Помоги проекту - поделись книгой:
Данные о том, что ученые Сообщества занимаются тайными разработками нового вида оружия, давно просачивались в Трудовое Братство, и вот трагический случай, как будто подтвердивший эти опасения. Все это являлось грубейшим нарушением Договора, но неопровержимых доказательств у комиссии тогда не оказалось, и Сообществу удалось замять конфликт. И вот теперь я читаю статью, в которой явно просматривается прямой призыв к повторению событий двухлетней давности, только в еще более широких масштабах.
Внимание мое привлекла строка (Громов выделил ее красным карандашом): «… В настоящее время у Сообщества появились новые возможности проникновения в Глубокий космос, поддержанные нашими учеными и позволяющие нам перейти на совершенно иной этап своего развития». Это, видимо, была главная мысль, из которой Громов делал свои логические заключения.
— Тебе ничего не напоминает эта статья? — спросил он, внимательно наблюдая за мной.
— «Хартумский конфликт»? — Я поднял на него глаза.
— Вот именно! Если помнишь, там было подозрение на применение Сообществом нового оружия? Доказать тогда ничего не удалось, и инцидент как будто замяли. И вот опять недвусмысленное напоминание… — Он взял у меня журнал и, близоруко щурясь, прочел: — «… появились новые возможности проникновения в Глубокий космос, поддержанные нашими учеными…» Разве не понятно, о каких возможностях идет речь?! — Громов испытующе посмотрел на меня.
Я не спешил с выводами, пытаясь продумать все возможные варианты.
— А если это только ловушка? — Я посмотрел прямо ему в глаза. — Сообщество только и ищет предлог, чтобы пересмотреть Договор и отодвинуть закрытую зону как можно дальше!
Громов удрученно опустил глаза. Видимо, он ждал от меня поддержки.
— О пересмотре Договора не может быть и речи! — твердо отрезал Менгеша.
— Во всяком случае, статья не может служить веским доказательством для какого бы то ни было заявления, особенно официального, — поспешно добавил я.
— Выступать с официальным заявлением пока еще рано, — сказал председатель Совета ОСО, задумчиво глядя на полированную поверхность стола.
— Именно поэтому мы и вызвали тебя! — вставил Громов, и глаза его снова заблестели; взгляд стал твердым. — Тебе придется вылететь в Сообщество незамедлительно и любой ценой добыть официальные документы, подтверждающие наши опасения!
Я даже привстал от неожиданности. Не давая мне опомниться, в разговор снова вступил Менгеша:
— Иван Вениаминович предложил вашу кандидатуру как самую подходящую, и я не стал возражать. Признаться, я много наслышан о вас хорошего. — Он дружелюбно улыбнулся мне.
Я моргал глазами. Вот это да! Невнятно проговорил:
— Иван Вениаминович!..
— Влад! — Громов положил руку мне на плечо. Взгляд его стал необычно жестким. — Не мне тебе объяснять всю важность этого задания. На карту поставлена судьба Трудового Братства — жизни многих миллионов и миллионов людей! Будут ли они живы и счастливы завтра, зависит теперь от нас с тобой… — Он помолчал. — Посуди сам, кроме тебя послать мне сейчас некого. Только ты один сможешь проделать все с ювелирной точностью. Языком Сообщества ты владеешь в совершенстве, профессиональная подготовка у тебя — высший класс!
Громов покосился на Менгешу и уже более мягко добавил:
— Надо, Влад! Понимаю, что не вправе приказывать тебе сейчас, но надо! — Он улыбнулся, и лицо его сразу стало добрым и немного жалобным.
— Сколько времени вам понадобится на подготовку? — вмешался Менгеша.
— Неделя! — подумав, сказал я.
На лице Менгеши появилась детская обида. Он посмотрел на Громова.
— Три дня! — спокойно сказал тот, глядя мне в глаза. — День на изучение всех необходимых материалов, день на инструктаж и день — проститься с родственниками.
Громов подошел к столу, достал из ящика несколько кремниевых дисков-мемонограмм, протянул их мне:
— Вот. Это материалы по «Хартумскому конфликту» — все, что может понадобиться тебе. Остальное найдешь в библиотеке Совета или запросишь в Информационном Центре Трудового Братства.
Я взял мемонограммы, повертел их в руках.
— Когда хочешь начать? — лицо Громова снова стало добрым и чуточку растерянным.
Я пожал плечами.
— Прямо сейчас.
— Добро! — Громов кивнул. — Последние инструкции получишь лично от меня перед самым отлетом… — Он оглянулся, словно искал что-то глазами. Снова посмотрел на меня. — Ну, ладно. Иди!
Я взглянул на него и впервые увидел, как он сильно постарел за последние два года: волосы совсем седые; в уголках глаз скрылось множество морщин; глубокие складки легли на щеках. Мне стало невыносимо жалко его. Отдавая всего себя работе, он не мог даже обновить свой организм, чтобы вернуть ему ушедшую молодость, — на это у него просто не оставалось времени! А ведь ему уже далеко за сто.
Не желая выдавать своих чувств, я встал и поспешил уйти.
