Огненный зверь

— Ох ты ж, йоптыть! Теперь это меня самым непосредственным образом и за самую интимную часть тела касается! Кто свидетель?

— Я не могу этого сказать.

— Почему?

— Из-за опасения за его жизнь.

— Протестую. — Рейтар сложил руки на груди и снова закинул ногу на ногу.

— С чего вдруг?

— Вы меня оскорбляете, ваша честь. Я его жизни не угрожал. На каком основании вы меня в этом обвиняете?

— Я не обвиняю, черт возьми! Но это нормальное явление, когда орган правосудия не разглашает имени своего свидетеля в рассматриваемом деле.

— В таком случае я официально заявляю: вы все это выдумали, чтобы не платить мне за работу.

— Как вас прикажете понимать?

— А так. Вы упомянули свидетеля. Но никто о нем, кроме вас, не знает. Ни я, ни люди в зале. Никто. Это не свидетель, ваша честь. Это фуфло.

— А ну, цыц! Следите за разговором!

— А что не так? Мою личность вон те два алкоголика засвидетельствовали. А кто засвидетельствует вашего свидетеля и то, что он свидетель своих свидетельских показаний?

— А ведь правда! — раздался возглас в зале.

— Да тихо там, — раздраженно фыркнул Лихолетов. — Ну, допустим… это кузнец нашей общины.

— А чего он там делал?! Он тоже в банде?! — послышался очередной голос.

— Да заткнитесь уже, черт возьми, задолбали, честное слово!

— Кузнец? Сташко? — поморщился Ходокири. — Тоже мне свидетель.

— А что не так с ним?

— Он заинтересованное лицо.

— Заинтересованное в чем? — Судья внимательно посмотрел на рейтара.

— В том, чтобы у меня были неприятности. Так что он запросто мог меня оговорить.

— А в чем причина?

— Ну, я с его женой спал, — удовлетворенно улыбнулся Павел.

— Черт возьми! — воскликнул Лихолетов. — И вы считаете это нормальным?!

— Не знаю, как считаете вы, но она очень довольна.

— Тьфу ты! — поморщился судья. — А о ее муже вы подумали?

— Простите, ваша честь, но я не сплю с кузнецами. Не то что не уважаю кузнецов, но как-то не мое это.

В зале кто-то заржал. Судья не выдержал и швырнул в ту сторону обломок киянки.

— И тем не менее, — продолжал Павел, — это является очевидной причиной того, что он меня оговорил, и его свидетельские показания нельзя считать за истину, так как он заинтересованное лицо. Я уже не спрашиваю, каким образом он мог видеть все то, что происходило на реке Вытебеть в тот роковой для банды Чмырей день.

— Он был там. На противоположном берегу. И охотился.

— Я не слышал выстрелов, — возразил Павел.

— Он с арбалетом охотился.

— Да на кого там можно зимой охотиться?

— Он на кроликов охотился. В нашем ареале очень непостоянные цены на патроны. Шкура кролика иногда дешевле пули. Вот он с арбалетом…

— Да я в курсе беспредела местных торговцев. А может, на меня он охотился? А?

— Чему вы удивляетесь, после того как мнете простыни с чужими женами?

— Какие простыни? Это было на сеновале, ваша честь.

— Меня не интересуют подробности! Факт в том, что вы убили трех безоружных людей! Да, преступников! Да, мразей, каких поискать! Но вопреки своим полномочиям!

— Безоружных? Да это самая опасная банда на весь ареал, сами же писали об этом!

— Хорошо, они отлично вооружены. Были! До того момента, как некий торговец оружием продал им бракованную оружейную смазку, которая колом стала на морозе, и они сложили все у печки в хижине! Ведь именно там мы это оружие и нашли впоследствии! И примечательно, что торговец описал некоего человека, поразительно на вас похожего, после визита которого с требованием продать Чмарям принесенную им смазку у этого торговца появились множественные синяки и ссадины и оказались выбиты два зуба!

— А это вы к чему?

— К тому, что вы все спланировали. Нашли торговца, который их снабжал, и избили его. Затем заставили продать бандитам бракованную смазку. А еще, судя по всему, выведали место их ближайшей стоянки. Тоже под пытками. Пошли туда и убили всех, зная, что ничего, кроме топора, они не смогут вам противопоставить.

— А торговец тот арестован?

— Естественно. Спасибо, что хоть его вы нам оставили живым.

— Ну, на него я исполнительный лист не получал.

— Так вы признаете, что убили банду Чмары в количестве трех человек?

— Позвольте представить суду новые факты, — раздался за последним рядом деревянных скамеек голос.

Павел этот голос узнал и наконец понял, кто не так давно вошел с опозданием в зал.

— Кто там еще? — нахмурился Лихолетов.

— Я рейтар, представитель клана «Волчья стая» Артем Полукров.

— Здорово, бродяга! — крикнул обрадованный Павел.

— А ну, тише! — рявкнул судья. — Что там у вас, Полукров?

— Ваша честь, позвольте напомнить, что банда Чмары объявлена в розыск в Воронежском, Курском, Белгородском и Орловском резерватах. Знаете ли вы об этом?

— Знаю. И что? — Лихолетов недовольно фыркнул.

— Я рад, что знаете, это сэкономит нам время, — продолжал высокий, короткостриженый, с аккуратной щетиной на лице рейтар. — Помните ли вы, что по сей день между четырьмя этими резерватами существует так называемый пакт о безграничном возмездии?

— Припоминаю, — нахмурился судья, чувствуя, что этот молодой человек лет тридцати с небольшим ведет к чему-то, что испортит ему настроение.

— Ну, раз вы только припоминаете, то я напомню, что пакт о безграничном возмездии расширяет сферу влияния уполномоченных исполнительными листами в одном из ареалов на другие. Иными словами, теперь преступники не могут после своих лихих деяний в одном ареале спокойно отсиживаться в соседнем, как это было три года назад, до принятия пакта. И на пакте стоит подпись почтенного Кучургина.

— К сути разбираемой здесь проблемы это какое отношение имеет? — проворчал Лихолетов.

Его уже выводила из себя эта вызывающе спокойная манера говорить, которую демонстрировал Полукров.

— Я поясню. В Воронежском и Курском ареалах банда Чмары заочно приговорена к смерти, и листовки с их портретами и суммой вознаграждения за их головы ясно гласили, что правосудию они нужны как живыми, так и мертвыми, в равной степени. Если вы не в курсе, то я сообщаю, что только на протяжении прошлого года в Воронежском резервате этой бандой совершено шесть убийств. Двое из убитых — казачий конный разъезд. То есть блюстители закона при исполнении. Среди убитых женщина, одинокая мать троих несовершеннолетних детей. Более того, этой бандой в прошлом году похищено в Курском и Воронежском резерватах двенадцать детей. В том числе и дети этой женщины. Есть сведения, что их продали в южные пустоши для каких-то видеосъемок, которые заказывают богатые извращенцы из Оазисов. По другим сведениям, детей разбирают на органы в подпольных клиниках Оазисов либо ставят над ними опыты. Как бы там ни было, банда Чмары по праву заслужила смерть. И, говоря откровенно, более мучительную, и даже не одну. С другой стороны, уполномоченный исполнительного листа Павел Ходокири умертвил всех членов банды не посредством нападения с огнестрельным оружием. Как вы сами пояснили, одного забили насмерть веслом, второго сварили в ухе, третьего заморозили в проруби…

— Артем! Это несчастный случай был! — воскликнул Ходокири.

— Паша, заткнись, пожалуйста, сейчас я говорю, — отмахнулся Полукров. — Итак, ваша честь, давайте пристальнее рассмотрим происшедшее. Оружие банды вследствие использования низкокачественной и непригодной для зимы смазки временно выведено из строя. У банды был топор и ножи. Хоть один из бандитов убит огнестрельным оружием?

— Нет, — буркнул судья.

— То есть по меньшей мере шансы были равны. Если не считать, что их было трое, а уполномоченный исполнительного листа — всего один. Однако он не стал применять свое огнестрельное оружие. Это может означать только одно: он до последней возможности пытался взять их живыми. То, что он их убил, явилось, возможно, нарушением условий исполнительного листа вашего ареала, так как у вас нет пока заочного приговора. Но сие деяние не противоречит пакту о безграничном возмездии. Поскольку в двух ареалах, участниках этого пакта, смертный приговор им вынесен. Следовательно, я рекомендую подытожить данное разбирательство оправданием уполномоченного исполнительного листа, Павла Ходокири, как человека, применившего необходимую самооборону, и это максимум при условии, что случившееся было не совсем несчастным случаем.

— Вы рекомендуете мне?! — возмутился Лихолетов и привстал. — Да кто вы такой?

— Я уже представился, — нахмурился Полукров и сделал шаг вперед. — Поэтому потрудитесь принять решение как можно скорее и не забудьте выплатить Павлу Ходокири вознаграждение, которое он с честью и риском для жизни заслужил.

Судья недобро смотрел на высокого рейтара. Ростом он был, конечно, пониже громилы Ходокири, но стройный, в отличие от уполномоченного исполнительного листа, завалившего всю банду Чмары с одного захода. Дело скисло. С одним рейтаром можно поспорить, но с двумя, да еще из одного клана, причем оперирующими именно законностью и межареальными договорами, бесполезно и себе дороже. Лихолетов поднялся и вздохнул.

— Суд удаляется для принятия решения, — проворчал он, доставая из кармана кисет с махоркой и трубку.

— Яшка! Да чё тянуть-то?! — раздались вопли из зала.

— Петрович, пошел на хер, — пробубнил судья, направляясь к двери, за которой находилась курилка. — Лучше принеси мне спички.

В конюшне постоялого двора воняло конским навозом, самими конями и сеном вперемешку с соломой. А теперь, когда Филин доставил три трехлитровые стеклянные банки со сплетенными из проволоки ручками для более удобной переноски тары, стало вонять еще и рапсовым бензином. Помимо животных, здесь находились два черных мотоцикла «Урал-волк».

— Деревянный постоялый двор. Деревянная конюшня. Куча сена. Бензин и масляные лампы. Скажи честно, Филин, ты дурак? — Артем нехорошо посмотрел на чумазого юнца, в чьи обязанности вменялась забота о животных гостей постоялого двора Кучургинской общины.

— Чом дурак-то сразу?! — взъерошился юнец, который вместо слова «что» почему-то всегда употреблял странное «чом». — У меня вона и бочки с водицей исть.

Вторым странным свойством его речи было слово «исть» вместо «есть». Причем, когда речь шла о еде, он произносил «исти».

— Ну, теперь я за вашу пожарную безопасность абсолютно спокоен, — усмехнулся Полукров.

— Чом?

— Да не вникай, паря, это все сложные материи. — Артем махнул рукой. — Не напрягай головную кость.

— Погоди-ка! — Павел Ходокири поочередно поднял три банки и внимательно посмотрел сквозь них на свет большой масляной лампы, висящей на стене у входа. — Это что за херня, парниша, а?

— Чом? — Филин сделал невинное лицо.

— Что за осадок, я тебя спрашиваю?! Это говно рейтар в свой рейт должен заливать, по-твоему?! — зарычал Павел.

— Дык, ты, того… до конца не выливай-то, — посоветовал юнец.

— Я тебе, паскудник, заплатил за девять литров. Не за восемь. Не за семь. И даже не за восемь с полтиной. За девять!

— Ходок, не серчай! Другого нет!

— А какого рожна дерешь как за фильтрованный?! Воронку тащи!

— Чом? А, воронку?! Ща! — Филин приготовился уже метнуться, но Павел остановил его очередным окриком:

— И бинт!

— Чом?

— Бинт! Бинты у тебя есть чистые? Через них отфильтрую!

— А, исть.

— Ну так неси, мать твою!

Филин замялся:

— Так это…

— Бесплатно! Бесплатно ты мне его дашь! Иначе вот этим, — Павел показал свой огромный с перстнями кулак, — сейчас тебе едальничек пощупаю. Усек?

— Я ща. Мигом.

Юнец пробежал вдоль огороженных индивидуальных стойл, мимо равнодушных коней, тихо жующих свое сено.

— Чего кипятишься из-за капли топлива? — усмехнулся Артем, проводив того взглядом. — Тебе ведь неплохо за исполнительный лист заплатили.

— А ведь кинуть хотел, урод. Вот как пить дать. Спасибо, что вмешался, братка.

— Конечно, хотел кинуть с оплатой, — кивнул Артем. — Сам подумай. Часть той премии, что должна быть уплачена тебе, попала бы к судье в карман. Старая схема. А вот то, что ты там натворил, — это, конечно, вообще, знаешь ли…