Помоги проекту - поделись книгой:
— Где „Таймыр“?
— На прежнем месте.
— Долго ли будет стоять?
— Будет ждать неопределенное время; топлива осталось мало. Что намерены делать дальше?
— Работали у м. Узкого; пробовали пройти на станцию — не позволили льды. Теперь постараемся выйти на чистую воду. Скажите, какое состояние льдов на западе?
— В проливе лед до Поморской губы. На карбасе пройти можно, но с трудом.
— Дайте знать „Таймыру“, что при первой возможности возвращаемся назад.
— Есть.
— Желаем счастливого плавания.
— Есть, благодарим. Счастливо работать.
— Благодарим.
Затем долго оставались на берегу и смотрели, как „Седов“ медленно пробивался сквозь лед. Лед шел из Карского моря равномерной массой и для него не существовало никаких препятствий, лед шел, не задерживаясь ни на секунду. При столкновении — льды ломались, становились на ребра, вылезали на берег, но общее движение не замедлялось.
Легли вновь спать, но после неожиданной встречи с „Седовым“ сразу никто не мог заснуть. Вспоминали всякие вещи, не относящиеся к делу, и подолгу смеялись над всяким пустяком.
В действительности, в Маточкином Шаре этого не произошло, но на другой нашей полярной радиостанции — „Маре-Сале“, расположенной в южной части Карского моря, из-за тяжелых ледяных условий высадить новую партию в этом году все же не удалось. Станция осталась не снабженной, а старая смена по береговым ледяным нагромождениям с большим трудом едва добралась до судна. Будучи в море, в особенности в северных морях, среди постоянных льдов, никогда нельзя быть уверенным до конца. Впоследствии оказалось, что около 15 сентября, после сильных западных штормов, лед, наконец, вышел из Маточкина Шара, но кто это мог знать? Известны случаи из полярных путешествий, когда становились на зимовку, не дойдя нескольких миль до чистой воды, и только потом узнавали, что освобождение было совсем близко. У нас не было радиоприемника и мы ничего не знали, что делается впереди нас у Карского моря, и позади — в Поморской губе. Мы лишь видели вокруг себя постоянно движущийся лед. Откуда он брался и куда выносился — не знали. Может быть, лед только здесь, в середине Маточкина Шара, но все равно, в данный момент наш карбас отрезан льдами и выбраться из них пока очень и очень затруднительно. Бывали годы, что Маточкин Шар не очищался вовсе.
Решили возвращаться обратно. Меняем программу своих работ на 180°. Обидно. Поймут ли все это там — в Ленинграде, но здесь, в полярной обстановке, нужно быть готовым ко всему. Часто бывает хуже. Теперь, сидя спокойно в своем теплом кабинете за большим письменным столом, заваленным всякими бумагами, полевыми дневниками, записками, фотографиями и другими „пылинками дальних странствий“, живо вспоминаешь все подробности этих дней и вполне понимаешь принятое решение. Теперь вполне ясно, что даже если бы мы остались ждать в переузье расхождения льдов, то все же вряд ли в этом году удалось бы добраться до залива Шуберта, так как лед на восточной стороне продолжал постоянно подходить к берегам до конца навигации, и к тому же много времени уже было потеряно, и наступала осень. Я если бы мы и добрались до Шуберта, то, наверное, не смогли бы сделать даже и той работы, которую к концу экспедиции мы выполнили в западной части Маточкина Шара.
Но восточный берег в районе залива Шуберта и Брандта значительно интереснее и почти совершенно не обследован. В свое время этот берег впервые был описан Пахтусовым, а затем, кроме редких промышленников, мало кем посещался, и только в 1924 году, во время обхода южного острова, эти губы посетила экспедиция Института Севера. Контур берега нанесен еще крайне приблизительно и, надо предполагать, он мало соответствует действительности. Ужасно досадно, что неблагоприятные обстоятельства заставляют нас отказаться от этого интересного района.
Возвращение на запад.
В проливе все та же картина — льды, льды и льды. Временами льды то сгущаются, то вновь редеют.
По уходе „Седова“, который не сообщил ничего утешительного, а окончательно убедил нас в необходимости возвращения на запад, мы начали спешно готовиться к обратному походу.
Для того, чтобы карбас спустить с берега в полыньи, сначала пришлось перетащить его через береговые ледяные нагромождения. Для этого часть льдин подломали топорами и постепенно растолкали в стороны, при чем только на одно это ушло пол дня. Но и сами береговые полыньи за последние дни затянулись свежим молодым льдом, толщиною в 1—2 см., который также являлся большим препятствием для нашего карбаса.