Читальный зал библиотеки Совета ОСО был полон народа. Длинные стеллажи с визиозаписями и старыми книгами протянулись вдоль стен, а между ними были расставлены небольшие столики для посетителей с информационными дисплеями. Хрустально-прозрачный потолок зала не задерживал солнечного света, и могучий поток его обрушивался сверху на головы многочисленных читателей. Бесшумно работали кондиционеры, вызывая заметное движение воздуха.
Я огляделся и, выбрав столик у одного из стеллажей, уселся в глубокое кресло, положив пальцы на кнопки клавиатуры. Странно, но почему-то несколько минут я не решался заглянуть в содержимое мемонограмм, отданных мне Громовым, словно боялся скрытых в них документов. Сидел, подперев кулаками голову, и смотрел на серую поверхность экрана дисплея, хранившую таинственное молчание. Наконец, пересилив себя, вставил одну из мемонограмм в приемное устройство и щелкнул клавишей пуска. Внутри оказалось несколько стереоснимков, подшивка печатных газет, издававшихся в Сообществе, и страницы печатного текста. Пропустив фотографии и газеты, я принялся изучать документы.
Это был протокол следственной комиссии от 26 августа 646 года Мирового Воссоединения. Комиссия изучала обстоятельства гибели патрульного «Икс-43». В качестве свидетелей были вызваны пилоты патрульных «Икс-41» и «Икс-42»: Эд Руцкий и Иан Сайко. Как указывалось в пояснительной записке, Иан Сайко, на момент работы комиссии, находился в сильном депрессивном состоянии и не мог полностью отвечать за свои поступки. Поэтому показания давал только Руцкий.
Комиссия. Расскажите подробно о том, что произошло 23 августа в 13 часов 00 минут.
Руцкий. Вылетев на орбиту точно в срок, мы патрулировали около часа без особых происшествий. В 12.30 с Базы пришло сообщение о нарушении Договорной зоны со стороны квадрата четыре и распоряжение немедленно следовать в этот квадрат. А еще спустя десять минут „головной“ передал по радио, что наблюдает смещение пульсирующего поля радара…
Комиссия. Простите, „головной“ — это патрульный „Икс-43“?
Руцкий. Да. Головным был Стефан Мич. Я вслушался в дополнительный фон: никаких признаков нарушения не было. Тут же сообщил „сорок третьему“ о своих наблюдениях, но он упорно настаивал на том, что видит яркую точку у края пульсирующего поля. Примерно в 12.43 пришло сообщение от „сорок второго“: „Вижу нарушителя. Отзыв „свой-чужой“ молчит. Что предпринять?“ Только тут я заметил яркую точку на экране. Через несколько секунд рядом с первой появилась вторая точка. Потом третья, четвертая, пятая. И почти сразу пришла команда с „Икс-43“: излучатели правого борта к бою!
Комиссия. Были ли действия нарушителей враждебными по отношению к вам? Почему патрульный „Икс-43“ отдал такой приказ?
Руцкий. Без сомнения, они действовали враждебно! Это следовало из того, что нарушители находились в Зоне без разрешения и приближались без предупреждения, не отзываясь на наши запросы, и без опознавательных огней. Через несколько секунд после того, как „сорок третий“ отдал приказ готовить излучатели, все пять кораблей рассыпались веером, явно готовясь к атаке. Я спросил „сорок третьего“ по дисплею: „Что будем делать? Может быть, дать предупредительный выстрел?“ Стефан Мич возразил так же по дисплею: „Рано! Предложим им следовать за нами. Они в закрытой зоне. Нужно узнать, есть ли у них разрешение“. Я услышал щелчок в наушниках шлемофона: „сорок третий“ включил внешнюю связь. Я последовал его примеру: щелкнул проверочным тумблером — индикатор ритмично пульсирует, значит, они нас слышат…
Комиссия. Что произошло дальше?
Руцкий. Через лобовое стекло я следил за „сорок третьим“, который шел параллельным курсом. Вдруг что-то случилось… Вначале я даже не понял, что именно. Мне показалось, что пространство вокруг стало совсем белым, звезды куда-то исчезли. Я был ослеплен. Посмотрел в сторону „головного“. Там был огромный шар белого огня. От шара в разные стороны расходились волны очень яркого голубого света, совсем, как круги на воде! Одна такая „волна“ достигла меня секунды через три… Я почувствовал сильнейший удар, словно тело мое разрывает чья-то неведомая сила. Даже не успел включить защитное поле…
Комиссия. Защитное поле вряд ли помогло бы вам. По данным наших экспертов, мощность излучения в тот момент была такова, что ни одно защитное поле, известное на Земле, не смогло бы остановить его разрушающей силы.
Руцкий. Возможно… Тогда я об этом не задумывался. В глазах потемнело, меня тошнило, как на предельных перегрузках; все вокруг плыло, а потом исчезло вовсе… Все. Больше ничего не помню!
Комиссия. Скажите, Мич успел предложить нарушителям следовать за собой или же все произошло раньше?
Руцкий. Извините, у меня очень болит голова. Я хотел бы прерваться и покинуть комиссию.
Комиссия. Ответьте только: да или нет?
Руцкий. Нет».
На этом протокол заседания следственной комиссии заканчивался. К протоколу прилагалось официальное заключение научной экспертизы, проводившей структурный и молекулярный анализы обшивки ракетопланов «Икс-42» и «Икс-41», а также медицинское освидетельствование обоих пилотов. Из последнего следовало, что под воздействием жесткого излучения у них наблюдаются обширные поражения спинного мозга, повлекшие за собой нарушения работы центральной нервной системы. Это особенно сильно врезалось мне в память.
Я снова вызвал на экран фотографии. Почти интуитивно узнал Руцкого: темноволосый, сероглазый, с плотно сжатыми губами на волевом лице. Он совсем не походил на невменяемого истерика, каким его пыталась изобразить печать Сообщества. На другом снимке широко улыбался курчавый блондин — Иан Сайко. Трудно поверить, что этот жизнерадостный парень теперь находится в психоневрологической лечебнице и врачи не могут дать гарантии, что он проживет еще достаточно долго. Все это я узнал из дискет с сообщениями Трудового Братства о случившейся катастрофе. Здесь же было официальное заявление Всеобщего Народного Совета, в котором подчеркивалось, что Трудовое Братство не считает повинным во всем случившемся народ Сообщества, что вся полнота ответственности ложится на правителей Сообщества.
«С народом Сообщества нас связывают общие исторические корни, в нас течет кровь наших общих предков». Эта мысль заинтересовала меня. Отложив в сторону мемонограммы Громова, я набрал код Информационного Центра, и через секунду передо мной начала разворачиваться история Мирового Воссоединения и возникновения Сообщества…
Земля вначале двадцать первого столетия представляла собой мало радостную картину. Общество, царившее на ней, останется в памяти людей, как самое продажное и безнравственное за всю историю человечества. Во главе его стояла корпаратократия — небольшая группа людей, возглавлявших самые крупные корпорации мира — основная задача которой заключалась в максимизации своей прибыли, при этом, нисколько не заботясь ни об обществе, ни об окружающей среде. Они всеми силами стремились к тому, чтобы с помощью втягивания в долги целых государств, путем взятничества и политического свержения неугодных им режимов и правительств, уничтожая национальные экономики других стран установить на Земле монопольный мир, основанный не на ценности человеческой жизни, а на финансовой мощи корпораций. Корпоративно-империалистическая экспансия расползалась по всей Земле, нещадно эксплуатируя народы, пока в 2012 году по старому летоисчислению в одночасье не рухнула вся мировая финансовая система, основанная на извлечении прибыли, деньгах и дефиците. Это привело к еще большему обнищанию основной массы населения Земли, голоду и повсеместным стихийным вспышкам неповиновения и протеста, продолжавшимся следующие восемьнадцать лет.
Самая мощная к тому времени держава, стоявшая во главе глобального капиталистического империализма, — Североамериканские соединенные штаты — давно скатывалась к фашизму. Склонность к доминирующей философии и религии, когда шовинистические амбиции Америки рождали в ней стремление к мировому господству и представления о своей полной и безоговорочной исключительности ни что иное, как первые признаки зарождающегося фашизма. Американская промышленность, в сущности, являлась институтом фашизма. Мнимая демократия и свобода выбора представляли собой фетиш, необходимый корпаратократии, чтобы выдвигать во власть своих ставленников, основной задачей которых было сохранение незыблимости и неприкосновенности существующей финансовой системы. На деле же все оборачивалось тотальной слежкой, превращением людей в экономических рабов и беспощадным уничтожением инакомыслящих. И вот теперь на волне всеобщего недовольства и повальной нехватки, на фоне истощения природных ресурсов планеты американский фашизм обрел полную силу.
Чтобы отвлечь свой народ от внутренних проблем, североамериканская фашистская хунта прибегла к давно испытанному способу — развязыванию войн на чужих территориях. Но на этот раз это был не какой-то локальный конфликт. Случилось самое страшное, что только могло случиться — вспыхнула третья мировая война! Нанеся несколько ядерных ударов по территории своего извечного и ненавистного противника — России, американские армии при поддержке своих европейских союзников нарушили границы суверенного государства. Ответный ядерный удар мощнейших водородных бомб по территориям Северной Америки и Западной Европы привел к катастрофическим природным катаклизмам, разбудив невиданную вулканическую активность по всей планете, породив сонмы ужасающих разрушительных ураганов и цунами, пронесшихся по всем континентам. Потоки лавы, ураганные ветра и многокилометровые столбы воды сметали с лица Земли города и целые страны. Многие прибрежные территории и острова оказались на дне океанов. Но ужаснее всего было то, что применение ядерного оружия привело к катастрофическим подвижкам земной коры — она сдвинулась, как кожура апельсина вокруг мягкой сердцевины. Континенты сместились, породив мощнейшие магнитные бури, землетрясения и новые извержения вулканов по всей планете. В результате перемещения земной коры, в полярных областях оказались почти вся территория Северной Америки, Северная Европа и Австралия. Многометровые толщи льда сковали эти области суровыми ледниками. И, наоборот, полярные и тундровые районы Сибири, Северный ледовитый океан и часть Антарктиды переместились в умеренные широты, вызвав тем самым интенсивное таяние полярных льдов, что привело к еще большему подъему уровня мирового океана. В последствии историками было установлено, что в ходе термоядерного конфликта не обошлось без применения излучателей сверхвысоких частот — сверхмощного геофизического оружия. На тот момент в мире существовало два таких излучателя — мощный «Хаарп» с Американской стороны и установка «Сура» на территории России. Довершило картину апокалипсиса падение на Землю 13 апреля 2036 года астероида Апофис. Линия удара грандиозного космического тела прошла через Тихий океан и Центральную Америку, захватив побережье Флориды. В результате образовалась воронка глубиной в три километра и шириной в восемь километров. Вращение Земли замедлилось на три часа, магнитосфера на время исчезла, а северное сияние стало появляться над экватором… Прежний мир перестал существовать. Немногим народам удалось пережить эту катастрофу. Еще за несколько лет до начала глобального конфликта, часть населения отдельных государств эвакуировалось в глубь территории России, укрывшись на просторах Западной Сибири, в Северной Африке, а так же Южной и Восточной Азии. Сюда были перемещены все основные научные институты и лаборатории, весь цвет научной мысли этих стран и основные промышленные производства. Спустя полтора столетия на этих территориях сообщество объединившихся народов начало создавать новый цивилизованный мир, в котором не было места деньгам и экономическому рабству. Этот мир был основан на равноправии рас и высокотехнологичной и ресурсоориентированной экономике. Но прежде все усилия остатков человечества были направлены на возрождение родной Земли, очистку ее от последствий ядерного конфликта и глобальных потрясений, на ее преображение. Это был невероятно грандиозный труд, с каким люди еще никогда не сталкивалось прежде. На это ушло почти тысячелетие новой истории. Именно в этот период все народы стали трудиться вместе на благо всего человечества, без необходимости служить и подчинятся. Когда деньги исчезли со сцены, когда люди стали жить без экономического рабства, долгов и торговли, у них появилась совершенно иная мотивация. Исчезла общественная стратификация, технический элиторизм и все остальные виды элит. Они стерлись с лица Земли. Статус перестал иметь значение, он просто исчез. Развитие и повсеместное применение сохранившихся технологий, масштабные научные исследования, применение новых видов энергии, а как следствие прекращение уничтожения окружающей среды (требовавшей глобального восстановления) дали людям возможность удовлетворить все жизненные потребности, что привело в начале новой эры к столь долгожданному изобилию. Человек стал получать удовлетворение от познания, от творчества и самореализации. Перед ним открылись новые горизонты — Луна, планеты, звезды. Главной заботой общества теперь стало умственное развитие каждого человека, его мотивация к достижению максимального потенциала, потому что чем умнее становились люди, тем богаче становился мир в целом.
И вот, наконец, наступил момент, получивший в дальнейшем во всех учебниках истории название Мирового Воссоединения, объединившего народы Земли в едином и могучем Трудовом Братстве. Это величайшее событие произошло более шестисот лет назад, и теперь об этом мы можем судить только по книгам и старинным фильмам. Но от этого грандиозность исторических перемен тех давних лет, их трагизм и радость не меркнут в глазах современных людей Трудового Братства…
Не все шло так гладко, как может показаться теперь. Примером тому может послужить трагедия, разыгравшаяся в самом начале общего пути, когда небольшой отряд одичавших боевиков — остатки прежнего фашиствующего режима — вторгся с территории, лежавшей в руинах Северной Америки в новую столицу объединенной Земли, принеся смерти тысячам безвинных людей. Так эти безумцы хотели запугать человечество, освободившееся от вековых оков страха, посеять панику, насадить свой террор и вернуть прежний мир. Но они ошиблись в своих расчетах. Объединенное человечество сумело противопоставить убийцам свою волю и веру в счастливое будущее. Мятеж был быстро подавлен объединенными военными силами Земли. Перед Мировым Судом злодеи предстали жалкими и ничтожными, молящими о пощаде и прощении. Приговор Трудового Братства был суров и однозначен — вечное изгнание с Земли!
Специально построенные четыре грузовых автоматически пилотируемых корабля с двумя тысячами мятежников (теми, кто остался в живых после подавления мятежа) были выведены на орбиту Земли и посланы к небольшой красной звезде, тускло мерцавшей на небе Южного полушария. Давно было известно, что «Ближайшая» обладала планетной системой, с условиями пригодными для выживания человека. Тогда еще не было современных технологий передвижения в пространстве, и их путь до цели должен был занять около двадцати земных лет. Доберутся ли они живыми до своей цели, смогут ли посадить корабли на одной из планет «Ближайшей» этого никто не знал. Да, в общем-то, это мало тогда кого волновало. Слишком страшны были злодеяния этих людей, чтобы теперь заботится об их благополучии. Трудовое Братство старалось поскорее забыть о тех, кого изгнало с родной планеты.
Тем не менее, корабли были снабжены пятидесятилетним запасом продовольствия, энергопитания, одежды, инструментов, установок для получения питьевой воды и сложной установкой для выработки атомарного кислорода, с помощью которой переселенцы могли надеяться улучшить атмосферу планеты, на которую они попадут. Им дали даже оружие, — словом, все, что необходимо в условиях дикой, необжитой планеты. Вскоре три крохотные звездочки растаяли среди бесчисленного сонма галактических звезд и люди земли вздохнули с облегчением…
Но не прав тот, кто надеется вычеркнуть из памяти целые периоды истории, какими бы трагическими и ужасными они не были. Изгоняя со своей планеты безжалостных убийц, человечество надеялось обмануть свою память, но все было тщетно. И спустя два века три ракетолета Земли так же, как и в тот памятный год, взяли курс на систему «Ближайшей». К этому времени, памятуя о прежних ошибках и стремясь не повторять их в будущем, Трудовым Братством уже были созданы Охранные Системы Общества — эти бдительные глаза человечества, зорко следящие за спокойствием и неприкосновенностью людей Земли в любом уголке Вселенной.
