Флаг в тумане

— Пойти, что ли, глянуть, что за мужчина?.. — оживляясь, сказала Яэко.

— Еще что придумала! — одернул ее Ясуда. — Не надо лезть в чужие дела.

— Ой, Я-сан, уж не ревнуете ли вы?

— Ну да! — рассмеялся Ясуда. — Я ведь еду повидаться с женой!

Вскоре на тринадцатый путь подали электричку линии Йокосука. Она заслонила экспресс «Асакадзэ». На светящемся циферблате стрелки показывали восемнадцать часов одну минуту.

Ясуда вошел в вагон, помахал девушкам рукой. До отправления оставалось одиннадцать минут. Высунувшись в окно, он сказал:

— Идите, девочки, вам ведь некогда. И спасибо большое.

— Может, и правда пойдем?.. — Яэко замялась, ей очень хотелось поближе взглянуть на О-Токи и ее спутника.

Спускаясь по лестнице, Яэко сказала:

— Послушай, Томи-тян, давай все-таки посмотрим!

— Ну-у, нехорошо ведь… — ответила Томико. Впрочем, она сама сгорала от любопытства. И они помчались к экспрессу. Подойдя к нужному вагону, девушки через головы провожающих заглянули в окно. Внутри все было залито ярким светом. Они отчетливо увидели сидящую в кресле О-Токи и рядом с ней ее спутника.

— Ты посмотри, как она сияет! — зашептала Яэко.

— А он — ничего, интересный. — Томико впилась глазами в мужчину. — Как ты думаешь, сколько ему лет?

— Лет двадцать семь — двадцать восемь. А может быть, и двадцать пять.

— Значит, на год моложе или старше О-Токи-сан.

— Давай войдем в вагон, подразним!

— Да ты что, Яэ-тян?! Разве можно!

Томико удержала подругу. Некоторое время они следили за парой: Потом Томико сказала:

— Ну ладно, пошли. И так уже здорово опоздали.

Придя в «Коюки», они тотчас же обо всем доложили хозяйке. Для нее это тоже было неожиданностью.

— Вот как?! О-Токи-сан вчера отпросилась на пять-шесть дней. Сказала, что хочет съездить на родину. А сама, значит, с мужчиной… — хозяйка широко раскрыла глаза от удивления.

— Какое там на родину! Ведь О-Токи-сан из провинции Акита, а это совсем в другой стороне.

— Подумать только! Казалась такой скромной. Вот и верь после этого тихоням. Небось гульнет в Киото.

И все три женщины переглянулись.

На следующий вечер Ясуда снова появился в ресторане с каким-то знакомым. Позднее, проводив его, как обычно, он вернулся и заговорил с Яэко:

— Ну как О-Токи-сан, наверное, сегодня не работает?

— И не только сегодня. Целую неделю гулять будет! — сообщила Яэко таинственным шепотом.

— Ого! Что же это, свадебное путешествие, что ли? — спросил Ясуда, потягивая вино.

— Вот именно! Просто ума не приложу!

— А что тут особенного? Вы бы тоже попробовали, а?

— Извините уж, не на таковскую напали! Или, может быть, вы, Я-сан, хотите пригласить?

— Я? Нет! Не могу же я один взять всех вас.

Так поболтав немного, Ясуда ушел. На следующий день опять привел двух знакомых. Пили. И на этот раз прислуживали Томико и Яэко. Разговор снова коснулся О-Токи.

Однако О-Токи вскоре удивила всех еще больше.

Самоубийство влюбленных

1

Если ехать из Модзи по основной ветке кагосимского направления, то, не доезжая трех остановок до Хаката,[2] будет маленькая станция Касии. Вправо от этой станции дорога ведет в сторону гор, к синтоистскому храму Касиномия, влево — к бухте Хаката.

Далеко в море тянется узкая коса, соединяющая побережье с гористым островом Сиганосима. Еще дальше в тумане проступает силуэт острова Ноконосима.

Это побережье сейчас называют Касийским взморьем, а в старину оно было известно просто как бухта Касии. Канцлер Отомо-но-Табибито, гуляя однажды по берегу, сочинил такие стихи:

На берегу бухты Касии По утрам дети собирают дары моря. Увлажняя рукава чистым и белым песком.

Однако современная рациональная действительность чужда такому лиризму королевской эпохи. Холодным утром 21 января, около половины седьмого, по этому берегу шел рабочий. О нет, он не собирал «дары моря», он направлялся на завод в Надзима.

Только что рассвело. Над морем висел молочно-белый туман. Очертания косы и острова Сиганосима едва-едва проступали. С моря дул ледяной, пахнущий солью ветер. Рабочий шагал быстро, слегка сутулясь, подняв воротник пальто. По этому скалистому берегу проходила кратчайшая дорога на завод.

Но вдруг он увидел нечто необычное — два странных предмета на черной каменистой земле. Они были лишними в знакомом пейзаже и портили его.

Солнце еще не взошло. Два холодных тела в холодном бледно-зеленом свете раннего утра. Полы одежды шевелились, словно дрожа от стужи. Ветер трепал волосы. Все прочее было неподвижно. Неподвижные черные туфли. Неподвижные белые таби.[3]

Привычный день рабочего был нарушен. Он свернул с привычной дороги. Прибежав в город, забарабанил в стеклянную дверь полицейского участка.

— Там… на взморье… лежат двое… мертвые!

— Мертвые?!

Старый полицейский, протирая глаза и зябко поеживаясь, начал застегивать мундир.

— Да-да! Два трупа — мужчины и женщины!

— А далеко?

— Да нет, близко. Я провожу.

— Хорошо. Подожди немного.

Старик пришел в себя, записал фамилию и адрес рабочего, позвонил в местное управление полиции. Потом оба поспешно вышли из участка. Было морозно.

На месте происшествия ничего не изменилось. Ветер все так же шевелил волосы покойников. Женщина лежала на спине. Веки плотно сомкнуты, губы чуть-чуть приоткрыты, видна белая полоска зубов. Щеки розовые. Одета в мышиного цвета зимнее пальто, под ним — темно-вишневое кимоно. Вся одежда в порядке. Поза спокойная. На плотно сжатых ногах чистые, не испачканные землей таби. Рядом — аккуратно поставленные виниловые дзори.[4]

Голова мужчины была повернута в сторону. Цвет лица тоже свежий, розовый, словно у спящего. Темно-синее пальто, коричневые брюки. Черные, хорошо начищенные туфли. Синие, в красную полоску носки.

Трупы лежали совсем рядом. Из трещины в скалах выполз маленький краб и вскарабкался на бутылку из-под апельсинового сока, валявшуюся рядом с мужчиной.

— Видать, влюбленные. По сговору и покончили с собой, — сказал старый полицейский, глядя на умерших. — Бедняги. Молодые еще.

Над морем появился краешек солнца.

2

Касийское полицейское управление сообщило о случившемся в управление полиции префектуры Фукуока. Примерно через сорок минут оттуда на место происшествия прибыла машина. Приехали начальник сыскного отдела, два сыщика, полицейский врач и эксперты.

Трупы сфотографировали очень тщательно, в разных ракурсах. Низкорослый полицейский врач приступил к осмотру.

— И мужчина, и женщина отравились цианистым калием. Об этом свидетельствует розовый цвет лица. Очевидно, выпили яд вместе с фруктовым соком.

Врач поднялся с колен и носком ботинка слегка дотронулся до бутылки. На ее дне еще оставалась оранжевая жидкость.

— Когда наступила смерть, доктор? — спросил начальник, пощипывая усики.

— Часов десять назад. После вскрытия установим точнее.

— Так… десять часов назад, — пробормотал начальник, — следовательно, вчера, около десяти вечера. Оба приняли яд одновременно?

— Да. Вместе с апельсиновым соком.

— Холодное место выбрали для смерти, — сказал один из сыщиков. Это был тощий, замученный человек лет сорока трех, в старом, изрядно потрепанном пальто.

— Ну, знаете ли, Торигаи-кун, — врач взглянул на сыщика, — вы рассуждаете с точки зрения живого. А для смерти все едино — холодное место или жаркое. Если на то пошло, ведь и фруктовый сок не зимний напиток. Возможно, — добавил врач, — они были в состоянии аффекта, то есть крайнего психического возбуждения.

Сыщики с улыбкой переглянулись: ну вот, пошел козырять научными терминами!

— Не так-то просто выпить яд. На это еще надо решиться. Очевидно, при определенном возбуждении нервной системы смерть кажется желанной, — докончил мысль врача начальник сыскного отдела.

Второй сыщик спросил:

— Господин начальник, вероятно, здесь не имело места насильственное принуждение к самоубийству?

— Думаю, что нет. Одежда в порядке, никаких следов борьбы не видно. Приняли яд по взаимному согласию.

Он был прав. Женщина лежала так спокойно, словно прилегла отдохнуть, предварительно сняв дзори и аккуратно поставив их рядом. Даже таби не успела испачкать. Очевидно, это было самоубийство влюбленных, договорившихся вместе покончить счеты с жизнью. Сыщики вздохнули с некоторым облегчением и в то же время почувствовали растерянность — делать им было нечего. Если отсутствует состав преступления, значит, нет и преступника.

На специальных машинах трупы увезли в полицию. С тихого взморья Касии убрали посторонние, мешавшие предметы, и оно снова застыло в лучах холодного зимнего солнца.

В полиции трупы подвергли тщательному осмотру. Фотографировали еще несколько раз, по мере того как снимали одежду.

В кармане пиджака мужчины обнаружили бумажник. Там лежали сезонный билет от Токио до Асакэя и визитные карточки. По ним и опознали покойного. В сезонке значилось: «Кэнити Саяма, тридцать один год». Визитные карточки давали еще более подробные сведения: «Помощник начальника отдела N, департамента N, министерства N». Далее следовал домашний адрес.

Сыщики переглянулись. В этом отделе министерства как раз раскрыто дело о взяточничестве. Ведется следствие. Газеты пишут об этом каждый день.

— А предсмертной записки не нашли? — спросил начальник сыскного отдела.

Записку искали старательно и дотошно. Но ее не было. В карманах умершего обнаружили деньги — около десяти тысяч иен наличными, носовой платок, рожок для туфель, сложенную вчетверо газету и измятый счет вагона-ресторана.

— Счет вагона-ресторана? Странную вещь хранил, — начальник аккуратно расправил скомканную бумажку. — Дата — 14 января, поезд № 7, обслуживался один человек, общая сумма — триста сорок иен. Счет с грифом ресторана «Токие нихон секудо». Что ел — неизвестно.

3

Женщину тоже опознали. В ее бумажнике, помимо восьми тысяч иен, лежали маленькие женские визитные карточки: «Токио, район Акасака. Ресторан японской кухни „Коюки“, Токи».

— Очевидно, Токи — это ее имя. По-видимому, официантка из ресторана «Коюки» на Акасака, — сказал начальник. — Самоубийство по сговору. Влюбленный чиновник и официантка. Что ж, вещь вполне возможная.

Он приказал послать телеграммы по адресам, указанным в визитных карточках.

Судебный врач тоже тщательно освидетельствовал трупы. Никаких внешних повреждений не было. Причина смерти — отравление цианистым калием — подтвердилась. Смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера 20 января.

— Значит, решили прогуляться по берегу перед тем, как перейти в лучший мир, — попробовал пошутить один из сыщиков.

— Да-да, видно, насладились жизнью напоследок!

Однако при вскрытии не обнаружили следов близости между умершими. Сыщики удивлялись: подумать только — умерли в чистоте!

— Вероятно, выехали из Токио четырнадцатого, — начальник сыска щелкнул пальцем по счету вагона-ресторана. — Сегодня у нас двадцать первое, значит неделю назад. Где-то отдыхали, а умереть решили у нас, в префектуре Фукуока. Так-так. Узнайте кто-нибудь, что это за поезд № 7.

Один из сыщиков выяснил, что это экспресс «Асакадзэ» Токио — Хаката.

— Как? Экспресс Токио — Хаката? — начальник задумался. Выходит, прямо из Токио поехали в Хаката. Где же они были целую неделю? Или остановились где-нибудь в Фукуока, или бродили по Кюсю. Во всяком случае, должен остаться багаж. Надо его найти. Возьмите фотографии и наведите справки в гостиницах! — приказал он сыщикам.

— Господин начальник, — один из сыщиков подошел к столу, — разрешите взглянуть на счет вагона-ресторана.

Это был тот самый сыщик Торигаи, Дзютаро Торигаи, который ездил на место происшествия.

Он взял счет, тщательно расправил его.

— «обслуживался один человек»… Выходит, мужчина ужинал один, — пробормотал он себе под нос.

Но начальник услышал и вмешался:

— Ну и что? Может быть, женщина не хотела есть и не пошла в вагон-ресторан.

— Но… — Торигаи пожевал губами.