колеблясь, готова была с ними расстаться.

Рагнар отошел от окна и, пройдя через комнату, подошел к матери, наблюдая через ее плечо за тем, как она открывает шкатулку. В ней лежали кольца и броши, украшенные каменьями застежки для ремней, а также нарядный инкрустированный крохотными жемчужинами пояс, который теперь ей совершенно был ни к чему, учитывая дюжину перенесенных ею родов. Рагнар, не обращая на все это внимания, вдруг нагнулся и выудил крестик на массивной золотой цепочке.

— Этого будет достаточно, — сказал он, рассматривая крестик на свету. Аметист и лунный камень, агат и берилл, вкрапленные в золото, ярко засияли на солнце.

Агнес огорченно вздохнула. Этот крестик как раз был тем немногим, что она все же изредка любила носить. И, конечно же, он немало стоил. Но, заметив на губах Рагнара довольную улыбку, она опять вздохнула и получила еще один поцелуй, на этот раз выражавший по крайней мере благодарность.

— Спасибо, мама. Я всегда знал, что могу на тебя рассчитывать, — проговорил он, застегивая на шее цепочку и направляясь к двери.

На пороге он столкнулся с теткой Мод, несшей в руках блюдо с финиками. Ее он тоже поцеловал, схватив с подноса несколько сладких ягод, и начал спускаться по лестнице, весело что-то насвистывая.

Мод с любопытством посмотрела на Агнес, которая, слегка порозовев, торопливо закрывала и замыкала свою шкатулку.

— Рагнар на удивление весел, несмотря на то, что Вильям привез его чуть живым, — заметила Мод, ставя блюдо на сундук и закидывая в рот финик. — Ты опять помогла ему?

«Жадная и любопытная свинья», — подумала Агнес.

— Какое тебе дело? — холодно сказала она, поправляя на поясе связку побрякивающих ключей.

— Просто будь осторожней. Не думаю, что Вильяму это понравится.

Агнес прищурила глаза.

— А ты уже побежала ему рассказывать!

Мод, облизывая пальцы, пожала плечами.

— Да нет, — ответила она, сердито посмотрев на невестку, — мне ведь до этого нет никакого дела.

Глава 6

Линнет смотрела, как неуклюжий медведь лениво кружился под звуки вырезанной из кости флейты, на которой играл тучный мужчина, приколовший себе на плечо потускневшей серебряной брошью кусок медвежьей шкуры, уже изрядно побитой молью. На шею он повесил ожерелье из медвежьих зубов и длинных кривых когтей желтоватого цвета. Линнет была уверена, что это все, что осталось от прежнего животного, зарабатывавшего этому человеку на хлеб.

Она взглянула на тяжелую цепь, которой медведь был привязан к вбитому в землю колу, и испугалась, решив, что какое-нибудь звено может не выдержать, хотя зверь выглядел до смерти усталым и не думал вырываться. Его грязная шерсть кишела паразитами, а исходившее от него зловоние было настолько сильным, что Линнет прикрыла нос платком. Бедное животное, подумала она, ибо знала, что значит быть зависимым и плясать под чью-нибудь дудку. Для ее свадьбы Томас тоже купил медведя, который, позабавив немного гостей, на следующий же день был отдан на растерзание охотничьим собакам. Когда же она зарыдала, оплакивая несчастное животное, он, похлопывая по плечу, назвал ее глупой гусыней. Джайлса тогда это особенно рассмешило. Он попросил отдать ему шкуру и заставил Линнет сшить из нее воротник к его плащу.

Оглядевшись вокруг, она заметила, что Джайлс и другие рыцари Лестера тщательно выбирают лошадей. Удивительно, но у него всегда находились деньги на то, что ему хотелось купить, но никогда не хватало на ее нужды. Сегодня утром ей едва удалось выпросить у него немного денег, чтобы купить иголок, ниток и какой-нибудь легкой ткани, из которой она могла бы сшить Роберту летнюю рубашку. Ей становилось дурно при одной мысли, что все серебро, хранившееся у них дома, расходуется на эту бессмысленную войну.

Роберт, уцепившись за ее юбку, робко поглядывал на медведя, широко раскрыв от изумления и страха свои серые глаза. В маленьком кулачке он сжимал сладкий инжир, но совершенно позабыл о нем, и Линнет беспокоилась, что скоро ее платье будет все испачкано его липкими пальцами.

— Смотри, Джослин, вот медведь, о котором я тебе говорил! — весело прокричал кто-то из детей.

Повернув голову, она увидела радостное лицо мальчика лет примерно восьми, который одной рукой показывал в сторону медведя, а другой тащил за собой хохочущего мужчину. Сегодня Джослин де Гейл был одет в рубаху из светло-коричневой шерсти, которая очень шла ему и неплохо сочеталась с темными штанами. Отсутствие на одежде всевозможных вышивок, как ни странно, еще больше подчеркивало ее элегантность. Не портил впечатления и потертый кожаный ремень, свободный конец которого свисал с пояса чуть ли не до самых колен. У них с мальчиком были удивительно похожи линии бровей. Некоторое сходство было также заметно в походке, и Линнет, заинтересовавшись, пригляделась к мальчику.

Раскрыв рот от восторга, он уставился на медведя, совершенно не обращая внимания на его свалявшуюся грязную шерсть. Де Гейл снова рассмеялся. Выражение его лица резко изменилось, когда он, мельком посмотрев в сторону, заметил Линнет.

— Леди де Монсоррель!

Служанка Линнет сразу же поспешила подойти поближе к своей хозяйке, а двое воинов, которых Джайлс оставил присматривать за своей женой, недовольно поглядывали на Джослина, держа руки на поясе возле оружия.

— Сэр Джослин, — пробормотала она и опустила глаза, вспомнив про Джайлса, который всегда злился, если она с кем-нибудь начинала разговаривать. И все-таки она не могла не ответить: — Я хочу еще раз поблагодарить вас за вчерашнее.

— Ну, у меня ведь почти не было выбора, — сказал он, как ей показалось, с легким акцентом и улыбнулся.

Линнет чувствовала, что начинает краснеть. Она боялась посмотреть в глаза Джослину и не осмеливалась вновь с ним заговорить. Но Джослин, успевший показать себя на рыцарских турнирах, также был хорошо известен своим умением обращаться с женщинами. Правда, сейчас одно только его присутствие могло опять навредить ей.

Он присел на корточки и протянул руку к Роберту.

— Сегодня ты выглядишь намного лучше, — обратился он к нему. — Тебе нравится медведь?

Роберт испуганно ухватился за юбку Линнет и прижался к матери. Де Гейл усмехнулся.

— А мне, честно говоря, не очень. Но я сюда пришел не по своей воле, — продолжал он говорить Роберту, посматривая на Линнет.

Она кивнула в сторону второго мальчика.

— Ваш сын?

— Это мой сводный брат Мартин. При моем образе жизни не так-то легко обзавестись семьей, — ответил он и цинично улыбнулся. — Вот та гадалка сказала мне, что я женюсь на прекрасной наследнице и умру, окруженный заботой. Но думаю, ее больше интересовали мои деньги, чем мое будущее. Если бы мне действительно довелось жениться на наследнице, красивой или не очень, я бы неустанно оберегал и защищал ее богатство.

— Зато пока вы защищаете богатство других, — заметила Линнет.

— О да, у некоторых от денег просто сундуки ломятся, — согласился Джослин, косо посматривая на нее, и Линнет догадалась, на чьи сундуки он намекает.

— Идем, дорогой, — обратилась она к Роберту, — нам пора. — Она взяла сына за маленькую липкую ручку и слегка наклонила голову, прощаясь с наемником. Джослин встал на ноги и тоже кивком попрощался с ней. Оставаясь внешне серьезным, он на самом деле едва удерживался от улыбки.

Линнет поспешила подальше отойти от того места. Она услышала, как младший брат де Гейла попросил купить ему имбирный пряник и Джослин согласился. Отважившись мельком посмотреть через плечо, она заметила, что де Гейл задумчиво глядит ей вслед, и у нее на душе стало еще неспокойнее.

— Что он от тебя хочет?

Линнет замерла от неожиданного вопроса. Прямо перед ней стоял муж. Он сидел на отличной новой лошади, которую купил, оставшись довольным ее аллюром. Огромный глаз кобылы злобно косился в сторону Линнет, но Джайлс следил за своей лошадью, до предела натянув поводья.

— Ничего, — произнесла она охрипшим голосом и, откашлявшись, продолжила: — Он просто тоже приехал на ярмарку.

— Тогда почему же ты краснеешь? Что он сказал тебе?

— Ничего, клянусь. Он разговаривал в основном с Робертом.

— С этим трусливым недоноском? — пренебрежительно спросил он. Лошадь под ним дернулась, и Линнет метнулась в сторону, опасаясь попасть под ее мощные копыта. — Неужели ты думаешь, что я в это поверю?

— Он был со своим младшим братом. Прошу вас, милорд, на нас все смотрят. Вы устраиваете скандал из ничего.