Мертвый Разлив

– Не надоело? – спросила Алиса. Он помотал головой, не отвечая, взволнованный встречей с гитарой, словно с прошлым. Странно, я еще не разучился быть сентиментальным.

– Помнишь о моем предложении? Пора решаться, Вадик!

Так же молча Вадим усмехнулся. Алиса работала на Студии всего лишь диктором, но имела влияние до самых верхов – не хотелось думать, за какие заслуги. Но вот с чего ей вздумалось перетаскивать туда Вадима?

– И блат здесь ни при чем, не выдумывай! – добавила женщина, будто подслушав его мысли. – Просто Студия наконец отстроена и готова принять под крыло всех, в ком тлеет божия искра.

– “Алло, мы ищем таланты”? – хмыкнул он. – Будете пестовать и ро стить их с пеленок?

– Это грандиозная общегубернская программа, поддержанная всеми Главами, вплоть до Первого, – с гордостью подтвердила Алиса. – Ты бы видел Студию – это такая громада, такое великолепие, такой храм искусств!..

– Ну, лично мне он больше напоминает всегубернского спрута, изготовившегося разбросать щупальца от Центра “до самых до окраин”, чтобы придушить ростки, хоть сколько-нибудь взошедшие над “грязью”.

– Что за чушь, Вадичек? У нас такие люди – раньше они по всему Союзу гремели!..

– Раньше-то – да, а теперь один гром и остался. И что может зародиться в пустоте – чудовища? Хуже нет, когда уходит талант. Зато как они теперь любят прописные буквы и восклицательные знаки!

– Думаешь, выдохлись? Вот и неправда. Взять хотя бы нашего Режиссера…

– Ну как же: сам Банджура, Венеамин Аликперович, – главный громовержец! – Вадим рассмеялся. – Уж он приголубит!..

Старичок сей и впрямь прославился неуемной эрекцией, словно бы разжившись болезнью незабвенного Распутина, и теперь благоволил к молодежи с особенной теплотой.

– Не понимаю твоего упрямства, – с досадой сказала Алиса. – Экий гордец выискался! Тебе на роду написано быть с нами – чего ж ты кочевряжишься?

На минуту женщина забыла о своей роли совратительницы и заговорила от души. Вот такой она нравилась Вадиму куда больше, к такой Алисе он и приходил – с такой даже можно было дружить.

– Мне – с вами? – удивился он. – Алисочка, окстись! Чтобы я вместе с вами тянул эту мякину? Да я смотреть на нее не могу, не то что делать!

– Во-первых, это не мякина, – возразила Алиса. – По крайней мере, не все. Во-вторых, никто не собирается навязывать тебе… – Она осеклась, сообразив, что перегибает. Неуверенно добавила: – Но ведь попробовать можно?

– Зачем? Ты не хуже меня знаешь, что никто в Студии не захочет подставляться – даже за твои прекрасные глаза. Меня либо вышвырнут, либо попытаются причесать подо всех и по-своему будут правы, потому что за последние годы публика настолько привыкла к этой жвачке, что любое отклонение посчитает за оскорбление. Они выросли на этом, понимаешь? Целое поколение! А ведь когда-то…

Да уж, когда-то, еще на памяти Вадима, у людей был выбор. Пусть не богатый, но все ж таки. Тогда и книги еще не вышли из обихода, а ныне у многих ли они сохранились? С тех пор, как накрылись немногие местные издательства, а приток извне перекрыли…

– Каждый раз забываю, сколько тебе лет, – сказала Алиса, завороженно на него глядя. – Ты вправду ровесник Марка? С ума сойти!

– Заблудился во времени, – смущенно ухмыльнулся Вадим. – Иногда такое случается. Вообще, это несправедливо: только начинаешь понимать жизнь, как в мозгу уже возникают накатанные борозды и мысли катятся по ним, словно карусельные лошадки взамен настоящих скакунов. А жизнь тем временем уходит вперед, и от прежнего опыта мало проку.

– Да уж, хорош! – Она взъерошила ему волосы. – Красишь?

– Волосы? За кого ты меня держишь!..

– Раньше у тебя было полно седых.

– Кальция, видимо, не хватало, – объяснил Вадим. – Теперь сижу на одной морковке, а яйца пожираю вместе со скорлупой.

Раньше у него и пропорции были иные, да и рост меньше. За последнюю дюжину лет Вадим существенно перестроил тело, и если б Алиса не виделась с ним так часто (и не любила себя столь сильно), то наверняка бы это заметила. Но не видит – и слава богам: хлопот меньше.

– Это что, – не удержался он от похвальбы, – у меня еще и зубы растут!

Алиса засмеялась, не поверив. Затем вдруг коснулась ладонью пояска, неуловимо двинула плечами – в единый миг халатик слетел с нее и закачались освобожденные груди. Все, как он хотел.

– Нравлюсь тебе? – спросила Алиса, глядя на Вадима в упор. – Фу, какой смешной – невозможно! Хочешь, чтоб я тебя изнасиловала?

Ее округлые мягкие формы лишились последних покровов, и заветные прелести Алисы теперь были выставлены, точно на витрине. Однако на теле оставалось так много разнообразной мелочевки, включая неуместные туфли, что она казалась не столько голой, сколько раздетой. Чтобы довести такую порочную, развращенную наготу до абсолюта, следовало, видимо, обнажить только запретные места, прикрыв остальное, – но тогда стало б уже не до массажа. Впрочем, в прежние разы Алиса не стеснялась встречать Вадима в одних чулочках (ажурных, на резинках) и корсете (весьма нарядном), якобы, не успев переодеться в домашнее, и благосклонно предоставляла довершать туалет уже ему. А иногда она любила разгуливать по квартире в бархатных, отороченнных мехом сапожках и просторной шелковой рубашке до середины ягодиц – все! Кому не нравится, пусть не смотрит. Такие вот странные игры.

– Ладно, займемся делом, – сказал Вадим, со вздохом убирая гитару. – Ну-ка, милая, раскладывайся!

Выпятив челюсть, он подошел, сел у Алисы в ногах, вдруг дернул за щиколотки – и с коротким визгом она опрокинулась на спину, теряя туфли. Наклонясь, Вадим, провел ладонями по ее бокам, животу, бедрам. Сосредоточился, вслушиваясь в пальцы, но сладостное трепетание плоти смазывало картину. На его касания большинство женщин реагировало избыточно сильно, словно он был заряжен по-иному, – однако Алиса и тут превосходила всех.

– Кошка похотливая, – проворчал Вадим. – Расслабься, ну!

– Ну хоть чуточку, – жалобно попросила женщина. – Ну Вадичек, ну родненький – kiss me!..

– Смени пластинку, – строго велел Вадим. – Чуточкой здесь не отделаешься, будто сама не знаешь!

Одним движением он перевернул женщину на живот и тем же способом прослушал ее: от холеных ступней поднялся по плавному склону голеней и бедер, перевалил через упругие холмы ягодиц, скатившись к узкой пояснице; затем одолел новый пологий подъем – к тонким лопаткам, под которыми плющились все те же докучливые груди; и снова поехал вниз – к длинной шее, восхищавшей стольких зрителей и такой удобной для обхвата… Что за мысли? – Вадиму вдруг сделалось зябко. Что-то его беспокоило здесь – но что? По всему протяжению кожа была безупречна, никаких неприятных осязательных ощущений, гладить – одно удовольствие. И это при ее образе жизни – дал же бог здоровья, нет бы кому другому!.. Может, попробовать глубже?

Вернувшись к ступням, Вадим тщательно исследовал розовые подошвы, зондируя нервные выходы. И здесь все было в норме – на удивление. Тогда он напряг пальцы и вновь двинулся по тому же маршруту. Но теперь проминал плоть до самых костей, разминая волокна, выравнивая позвонки. Это не было обычным массажем – во всяком случае, не только им. Своим мысле-облаком Вадим будто пропитал тело Алисы и, не покушаясь на чужие владения, контролировал ее реакции, чтобы такой обратной связью подправлять свои действия. Уже давно он изучил здешнюю территорию, поделив на множество зон – в зависимости от мощности токов, сходивших с ладони. Женщина наконец обмякла, только чуть слышно постанывала сквозь стиснутые зубы. И снова, только Вадим добрался до ее шеи, как пальцы ощутили тревожный холодок. Что за черт?

Перевернув Алису на спину, он разглядел на ее щеках слезы.

– Ну-ка подбери слюни, – скомандовал Вадим. – Ишь, сладострастница!

Всхлипнув, Алена безжалостно стиснула ладонями матовые полушария.

– Будто трех мужиков через себя пропустила, – пролепетала она, с трудом ворочая языком. – Боже, тебе б над нашим “папочкой” поработать!..

– Да ты уж поработала – под ним, – огрызнулся Вадим. – Тебя-то хоть трогать приятно… Слушай, – возмутился он, – где ты шлялась вчера? Какой-то гадости набралась – и разыщет же!

Закончив с бедрами, Вадим благополучно обогнул грозный провал, поросший курчавым волосом, как следует потрудился над животом (покушать Алиска любила), затем принялся за окрестности грудей – если бы не его старания, такая масса давно бы провисла до пупка.

– Захватано все, – ворчал он беззлобно. – Проходной двор, шлюха…

Забывшись, Вадим снова коснулся шеи, и пальцы вдруг словно током скрутило, так плотно они сомкнулись вокруг, капканом вдавившись в нежную плоть. С трудом Вадим разомкнул их, отвел в сторону, выдохнул. Ну что, нужны еще доказательства?

Поколебавшись, он осторожно накрыл ладонью ее промежность (Алиса даже не вздрогнула), второй провел по лицу – и снова ощутил, как в плоть впиваются ледяные разряды. Сразу убрал руки.

– Послушай, киска, – сказал Вадим строго. – Pussy-cat, ты слушаешь? Да очнись же!..

Взявшись за мягкие плечи, он посадил женщину, слегка встряхнул. Воспламеняясь, Алиса потянулась к нему, но Вадим не пустил.

– Ну, во что вляпалась теперь? – спросил он. – Мало тебе прошлых приключений? Ты вообще представляешь, что творится сейчас в городе!

– Ну, что?

– А то, что похотливых кошек вроде тебя стали убивать, причем зверски. Иногда прямо на дому. Ты что же, про мясорубки не знаешь, диктор? Н-да, “страшно далеки они от народа”!

– Ты это серьезно? – Заглянув в его глаза, женщина поежилась. – Предрекаешь, что ли?

– Именно, что предрекаю. Не побережешься – худо тебе будет! Поняла?

Алиса кивнула, губами благовейно коснулась его потного плеча.

– Не помешал? – раздался от входа звучный, хорошо поставленный голос. – Ребятки, вы бы хоть дверь заперли!

Не спеша Вадим опустил женщину на спину, затем обернулся и узрел Марка – высокого, представительного, неизменно корректного… а впрочем, просто он уважал силу. Вадим услышал его еще на лестнице, даже узнал по походке, так что появлению не удивился. Но сцена классическая: “муж вернулся из командировки”.

– Вообще, мне следовало бы устроить скандал, – улыбнулся Марк, с интересом разглядывая застигнутую парочку. – Ну-ка, где мое ружье?

Среди приятелей хозяин слыл остроумцем, хотя от остальных отличался лишь отменной памятью да некоторой начитанностью: “Двенадцать стульев”, “Швейк”, то-се – стандартный набор. И еще умением вовремя ввернуть подходящую цитату.

– Лапа, не валяй дурака, – отозвалась Алиса, сладко вздыхая. – Не станешь же ты массировать меня сам?

– Но Лисочка, это не довод! – возразил Марк. – Для массажа не обязательно разоблачаться полностью.

– Правда? – С кряхтением Алиса повернулась набок, выставив на обозрение себя всю. – Так лучше?

Марк только руками развел, затем спросил:

– А кормить меня собираются?

– Все на столе, подключайся. – Алена снова завалилась навзничь, придержав руками груди, капризно потребовала: – Вадичек, не сачкуй – хочу еще!..

– Лисочка, побойся бога! – разыграл возмущение Марк. – При мне?

– А почему нет? Или попытаешься Вадика выбросить? Ну давай, я погляжу!..

– Радость моя, – засмеялся Марк, – если тебе вздумается с ним переспать, позволь мне, по крайней мере, выйти в соседнюю комнату. Надо же соблюдать приличия!

– А зачем?

Вадиму надоела эта ленивая перепалка, и он сказал:

– Ладно, детки, еще минут десять – и я сваливаю. Привык, знаете, доводить дела до завершения.

Марк усмехнулся:

– Если бы я застал тебя на Алиске верхом, ты изрек бы то же самое?

– Фу! – сказала Алиса. – Максик, фу!

– Молчу, солнышко, молчу… Может, вам кофе приготовить?

– Ах-ха, – подтвердила женщина, снова подставляясь под руки Вадима. Полюбовавшись на них с минуту, Марк спросил:

– Вадик, ты специализируешься только по избранным дамочкам? Совмещаешь полезное для них с приятным для себя?

– Угадал, – подтвердил тот. – “Не догоню – хоть согреюсь”.

– Но ведь так не заработаешь много?

Н-да, деньги в Крепости пока не отменили, хотя не всем давали. А приработки не поощрялись – в принципе.

– Уже и кофе жаль? – Вадим покосился на хозяина: прищурясь, тот сосредоточенно следил за его руками. – Ну чего тебе, Марчик, – не тяни!

– У тебя ж золотые руки, Вадим. Ты смог бы многого достичь, если бы захотел.

– Еще один по мою душу! Так ведь я именно не хочу, Марк, – вот в чем загвоздка. К чему высовываться?

– Твое право, – сейчас же отступил тот. – Не пожалей потом.

Марк удалился на кухню, и тогда Алиса промурлыкала вполголоса:

– Неделовой ты, Вадик. Он же сватал тебя к своему новому шефу – отцу Исаю. Духовный Глава отрасли как-никак, его преосвященство!..

– Да хоть святейшество! – фыркнул Вадим. – Тебя-то еще не сватал?

– А чего? Я бы пошла. Большой человек, солидный – люблю таких!

– Широкий у тебя спектр, Лисонька, не переусердствуй. – Он влепил звучный шлепок в ее величественное бедро, сигнализируя завершение процедуры, и откинулся в кресло. – Мало тебе Студии?

– Ах, Вадичек! – Алена сладко потянулась всем телом, даже застонала от наслаждения. – “Сколько той жизни, а половой – еще меньше!” Надо ж как-то скрашивать серые будни?

– А у тебя бывают и будни? Быстро же ты забыла трудное детство!

– Ох, не напоминай! Лучше спой чего-нибудь – мне так славно.

– Тебе во сколько завтра вставать, милая? – спросил Вадим. – Вот то-то. А я на службе, уж извини.

Но тут пришел Марк и принес поднос с тремя чашками ароматного кофе, тремя же порциями мороженого, удивительным образом запеченного в тесте, и полной тарелкой воздушных пирожных, прямиком из начальственной кормушки. Пришлось задержаться еще – для одной из тех назидательных бесед, коими начинающий пастырь время от времени потчевал бывшего приятеля. (Красноречие, что ли, оттачивал?) Сперва, правда, обменялись несколькими репликами для разгона, затем Марк завелся всерьез.

– Среди некоторых безответственных спецов, – с укоризной талдычил он, искоса поглядывая на гостя, – а особенно среди самозванных “творцов”, последнее время вошло в моду подсмеиваться над Первым – над его, якобы, невежеством и косноязычием. А ведь это выдающийся деятель, вполне сравнимый, скажем, с Иосифом или даже Петром. И в речах его бездна смысла – конечно, для людей понимающих. Ведь это он не дал разбазарить народное добро, иначе что бы с нами стало? Обещал никого не увольнять – держит!

Вадим посмотрел на него с любопытством: удивительно, но Марк говорил искренне – при том, что дураком не был.

– Ты еще Грозного вспомни, – предложил Вадим. – Эдакая троица самодержавных маньяков, один другого хлеще, и каждый по горло в крови. Ну чем тебя впечатлил, скажем, Иосиф – числом жертв? Действительно, тут он переплюнул даже Гитлера!

– Может, он и был злодеем, – не стал оспаривать Марк, – зато гениальным!

– По-моему, это цитата? Я мог бы ответить другой, позатертей: “гений и злодейство – две вещи несовместные”, – однако давай говорить конкретно. Объясни, в чем проявился гений Иосифа. В политике, в хозяйствовании, в строительстве государства? Он умел только подавлять да рушить, и кто может усмотреть в этом гений, кроме безнадежных холуев?

– Наверно, и Петра ты не любишь?

– Уж извини.

– Его-то за что? – удивился Марк. – По нынешней терминологии он был даже западником. А уж как радел за Россию!