Земными учеными уже были изобретены и построены первые образцы космических кораблей совершенно нового класса, способных передвигаться в нуль-пространстве, тем самым «останавливая» ход времени и преодолевая огромные пространства Вселенной. На этот раз путь до планет системы «Ближайшей» занял всего несколько часов.
Отправленные решением Всеобщего Народного Совета, корабли несли всевозможные грузы и продовольствие для тех, кого изгнали с Земли двести лет назад. Весь короткий путь через звезды экипажи ракетолетов провели в тревожном ожидании предстоящей встречи, томясь от неизвестности. Возбужденный мозг рисовал самые невероятные картины жизни выходцев с Земли, но реальность оказалась намного прозаичнее.
Взгляду людей предстала планета бескрайних, выжженных солнцем степей, лишенных какой-либо растительности. Ветер гнал по ним тучи пыли, и только всклокоченные желтые облака на темно-синем небе были свидетелями этой безрадостной картины. У экватора планеты располагалось огромное мелководное море, на берегах которого встречались редкие леса какой-то неведомой растительности, покрывавшей мертвые скалы. В остальном же планета казалась пустынной и безжизненной. А что же изгнанники с Земли? Выжили ли они в этом мире? Да, выжили.
Три небольших городка расположились на берегу экваториального моря. Это все, что смогли создать за эти века бывшие земляне, память о которых человечество пыталось вычеркнуть из своей истории. Их стало теперь намного больше. Сменились поколения. Давно умерли те, кто прибыл сюда два века назад, зато подросли их внуки и правнуки, родившиеся уже на этой планете и считавшие ее своей родиной. Посланцев Земли они встретили холодно, даже враждебно, но земляне сразу почувствовали, что за этой враждебностью, кроме горечи и обиды, стоит еще и печаль от сознания безвозвратно ушедших в прошлое лет земной жизни, которая была для них сейчас так притягательна.
С этого первого, после прошедших лет, прилета земных кораблей на планету, которую местные жители стали именовать Гивеей, в жизни переселенцев наступил новый этап, ознаменованный тесным сотрудничеством с Землей, помогавшей им освоить необжитую планету. Ракетопланы Трудового Братства доставляли сюда мощную строительную технику, с помощью которой были возведены новые, более совершенные, установки по обогащению атмосферы кислородом; построены крупные водохранилища, промышленные предприятия, энергетические станции; возведены новые города вдоль побережья моря и на Южном материке. Завезенные с Земли саженцы самых стойких и неприхотливых растений дали начало обширным лесополосам, которые через сто лет превратились в густые леса вдоль всего побережья, где теперь поселились земные птицы и звери.
Все возрастающий поток поставок на Гивею потребовал вывода в космос, за орбиту Нептуна, новых станций — Орбитальная-7 и Орбитальная-11. Через эти станции в Сообщество (так теперь стали именовать себя бывшие переселенцы с Земли) хлынул поток новейшей научной информации и технологии, и спустя каких-нибудь два века из кучки полу-первобытных охотников и скотоводов образовалось мощное, индустриально развитое государство в масштабах целой планеты. Но надежды Трудового Братства увидеть в новом обществе зеркальное отражение земной цивилизации так и не оправдались. Выходцы с Земли, жители Гивеи повторяли старые ошибки, за которые когда-то были изгнаны с родной планеты. Их новый строй мало чем отличался от того, который они пытались возродить на Земле четвертого сентября шестого года Мирового Воссоединения и который безвозвратно канул в лету, сметенный очищающей, живительной волной новой жизни.
Прежняя степная, полудикая жизнь, полная жестокости и борьбы за выживание, отложила свой неизгладимый отпечаток на их культуре и обычаях. Культ силы и беззакония взял верх над братской любовью и духовной чистотой, так ценимыми людьми на Земле. Все это было печально, но Трудовое Братство считало себя не в праве вмешиваться в ход истории на этой планете и продолжало поддерживать с ее народом дружеские отношения. Обстановка сильно осложнилась, когда к власти в Сообществе пришел армейский генерал Ле Куанг Ли. Представитель наиболее реакционно настроенных кругов Гивеи, ратовавших за усиление могущества Сообщества, за расширение границ его космических владений и колонизацию с этой целью новых планет, он развернул против Трудового Братства настоящую идеологическую войну. Мутная волна клеветы и враждебности нарастала с каждым днем. Все чаще на космических трассах вблизи границы Солнечной системы вместо пассажирских лайнеров стали появляться военные корабли Сообщества, нередко совершавшие бандитские нападения на мирные ракетопланы Трудового Братства. Земля была вынуждена вывести на трассы «Гивея — Орбитальная-8» и «Гивея — Орбитальная-12» свои патрульные корабли, чтобы обезопасить жизни невинных людей. Обстановка накалялась и в самом Сообществе. Индустриализация и подъем промышленного производства быстрыми темпами не прошли бесследно. Владельцы новых фабрик и заводов обогащались за счет нещадной эксплуатации своих рабочих — новое общество не принесло свободы тем, кто не смог достичь вершины государственной пирамиды.
И вот по Трудовому Братству разлетелась весть: на Гивее восстание! Угнетенный народ сверг преступного президента Ле Куанг Ли и объявил Сообщество Свободной Республикой для Народа! Столица Сообщества — Шаолинсеу — в руках повстанцев! Во главе восставшего народа встал молодой рабочий Квой Сен. Революционный комитет заявил, что отныне народ Гивеи пойдет одной дорогой с Землей, ибо только этот путь ведет к равенству и братству. Люди Сообщества и люди Земли — братья по крови и духу! Отныне союз их будет нерушим и вечен!..
Как жаль, что этим словам так и не удалось сбыться. Через семьдесят восемь дней существования Свободной Республики для Народа народный президент Квой Сен вместе с ближайшими помощниками был предательски убит агентами службы безопасности бывшего диктатора. Народное восстание было потоплено в крови. Полковник диктаторской армии Дэн-Цзеи Ли, брат бывшего президента, встал во главе правительства Гивеи. Хотя новый правитель Гивеи действовал жестоко и беспощадно против своего народа, в политике между Землей и Сообществом он занял двойственную позицию. С одной стороны, разговоры и призывы к усилению могущества Сообщества, возрождению духа предков прекратились. Но вместе с тем новый президент потребовал сокращения объема торговых поставок между Землей и Гивеей наполовину. Были закрыты основные звездные трассы, соединявшие Трудовое Братство и Сообщество. Действующей осталась лишь линия «Гивея — Орбитальная-12». По требованию Дэн-Цзеи Ли был заключен Договор между Сообществом и Трудовым Братством, по которому определялась закрытая пограничная зона, проходящая по границе «солнечного ветра» обоих светил — Солнца и Ближайшей. Входить в эту зону запрещалось всем кораблям, не имеющим на то особого разрешения. Договор также предусматривал не применение друг против друга любых видов оружия и запрещал разработку и производство новых систем уничтожения (на этом пункте настояло Трудовое Братство). С подписанием Договора кончился определенный этап в истории взаимоотношений Сообщества с Трудовым Братством, характеризовашийся тесным сотрудничеством…
Экран ярко вспыхнул, и по нему побежал ряд голубых звездочек, означавших, что диск с записью визиофильма о Мировом Воссоединении закончился.
Взглянув на часы, я сладко потянулся, разминая затекшие руки и ноги. Читальный зал был почти пуст. Сквозь прозрачный купол потолка на меня смотрели тускнеющие в предрассветной дымке звезды, угасавшие одна за другой в светлеющем высоком небе.
В этот ранний час меня охватило неодолимое желание посетить Храм Славы, и я решительно поднялся из кресла и направился к выходу.
Пологая спираль белого мрамора вздымалась на двухсотметровую высоту, опираясь на пять грандиозных стел, красный, треугольно ограненный гранит которых горел в лучах всходившего солнца огненными искрами. Миллионы имен, увековеченных литыми золотыми буквами, покрывали поверхность стел от земли до самого верха, где в лучах солнца полыхал победным розовым пламенем огромный купол чистого горного хрусталя.
Я медленно поднимался наверх, вчитываясь в имена неведомых героев со всех пяти континентов. За каждым именем стояла чья-то судьба, чей-то подвиг, совершенный во благо Человечества.
Открытый небу и ветру, Храм Славы влек к себе со всей Земли жителей Трудового Братства — и совсем еще юных, и умудренных опытом, — желавших прикоснуться к судьбе Человечества, отмеренной вехами истории на несокрушимом камне. Для кого-то свидание это было радостью, вселявшей в них уверенность в бесконечном восхождении человека на вершину познания и совершенства; кто-то печалился, вспоминая о том, скольких жертв, трудов и страданий стоило уже достигнутое. Но никто не сомневался в правильности избранного пути.
Уже на самом верху, среди прочих, я отыскал имя Стефана Мича, гордо горевшее золотом на солнце. Отшлифованные до зеркального блеска зерна гранита под ним поблескивали, совсем как миллионы звезд на просторах Млечного Пути, среди которых плыло имя отважного звездолетчика Трудового Братства, отдавшего жизнь во имя людей Земли. Молчаливо почтив его память, я подошел к медным перилам ограды, вдыхая полной грудью ветер, несший пьянящие ароматы весны. Внизу, под холмом, простирался к далекому горизонту Город, над которым вставал новый день, несший новые заботы и радости. Сейчас, глядя туда, я был твердо уверен, что прошлое, в котором погиб Мич, уже никогда не повторится. Я приложу все усилия для этого! И эта уверенность придала мне новых сил для предстоящей борьбы, в которой я не имел права проиграть.
Город только-только просыпался, когда, скользнув в крохотной стеклянной кабинке подвесной дороги над Тополиным проспектом, я подходил к дверям своей квартиры, расположенной на двадцатом этаже громадного жилого поселка, каким был этот дом. Приложив ухо к прохладной поверхности, я прислушался, как будто сквозь зеленоватую толщу волокнистого стекла действительно можно было что-то услышать. Нажав кнопку входного устройства, я открыл дверь и вошел в полумрак округлого холла. Осторожно заглянул в гостиную.
Потоки солнечного света льются сквозь распахнутые настежь окна, ослепительно сверкают на мебели. Воздух здесь напоен легкими лесными ароматами и свежестью росистого утра, а мягкий пушистый ковер на полу похож на залитую солнцем лесную поляну. Несколько глубоких кресел коричневато-золотистого оттенка расставлены на ковре; в одном из них лежит Танино платье — белое в красную горошину, — мое самое любимое.
Я осмотрелся. Но где же она сама? Ничего не зная о моем приезде, Таня наверняка обрадуется. Выйдя на середину комнаты, я прислушался. Со стороны ванной доносится шум льющейся воды.
Высокий, до щиколоток, ворс ковра заглушал шаги. Скинув на ходу куртку, я поискал глазами, куда бы ее повесить, и, не найдя ничего подходящего, бросил в кресло рядом с Таниным платьем.
Движение рычажка в стене, и передо мной появилось зеркало. Лицо, которое я там увидел, оставляло желать лучшего. Болезненно поморщившись, я провел пальцами по щеке — она действительно заросла щетиной. Побриться? Я убрал зеркало. Хотелось есть, но больше всего хотелось спать.
Я покосился на нишу, за которой была спальня: легкие полупрозрачные занавеси колыхались там, на ветру, словно приглашая войти. Нет, это было бы с моей стороны свинством: завалиться в постель, едва переступив порог дома, в котором не был четыре месяца!
Вода в ванной стихла, и я почувствовал, как радостно забилось сердце в моей груди. Невольный порыв толкнул меня туда, но на моем пути неожиданно встало кресло, и я бы довольно сильно ушиб ногу, не будь мебель здесь такой мягкой. Дверь ванной приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула Таня; убрала с лица мокрые волосы и улыбнулась радостно и лучисто:
— Владя!
Я тоже улыбнулся ей. Казалось, вся усталость сразу ушла куда-то. Хотелось ходить на голове, нестись куда-нибудь, очертя голову.
— Я одну минуту! — быстро сказала она и добавила требовательно: — Только не перебивай аппетит!
Бодро потянувшись, я вышел в лоджию, вдыхая свежесть утра.
Внизу, за бортиком из прозрачного пластика, над верхушками деревьев, медленно парили каплевидные кабинки подвесной дороги, соединявшей между собой все здания проспекта. Ветер радостно взбивал кудри деревьев, и они шумели в унисон с нарастающим гомоном пробуждающегося Города. Над деревьями, в высоком сияющем небе сновали юркими серебристыми птицами стайки гравипланов, устремляясь на юг. Гигантские зеркала окон и застекленных крыш отбрасывали в небо солнечный свет, создавая над домами ослепительное радужное сияние.
Вода в ванной вновь полилась, затем все стихло. Многократные тренировки выработали у меня способность чувствовать присутствие людей даже в абсолютной темноте, но близость Тани я ощущал по-иному — сердцем!
Ее легкая рука легла мне на плечо. Я обернулся. Она вышла на лоджию в едва запахнутом купальном халате, с еще мокрыми волосами, и остановилась около меня, глядя снизу вверх. Глаза ее светились ласковой нежностью и любовью, как всегда после наших долгих разлук.
Я осторожно провел пальцами по ее гладкому, упругому бедру, выступавшему из-под полы халата, и обнял ее за талию, притягивая к себе.
— Милый! — словно томный вздох, сорвалось с ее губ, но уже через секунду мы оба задохнулись от долгого сладостного поцелуя. От нее исходил приятный запах свежевымытого тела и едва уловимый, терпкий аромат, совершенно незнакомый мне, но удивительно волнующий, круживший голову. Наши губы ненасытно искали друг друга. Я чувствовал, как ее горячий, мягкий и влажный язык блуждает у меня во рту, сталкиваясь с моим, и дыхание снова обрывалось, сердце замирало в груди.
Я внес ее на руках в комнату и, не разбирая, опустил прямо на ковер около низкого дивана. Распахнул податливый халат, который тут же соскользнул с ее плеч на пол. Ее руки судорожно расстегивали на мне рубашку; теплые ладони нежно заскользили по моим плечам, шее, спине, взъерошили мне волосы. Горячее тело ее крепко прижалось ко мне.
Я приподнял ее бедра, притянул к себе. Обхватив обеими руками мою шею, она душила меня протяжными поцелуями. Движения ее стали резкими и прерывистыми. Тело ее, подобно морю в ветреную погоду, сотрясалось медленными чувственными волнами. Вдруг она откинулась назад, легла спиной на подушки дивана, запрокинув голову; пальцы раскинутых в стороны рук конвульсивно смяли голубое шелковое покрывало. Громкий возглас, почти стон, разорвал тишину, и я почувствовал, что растворяюсь в ее обжигающей пульсирующей плоти…
Какое-то время мы продолжали лежать на ковре — обессиленные и счастливые. Ее голова покоилась у меня на груди. Я нежно целовал ее мокрые волосы, обнимал ее за плечи. Я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Она подняла на меня потемневшие, пьяные глаза. На губах у нее блуждала ласковая улыбка. Тихо спросила:
— Не спал всю ночь? — В голосе ее было гораздо больше уверенности, чем я ожидал.
— Ну что ты! Я поспал несколько часов, — попытался оправдаться я, но сразу понял бесполезность подобных попыток — укрыться от ее серых всепроницающих глаз было невозможно.
— Гадкий! Я же вижу тебя насквозь! — Она уперлась кулачками мне в грудь. — И, наверное, ничего не ел? Ведь так? Так? — допытывалась, хмуря прямые, удивительно черные, брови, от чего ее лицо делалось по-детски беззащитным.
— Признаться, я действительно чертовски голоден!
— Вот так-то! — возликовала она. — И не смей со мной спорить! Сейчас же иди под душ, а я приготовлю завтрак… Надеюсь, ты предпочтешь мою стряпню рациону Дома пищи? — Она лукаво прищурилась, глядя на меня.
— Еще бы! Ты удивительно готовишь! — Я помог ей подняться. — Жаль, только очень редко… Из твоих рук я съем что угодно, даже яд!
— Гадкий! — сладким голосом повторила она и подтолкнула меня к ванной.
Поток холодной воды обрушился на меня с отрезвляющей сокрушительностью. Через минуту я чувствовал себя, как заново родившийся.
Постояв под струей горячего воздуха и закутавшись в теплый мягкий халат, я вышел из ванной комнаты, чувствуя запах, от которого заурчало в желудке. Но вместо того, чтобы ворваться в столовую, как голодный дикарь, и наброситься на еду, я неторопливо расчесался перед зеркалом, оделся и только после этого предстал перед Таней, с жадностью ловя опьяняющие запахи жаркого.
Мой напыщенный и важный вид заставил ее прыснуть со смеху. На ней был все тот же желтый махровый халат, перехваченный на талии поясом. Волосы она аккуратно собрала на затылке в тугой пучок.
Поставив передо мной тарелки с едой, она села напротив и, подперев подбородок рукой, с любовью наблюдала за тем, как я безудержно поглощаю божественно вкусную пищу.
Когда тарелки опустели, она положила мне еще, потом еще и еще, пока я, наконец, обессиленно не откинулся в кресле, чувствуя, что мой живот стал тяжелее килограмм на десять.
А Таня все так же любовно наблюдала за мной, словно я был произведением ее кулинарного искусства. На губах ее блуждала счастливая улыбка. Тонкий солнечный луч каким-то чудом пробился сквозь дымчатые оптические занавеси на окнах и теперь играл на ее щеке озорными зайчиками, золотя бархатистый пушок кожи. Казалось, она светится изнутри, словно жемчужная.
— Танюшка! — Я перевалился через стол, приближаясь к ней.
Глаза ее сделались пьяными от счастья.
— Я хотел извиниться перед тобой за вчерашнее… Появилось срочное дело, и я просто не успел сообщить тебе о своем приезде. Я знаю, это свинство с моей стороны, но понимаешь…
Ее теплые пальцы прикрыли мои губы.
— Перестань! Иди, отдохни. Я только приберу здесь и приду.
Я заглянул в ее серые глаза и послушно вернулся в гостиную. Подумав, лег на мягкий диван, услужливо подставивший мне свое теплое шелковистое тело.
Я лежал, глядя в потолок, чувствуя блаженный покой во всем теле. Сквозь распахнутые створки окон ветер нес шум листвы и беспокойный гомон птиц в кленовой аллее внизу.
В столовой зашумела вода, затем тихо заурчал посудомоечный комбайн, слабо загудела воздушная сушка. Все эти звуки были удивительно домашними и рождали в душе сентиментальное умиротворение. Я прислушивался к легкому позвякиванию посуды, расставляемой умелыми Таниными руками по своим местам, и даже не заметил, как она вошла в комнату и присела рядом на диван.
— Тебе хорошо со мной? — Голос ее зазвучал ласковой заботой. Она нежно провела рукой по моим волосам.
— Очень! — Я поймал ее руку, поцеловал горячую ладонь. — Может быть, это прозвучит глупо, но я чувствую себя бесконечно счастливым и защищенным с тобой, как ребенок…
— Глупенький! — Ее глаза наполнились еще большей нежностью. Она склонилась надо мной, поцеловала меня в губы.
И я снова утонул в этих серых колдовских озерах — ее глазах — и голова снова закружилась, захмелела пьянительной истомой. Сердце в груди сделалось непомерно большим; удары его гулко отдавались в голове, словно набат вечевого колокола.
— О каком деле ты говорил? — неожиданно спросила Таня, уперевшись руками мне в грудь и слегка отстраняясь, чтобы у меня не было возможности снова начать целовать ее.
— О деле?.. Ах, ты об этом?! Так, ерунда!.. Тебе будет не интересно… — Мне не хотелось говорить сейчас с ней о предстоящем отлете — слишком завораживающей и прекрасной была сказка, спустившаяся на меня после стольких месяцев затворничества на Орбитальной, вдали от Земли. Нет, не теперь, потом, позже…
Она пристально посмотрела мне в глаза. Сказала с плохо скрываемой досадой:
— У тебя сегодня снова неотложные дела? Не будет целый день?.. Жаль. Я опять проведу свой выходной одна?..
— А вот и нет! Не угадала! — воскликнул я, обнимая ее за плечи. — Сегодня я никуда без тебя не уйду. Честное слово!
— Правда? — Радость озарила ее лицо. Глаза стали лучезарными и светящимися.
Поделиться книгой: