— Как пожелаете, — беспечно произнес он. — Все в порядке? Мне казалось, вы плохо себя чувствовали.
— Я был пьян! Боже, как я был пьян! — Рэмиллис произнес эти слова, как бы восхищаясь собственными возможностями. — Но сейчас я уже трезвею. Это омерзительно, но скоро пройдет. Меня ничто не берет надолго. И вообще, у меня дела. Надо кое-что сделать. Когда у меня дела, у меня сразу все проходит. Как и не было.
Как показалось Кэмпиону, эта бравада прозвучала немного жалко.
— Вы собрались? — поинтересовался он.
— Ну конечно, еще в городе. Какого черта мы тут с вами треплемся в темноте?
Этот вопрос уже посещал мистера Кэмпиона, о чем он и сообщил своему собеседнику.
— Джорджия задернула шторы, чтобы это чертово солнце не слепило меня, — поведал Рэмиллис, бредя по комнате. — Очень заботливая у меня женушка, как вы считаете?
С этими словами он подозрительно повернулся и отдернул занавеску, впустив в комнату луч света. Очевидно, выражение лица собеседника его успокоило.
— У меня всего-то один чемоданчик и пара пальто, — сообщил он. — Снесем все вниз и покажем им. А потом я вернусь сюда и посплю. К отъезду буду в порядке. Говорят, что мы улетаем в пять, а не в четыре, — это из-за погоды или чего-то еще. Куда это вы смотрите? Что, по мне видно? Бывает.
Он нетвердо подошел к зеркалу и принялся себя разглядывать. Кэмпион почувствовал прилив жалости. Посеревшее лицо Рэмиллиса было покрыто потом, глаза ввалились.
— Ради всего святого, где вы нашли выпивку в два часа ночи? — непроизвольно вырвалось у Кэмпиона.
Рэмиллис обернулся, и на мгновение на его лице показалась тень прежней мальчишеской улыбки.
— В винном погребе, — ответил он. — Пошли. Мне надо надеть пальто. Меня будут взвешивать, как багаж. Не нравятся мне эти парни. Не люблю людей, которые живут ради машин. И сам Делл мне не нравится. Не из-за того, о чем вы подумали, Кэмпион. Не из-за того. Мне он не нравится потому, что он — чертова механическая свинья.
Рэмиллис нашел пальто и принялся медленно в него втискиваться.
— Чертова сентиментальная свинья, насквозь провонявшая бензином, — продолжал он, покачиваясь в лучах солнца. Пальто трепыхалось у него вокруг ног. — Джорджии надо научиться видеть пропорцию. Все наладится, когда она приедет ко мне с Тартонами. Тогда у меня и ружье мое будет. Покажу им, что такое спорт. Вам же не нравится то, что я считаю спортом, да, Кэмпион?
— Нет, — ответил мистер Кэмпион, вспомнив, каким он был в школе. — Не нравится.
Рэмиллис рассмеялся, но тут же утих, и они отправились в путь. Устроившись в повозке, они поехали в ангар, стоявший на другом берегу. Рэмиллис напоминал большой и очень унылый твидовый сверток. Он пристроил свой чемоданчик на коленях, а Кэмпион взялся править. Им предстояло преодолеть почти три четверти мили по гравию и торфу, и поэтому они ехали медленно, чтобы избежать тряски. Рэмиллис сутулился и молчал. Светило яркое солнце, и Кэмпион с сомнением взглянул на закутанную в пальто фигуру соседа.
— На вашем месте я бы его снял, — заметил он. — Вы же задохнетесь.
— Вот Делл обрадуется, а? — сказал Рэмиллис. — Небось только об этом и мечтает. Этот тип наверняка трясется за свою добродетель и молится, чтобы я помер, чертова свинья. И кретин. Я вам кое-что скажу, Кэмпион. Вы небось думаете, что пьяный я куда хуже трезвого, да?
— Ну, — протянул мистер Кэмпион, опасаясь обидеть его, — что-то вроде того, пожалуй.
— Так и есть, — скромно подтвердил Рэмиллис, словно отвечая на пышный комплимент. — Так и есть. На самом деле Джорджию никто не знает. В этом-то и вся соль. Она безнадежно устарела. На самом деле она — хористочка 1902 года. Это в ней рабочая кровь играет. Мыслит она подобно старой деве. Уж я-то знаю! Носит пояс верности, который открывается обручальным кольцом. Через полтора месяца она приедет ко мне с Тартонами, а потом бросит сцену. Это мое пророчество. Вот увидите. Запишите куда-нибудь. Джорджия не вернется на сцену. Я кое-что замыслил. Я же не какой-нибудь слепой. У меня для них с Деллом припасен сюрприз. Простите за вульгарность. Мы же с вами плохо знакомы, так?
— Мы не друзья, — мягко произнес Кэмпион. — А вы пьяны.
— Да, — согласился Рэмиллис тоненьким голосом. — Очень, очень пьян! — Он расхохотался. — Меня бы уже вышвырнули из правительства, если бы не кое-что. Знаете, в чем дело? Я отлично управляю неграми. Моя провинция — самая захолустная дыра на свете. Если бы вы увидели моих негров, у вас бы волосы встали дыбом. Я сам иногда пугаюсь, хотя и привязался к ним. Остальное побережье старается о нас забыть. Не хотят, чтобы нас с ними ассоциировали. Но мы с неграми друг друга понимаем. Нам вместе удобно. Я их не боюсь. Я, знаете ли, вообще никого в мире не боюсь.
— Как это прекрасно, — вежливо пробормотал мистер Кэмпион.
Рэмиллис кивнул.
— Ненавижу страх. Один раз в жизни чего-то боялся — и справился с этим, — сообщил он с уже знакомой Кэмпиону наивностью. — А с этими двумя племенами у меня вообще отлично выходит. Взгляните-ка на этот самолет.
Их неохотно пропустили в ангар. Самолет наполовину высовывался на поле и выглядел весьма впечатляюще — изящная одномоторная машина на четыре места класса «Серафим» с характерным заостренным носом и особыми шасси, рассчитанными на приземление в Уланги. Но больше всего бросался в глаза золотистый цвет самолета, благодаря которому он напоминал яркую игрушку.
Вокруг стояли механики, явно пребывая в том унынии, какое неизменно охватывало их при встрече с любыми декоративными изысками. Один из них осмелел настолько, что решился высказаться:
— Его цветное превосходительство месяца через три получит все цвета радуги, — сообщил он, якобы обращаясь к коллеге, но на самом деле косо глядя на Рэмиллиса.
— До того момента он либо сломает себе шею, либо перепродаст самолет кому-нибудь, — вполголоса сказал Рэмиллис Кэмпиону. — Когда меня взвесят?
Поскольку практически все ответственные лица обедали, этот вопрос вызвал легкую суматоху. Мистеру Кэмпиону показалось, что его подопечный сознательно выбрал этот момент, чтобы решить свои вопросы. Повисла пауза, во время которой он наблюдал за приготовлениями к отлету. У стены ангара установили узкую деревянную платформу, на которой в ожидании журналистов тут же разместилось множество проводов и батарей. В угол поставили стеклянный графин и два огромных горшка с гортензиями.
Тем временем Рэмиллиса окружила небольшая группа, и Кэмпиона призвали выступить свидетелем того, что маленький чемоданчик не содержит ничего предосудительного. Затем чемоданчик запечатали — эта мера была излишней и изрядно смутила всех, кроме хозяина, который сам на ней настоял. После этого Рэмиллис вскарабкался на весы. На его бледное лицо вернулось прежнее пугающе бесшабашное выражение.
По поводу веса возражений не возникло, и подготовка подошла к своему благополучному завершению, как вдруг появилась Джорджия — нежная, грациозная и заботливая.
— Милый, — обратилась она к мужу, — тебе надо лечь. Я чуть в обморок не упала, когда увидела, что тебя нет. Пойдем обратно. Дорогой, тебе же лететь через пару часов. Отдохни, пожалуйста. Мистер Кэмпион, вы меня поддержите?
Это была очаровательная семейная сцена, и присутствовавшие были в подобающей степени тронуты. Слово «загул» читалось во всем облике Рэмиллиса, и Джорджия постаралась развеять начавшие ползти слухи самым прелестным выражением супружеской нежности, какое только мог себе представить сентиментальный британский рабочий. Кэмпион с облегчением заметил, что значок она сняла.
Рэмиллис внимательно на нее смотрел, и Кэмпион был удивлен, увидев на его лице покорность. Он радостно, почти торжествующе улыбнулся и взял ее под руку.
— Пойдем вместе, — сказал он. — Кэмпион не будет возражать, если мы возьмем повозку.
Они ушли рука об руку, и Кэмпион добавил к своей коллекции еще один интересный и противоречивый факт. Рэмиллис искренне любил свою жену, из чего, предположительно, следовало, что он отчаянно ее ревновал.
На обратном пути Кэмпион встретил Аманду, которая с большим энтузиазмом поприветствовала его и явно была не прочь поболтать.
— А. Д. ушел играть гольф с Таузером, — сообщила она, — а я только что увидела Джорджию и Рэмиллиса в повозке. Очень мило. «У меня выдалась свободная минутка, и я спешу к мужу». Она мне практически нравится. Такая успокаивающая банальность. Обед был хороший, кстати, — я имею в виду еду. Тебе понравился самолет? Это всего лишь «Серафим», конечно. Приезжай как-нибудь, посмотришь наших «Архангелов».
— С удовольствием, — серьезно ответил он. — А херувимов вы делаете?
— Делали, но модель не удалась.
Она покачала головой, видимо вспоминая о провале.
— Хвост коротковат? — предположил он сочувственно. — Не за что уцепиться.
— Именно, — согласилась она, одобрительно глядя на него. — Все шутишь, да? И розовые перышки у него на крыльях были, как же без этого. Ты знаешь, что Вэл плохо?
— Плохо?
Аманда кивнула, задумчиво разглядывая его своими большими медовыми глазами.
— Ничего серьезного, но она как-то ужасно побледнела и довольно плохо выглядела за ужином, а потом пошла прилечь. — Аманда заколебалась и бросила на него быстрый косой взгляд — это была ее характерная особенность. — Все это так уродливо, абсурдно и страшно. Не Вэл, конечно, все это вместе. Вся эта кремовая любовь.
— Кремовая? — переспросил Кэмпион, вспомнив, что Аманда знает толк в еде. Она приподняла бровь.
— Ну сам подумай, — нетерпеливо произнесла она. — Не глупи. Чувства, которые причиняют боль, из-за которых они словно вот-вот взорвутся. Кремовая любовь — в смысле, что не повседневная. Это как пирожные с кремом и хлеб с маслом.
— Понятно. Ты, насколько я понимаю, яростный приверженец хлеба с маслом?
— Я сыта им по горло, — отрезала Аманда.
Кэмпион посмотрел на нее сверху вниз.
— Ты еще так юна, — заметил он.
Она презрительно фыркнула.
— Бог даст, такой и останусь, старый ты пень. Давай посидим на террасе и передохнем. Отсюда можно за всеми наблюдать. Тебе не кажется, что Рэмиллис что-то замыслил? Не боишься, что он высунет голову из самолета и подстрелит Джорджию, когда они тронутся с места?
— В надежде, что рев моторов заглушит выстрел? — Кэмпион рассмеялся. — Недурная идея. Если его не увидят, тело обнаружат только после того, как самолет улетит, и его никто не заподозрит.
— Кроме нас, — задумчиво ответила Аманда. — Это в самом деле неплохо. Он вполне способен на подобное безумство. Помнишь, как он ту девушку нарядил своей женой?
Они сидели на террасе, пока солнце не скрылось за коньком крыши. Разговор с Амандой бодрил. Ей была чужда стыдливость, и они говорили обо всем подряд, а ее философия, представлявшая собой смесь здравого смысла с научным подходом, ложилась на душу успокаивающим бальзамом по сравнению с медицинскими взглядами на жизнь ровесников Кэмпиона.
Церемонию назначили на четверть пятого, и к четырем вокруг ангара собралась изрядная толпа. Аманда молча смотрела по сторонам. Все казалось необычайно мирным, дул легкий ветерок, и на фоне нежно-голубого неба верхушки деревьев отливали золотом.
— А вот и Рэмиллис, — сказала она, кивая на закутанную в твид фигуру в повозке. — Он вовремя. Раз он один, видимо, А. Д. вернулся.
Кэмпион удивился. Аманда редко вела себя так типично по-женски.
— Я тебе не какая-нибудь «добрая дева», — сказала она, улыбнувшись. — Никогда не стремилась излучать благость. И ничего такого я не сказала. А вот и малыш Вайвенго со своим носом.
Они посидели еще с полчаса, а затем, когда к толпе присоединились Джорджия с Деллом, тетя Марта, Гайоги и остальные их товарищи по завтраку, поднялись и пошагали в их сторону. Кэмпион был доволен — он чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным. Размышления о безрассудствах окружающих и мягкий теплый воздух привели его в полное умиротворение.
Двум спокойным юношам с выгоревшими волосами предстояло переправить Рэмиллиса через Сахару, и Кэмпиону оставалось только проследить за их отправлением. Под ногами у него пружинил столетний газон, а рядом стояла Аманда, которую совершенно не требовалось развлекать или ублажать. Он уже не ждал от Рэмиллиса никакого подвоха, окончательно уверившись, что все его коварные замыслы имели отношение к прибытию Тартонов.
Гармония была нарушена парой минут позже. К ним торопливо подошел Делл, следом за ним бежала Джорджия.
— Вы видели Рэмиллиса? — спросил он. — Мы думали, что он тут. Он снова пропал. Церемония начинается через минуту.
— Но он тут, — удивленно ответила Аманда. — Мы видели, как он заходил в ангар, правда, Кэмпион?
— Здесь же полно народу! — нервно воскликнула Джорджия, дергая Делла за рукав. — Может, он среди них.
— Милая, это невозможно, — с сомнением сказал Делл. — У нас так мало времени.
— Но я его видела! — запротестовала Аманда и бросилась к самолету.
Кэмпион поспешил следом.
Вокруг входа царила суета, а на платформе толкались самые важные гости, не очень важные гости и специалисты, пытавшиеся сберечь свои громоздкие устройства. Казалось, все уже знали, что Рэмиллис снова исчез, и его имя звучало отовсюду. Кэмпион влез на помост и огляделся. Невозможно, чтобы он скрывался в толпе. Кэмпион пробрался к механику.
— Он был тут. — Механик обернулся, словно ожидая увидеть потерянную овцу рядом. — Пришел с полчаса назад, прямо перед появлением джентльмена из правительства, который хотел все переменить. И с тех пор я его не видел.
— Альберт.
Аманда вышла из-за самолета, который выкатили на улицу. Следом за собой она тащила юношу в очках и промасленном комбинезоне.
— Джимми говорит, что Рэмиллис был тут, — сказала она. — Хотел снова посмотреть на места, и его впустили в самолет. Потом пришел Вайвенго, и все отвлеклись. Видимо, тогда он и ушел.
Кэмпион взглянул на сверкающего «Серафима», раскинувшего свои золотистые крылья навстречу закату.
— Давайте посмотрим, — предложил он.
— Его там н-н-нет, — ответил Джимми. Он заикался, а его произношение выдавало в нем ученика частной школы. — Не глупите, старина. Я его з-з-звал.
— Давайте посмотрим.
Рэмиллис лежал на заднем сиденье, свернувшись клубком. Рядом валялось его твидовое пальто.
Он был совершенно, безоговорочно мертв.
Глава 11
Первое, что пришло в голову мистеру Кэмпиону, когда он увидел тело, была мысль о том, что, если Рэмиллис планировал таким образом вернуть себе внимание жены, ему это, безусловно, удалось. Затем времени на размышления уже не было.
Труп в золотом самолете, толпа зрителей, куча журналистов, готовых немедленно начать съемку отправления в Африку, член кабинета министров, который упорно отказывается признать наличие проблемы, — подобное стечение обстоятельств требовало предельной сосредоточенности.
Волшебное слово «заболел» распространилось среди любопытствующих и, как это обычно бывает, временно успокоило толпу. Врача никак не могли найти, зато к самолету пробралась Джорджия, вся воплощение грациозной тревоги, и фотографам удалось сделать их единственный в тот день снимок, на котором она глядела на Вайвенго, застывшего в дверях самолета.
Именно Вайвенго, поддерживаемый Деллом и побелевшим Гайоги, изложил Кэмпиону суть дела.
— Дорогой, ему нельзя умирать тут, — прошептал он и энергично дернул плечом в сторону шумной толпы журналистов, механиков и рабочих, которые сгрудились вокруг самолета. — Это невозможно. Старик такого не потерпит. Сэра Рэймонда надо отнести в дом, пусть врач осмотрит его там. — Вайвенго наклонился и, сам того не осознавая, вторгся своим огромным носом в личное пространство собеседника. — Он жив. Старик уверен, что он жив. Я отведу леди Рэмиллис. Скажу, что он очень плох, пусть будет готова ко всему.
Мистер Кэмпион ничего не ответил. Ему не хотелось говорить даже с самим собой, не то чтобы с кем-то еще. Целый день следить, чтобы твой подопечный не устроил скандала, потворствовать с этой целью возмутительнейшей контрабанде — и все это только для того, чтобы в итоге столкнуться с подобным. В настоящий момент он не был расположен требовать соблюдения полицейской процедуры. Он надеялся, что все еще способен распознать труп, но раз уж правительство желает, чтобы его слуга, сэр Рэймонд Рэмиллис, скончался в собственной постели, кто он такой, чтобы протестовать? К тому же ему было жаль Рэмиллиса.
В общем и целом, особых причин настаивать на том, чтобы оставить тело на месте, не было. Ран никто не видел, и казалось маловероятным, что мужчину застрелили в этом замкнутом пространстве, не произведя никакого шума и не оставив запаха пороха.
Голова Рэмиллиса безвольно упала на грудь, и под тяжестью черепа жилы на шее устрашающе натянулись. Кожа его все еще была покрыта потом, а плоть не остыла. Кэмпион приподнял веко и с удивлением обнаружил, что размер зрачка не изменился. Кроме того, он отметил еще пару любопытных подробностей.
Приезд врачей прошел довольно мрачно. Все необходимые процедуры производились исключительно шепотом, поскольку неумолимая трансляция уже началась и Таузер приступил к чтению заранее подготовленной речи — его звучный голос слегка дрожал, но в целом звучал привычно монотонно.
Джорджия залезла в карету скорой помощи, откуда ее удалось изгнать только находчивому Вайвенго. Мистер Кэмпион занял ее место на свободной лавке. Носилки укрепили, двери захлопнулись, и они тронулись. Отправление прошло необычайно тихо.
Рэмиллис лежал на спине, а мистер Кэмпион и санитар сидели и смотрели на него.
Униформа порой действует как своеобразный плащ-невидимка, и, когда кто-то в машине несколько заискивающе цокнул языком, Кэмпион вздрогнул и впервые увидел перед собой красное лицо с заостренными чертами и жадным любопытным взглядом.
— Вы его родственник? — печально спросил санитар.
— Нет-нет, вовсе нет.
Кэмпион потянулся было к сигарете, но передумал.
Санитар встал и принялся восхищенно разглядывать Рэмиллиса.