Русская угроза

— Дык… Давайте мы к ветеринару вас проводим. Тут рядом.

— А на хрена вам ветеринар? — уточняет страж номер «2».

Я повторяю историю с сертификатом и таможней.

— Да чо вы, с ума спятили? Какой ветеринар? Зачем? Замотайте птицу скотчем, чтоб не вякала, суньте в карман, а клетку выкиньте.

— А что сказать на таможне?

— Да то и скажите. Улетела, пока осматривали… Степаныч, у вас скотч есть?

Майор открывает ящик стола, достает катушку широкого скотча цвета «кофе с молоком». Сержант, не дожидаясь нашего согласия, берет катушку, зубами отцепляет край, затем сует лапищу в клетку и вытаскивает протестующую канарейку. Через секунду она лежит на столе, обернутая тремя слоями липкой ленты, словно мумия бинтами.

— Очумел? Задохнется! — Сержант номер «1» хватает птичку и освобождает ей клюв. — Во.

— Она ж чирикать будет.

— Если в карман сунуть, не будет. Они в темноте не поют. У теть Маши такая же. Держите, мужики… А клетку в Нарве новую купите…

Они б еще наручники на нее надели. Я осторожно забираю негодующую канарейку и запихиваю в карман пиджака. Действительно, она тут же замолкает.

Финны опять не реагируют. Уместней сказать — уже не реагируют. Не задают идиотских вопросов типа: «А зачем это полицейский замотал канарейку скотчем?» Поняли, что лишний вопрос — лишний синяк. Жизнь дается человеку один раз, в том числе и в Финляндии.

— Вот и делов, — по-детски улыбается сержант, — а с ветеринаром связываться себе дороже… Он еще денег попросит.

Из туалета появляется лейтенант Витек. Не поднимая на нас глаз, садится за стол и начинает приборку. Словно ничего не случилось. Выдержка, однако. Железо.

Я чувствую, что в любую секунду ситуация может измениться. Ведь они со Степанычем не помирились, не принесли друг другу извинения, а стало быть, не исключается продолжение шоу.

Хватаю компаньонов под руки и тащу их к дверям. На улице засовываю в «Ниссан» и газую.

— В газету только не надо! — из скворечника доносится голос одного из близнецов. — Мы ж от чистого сердца!..

Арви сплевывает на коврик сгусток крови и шепчет то самое слово. Кажется, он, наконец, понял его смысл.

— Вот, Микко, — сообщаю я второму гостю, — ты и познакомился с екарными бабаями. Сразу с четырьмя.

Девушку-пограничника сменил пограничник юноша. Его не очень удивляют наши разбитые физиономии — гораздо сильнее паспорта. В которых имелась отметка выезда из России, отметка о прибытии в Россию, но никаких намеков на страну пребывания.

— Не понял… А где вы были?

Не знаю, что и отвечать… Никаких идей по этому поводу. А заикаться про канарейку уже боюсь. Но отвечать надо.

— Мы искупались в нейтральных водах. — Я указываю на пограничный мост через Нарову. — И вернулись… Жарковато сегодня.

Пограничник о чем-то соображает, потом машет рукой и ставит нам штампики «Выбыл».

— Кровь смойте… Следующий…

Вы думаете, это все?

Вы жестоко, очень жестоко ошибаетесь…

До конца дней не забуду выражения лица таможенника, когда он увидел наши истерзанные тела. Я представляю его чувства. Полчаса назад отправил вполне здоровых господ к ветеринару, а назад вернулись персонажи компьютерной игры «Мутанты Чернобыля». Что ж за болезнь нашел ветеринар у птички? Что так разбушевался. Не иначе, птичье бешенство.

— Вас чего, собаки покусали?

— Нет… Мы просто упали. Вместе. В Ивангороде не очень качественные дороги.

Памятуя о коварном плане, я не спешу рассказывать об истинном происхождении наших физических и душевных ран.

— А канарейка где?

— Улетела… Ветеринар хотел осмотреть, открыл клетку, она и фьють… Если вдруг увидите, поймайте, а? Не в службу, а в дружбу… Я сразу подскачу.

Таможенник явно озадачен.

— А клетка?

— А зачем нам теперь клетка без птички?

— Не, ребята… Чего-то вы темните… Давайте-ка машинку на досмотр…

Я не знаю, что они хотели найти в «Ниссане». Но когда они, не отвинчивая шурупов, отламывали от его дверей пластиковые панели, я едва сдержал себя, чтобы не придушить эту маленькую тварь, которая шевелилась в моем кармане, пытаясь освободиться от скотча.

Хотя умом я понимал, что на месте канарейки могла оказаться любая другая птичка или какой-нибудь хомячок. Дело ведь не в канарейке… Но это умом. А сердцем…

Блин, и страховку за изуродованный «Ниссан» ведь не получу… Досмотр на таможне — это не страховой случай. А чинить они ее вряд ли будут. И с птички не спросишь.

Через месяц канарейка спела свою последнюю песню. Как сказал вызванный наш, эстонский, ветеринар, она потеряла слишком много перьев, а восстановиться не смогла. Видимо, организму не хватало йоду. Не то чтобы я обрадовался, но и не убивался по этому поводу. И не стал признаваться, что йод тут совершенно ни при чем, а перья потерялись в процессе освобождения от скотча. Зачем портить отношения с приятелем из-за какого-то пернатого. Точнее — «безпернатого».

Магазин в Питере мы не открыли. Арви и Микко хором заявили, что ноги их не будет в этой проклятой Богом стране. Их понять можно — у Арви, помимо очков, оказались сломаны три ребра, у Микко отбита печень, которую он два месяца лечил в финской клинике. А уж по мелочи и не сосчитать. Правда, они получили страховку. Избиение русскими полицейскими — это страховой случай. Не знаю, что они объяснили своим родственникам и друзьям, но уверен — последние не поняли ничего. Потому что сами пострадавшие тоже не поняли. Но на собственной шкуре убедились: русская угроза — не пропаганда, а горькая реальность.

Я тоже сходил к травматологу. В принципе пустяки. Десяток гематом, ушибы мягких тканей, сотрясение мозга и перелом носа без смещения. Не прошло и месяца, как я смог выходить на улицу без темных очков. Правда, с анаприлином в кармане. Начались перебои с давлением.

Дела мои после этого пошли на убыль. Видимо, не зря говорят — иногда маленькая беда порождает большую. Конкуренты не дремали, супермаркеты потеснили мелкого предпринимателя, рынок заполонили подделки, и сбывать товар становилось все труднее. На следующий год я продал «Ниссан», чтобы рассчитаться с поставщиками за уже взятую партию. Человек, купивший его у меня, очень удивился, заметив, что боковые панели на дверях приклеены, а не привинчены. А как я мог их привинтить, если гнезда для саморезов таможенники вырвали тоже? Пришлось скинуть двести долларов.

Но я не отчаивался, засучил рукава и с чистящих средств переключился на машинное масло. Ведь детки подросли и стали требовать еще больше финансового внимания. Нашел финских партнеров, рынок сбыта в Питере. Купил «Тойоту» в кредит. Стал подумывать о собственном магазине.

И удалось мне это все потому, что я не расслаблялся. А чтобы не расслабляться, достаточно было выйти на улицу и послушать пение птиц…

* * *

— Ну что, вы решились?

Продавец подсыпал в клетку порцию корма. Канарейка смолкла и набросилась на еду, словно голодный лев на мясо. Мерзкая все-таки тварь.

— Нет, спасибо… Мне нужен котенок.

Я решительно поднялся и отправился дальше. В кошачьих рядах выбрал симпатичного, мирно спящего в коробке рыжего котенка.

— Вот этого.

— Отличный выбор! — воскликнул благоухающий потом мужичок, доставая из коробки животное. — Среднерусский короткошерстный… Прекрасная порода, чистая кровь!

— А он здоров?

— Конечно! Мы не продаем больных. Санитария — прежде всего.

— И вы дадите мне сертификат?

— Да зачем вам сертификат?! Вам мало моего слова? Не волнуйтесь, если вдруг заболеет, я обменяю на нового! Но он здоров, разве так не видно?!..

И хотя теперь Ивангород не закрытая территория, искушать судьбу я не стал. Да и животное жалко — скотч не самая полезная штука. В конце концов, можно купить и плюшевого котенка с программным управлением. На него точно не нужен сертификат.

* * *

Вечером, лежа на кровати в небольшом питерском отеле, я щелкал кнопками пульта, переключая каналы в поисках чего-нибудь развлекательного, — после тяжелого трудового дня хотелось расслабить мозги и отвлечься. Но развлечение на местном ти-ви было в основном криминального толка. Даже на федеральных каналах. Посмотрев сюжет о колдуне-маньяке, насылающем порчу через Интернет, я в очередной раз нажал кнопочку и завис, словно меня заколдовал тот самый колдун.

С экрана, в окружении десятка микрофонов, вещал крупный полицейский чин. Судя по погонам — полковник. Я узнал его сразу, несмотря на сильно округлившееся лицо и мешки под глазами. Он заученно бубнил о высоких показателях в борьбе с преступностью, о новом мышлении сотрудников полиции, о чутком отношении к гражданам, опрятном виде и строгом соблюдении законодательства. В общем, нес казенщину. На вопросы корреспондентов о каком-то ЧП, случившемся с его подчиненным, он ответил стандартным «Прокуратура ведет проверку, но подобные факты больше не повторятся».

Я не знаю, что там случилось, да и не особо прислушивался.

Мне вдруг показалось, что полковник отодвинул микрофоны, хмуро посмотрел прямо в камеру, матюгнулся и от всей души выдал:

— Ну ты, Степаныч, и гондон!!!

Или не показалось…

Все-таки уже не мальчик…