Обратный путь оказался более тяжелым, чем это мы могли предполагать. Вначале карбас тащили у самого берега в полосе свежего льда, так как остальная часть пролива была забита льдом. Двигались очень медленно. „Ошкуй“, в силу его загруженности, постоянно садился на мель и ничего не оставалось делать, как выгружать вещи на лед, а затем порожний карбас стаскивать с мели или перетаскивать через льдины. Мелкий лед предварительно расталкивали баграми или прямо разбивали с полного хода. Каждую сажень, как принято говорить в таких случаях, брали с боя. Там, где совсем нельзя было пройти по воде, карбас вытаскивали на берег и тащили посуху.
Во время одной из многочисленных перегрузок, когда мы вылезли на ближайшую льдину, чтобы немного отдохнуть, у самого борта карбаса, под-ряд одна за другой, поднялись три огромных белушьи спины. Вода вокруг нас моментально как бы вскипела и все мелкие льдины пришли в движение. Но потом сразу все стихло и несколько поодаль выглянул лишь одинокий любопытный тюлень, заинтересовавшийся внезапным шумом, но, увидав людей, моментально скрылся.
После небольшой полосы чистой воды — новые ледяные преграды, новые перегрузки вещей и т. д. Двигались очень медленно и только к вечеру дошли примерно до места нашей последней стоянки у мыса Узкого. Лед стал более редким и, пользуясь образовавшимися полыньями, начали переходить на другую сторону пролива, с расчетом попасть в полосу более чистой воды.
В это время из за мыса показались пять торговых судов, во главе с „Седовым“. „Седов“ мощно расчищал дорогу для своего каравана. Но торговые суда, неприспособленные для плавания во льдах, то и дело беспомощно застревали и отставали от своего вожатого. Как только одно из них отставало, „Седов“ тотчас же возвращался и спешно шел на выручку слабого товарища…
Караван медленно продвигался к радио-станции…
Увидев суда, мы нарочно несколько задержались на середине пролива, чтобы иметь возможность поговорить с „Седовым“ и узнать то, что мы не могли расслышать в последний раз. Первым прошел иностранец — на борту скопилось много любопытных и на нас смотрели недоумевающими глазами, так как не могли понять, откуда взялись такие странные и непонятные люди. „Седов“ вновь радушно нас приветствовал и пожелал счастливой работы. По данным последней его разведки, лед у радиостанции несколько поредел (но не для нас — 6 баллов!), а в западной части Маточкина Шара лед, напротив, продолжает держаться до Поморской губы. „Таймыр“ остался в Поморской губе и будет ждать новых сведений. На радиостанции пока все благополучно… В итоге все та же неопределенность: дойдет ли „Таймыр“ до радиостанции или нет, будет ли второй рейс, и когда же мы снова сможем приступить по настоящему к своим работам?
Караван постепенно завернул за мыс и скрылся из вида, и мы снова одни на своем маленьком „Ошкуе“, среди тех же льдов и величественных гор…
Здорово устали и на отдых решили остановиться у м. Узкого. Карбас на всякий случай завели в речку, так как льды снова начали сгущаться и подходить к берегу.
Спать в палатке в спальных мешках одно удовольствие, но вставать первому — довольно неприятно. Под утро обычно холодно и нужно иметь большую решительность и „хладнокровие“, чтобы первому вылезти из теплого мешка и разжечь примус. Как только зашумит примус в палатке быстро делается тепло, в особенности, если на него положить камень. Тогда начинают вставать и остальные. Одеваться всем сразу нельзя — слишком тесно. Первым обычно вставал спящий у входа и только тогда, когда очищалось место из-под его мешка, получалась возможность двигаться второму и т. д. То же самое происходило и вечером, только в обратном порядке. Вся эта процедура вставания и укладывания отнимала порядочно времени, но обойтись без нее никак нельзя. В палатке, кроме нас пятерых, помещалось еще много различных вещей, которые, главным образом, и создавали тесноту. Столом служил кухонный ящик, а сиденьями — спальные мешки. После еды вся посуда быстро убиралась в ящик и он превращался в рабочий стол. Еду готовили по очереди. Расписание рабочего дня при стоянках, примерно, было следующее: вставали в 7 часов утра, плотно закусывали и сейчас же выезжали на работы в пролив. По возвращении, часа в 3—4 дня, готовили обед, после чего разбирали материал, а затем шли в экскурсию на озера или в горы. К 9-ти часам вечера возвращались обратно к лагерю и, в ожидании ужина, писали дневники, обменивались мнениями и пр. День обычно проходил быстро и незаметно.
Сегодня с утра опять двинулись дальше на запад. На этот раз льды мешали мало, но зато, как на зло, поднялся сильный противный ветер. К вечеру достигли м. Журавлева, где и разбили лагерь.
Во время перехода видели одного молодого песца, который переплывал пролив со льдины на берег. Заметив его, мы налегли на весла и перерезали ему дорогу. Но у него был настолько жалкий и испуганный вид, что мы сейчас же отказались от дальнейшего преследования.
„Таймыр“ пробивается сквозь льды.
„Таймыр“ делал последнюю попытку добраться до радиостанции.
— Мы уже думали, что вы потонули или умерли с голода и только позавчера нам сообщил „Седов“, что видел вас в середине Маточкина Шара.
С „Таймыра“ получаем те же сведения: лед у Карского моря попрежнему 6—7 баллов; надежд на второй рейс мало. Приходится отказаться и от этой последней возможности добраться до восточного берега.
С „Таймыра“ берем остатки снаряжения и кое-что из продовольствия, затем прощаемся с двумя нашими товарищами и верными сопутчиками — К. Тироном и А. Казанским, которые теперь должны следовать с „Таймыром“ на радиостанцию для смены старых зимовщиков.
„Таймыр“ долго ждать не может, быстро разворачивается и уходит на восток. Затем… за его кормой дружно замкнулись карские льды.
Теперь мы остались втроем и с этого дня началась вторая часть нашей экспедиции, может быть, лишенная интересных приключений, но зато более плодотворная в смысле результатов. Теперь окончательно выяснилась возможная программа наших работ, и с этого дня мы приступили к планомерному обследованию западной части Маточкина Шара. Льды после сильных западных ветров заметно поредели и постепенно вышли из пролива, погода также установилась довольно устойчивая, так что теперь и в этом отношении нам несколько повезло. От мыса Журавлева и до Поморской губы мы сделали целый ряд остановок и только 12 сентября пришли в становище. Дошел ли „Таймыр“ до радиостанции, и как дело обстоит с выгрузкой, откровенно говоря, теперь нас мало интересовало. В крайнем случае, если не будет второго рейса „Таймыра“, с Новой Земли уйдем на пароходе Госторга.
ЧАСТЬ II.
Становище в Поморской губе.
При отходе с последней стоянки всегда оставляли какой-нибудь знак. На этот раз был сложен небольшой гурий[26] и воткнут шест. Отплытие сопровождалось обычным троекратным — гип ура.
Тихий день. Идем на веслах. Льда нет в помине, как будто его здесь не было и вовсе, и только кое-где на мелких местах сохранились последние остатки былого величия. Проходим промысловую сторожку на северном берегу. Вблизи приземистого домика несколько одиночных серых крестов. На берегу пустые бочки из-под тюленьего сала. В домике кое-какая ветхая домашняя утварь.
Идем быстро и, пройдя камни Егорова, взяли курс на Поморскую губу. Вскоре в глубине залива засерели постройки и показался дымок из крыши главного дома. Подойдя ближе к становищу, первым делом услышали яростный собачий лай. Но сначала в становище не было заметно никакого движения, и оно казалось совершенно заброшенным. На берегу несколько вытащенных карбасов и промысловых лодченок. Влево от становища куча выгруженных с „Декрета“ балансов — годовой запас топлива. Пробуем войти в речку Маточка, но в отлив здесь сильный сувой[27], который чуть не опрокидывает карбас. Идем обратно и пристаем против главного дома. На берег выходят самоеды и матросы гидрографической промерной партии, которая за два дня до нас пришла с работ на Сухом Носу. Теперь эта партия выжидала подходящего ветра и затем собиралась идти с описными работами на юг от Столбового мыса. Их карбас, значительно больше нашего, стоит на якоре против становища. Короткий расспрос, и в сопровождении самоедов и окруженные со всех сторон собаками, отправляемся к дому. Перед домом на шестах, для просушивания развешено несколько шкур белого медведя, а к стене дома с той же целью гвоздями приколочены нерпичьи, шерстью внутрь. Специфический запах становища. Собаки боязливо знакомятся с новыми пришельцами. Вид у них очень жалкий и никогда не подумаешь, что они способны тянуть нарты (самоедские сани). Впоследствии мы их видели в самоедской упряжке и, конечно, свое мнение должны были изменить. Для пополнения убыли из Архангельска ежегодно привозят собак всевозможных пород; более нежные и слабые, с короткой шерстью, не выдерживают суровых условий и вскоре вымирают; остаются лишь более крепкие и с густой мохнатой шерстью, которая их предохраняет от сильных холодов. Вскоре все эти собаки постепенно принимают один общий новоземельский тип, даже один и тот же серо-желтый цвет. Собак обычно запрягают в один ряд[28]. Одна запряжка состоит из 8—10 собак. На нартах надо сидеть умеючи, иначе легко выскочить. Собаки стоят смирно до тех пор, пока хозяин не возьмет в руки длинную палку — хорей и не гикнет. Тогда собаки сразу срываются с места и яростно бегут за вожаком. Летняя езда на нартах очень мучительна — нарты высоко подпрыгивают на камнях и получается беспрерывная тряска, но летом самоеды и не ездят, так как в этом нет особой нужды. Зимой собаки первое время везут нарты со скоростью 20 верст в час. Самоед без собак то же, что крестьянин без лошади.
Для отдыха устраиваемся в комнате Коношенко, старого промышленника и агента Госторга (Госуд. Акц. Общ. по внутр. и внешн. торг.). Но самого Коношенко в данное время нет. Он вместе со своим работником Степаном промышляет у Карского моря и думает вернуться обратно лишь к последнему рейсу „Декрета“.
Изба промышленника Князева в Поморской губе (фот. автора).
Главный дом становища построен художником А. Борисовым, во время его экспедиции в 1900 г. на яхте „Мечта“[29]. Этот дом сложен из очень толстых бревен и по сие время выглядит новым. До Борисова здесь было всего два небольших домика, один из которых теперь принадлежит русскому промышленнику Князеву. Кроме того, здесь имеется сарай и крохотная церковь, которая в настоящее время превращена в склад Госторга. Само становище обосновалось около полвека тому назад, а с 1890 г. сюда ежегодно заходят суда для снабжения местного населения всем необходимым на целую зиму. Ежегодно бывает два рейса — один в конце июля или начале августа, как только берега Новой Земли освободятся ото льда, и второй — в начале октября. На западном берегу Новой Земли целый ряд небольших становищ (на восточной стороне постоянных поселений нет) — Петуховский Шар, Черная губа, Белушья губа, Малые Кармакулы, Крестовая губа. В каждом становище есть свой склад и агент Госторга, и местное население, по мере надобности, получает нужные вещи: всякого рода продовольствие, порох, дробь, мыло, спички, мануфактуру и пр. Все продукты отпускаются без акциза. Взамен привезенных продуктов Госторг монопольно вывозит весь годовой промысел самоедов и русских по определенной расценке. Главные виды промысла — белый медведь, песец, морской зверь, голец.
Белый медведь.
Белый медведь (Thallassarctus maritimus), является наиболее красивым и величественным и в то же время наиболее сильным и могучим обитателем арктической области. От бурого медведя, кроме окраски, он отличается целым рядом признаков: более вытянутым туловищем и шеей, сравнительно небольшой и узкой головой, сильными и толстыми лапами, а также присутствием между пальцами толстой плавательной перепонки. Вес его достигает 500 килограмм.
Белый медведь широко распространен в арктической области и встречается повсюду, где море большую часть года или совершенно или частично покрыто льдом. Будучи хорошим пловцом, он одинаково прекрасно себя чувствует, как в воде, так и на суше. Он в высшей степени вынослив, и никакие холода и ветра не вредят ему. Движения его неуклюжи, но, несмотря на это, в случае надобности, он быстро бегает и ловко карабкается по кручам. По воде он проплывает огромные пространства и может подолгу оставаться в ней.
Питается белый медведь всеми теми более или менее крупными животными, которых ему удается поймать в море или на суше. Любимой его пищей служат тюлень и рыба. Для того, чтобы поймать тюленя белый медведь или подолгу караулит его на льдине, выжидая, когда он вынырнет, или, наоборот, охотится с воды, когда последний сам отдыхает на льдине. При этом он осторожно подплывает к льдине с подветренной стороны, а затем, очень быстро выныривая у самого ее края, яростно хватает добычу. Для ловли рыбы он загоняет ее в расщелины льдин или просто ныряет за ней. На наземных животных — на оленя, песца и птиц — он нападает только тогда, когда ему не хватает пищи в море. Падаль ест так же охотно, как и свежее мясо, но никогда не дотрагивается до трупа другого белого медведя. В голодное время питается травой и мхом и часто нападает на продовольственные склады полярных экспедиций. В последнем случае он не брезгает ни чем и уничтожает все. Никакие меры предосторожности — груды камней, толстые стенки ящиков и т. д., ничто не предохраняет от лап медведя.
Зимней спячке белые медведи, повидимому, не подвергаются, за исключением беременных самок, которые в зимний период уходят на сушу или на лед и там устраивают снежную берлогу. Детеныши рождаются в самое холодное время года. Спаривание, повидимому, происходит в июле. Беременность продолжается от 6 до 7 мес, а число детенышей колеблется между одним и тремя, чаще всего их бывает два. Самка покидает берлогу со своими детенышами примерно в марте месяце и долго сопровождает их, пока они не станут совершенно большими. Мать всегда самоотверженно защищает своих детенышей и никогда не покидает их в опасные минуты.
Маленькие медвежата очень миловидные существа, и их легко приучить к неволе. На судах, плавающих по берегам Новой Земли, обычно бывает один или два медвеженка, которые вносят много веселья и разнообразия в судовую жизнь.
Зная привычки и повадки белого медведя, охота на него не является особенно опасной. Белый медведь никогда первый не бросается на человека, а старается уйти от него, но если охотник пытается удрать, белый медведь начинает его преследовать. Белый медведь очень любопытен и в некоторых случаях даже хитер. В связи с его любопытством получается много курьезов. Мне вспоминается один случай — при постройке радиостанции в Маточкином Шаре, во время разгара работ, т. е. во время оживленного шума, к месту постройки незаметно подошел медведь и поднялся на ближайшую горушку, где производились астрономические наблюдения с треножника. Наблюдатели заметили медведя в последнюю минуту и, так как при себе не имели ружья, бросились бежать вниз. Медведь продолжал интересоваться инструментами и только тогда, когда подняли общую тревогу и начали стрелять из ружей, он повернул и начал быстро улепетывать. Во время некоторых зимовок на радиостанции в Югорском Шаре медведь, набравшись смелости, забирался даже внутрь жилого помещения, и только нападения зимовщиков заставляли его обращаться в бегство.
На Новой Земле белый медведь теперь довольно редок и на южном острове появляется только зимой, но на северном встречается также и летом. Для промысла белого медведя местные самоеды отправляются на восточный берег (на карскую сторону), где его всегда значительно больше. Стадами белый медведь не собирается и встречается обычно одиночками или по двое.
У белого медведя высоко ценится шкура (от 75 и до 150 р.), и сало. Сало идет на топливо; у больших медведей с одной туши снимали до 10-ти пудов. Мясо вполне съедобное и даже очень вкусное, если оно тщательно очищено от сала. Печень считается вредной. По поверьям, от медвежьей печени быстро седеют волосы. У новоземельских самоедов ценится медвежий клык, который они всегда носят у себя на поясе и никогда без него не выходят на охоту: клык будто-бы обладает особой силой, которая спасает их от смерти.
Песец.
Песец или полярная лисица (Vulpes lagopus), — по-самоедски — „ного“, широко распространен в Арктике и на Новой Земле временами появляется в большом количестве. Мех у летнего песца не столь хороший, как у зимнего: во-первых, не такой пушистый и мягкий, во-вторых, имеет неровную бурую или сероватую окраску, более темную на спинной стороне и более светлую, иногда почти белую, на брюшной. Зимой песцы совершенно белые с густой и пушистой шерстью, в особенности на хвосте. Некоторые песцы в зимний период приобретают особый серо-голубой или буроватый оттенок, и называются голубыми песцами. Последний вид меха ценится наиболее дорого. Летние песцы, так называемые крестоватики, почти не ценятся вовсе. По закону, охота на крестоватиков воспрещена.
Песцы принадлежат к отряду хищных и семейству собак. От наших лисиц отличается короткими и круглыми ушами. Морда короткая, а подошвы ног густо покрыты шерстью, которая к зиме становится еще более густой, чем облегчается ходьба по гладкому льду и насту. В некоторых местностях на зиму песец предпринимает большие путешествия к югу, но на Новой Земле таких переселений не наблюдалось. Живет в норках, среди скал и камней. Такие норки обычно имеют несколько входных и выходных отверстий. Питается всем, чем попало. Хорошую добычу доставляют птичьи базары, расположенные на небольших островках, которые обычно являются вполне доступными для песцов. Большинство же береговых базаров, напротив, устроены так, что песец не всегда добирается до них. Добравшись до базара песец становится полным его хозяином, пожирая бесчисленное количество яиц, птенцов и даже взрослых кайр. Песцы, как большинство зверей, хорошо плавают, и для того, чтобы добраться до базаров, часто переплывают небольшие проливы. Песец нападает и на стада гусей, которые во время линьки совершенно беспомощны. Главные пастбища гусей расположены на южном острове, где много низменных болотистых мест. Самоеды ежегодно выезжают к этим местам и бьют гусей палками. Гусей бьют для личного потребления и иногда за одну поездку удается набить до сотни штук.
Главной пищей для песца является лемминг. Летом в своих норках и укромных местечках песец заготовляет продовольственные склады на зиму. Зимой, если лемминги переселились в другой район, поживиться уже нечем и не сделав достаточного запаса, песец часто голодает. О своем молодом потомстве трогательно заботится и всеми силами старается отвести врага от своих детенышей. Самка обычно с лаем и визгом, очень похожим на лай собак, отбегает от норки и этим отвлекает врага. Маленькие песцы в это время совершенно беспомощно сидят в глубине норки, лишь временами попискивая тонким голоском. В случае опасности, малыши никогда не решаются выйти из своего убежища самостоятельно. Но в общем песцы очень смелые, как взрослые, так и молодые, и часто близко подходят к жилым помещениям.
Теперь песца ловят в обычные железные капканы. Раньше для этого служили „кулемы“ — род клетки, сделанной из деревянных реек. Внутрь такой кулемы клали приманку, и когда песец входил в эту клетку, сверху падала толстая палка с камнями, которая и прищемляла его. Песец достаточно хитрый зверь, и капканы на него нужно ставить с особыми предосторожностями. Нужно стараться как можно меньше дотрагиваться до приманки голыми руками и не оставлять следов вокруг капкана. Почуя запах человека, даже будучи голодным, песец никогда не возьмет приманку. Капканы объезжают на собаках. Увидя приближающуюся опасность, песец иногда перегрызает себе лапу и убегает. Если капкан недостаточно закреплен, песец старается утащить его с собой. Случалось неоднократно вторично ловить песцов с поврежденной лапой. Иногда песца бьют из винтовок. Ловля стрихнином не распространена, так как его трудно достать, и при этом шкурка сильно портится. По закону, стрихнин строго воспрещен. Шкурка белого песца на Новой Земле ценится в среднем в 30—35 руб. В удачные годы русские промышленники доставали до 200 песцов в одну зиму. Но год на год не сходится и бывали годы, когда песца почти не видели вовсе. Если предыдущим летом было много леммингов, то зимой на капканы песец ловится обычно плохо.
Морской зверь.
Нерпа или обыкновенный тюлень (Phoca foetida) принадлежит к отряду хищных и подотряду ластоногих (Pinnipedia). Всю свою жизнь, за исключением периода спаривания, нерпа проводит в воде и пользуется сушей лишь для отдыха. Даже спит часто на поверхности воды. Все ее тело приспособлено к водному образу жизни: передние и задние конечности превращены в ласты или катеры наподобие плавников. На суше она передвигается медленно и неуклюже. Значительная величина глаз и их выпуклость дают ей возможность хорошо видеть в воде. Питается исключительно животной пищей, главным образом, рыбой, но не брезгает и более мелкой пищей — креветками, моллюсками и пр. Но главным предметом промысла на севере служит гренландский тюлень (Histriophoca groenlandica), который является чисто океанической формой и на берега не выходит. В периоды спаривания этот тюлень собирается в большие стада и выходит на лед. В наших морях залежки тюленя происходят в Горле Белого моря и к северу от него — в феврале, марте и апреле. Здесь он собирается в таком количестве, что лед издали выглядит черным. В это время и происходит главный промысел. Промышляют обычно с судов. Судно останавливается, охотники выходят на лед вооруженные винтовками и палками и беспощадно уничтожают тюленя. В период деторождения самки совершенно беспомощны и только жалостно кричат. Крик молодых тюленей напоминает плач ребенка. Только что рожденный тюлень белого цвета, почему его называют „бельком“. Постепенно он сереет и превращается в „серку“. В развитии тюленя русские промышленники различают следующие стадии: белек, хохлуша, конжуй, серка, серун, лысун. Взрослый тюлень самец — крылан, самка — утельга. Тюленя бьют главным образом для добычи сала (ворвани). Сама шкура ценится дешево и постепенно получает широкое распространение на европейском рынке. Местное население без нее не обходится. Тюленьи шкуры идут на обшивку каяков, нарт, отчасти на изготовление верхней одежды и пр. Из них приготовляют пимы (подобие мягких валенок, совершенно не пропускающих воду), шапки, рукавицы и т. д. Верхняя одежда для прочности обычно сшивается оленьими жилами. Равушка (мясо вместе с костями) идет на корм для собак, но в тяжелые годы тюленье мясо употребляет в пищу и местное население. В этом году мы сами уничтожили из любопытства одного тюленя и ничего плохого про качество мяса, если оно будет тщательно очищено от жира, сказать нельзя.
Морской заяц (Erygnathus barbatus) очень похож на предыдущих тюленей и ведет примерно такой же образ жизни. Отличается несколько большими размерами. На Новой Земле на морского зайца и других тюленей охотятся при всяком удобном случае. Для этого сначала его выслеживают, затем выезжают в море на легкой маленькой шлюпченке и стреляют из винтовок. Весной убитый зверь обычно вскоре тонет, так как сала в это время у него еще очень мало, и убитый зверь часто пропадает даром. Но поздней осенью он держится на воде значительно дольше. Из воды достают его при помощи гарпуна — род багра на длинном шнуре. Такой кустарный промысел, если можно так выразиться, конечно, не может состязаться с промыслом на специальных судах.
Морж (Odobenus rosmarus) принадлежит также к подотряду ластоногих. В прежнее время был широко распространен в северных морях. Теперь же он в значительной мере истреблен: по западному побережью Новой Земли почти не встречается вовсе и даже в Карском море теперь не может служить предметом настоящего промысла. Он значительно оттеснен к северу и дальше на восток. Специальный моржовый промысел еще существовал в прошлом веке и давал большие доходы. На Новой Земле кое-где мы находим остатки былого богатства в виде груды моржовых костей.
Морж наиболее сильный морской зверь в наших морях и, будучи разъяренным, легко может разбить своими клыками большой карбас, но на суше он очень беспомощен и поэтому его бьют обычно на берегу или на льду. При этом получается настоящее кровавое побоище, что неоднократно описывалось разными экспедициями. Морж может достигать очень больших размеров, при чем вес его иногда превышает тонну (60 пудов). Верхние клыки превращены в мощные бивни. Длина бивней может доходить до 80 см., а вес их до 4 с лишним килограмм. Но такие бивни теперь встречаются уже очень редко даже у взрослых самцов. Бивни представляют большую ценность и из них приготовляют резные костяные изделия. Кроме бивней, высоко ценится сало (ворвань) и шкура.
На Новой Земле в прежнее время имел большое значение белуший промысел. Белуха (Delphinapterus leucas) принадлежит к отряду китообразных. Во взрослом состоянии она имеет совершенно гладкую, блестяще-белую кожу (отсюда и ее название). Молодые экземпляры напротив, темно-серого цвета. Детеныши прикрепляются к спинному отростку своей матери и долгое время путешествуют вместе с ней. В длину взрослые экземпляры достигает 5 метров. Распространена главным образом в северных морях. Иногда встречается большими стадами у берегов Шпицбергена и Новой Земли, а также на Дальнем Востоке в Охотском море. В воде плавают обычно гуськом, поочереди на одно мгновение показывая свои белые спины. Питается рыбой и небольшими морскими животными. Часто заходит в устья рек. Идя Горлом Белого моря, нередко удается видеть большие стада белух, играющих, подобно дельфинам, позади судна. Белух бьют обычным способом при помощи гарпуна. В дело идет не только ворвань, которая очень хорошего качества, но также и мясо (для собак) и шкура (для выделки ремней). Шкура необыкновенной прочности. За последнее время промысел белух заметно упал.
Голец.
В летний период на Новой Земле в большом количестве промышляют гольца (Salvelinus alpinus). Голец очень близок к обыкновенной семге, но менее жирный, и на рынке ценится несколько дешевле семги, хотя по вкусу мало уступает последней. В летний период гольцовым промыслом занято почти все местное население, и на этот промысел специально приезжает много временных, так называемых летних промышленников. На Новую Землю они доставляются первым рейсовым судном Госторга, т. е. в начале августа, а выбираются обратно со вторым рейсом — в начале октября. В осенний период голец идет из моря в реки, при чем иногда он идет в таком огромном количестве, что не хватает ни тары, ни соли. Но случается, что в тех же местах на другой год гольца совсем нет, и промышленники уезжают ни с чем.
В губах ловят ставным неводом, а в реках и речках тяглым неводом и, наконец, забором. По мнению промышленников, осенью голец идет в реки в три приема: сначала идет „лоховелый голец“, затем „водяжник“ и, наконец, „моряк“. Последний наиболее жирный и вкусный. Весной наблюдается обратный ход из озер в море, но на этот ход гольца приезжие промышленники опаздывают. Летние промышленники ловят гольца обычно артелями, при чем одна артель раскидывается на несколько губ. Чистый доход от гольцового промысла на каждого члена артели изредко доходит до 500 рублей. Всю пойманную рыбу скупает Госторг, который в свою очередь снабжает промышленников солью и бочками.
По рассказам самоедов, особенно много гольца на восточном берегу — в реке Савина, где голец достигает особенно крупных размеров.
Таковы основные промыслы, которые сейчас существуют на Новой Земле.
Диких оленей на южном острове в настоящее время почти нет, но на северном острове они встречаются несколько чаще. В прежнее время их было значительно больше. Домашних оленей на Новой Земле самоеды не держат, так как для этого нет хороших пастбищ.
Экскурсия в залив Енисей.
Проходим пролив между Ивановым камнем и островом. Повсюду буруны, у самого камня поднимаются столбы брызг на несколько саженей вверх. Еще издали видны эти белые вспышки, как вспышки берегового маяка. Во время этого опасного перехода приходится все время зорко смотреть, и от бдительности кормщика зависит участь всех остальных.
Ветер постепенно стихает, и мы уже на веслах входим в губу Серебрянку. Берег неприветливый — все те же, высокие, черные обрывы. По мере продвижения открываются все новые и новые мысы, странным образом похожие друг на друга. К берегу нигде пристать нельзя, повсюду белая полоса бурунов, да и сам берег в виде неприступных крутых обрывов.
С моря находит густой туман, и постепенно исчезает берег. Стараемся ближе прижаться к нему, но буруны не особенно позволяют это. Где же можно найти место, удобное для высадки? Идем дальше — все то же. Проходит много часов; уже устали. Настроение падает. Ну, и попали же в чортов мешок!
Проходим залив Енисей, — он тоже совершенно открытый для прибоя. Идем дальше по направлению к главному куту[30]. Ветер изменяет свое направление и переходит на норд-вест, который начинает нас прижимать к берегу. Налегаем на весла и стараемся скорее пройти в кут. Уже близки к своей цели, но посреди входа в кут замечаем новые буруны. Нет, здесь пройти, повидимому, нельзя, скорее обратно в залив Енисей! Приходится идти против ветра. Беспрерывная, усиленная, молчаливая гребля в течение 3-х часов. Меняться нельзя, чтобы не остановить ход. Каждую сажень берем с боя и постепенно удаляемся от бурунов. Наконец, удалось завернуть в залив Енисей. Меняем курс. Ветер легко подхватывает карбас и быстро несет к ближайшему плесу (песчанистый берег). Здесь, кажется, бурунов нет! Идем прямо к берегу. Но берег оказывается достаточно крутым и разыгравшаяся зыбь поднимает огромные волны. Но что же делать? Берем весла на укол. Поднявшаяся волна в виде стены ударяет в корму и рассыпается по карбасу. Карбас наполовину залит волной. Вещи начинают плавать. Моментально выскакиваем в воду и начинаем спасать вещи — в первую голову спальные мешки и теплую одежду. Вторая набежавшая волна поворачивает карбас и окончательно заливает его водой. Спешно заводим на берег троса и спасаем затонувшие вещи. Каждая новая волна постепенно подталкивает карбас вперед, а растяжки не позволяют ему вновь опуститься. Наконец, удалось быстро выкачать воду из карбаса и при помощи рычагов из мачты и весел поднять его на сухое место. Все вымокли насквозь с головы до ног; нечего сказать — приятная ванна! О вещах сейчас не думаем, завтра посмотрим, насколько они уцелели и что осталось. С трудом расставляем намокшую палатку. Пытаемся зажечь примус. Хочется поскорее согреться горячим чаем. Но примус назло капризничает — соленая вода попала в нипель и он постоянно тухнет; все время держим зажженную свечу рядом с примусом. Согреваем камни и кладем их в спальные мешки — поскорее бы согреться и заснуть!
Поделиться книгой: