Зять присел на тахту.
– Думал о том, что вы успели мне рассказать. Я ведь сам тогда не подозревал, какого джина выпускаю из бутылки. Я вообразил, что могу посторонним взглядом оценить события…
Зять возобновил шагистику по комнате, как новобранец на плацу.
– И за деревьями не увидел леса. В конце концов я понял, что смысл не в подробностях… Судьба – вот главное!
Зять по замысловатой траектории обогнул стол.
А Наталья Петровна почему-то пыталась вспомнить первое дежурство, вспомнить во всех подробностях, назло умничающему зятю, – и не могла…
22
Наталья Петровна спрятала бальзам в сумочку.
Очередь рывком продвинулась вперед.
Совсем рядом заплакал ребенок.
Но его не видно.
Только головы, да плечи, да взмокшие спины.
Ребенок продолжал надрываться.
Очередь застыла монолитом.
Наталья Петровна расстегнула верхнюю пуговицу блузки.
Как порой беспомощна память человеческая… И сейчас, хоть убей, не вспомнить ни первого дежурства, ни второго, ни третьего – все слилось в один час, в одни сутки – как будто и не снимала ни на минуту наушники и не переставала писать убористые колонки цифр, лишь изредка трогая ручку настройки… А рядом, скорчившись на складных стульях, – девчонки перед приемниками, и каждая слушает свою волну, каждая боится потерять своих… А ночью индикатор особенно резок, и свет, падающий от шкалы, линует колонки записанных цифр, и эфир полон помех…
Еще помнится, как, возвращаясь из особого отдела, лейтенант выговаривал свободным от дежурства за плохие записи, – а попробуй успеть за одуряющей морзянкой, которую на слух-то не всегда уловишь…
При этом лейтенант проходился в адрес курсов и вспоминал прежний состав полка, почти наполовину оставшийся там, за проливом…
И почему-то врезался в память скакун чистых кровей в белых чулочках и с ослепительным пятном на лбу…
Каждое утро и каждый вечер его водили по ипподрому, а возле трибуны всегда стоял усатый генерал в бурке…
Лошадь грациозно подымала ноги, встряхивала гривой, поводила хвостом…
Жеребец и в последний вечер перед отступлением тоже делал положенные для тренинга круги…
23
Лейтенант Ремезов перепрыгнул через перила, сбежал по ступенькам к машине и, запнувшись о растяжку антенны, качнулся всем корпусом вперед, в последний момент поймал ручку открытой двери и заглянул в будку станции.
– Кончайте к чертовой матери! Приказано свернуть РУК! В двадцать три ноль-ноль выступаем!
– У двадцатого связь пропала!..
– Я же сказал: сворачивайте, времени в обрез! Где аккумуляторщик?
– Санушкин в роту пошел, в мастерские.
– Мастерские!.. Наверное, ищет, что плохо лежит!
Лейтенант взобрался в будку, захлопнул дверь.
– Боец Коржина, получите у старшины сухой паек.
Зинка выключила приемник, не торопясь убрала в ящик столика журнал и карандаш, спрятала наушники.
Лейтенант вытащил из угла пустой вещмешок и протянул сердитой Зинке.
Она почти выдернула широкие лямки из командирских рук, плечом надавила дверь и стала осторожно спускаться – и вот ее голова, последний раз мелькнув на фоне закатного неба, провалилась в сумрак.
Наташа, сдвинув наушники, смотрела в проем двери и как будто не могла насмотреться на силуэт трибуны, над которой обвис флаг.
– Что же с конем будет, Натка?
Верочка уронила журнал.
– Такой красавец, ну прямо сказочный, – а, Натка?
– Пристрелят, наверное…
Наташа сняла наушники.
– Чтобы фрицам не достался.
– Жалко конягу…
– Отставить!
Лейтенант Ремезов обернулся на подножке.
– Сюсюкать будем потом, выполняйте приказ.
Шофер завел мотор.
Откуда-то нарисовался запыхавшийся Санушкин – на этот раз без добычи.
Зинка вернулась с полным вещевым мешком продуктов.
Лейтенант занял место в кабине.
К школе, к месту общего сбора, успели вовремя.
Колонна машин начала движение, но по двору все еще кто-то бегал, топоча сапогами и матерясь.
Девчонки прилипли к окошку будки.
Колонна казалась бесконечной.
Мимо передвижного контрольного узла проплывали темные силуэты грузовиков и тягачей.
Не обращая внимания на тягомотное, едва уловимое следование по трассе, Зинка и Санушкин принялись за содержимое вещмешка.
При очередной вынужденной остановке в дверь будки кто-то яростно застучал кулаками.
Наташа отбросила щеколду и увидела растрепанного и ошалелого лейтенанта Ремезова.
– Во время движения соблюдать маскировку!
Лейтенант заглянул в будку, хлопнул дверью и побежал обратно в кабину.
Колона машин все никак не могла попасть в ритм нормального движения.
Мешала то грозная техника, то пехота, бредущая по обочине.
Санушкин, втихаря слопав целую банку холодной тушенки, пристроился на скатанный матрац, вытянул длинные ноги, задремал.
У девчонок от панического настроя совсем пропал аппетит.
Даже у жадной и вечно голодной Зинки.
– Санушкин, лапочка, подвинься…
Зинка разулась.
– Подвинься, тебе говорят…
24
Рядом с очередью за бананами продолжал плакать ребенок.
– Какие нынче дети пошли визгливые.
Особа повернулась к Наталье Петровне, сняла очки.
Наталья Петровна расстегнула еще одну пуговицу блузки.
Глаза особы напомнили экран телевизора, когда вдруг пропадает изображение, и ничего, кроме ряби…
25
В субботу зять смотрел футбол из-за границы, и рябь то и дело выскакивала на экран.
– Теща, вы почему-то снова перешли с упрямых фактов на ненадежные эмоции, стараясь убедить меня, что все на фронте делали честно и по уставу.
Зять оттянул майку и стал разглядывать прыщик на груди.
– Может, вас испугал мой тезис о бессмысленности вашей жизни? Успокойтесь: любая жизнь оправдана участием, пусть и едва заметным, в той войне… Четыре бесконечных года – это весомо… Но, скажете вы, после была демобилизация, поступление в горный институт, голодные белые ночи, диплом с отличием, работа в геологоуправлении до заслуженной пенсии, а кроме того, рождение дочки, правда, чуть поздновато, а также успешное накопление благ… Вроде бы не к чему придраться… А вот я считаю, что все это было по инерции… Затянувшаяся передышка… Теперь можно вернуться назад… Вам сейчас кажется, что ничего особенного нет в том, что в юности, как опаленный огнем фундамент, лежит война…
Рябь сменилась заставкой, потом замелькали футболисты, но голоса комментатора не было слышно, а лишь гул трибун.
– Возможно, я и ошибаюсь, и причины вашей рядовой, практически безрезультатной жизни лежат гораздо ближе, и они гораздо проще для понимания, но убедите меня в этом, и тогда уже я начну бояться, так как чувствую неуклонное сползание в кем-то вырытую яму… Если бы я знал, что вместе с Ольгой получу квартиру, дачу, машину и героическую тещу, то, наверное, раздумал бы жениться… Не было бы всего – и я, как нормальный человек, полжизни потратил бы на стабилизацию, которая большинству кажется счастьем… Радовался бы поэтапно своим достижениям… Выход – уехать от вас… Но, во-первых, Ольга никогда на это не пойдет, во-вторых, где найти силы начать на пустом месте, да и зачем начинать, когда результат будет такой же?..
26
Особа вернула очки на нос.
Наталья Петровна переложила сумочку в другую руку: занемели пальцы.
Как выразился зять: рядовая, безрезультатная… Но как подумаешь, что и такой могло не быть…
27
Как только рассвело, колонна машин, обтекаемая беженцами, встала на перекрестке полевых дорог.
Образовалась пробка.
Надрывались клаксоны, плакали дети, мычал скот.
Наташа с трудом поднялась на затекших ногах, посмотрела в зарешеченное окошко – черные платки, пестрые косынки, мятые шляпы, плоские кепки, а у самой машины – серые одинаковые лица и нагруженные узлами плечи.
Солнце тронуло кромку дальнего леса и трубы ближней деревни.
Девчонки, полулежа вдоль бортов, продолжали спать.
Санушкин, положив белесую голову на плечо Зинки, беспечно похрапывал.
Наташа открыла дверь, и тут же рыжая корова с отломанным рогом потянулась к ней мордой.
И вдруг среди ровного гула моторов жахнул взрыв.
Наташу отбросило внутрь, дверь с размаху встала на место, и посыпалось стекло.
Зинка первой, на четвереньках перескочив через Наташу, бросилась к вновь распахнувшейся двери и босиком, прикрыв голову ладонями, мимо рыжей коровы кинулась в кювет, забитый беженцами.
Грохотало минут пять, не больше.
По крыше будки стучали комья земли, стекло лениво выкрашивалось.
Наташа, цепляясь за край столика, поднялась и увидела скорчившуюся на полу Верочку – она прижималась к полосатому матрацу, крепко обхватив его руками.
Наташа опустилась на колени рядом.