Убойная должность

– А что подробнее? В тот же день, когда, по твоим словам, он встретился с Автаевым, Максим и провернул эту операцию. С его ли адреса похищались деньги до этого, пока установить не смогли. Короче, его объявили в розыск. По поводу Автаева город тоже поставлен на уши.

– Сашка, а ты уверен в том, что именно Максим скачал эти три с лишним миллиона со счетов?

– Ну, как тебе сказать… Выражусь несколько иначе – с его компьютера все это сделано.

– Хрен редьки не слаще! Что так, что эдак. Не воры же залезли к нему в квартиру и поработали на его компьютере. Хотя, если учесть, что он пропал… Если это сделал не Максим, то его самого уже нет в живых.

– Опа! – хмыкнул Сашка. – Вот это выводы у тебя!

– Ну, посуди, если подставлять человека под такую кражу, то желательно, чтобы он не смог опровергнуть обвинение. Если кто-то пошел на такие сложности с его компьютером, то они приняли все меры, чтобы подставу мы не раскусили. Только мертвый ничего не расскажет, Сашка. Вот так-то!

– Печально, но ты, наверное, прав, – вздохнул Великанов. – Ладно, спокойной ночи. Я приказ Быкова выполнил и информацию тебе передал. Пока, супермен.

Неприметная «Газель» с екатеринбургскими номерами остановилась возле Городского парка. Улица была пустынна, но в череде припаркованных возле тротуара машин «Газель» ничем не выделялась. Такой же выцветший и потрепанный ветром старый тент кузова, такой же потерявший сочность черного цвета бампер и пластиковые накладки возле лобового стекла. Вчерашняя оттепель, свалившаяся на город вместе с обильным снегопадом, превратила городские дороги и тротуары в кисельное месиво. Забрызганные серо-коричневой массой по самые крыши машины буксовали, неистово работали стеклоочистителями и мужественно везли своих хозяев через город. Кое-где коммунальные службы уже очищали асфальт и тротуарную плитку, по главным городским магистралям уже прошли уборочные машины со стальными отвалами и цилиндрическими метлами.

«Нива», цвет которой нельзя было определить из-за слоя грязи, покрывающей ее бока и даже крышу, вывернула от тротуара и исчезла за перекрестком. На смену ей за «Газелью» припарковался темно-зеленый «уазик-буханка». Ничто не нарушало монотонности городского движения. Машины шли то сплошным потоком, забрызгивая грязной жижей припаркованных у тротуаров собратьев, то улица надолго оставалась пустынной, и слышно было, как каркают вороны, облюбовавшие старый вяз в парке. Пешеходов на тротуаре, идущем вдоль ограждения парка, почти не было.

Небо вдруг стало низким и тяжелым, снова повалил мокрый снег. Из кабины «Газели» выпрыгнул мужчина в старой зимней камуфляжной куртке. Он сделал несколько махов руками, покрутил тазом, как человек, который сидел очень долго, а теперь разминается. Правда, глаза этого человека бегали по сторонам настороженно и внимательно.

Потом он неторопливо пошел к «уазику». Еще раз глянув по сторонам, мужчина открыл боковую дверь салона и поставил ногу на подножку. Он не торопился забираться внутрь. Трое мужчин в «уазике» сидели порознь, и только один из них, с внешностью кавказца, смотрел на гостя дружелюбно. Остальные с хмурыми недобрыми лицами демонстративно пялились в окна.

– Заходи! – улыбнулся кавказец и похлопал ладонью по алюминиевому кейсу, лежавшему рядом с ним на сиденье.

Мужчина на подножке не успел ответить и даже сделать шага внутрь машины. С визгом резины на проезжей части резко остановился большой черный внедорожник с затемненными стеклами. Двери распахнулись почти в тот же момент, когда машина осела на передние колеса, намертво тормозя возле «уазика». Из внедорожника посыпались люди в черных спецкостюмах и с черными масками на лицах. Они мгновенно встали полукругом, целясь из пистолетов в окна и дверь. На противоположной стороне улицы такие же люди, но уже с короткоствольными автоматами, выскочили из других машин, в парке за деревьями замелькали черные фигуры.

Мужчина в старом камуфляже выругался и отскочил от «уазика». Одним движением опытного бойца он выхватил из кармана гранату и прыгнул, кувыркнувшись, через низкое ограждение парка. Откатившись в сторону, он вскочил на ноги, но бросить гранату не успел. Четыре быстрых одиночных выстрела отпечатались на его куртке рваными дырами, и еще одна пуля попала в лицо. Мужчина выронил гранату, из которой он так и не успел выдернуть чеку.

Не все гладко прошло и при захвате людей в «уазике». Двое, оказавшиеся чеченцами, сразу стали стрелять и бросились к выходу. В руках у одного из них оказался автомат. Прозвучали несколько очередей и град одиночных выстрелов. «Уазик» дернулся с места, но ткнулся капотом в стоявшую перед ним «Газель» и замер на месте. Из открывшейся двери кабины стал валиться в грязь убитый водитель.

Командир группы спецназа скрипнул зубами и, засовывая пистолет в кобуру, двинулся осматривать поле боя. Точнее, поле побоища. Такого провала у него не было давно. Из четверых человек в «уазике», включая водителя, убиты были трое. Один, славянской внешности, лежал с двумя пулями в области сердца и судорожно дышал. Несмотря на принимаемые меры, было понятно, что жить ему оставалось считаные минуты.

Живым остался водитель «Газели», но что-то подсказывало, что он, скорее всего, ничего не знает. Он может знать тех, кто загрузил оружие в его «Газель», он мог знать, что это именно оружие, и знать кого-то из продавцов. Но этого оперативникам было мало, им нужен был покупатель, заказчик. А заказчика он вряд ли знал. Не положено ему это по всем законам всех операций.

Оправданием бойцам спецназа было то, что преступники оказали быстрое сопротивление. Скоротечный огневой контакт не позволял скоординировать их действия. Каждый стрелял в того, кто угрожал оружием ему или его товарищам. Граната, автомат – вещи серьезные, да еще в центре такого крупного города, как Екатеринбург. Жертв среди мирного гражданского населения командиру группы никто бы не простил.

Взрывотехники обследовали содержимое кузова «Газели» и выдали заключение, что взрывных устройств там нет. Немного дольше копались с алюминиевыми кейсом в салоне «уазика». Когда его открыли, то перед оперативниками предстала знакомая картина. Собственно, никто и не сомневался, что в этом кейсе могло быть. Разумеется, деньги. В протоколе осмотра места происшествия была зафиксирована сумма в три миллиона семьсот тысяч рублей.

– Ну, что ты намерен теперь делать? – спросил Быков.

Антон поднялся с дивана и прошелся по комнате. Окна конспиративной квартиры выходили в тенистый дворик. Правда, сейчас он был засыпан снегом, и вместо детских каруселей и горок там красовались большие сугробы. После вчерашнего снегопада, который разошелся не на шутку и длился почти сутки, дворники еще не успели разгрести и десятой части своих участков.

Картина за окном умиротворяла, а в данной ситуации лучше бы наоборот, побуждала к действиям. Но что делать-то? В «Газели», которую захватили во время перестрелки, оказалось немного оружия. Короткоствольные автоматы, автоматы с глушителями, пистолеты, патроны самого разного калибра. И взрывчатка в фабричной упаковке. Набор и количество говорили о многом. Тут не надо быть и специалистом, чтобы понять – все это очень похоже на подготовку террористического акта в городских условиях.

Личности покупателей так быстро не установишь. В лучшем случае кто-то окажется судимым, и в картотеке МВД найдутся его «пальчики». С продавцами легче, с местом, откуда ушло оружие и взрывчатка, тоже несложно. Но единственное, что было важно для Антона, что ему могло помочь и что одновременно запутывало все окончательно, так это сумма, которая находилась в кейсе в «уазике», – три миллиона семьсот тысяч. Именно столько было украдено со счетов трех клиентов трех банков. И украдено с использованием компьютера Максима.

– Максима надо искать, – наконец тихо сказал Антон, продолжая смотреть на заснеженную улицу. – Мне почему-то кажется, что он жив. Либо он сбежал от Автаева и спрятался, а это реально, учитывая, что он парень ушлый. Либо он не сбежал, но террорист его держит у себя живым и невредимым.

– А после этого неудачного захвата, – напомнил Быков, – он его может запросто ликвидировать. Правда, пока никаких новых ниточек, ведущих к Автаеву, не появилось.

– Вот поэтому я и считаю, что Максим жив. И если Автаев его держит при себе, то после этой неудачи с покупкой оружия и взрывчатки он тем более будет беречь Максима. Ему же опять понадобятся деньги, много денег, чтобы организовать новую партию. Я все-таки считаю, что Максим один у нас в городе такой умный. Похоже, что последние кражи совершены не другими людьми, а, скорее всего, им самим.

– Согласен. Правильно рассуждаешь. Но меня не цель интересует, а способы. Какие именно шаги ты намерен предпринять?

– Надо сближаться с Галиной с видом, что ничего такого не случилось. Я же лично ей никаких претензий не высказывал. Да, был раздражен, перепуган, но это объяснимо. А три дня не звонил ей и не встречался, так это потому, что улаживал свои предпринимательские дела.

– Что тебе даст Галина?

– Галина незаменимый источник информации, и ей, в отличие от Ольховикова, можно верить. Все-таки я считаю, что он относится к Романовой предвзято и нельзя исключать месть с его стороны. А еще на Галину может выйти Максим. Они все-таки поддерживали отношения – бывшие однокурсники. Не мешало бы порыться в ее телефоне. Не факт, что Максим ей позвонит, но вот номерочки в ее телефоне могут оказаться любопытные. Например, телефон общих хороших знакомых, квартиры какой-нибудь интересной.

– Ну, что же… Можно и такой подход принять, – согласился Быков. – Главное, что ты понимаешь, что тебе делать. Распечатки ее телефонных разговоров я буду регулярно получать от оператора. Это уже решили. И сразу с адресами и фамилиями абонентов. Розыск Автаева продолжается, как и официальный розыск самого Максима.

Глава 5

Отношения с Галей Романовой Антону восстановить удалось, но какая-то невидимая стена между ними все же осталась. Первое же предложение посидеть вечером в кафешке Галя приняла. И за весь вечер ни разу не зашел разговор об их размолвке. Антон мысленно к этому разговору готовился, перебирал различные варианты своего поведения, своей реакции. В конечном итоге он решил делать вид, будто никакой размолвки не было. Он предприниматель, и это его манера общения. А если учесть, что он рисковал деньгами, то некоторое раздражение в его голосе вполне могло присутствовать. Но лично к Гале он никаких претензий не предъявлял и лично с ней он не ругался.

Галя слушала болтовню Антона, его рассказы из прошлой жизни, по большей части выдуманные. Сама она эмоции выражала скупо и подолгу Антону в глаза не смотрела. Когда удавалось ее разговорить, то все услышанное им из уст девушки сводилось к какой-то странной философии. Хотя странной она показалась Антону поначалу, а потом он вспомнил свое первое впечатление о Гале Романовой, которое возникло, когда он с ней только познакомился, и успокоился. Ведь девушку всегда интересовала карьера, успешность в жизни. И Антон принялся тоже философствовать на темы положения в жизни, карьеры и бизнеса. Правда, он старался не касаться профессиональных вопросов, потому что отдавал себе отчет в своей слабоватой грамотности.

Все осторожные намеки, вопросы и другие хитрые ходы относительно личности Максима так ни к чему и не привели. Причем Антон был убежден, что Галя о Максиме в самом деле ничего не знает и не встречалась с ним с того самого времени, когда они с Антоном приходили к Максиму в гости.

Интересно, что Быков отнесся со скепсисом к утверждению, что Галина Антона не обманывает.

– А почему ты так уверен в этом? – спросил Алексей Алексеевич во время одной из их встреч с Антоном.

– Как вам сказать, – пожал Антон плечами. – Уверен, потому что вижу, что она говорит правду. Точнее, что она не обманывает. Что бы там ни говорили, а я вижу, когда люди врут, а когда говорят правду. Не знаю, как вам объяснить, Алексей Алексеевич. По каким-то нюансам, еле заметным признакам. Я больше скажу. Я давно убедился, что основная масса людей вообще не умеет врать.

– В чем-то ты прав, Антон, – согласился полковник. – Но только в чем-то. Да, большинство людей врут очень неумело. И, главное, врут всю жизнь, а врать так и не научились. Но на твоем месте я бы не стал делать такие поспешные выводы. Мужчины врут не так, как женщины. Мужчины вообще все делают не так, как женщины: не так живут, не так едят, не так любят, не так смотрят на окружающий мир и много еще чего.

– Вы, кажется, женщин недолюбливаете, – попытался свести все к шутке Антон, но полковник хмуро глянул на него, и желание шутить исчезло.

– Я говорю тебе, Антон, о таких вещах, о которых вам не говорили на психологии, каких вам в институте не преподавали. Потому что есть официальная наука, утвержденные подходы, а есть жизненный опыт. И он зачастую идет вразрез с наукой. А знаешь почему? Да потому что нет ничего инертнее нашей заскорузлой в своих заблуждениях науки. Ничего нового, ничего, что могло бы пошатнуть любовно создаваемую веками башню мироздания. И не важно, что она отличается от того, что мы видим и ощущаем. Главное, чтобы она не пошатнулась, эта башня. Тогда не придется переписывать учебники, не придется начинать все с «нуля», не придется снова начинать искать доказательства своих теорем.

– Что это вы? – насторожился Антон. – Чем вам наука не угодила?

– Не наука, а ученые, которые упорны в своих заблуждениях. Ты вот считаешь, что женщина от мужчины не отличается ничем, кроме внешних половых признаков. Так ведь?

– Н-ну, не только, – многозначительно заметил Антон, – еще они более эмоциональны.

– Да бред! Ты судишь по тому, что большинство девчонок хохотушки? А давно ли ты бывал в компании современных дебилов, которые еле-еле окончили школу и устроились какими-нибудь третьеразрядными слесарями в каком-нибудь ЖКО. Ты с ними вечерком пива попей и увидишь, что они тоже будут постоянно и беспричинно ржать. Хоть палец покажи, хоть железочку с дырочкой. Недоразвитые есть у любого пола, а я тебе о значимом отличии говорю.

По теории Быкова получалось, что отличие женщин от мужчин не просто большое, и не чисто внешнее и физиологическое. Оно, как утверждал Быков, наводит на размышление, что женщина вообще другое существо. Она отличается от мужчины, как инопланетянка. Получалось, что причина – заложенное природой функциональное предназначение. Мужчина: существо, которое должно женщину завоевать (добиться ее, понравиться ей, заставить полюбить себя), потом он должен зачать ребенка, а потом он должен женщину и своего ребенка кормить. То есть ходить на охоту (или на работу), приносить еду, шкуры, кость (зарплату), находить надежное убежище (иметь квартиру) и защищать свою семью от всех напастей извне. То есть воевать и отбивать у других самцов желание приблизиться к его самке. Весь этот заложенный природой функционал и делает мужчину. Он приспособлен ублажать женщину, но все же прямолинеен, деловит, снисходителен и в определенной мере наивен. Он любит и даже предпочитает, чтобы его хвалили, ему нужно постоянное ощущение признания, превосходства.

Женщина – дело другое. Настолько другое, что позволяет относиться к ней как к совершенной иному гуманоидному типу. Как в мужчине заложено природой при каждом удобном случае зачать потомство, так в женщине заложено стремление создать семью. Быков даже выразился – «неуправляемое и неконтролируемое стремление».

– Это как паранойя, Антон, – серьезно говорил Алексей Алексеевич. – Ты по причине молодости еще не заметил одной особенности жизни, а я тебе подскажу. Больше половины всех женщин выходят замуж не по любви. Чем выше интеллектуальный уровень, тем больше браков по любви. У студентов вузов, у людей с высшим образованием. А вот в менее интеллектуальной среде девушка уже в девятнадцать лет начинает капризничать, говорить, что она уже старуха, что она еще не замужем, что вот-вот останется старой девой.

По взгляду Антона Быков понял, что парень не согласен с ним, и поправился:

– Ну, пусть не такими словами и не в такой форме. Но по сути так. Первый, кто предложит ей выйти за него замуж, тут же получит согласие. Разумеется, что законченный алкоголик, или страшный, как атомная война, или страшно увечный, скорее всего, получат отказ, но остальная часть мужского населения получит согласие. И учти, что девушка всячески будет демонстрировать свои симпатии к избраннику, не испытывая к нему настоящей любви.

– Вы намекаете, что большинство девушек с легкостью ложатся в постель не по любви?

– С легкостью или нет, я не знаю. Говорю о потребности выйти замуж, родить ребенка, то есть обзавестись семьей. Это программа свыше, и ничего она с ней поделать не может. А потом, когда семья получилась, начинаются либо массовые измены, потому что свой обрыдл, потому что периодически встречаются статные, мускулистые мачо. А еще начинается устройство семьи по собственному разумению. То есть выплывает снова то, что заложено природой: очаг, дети, обустройство быта. И именно так, как это удобнее самке.

– Грубо вы о них, – заметил Антон.

– Я не в уничижительном смысле, я про женскую природу говорю. Так это у волчиц, так это у других хищников. Самца к детям почти не подпускают. Не его это дело. Его дело – мяса добыть, в пещеру приволочь. Чтобы поощрить самца, ему дают лучший кусок и отправляют спать. А утром его снова гонят за добычей. И он уже сам не лезет в вопросы благоустройства пещеры и системы быта семьи. Он же снисходительный тип. А женщина готова за свое любому горло перегрызть, ей природой предназначено любой ценой сохранить семью, очаг, потомство. И природой ей даны для этого самые совершенные возможности, которые только существуют.

– Ладно, я уже понял, что мне жениться рано.

– Тебе не жениться рано, Антон, – устало сказал Быков, – тебе рано делать выводы, что ты видишь женщин насквозь, можешь с легкостью определить, когда она лжет, а когда нет. У женщин это в принципе неопределяемо. А знаешь почему? Потому что они умеют сами себя убеждать в своей правоте. Она убеждена, что не обманывает тебя, или убеждена, что эта ее ложь во спасение, лучший выход из какой-то ситуации. И она солжет, и сделает это так искренне и убежденно, что ты будешь олухом перед ней стоять и благодарить всевышнего за ниспосланное тебе милое и чистое создание. Ладно, хватит лекций. Присмотрись к Галине, убедись, что у нее нет оснований скрывать от тебя местонахождение Максима, что у нее нет оснований сотрудничать с ним в его криминальных затеях. Одним словом, не спеши с выводами.

Да-а! Быков открылся еще с одной стороны перед Антоном. Хотя… если подумать, то он всегда был мудрым человеком и всегда опирался на свой жизненный опыт и опыт тех, кто им делился. Соглашаться или нет – дело Антона. А быть осторожнее с женщинами в делах службы он просто обязан.

А еще через два дня камера, которую Антон установил и замаскировал в подъезде дома, где Максим снимал квартиру, кое-что зафиксировала. Объектив был направлен через окно подъезда прямо на ту часть двора, которая вечером хуже освещена, где можно укрыться за деревьями, конструкциями детской площадки. Трансляция шла на компьютер, и каждый вечер Антон просматривал в ускоренном режиме то, что камера сняла за день.

Он увидел Максима. Парень был одет во что-то темное, почему Антон его и заметил сразу среди облепленных снегом стволов деревьев и заметенных снегом детских горок и домиков. Максим прятался, он смотрел на окна и оценивал ситуацию. Он, кажется, даже нервно кусал губы. Причин, по которым Максиму нужно было попасть в свою квартиру, много быть не могло. Что-то там у него было важное или нужное. Может, накопитель информации, может, жесткий диск, может, еще что.

А потом Максима что-то спугнуло, и он скрылся. Антон посмотрел на указатель времени в углу экрана – 22.35. Прокрутка изображения показала, что Максим больше не появлялся. Пришлось Антону нервно кусать губы. Сейчас было 21.30, нужно промотать кадры вплоть до сегодняшнего вечера, а потом… Потом нужно ехать и дежурить. Опять интуиция, и она опять подсказывала, что Максим торопится, что он придет.

В начале одиннадцатого Антон припарковал машину у последнего подъезда дома в том месте, где не было фонаря. Он вышел, демонстративно хлопнул дверкой, потом несколько минут наблюдал за площадкой, где мог появиться или уже находился Максим. Кажется, там никого нет.

Тихо открыв дверь, Антон снова забрался в машину и открыл ноутбук. Точно, на площадке, как он ни всматривался в изображение, никого не было. Значит, надо ждать. Антон сидел, то наблюдая за пространством перед нужным подъездом в бинокль, то сверяясь с изображением, которое давала камера. Дважды появлялись влюбленные парочки, которые топтались на детской площадке, тискались, целовались, а потом уходили.

Через некоторое время появились два придурка с пивом, которые сначала долго мучились, открывая бутылки о крышу детского домика, потом на морозе высосали по поллитра, а потом еще и помочились прямо на площадке. Антону очень захотелось все бросить, подойти к этим недоумкам и навтыкать им так, чтобы надолго запомнили, где можно устраивать туалет, а где нельзя.

Придурки наконец ушли с площадки, и только тут Антон заметил, что за деревом стоит человек. И стоял он там, видимо, долго, потому что снег под его ногами был утоптан. Но это не Максим. Человек был выше и плотнее. И одет, как специально, в светлое, что давало возможность сливаться с заснеженным пейзажем. Это Антону очень не понравилось, как не понравилось, что человек подолгу стоял абсолютно не шевелясь.

Антон повел биноклем и стал всматриваться во все темные места двора, стекла припаркованных машин… Стоп! Он вернул бинокль чуть назад и навел его на серый «Фольксваген». Точно, внутри опять шевельнулась голова человека, сидящего на переднем пассажирском сиденье. Это навело на мысль, что на водительском сиденье тоже кто-то сидит, хотя его Антон и не видел.

Как-то все это было очень похоже на засаду. Только вот чью? Полиция, ФСБ? Еще кто-то, кроме Антона, выслеживает Максима? Конечно, он же объявлен в розыск. На террористов могут охотиться оперативники из ФСБ, которые косвенно вышли и на Максима. И что в связи с таким открытием теперь делать? Особенно если появится Максим. А если это бандиты? И опять Антон очень остро почувствовал нехватку оружия. Во работенка, даже пистолет с собой носить нельзя!

То, что появился Максим, Антон понял по поведению наблюдателей. Тот, что стоял за деревом, вдруг поднял руку, провел ею по груди, и «молния» на его куртке расползлась. Рука вернулась наружу, и в ней оказался зажат пистолет с глушителем. А вот это уже полный… абзац! Тут не хватать будут, а стрелять!

В «Фольксвагене» тоже засуетились, но выходить пока никто наружу не стал. Антону почему-то показалось, что эти люди в машине выполняют роль прикрытия. А потом они же подхватят киллера и уедут. Мотор не завели… Не уверены, что это Максим? А Максим ли это?

Антон выругался самыми последними словами. Убийство нужно предотвратить. Это его долг полицейского. Но, черт возьми, нет никакой уверенности, что готовится убийство. Может, этот за деревом просто прикрывает захват. Он, а не те, кто в машине. До чего же в этом деле все не по-человечески, все по-дурацки! И надо как-то выпутываться и спасать этого дурачка!

Дурачок не дурачок, виноват не виноват! Антон завел мотор машины и плавно тронул ее с места, включив только габаритные огни. Пугать ярким светом никого не стоило. Максим, находившийся сейчас на тротуаре у входа во двор, замер на секунду на месте, а потом быстро скрылся за двумя корявыми ивами. Смотреть, что делают наблюдатели, и вести машину Антону не удавалось. Первого с пистолетом он не видел, те, что сидели в машине, тоже ничем себя не выдавали. Решение, как поступить, в голове Антона так и не созрело.

Но тут начали действовать неизвестные. Наверное, стрелок за деревом заметил, что Максим пытается уйти со двора, и шагнул вперед с поднятым пистолетом. Это Антон увидел мельком. Медлить больше нельзя, потому что он и так уже отставал от неизвестных, и даже не на шаг. «Ну, держись», – вслух сказал Антон со злорадством и врубил дальний свет.

Это было эффектно! И, самое главное, вовремя. Наверное, у группы неизвестных была связь, и стрелок, видимо, передал прикрывающим о намерении стрелять. Все произошло одновременно: поднятый и наведенный на Максима пистолет, заработавший двигатель «Фольксвагена» и яркий свет фар машины Антона, который выхватил из темноты и стрелка, и сжавшегося в комок Максима, и искрящийся от снега двор. От неожиданности опешили, наверное, все. Стрелок успел опустить руку и прикрыть лицо ладонью, Максим отчаянно закрутил головой по сторонам в поисках пути к спасению. Что подумали и чем занимались в «Фольксвагене», Антон не знал. Можно было догадываться, что они тоже сидели с отвисшей челюстью и пялились на его машину и ее номер, лихорадочно соображая, что эта иллюминация может значить. А значить она могла многое. Например, захват спецназом. Такие ходы с ярким светом в глаза, с воздействием на психику как раз в их стиле.

Пока террористы не опомнились, надо было выдергивать Максима и уводить его. Как ни соблазнительно было сделать это на машине, но Антон понимал, что придется обходиться без нее. В крутом повороте на скользком укатанном снегу он развернул машину так, что она перегородила выезд с дворовой территории, тем самым помешав преследованию на «Фольксвагене». Теперь Максим! Антон выскочил из машины, бросился к ивам и тут же понял, что не успевает. Максим, два раза упав в снег, побежал в сторону улицы, в воздухе отчетливо послышались глухие хлопки. Одна пуля со стуком ударилась в ствол ивы, срубив перед этим тонкую ветку. Если киллер понял, что ничего опасного нет, то террористы в машине тоже сейчас это поймут.

Выскочив из-за угла, Антон увидел, как Максим стремительно бежит к остановке общественного транспорта. Логично, там больше народу, там убийцам или похитителям действовать затруднительно. Только если они настроены серьезно, то расстреляют тебя хоть на глазах сотен людей.

– Максим! – закричал Антон. – Остановись!

Не особенно рассчитывая на успех, Антон прибавил скорости на скользкой тротуарной плитке, но Максим все же обернулся. Наверное, сработал рефлекс на опасность и безвыходность ситуации. Любой голос, а подсознание напомнило, что голос знакомый, воспринимался как шанс, как надежда на спасение. И, слава богу, он узнал Антона. Максим замедлил шаг, пятясь к остановке. Антон хорошо видел, как затравленно вращались его глаза, как крутилась голова, судорожно поворачиваясь то в одну, то в другую сторону в поисках убийц.

– Стой, придурок! – выдохнул Антон, приближаясь. – Стой, это я.

– Ты кто такой? – чуть ли не плачущим голосом спросил Максим. – Кто ты на самом деле? Чего тебе от меня надо? Ты с ними, да?

– Не ори на всю улицу! Я из полиции.

– А мне от этого легче должно быть? Где они… эти?

– Они сейчас появятся тут. Быстро за мной и не рассуждай, если жить хочешь.

Антон дернул Максима за локоть и потащил от остановки в сторону гипермаркета «Ареал» в двух кварталах от этого места. Гипермаркет работал до одиннадцати вечера, и можно было попытаться там затеряться, спрятаться или покинуть его незаметно через какой-нибудь служебный выход. Несколько раз оглянувшись, Антон заметил светлую куртку киллера, маячившую среди прохожих. Черт, слишком людное место! Если эти гады сейчас начнут стрелять, то… Об этом было лучше не думать.

Опасность Антон почувствовал, что называется, спинным мозгом. До освещенной парковки перед гипермаркетом оставалось всего метров пятьдесят, когда на полной скорости сзади стала приближаться машина. Максим обернулся, и его лицо стало еще бледнее. Он широко раскрыл рот, в его глазах появился неподдельный ужас, а ноги, кажется, начали подгибаться. Антон понял, что бегством уже не спастись, учитывая состояние, в которое Максим впадал.

Обернувшись, он увидел, что «Фольксваген» несется к ним со скоростью километров восемьдесят. Слева проезжая часть, сзади въезд на территорию, справа железный ажурный забор. Антон схватил Максима за рукав и потащил к широким воротам въезда. Слишком заманчиво там по бокам белели высокие кучи еще не вывезенного снега. А машина преследователей, когда придется поворачивать под углом девяносто градусов, чтобы въехать на территорию, обязательно сбавит скорость. Лишь бы они захотели туда въехать, а не начали стрелять раньше.

Они успели! Перестав тащить Максима, Антон резко остановился и посмотрел назад. Свет фар ударил в глаза, машину занесло, но водитель справился с управлением и теперь снова надавил на педаль акселератора. «Фольксваген» взревел мотором, выбросил из-под колес струю грязного снега и ринулся на двоих людей, которые замерли между открытыми створками ворот.

– Как скажу – прыгаешь за сугроб! – рявкнул Антон Максиму и сжал его руку. – Раз, два… Пошел!

Толкнув Максима плечом что было сил, Антон придал ему нужное ускорение в сторону сугроба, но сам потерял драгоценные доли секунды, нужные для аналогичного прыжка в другую сторону. «Фольксваген» не успел набрать приличную скорость, и шанс спастись был. Антон подпрыгнул, сгруппировался в воздухе и оказался на капоте. Его закрутило, как волчок, и бросило дальше – на лобовое стекло. Он ударился локтем, лбом, почувствовал, как под ним что-то хрустнуло, но машина уже остановилась, и сила удара сбросила Антона на землю, прямо перед капотом замершей машины.

Оглушенный, он лежал, пытаясь прийти в себя и поскорее оценить обстановку. Руки, ноги, кажется, целы. Голова тоже. Максим в безопасности… пока. Террористы, надо думать, считают его убитым или покалеченным. Хоть несколько секунд, но Антона они не должны воспринимать всерьез. А это значит, что не все кинутся смотреть, что с человеком, которого они сбили, или не все кинутся смотреть, куда делась их жертва. Скорее всего, разделятся, а их в машине всего, кажется, двое. И опаснее тот, что справа, потому что он ближе к Максиму, а задача Антона спасти Максима. Во-первых, потому, что это долг офицера полиции, во-вторых, Максим невероятной ценности свидетель. И свидетель в части хищения денег с банковских счетов, и как знающий о планах террористов.

Он ощутил, как качнулась машина с нависающим над ним капотом, как открылись двери и на снег с хрустом ступили ноги. Три дверки! Три! Их в машине находилось двое, но как… Антон же хорошо видел, что на заднем сиденье никого не было. Значит, они решили терять время, рисковать и подбирать киллера с пистолетом. Плохи дела!

Антон взялся руками за нижний край бампера, глядя на ноги справа от машины и слева. Рывок, поворот всем телом на снегу и удар обеими ногам в колени тому, который выходил из-за машины справа. Человек вскрикнул, поскользнулся и рухнул рядом с Антоном. Рискуя получить пулю прямо в спину, Антон прямо на корточках нанес сокрушительный удар лежащему человеку в челюсть. Вот и пистолет, который противник так и не выронил во время падения. Кувырок в сторону и одновременное определение положения предохранителя, там, где он находится практически у всех марок отечественных и импортных пистолетов.

Сейчас у Антона в руках был, кажется, «вальтер», и годов примерно семидесятых прошлого века. Значит, девять миллиметров и хорошая останавливающая сила, значит, восемь патронов, что в его ситуации маловато. А еще до первого выстрела из него надо успеть понять, есть ли в патроннике патрон. Ведь нажимая на спусковой крючок, он теряет время, которого и так нет. А если пустой щелчок? А если передернуть на всякий случай затвор? Но тогда может улететь в снег драгоценный патрон, который может, как назло, оказаться в патроннике.

Все эти мысли пронеслись в голове за доли секунды. Это были даже не мысли, а ощущения. И решение Антон принял рискованное, но все же правильное, экономящее патроны. Распластавшись на снегу после кувырка, он хорошо видел ноги человека в теплых зимних кроссовках. Человек по ту сторону машины пока не опасен, но может оказаться опасным чуть позже. Опять же отвлекающий маневр. Антон нажал на спусковой крючок, намереваясь выстрелить «самовзводом» по ногам. Курок скупо щелкнул – выстрела нет.

Снова кувыркнувшись, Антон мысленно выругался последними словами. Он успел увидеть, что молодой кавказец вышел из-за машины и поднял руку с пистолетом, целясь в него. А следом появилась голова в черной вязаной шапке, и повернута она в ту сторону, где должен находиться Максим. А рядом еще и третий. Три мишени, причем вторую он видел плохо, а третью за машиной не видел совсем. Что же это за день такой, а?

Еще в полете рука Антона передернула затвор «вальтера». Кавказец не успел выстрелить, а Антон с трех метров всадил ему две пули в грудь. Кавказец с удивленным выражением лица замер на месте, медленно поднес к груди руку, а потом упал, как куль, лицом вниз.

Антон снова прыгнул в сторону, стараясь, чтобы кузов «Фольксвагена» закрыл его от второго противника. Если второй не очень опытный боец и если у него нет специальной боевой подготовки, то рефлексы будут толкать его на то, чтобы обойти машину, чтобы целиться в открытого человека. Не каждый новичок в условиях скоротечного огневого боя сообразит, что тонкий металл кузова легкового автомобиля и стекло – плохая защита от 9-миллиметровой пистолетной пули.

Видя только голову второго противника, Антон четырежды нажал на спусковой крючок, целясь сантиметров на пятьдесят ниже. Пули со звоном прошили металл машины, с треском разбились и превратились в сетчатые тряпки стекла. Человек за машиной нелепо взмахнул рукой, заорал и рухнул под колеса. Судя по воплю, ранение смертельное. Легко раненные так не орут, они по большей части матерятся и проклинают противника. Теперь надо достать третьего, хватать в охапку Максима и рвать отсюда когти. Многовато стрельбы, чтобы надеяться, что полиция не устроит масштабной акции типа операции «Перехват».

Но расчет Антона не оправдался. Он по большой дуге обежал машину, рассчитывая, что третий противник по неопытности будет как раз жаться к корпусу. А если опытный, то он, наоборот, отойдет подальше, чтобы увеличить сектор обстрела. Но его противник оказался не только опытнее, чем ожидалось, но и коварным. На Антона смотрели испуганные глаза Максима, а возле его скулы в шею упирался ствол пистолета. Лицо человека, который этот пистолет держал, было знакомым. Это был тот самый Лечи Автаев, кого засекла камера Антона и кого установили по данным картотеки МВД.

– Стой на месте! – прикрикнул на Антона кавказец, а курок пистолета чуть сдвинулся с места.

– Я стою! Ты, главное, не нервничай. А лучше опусти пистолет. Я дам тебе возможность уйти, но ты должен оставить мне этого парня. Договоримся?

– Я не буду с тобой договариваться, – зло ответил чеченец и покосился на трупы своих помощников. – Ты шустрый парень, но со мной эти штуки не пройдут. И не надейся.

Рука чеченца скользнула по куртке, и Антон увидел взрывчатку. Пояс шахида! И граната прямо на груди в роли детонатора. Рвани кольцо, и через четыре секунды…

– Я безоружен, видишь? – Антон бросил пистолет на землю и развел руки в стороны.

Произошло то, чего он, собственно, и ожидал. Террорист, естественно, ни в какие переговоры вступать не будет. Сейчас время играет против него. И единственный выход для него – избавиться от всех свидетелей и скрыться, заметая при этом за собою все следы. Автаев всего несколько секунд прислушивался, ему оказалось достаточно пары взглядов по сторонам, чтобы оценить ситуацию. Видимо, он оценил ее как удовлетворительную и пока ему подходящую.

Ствол пистолета чеченца резко повернулся от шеи Максима в сторону Антона, и прозвучали два выстрела. Уже падая, Антон увидел, как Максим забился в руках террориста. Риск, конечно был, но минимальный. Антон умел уходить от прицельных выстрелов. Такое умение достигалось тренировками, в которых у Антона недостатка не было. Да и расстояние до Автаева было метров шесть.

Первая пуля прошла впритирку к боку, даже чуть задела куртку. Антону хватило доли секунды, чтобы убрать корпус от траектории ее полета. А потом он, издав болезненный вскрик, упал боком в снег так, чтобы его закрывала машина. Вторая пуля, пущенная в него, прошла тоже мимо, но чеченцу должно было показаться, что Антон по крайней мере серьезно ранен и не представляет больше опасности. Вряд ли он с заложником в руках пойдет смотреть на результаты своей стрельбы и попытается добить Антона. У него в руках не просто заложник, а перепуганный заложник. Максим сейчас в таком состоянии, что может начать вести себя неадекватно. Может начать орать, вырываться. Может упасть на снег и отказаться куда-то идти. И что останется Автаеву? Только пристрелить его. А где он прямо сейчас возьмет другого заложника? За другим заложником надо идти на людные улицы или в гипермаркет. А в любую секунду на парковку может влететь, мигая синими маячками и завывая сиренами, полицейская машина.

Дальше все пошло совсем не так, как предполагал Антон. Или как он надеялся. Максим впал в психологический ступор и вел себя как тряпичная кукла. Автаев что-то зло проворчал по-чеченски и потащил парня в сторону здания гипермаркета. Пистолет он держал прижатым стволом к пояснице заложника. Что же ему нужно, что он задумал?

Антон повернулся и посмотрел на свой бок. Да, пуля прошла совсем рядом, не задев его. Это хорошо, а вот что делать с террористом? Куда и зачем он двинулся, прикрываясь своей жертвой? Захватить машину на парковке? Или в гипермаркет? Во втором случае это может означать взрыв в людном месте, террористический акт.

Дождавшись, пока фигура Автаева скроется за первым рядом автомашин на парковке, Антон поспешно вытащил телефон и набрал номер Быкова. Более гадкого ответа в данной ситуации и не придумаешь. Женский голос монотонно известил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Антон зарычал и набрал номер Великанова. Сашка ответил почти сразу. И, главное, он не удивлялся и не перебивал, выслушал все от начала до конца. Пообещав все сделать как следует и доложить шефу, Сашка отключил связь. Ползком Антон добрался до места, где бросил «вальтер», поднял оружие и отряхнул с него снег.

Теперь перед Антоном стоял вопрос: спешить или не спешить. Если Сашка сейчас поднимет шум, на место предполагаемого теракта выедут немедленно. Немедленно – это несколько минут для патрульных машин, которые блокируют район и начнут изучать обстановку и производить эвакуацию из зоны. Еще минут пятнадцать на прибытие спецназа и хоть какого-то начальства, которое имеет право принимать решения. Блин, долго! Очень долго!

Пригибаясь и стараясь прятаться за машинами, Антон поспешил следом за Автаевым. Где он там? Ага, до него два ряда машин, и до входных дверей два ряда машин. Только бы он не успел войти внутрь, а то следом за ним попасть в здание незамеченным будет сложно. По крайней мере, придется искать служебный вход или что-то в таком роде.

Автаев успел первым. Антон ругнулся, когда двери на фотоэлементах послушно раскрылись, пропуская террориста и заложника внутрь. Кто-то из покупателей увидел пистолет и шарахнулся в сторону, а потом с улицы на место происшествия бросился куривший до этого на улице охранник. Мужик лет сорока, сотрудник какого-то ЧОПа, даже не понимал, что он делает и что в такой ситуации следует делать.

Антон хорошо все видел. Сначала двери разъехались перед охранником в униформе, который что-то стал кричать и вытаскивать из кобуры пистолет (наверное, травматический). Автаев мгновенно повернулся на голос и, ни секунды не раздумывая, выстрелил в охранника. Фигура в униформе отшатнулась и повалилась на бок. И как раз в проеме входной двери, заблокировав ее.

Автаев двигался вглубь, что-то выкрикивая и поводя пистолетом. Максим не вырывался, и было видно, что ноги у него как ватные и что он их еле передвигает. Вот попал парень в переплет. Думал, что все так и будет ему с рук сходить! Антон понял, что злится. И злится потому, что не успевает. Народу в зале очень много, и чеченцу ничего не мешает привести в действие свое взрывное устройство. В любую секунду!

Держа пистолет в опущенной руке так, чтобы он был прижат к бедру и не бросался в глаза, Антон пересек открытое пространство и прижался спиной к витринному стеклу. Поверх коробок, сложенных штабелем внутри, он видел, как Автаев крутился на месте и гнал всех подальше от себя. Рывок, и Антон, влетев в тамбур, присел за платежным терминалом. До террориста метров пятнадцать, а укрытий… всего два. Стойка дежурного администратора у входа и дальше и правее выставленная паллета с незамерзающей жидкостью для автомобильных стеклоочистителей.

Бросок, и Антон присел на одно колено за стойкой администратора. Человек десять покупателей его прекрасно видели, находясь по другую сторону от Автаева. Антон стиснул зубы! Если они сейчас начнут паниковать или, наоборот, выражать радость от появления человека с оружием, который этого бандита нейтрализует, то чеченец может обо всем догадаться. Тогда все закончится мгновенным взрывом.

Как бы преодолеть эти четыре метра до паллеты, а там было бы легче, там всего метра три. Три метра – это не расстояние, их можно преодолеть в два прыжка. Антон выждал, когда чеченец снова повернется к нему спиной, и вскочил на ноги. Он не успел даже набрать скорость для преодоления расстояния до паллеты, как Автаев рывком, чуть не свалив Максима с ног, повернулся к нему лицом. Наверное, он все же по лицам людей догадался, что за спиной происходит что-то важное и опасное для него. И главное, чеченец не церемонился.

Выстрел ударил, отдавшись эхом под высокими сводами гипермаркета, бывшего здания заводского цеха. Антона спасло то, что он интуитивно упал на колени. Только так можно было мгновенно остановиться и сбить возможность прицельной стрельбы по себе. Не так просто переключиться с прицеливания по движущейся мишени на неподвижную. Да еще сместившуюся вниз.

Этой заминки Антону хватило для попытки сделать последнее, что было возможно. Он упал на бок с таким расчетом, чтобы линия огня проходила выше голов людей. Максим, бледный как полотно, таращился на Антона и держался скрюченными пальцами за локоть террориста, прижимавшего ему горло. Видимо, парень совсем уже распрощался с жизнью.

И все-таки Автаев опять успел выстрелить первым. Молодец, но это была его ошибка, потому что прицелиться он толком не смог, а может, помешал пленник. Пуля ударилась в бетонный пол рядом с головой Антона и с противным протяжным воем ушла куда-то вверх. Не успел звук отрикошетившей пули затихнуть, как Антон выстрелил… Один раз, второй… на третий раз затвор пистолета остался в крайнем заднем положении. Это были два последних патрона.

Гадкий страх, который всегда трудно побороть, у храбрых людей приходит потом, а у трусов «перед». Видя, как Автаев разжимает руку, державшую Максима, как он бессильно опустил правую руку с пистолетом, как его лицо исказила гримаса боли и предсмертной ненависти, Антон испугался. Испугался, что мог промахнуться сам, что чеченец мог попасть в него первым. А теперь все…

Тело террориста падало на пол, из пробитого легкого и горла толчками выходила кровь, заливая грудь, распахнутую куртку, пакеты со взрывчаткой. Тело еще падало, а Антон догадался, что Автаев успеет сделать то, что задумал. Он просто не может не сделать этого, несмотря на смертельное ранение. Помешать ему могла только мгновенная смерть…

Антон вскочил, отшвырнул бесполезный пустой пистолет и бросился к террористу в тот момент, когда рука Автаева дотянулась до гранаты, укрепленной на груди, когда его палец подцепил кольцо чеки и потянул его. Максим в полубессознательном состоянии лежал рядом, забрызганный чужой кровью, и пытался отползти в сторону. Антон перепрыгнул через него и в прыжке попытался дотянуться рукой до руки Автаева.

Упали они вместе. Ударившись во время падения коленом о бетонный пол, Антон зашипел от боли, но его пальцы все же вцепились мертвой хваткой, прижав к корпусу гранаты спусковой рычаг. И только после этого Антон с облегчением почувствовал, как предохранительная чека выскользнула. Наверное, усики чеки Автаев заранее немного разогнул, чтобы она легче и быстрее вышла. Но радоваться было рано. Чеченец был еще жив, он судорожно вцепился в пальцы Антона, пытаясь разжать их. Борьба длилась почти минуту. Антон слышал хриплое с кровяным клекотом дыхание Автаева, их руки стали липкими и скользкими от крови, граната норовила выскользнуть. А потом руки чеченца вдруг ослабли и соскользнули.