СЕРГЕЙ ДМИТРЮК
ЗУБ КОБРЫ
Журавль летит над рекой.
Тихая гладь таит опасность снизу.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Звезды плыли навстречу в бесконечном стремительном потоке. Этот поток был могучей, всепоглощающей рекой пространства-времени, по которой несся мой корабль, все дальше и дальше удаляясь от планеты.
Я летел, как летают только во сне… Впрочем, были и крылья, и ракетолет слушался так идеально, что, казалось, был одним целым вместе со мной.
«Где же те двое?» — мелькнула мысль. Я посмотрел на экран и… Мир словно перестал существовать: звезды померкли, исчезли вовсе. Все вокруг затопило море огня — невыносимо ослепительного и трепещущего. А внизу экрана медленно и зловеще вырастала радужная арка-туннель, при виде которой меня охватил неодолимый, дикий ужас, парализуя волю и сознание.
Удар! Ярчайшая вспышка огня — перед глазами все погасло; я тонул в неведомой пучине мрака и бесконечности без надежды на спасение. Перед глазами метались фантасмагорические видения, сплетались знакомыми лицами, фигурами, образами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались.
Удар! Рвущая тело боль затопила сознание. Перед глазами на мгновение встало что-то знакомое, невыразимо дорогое.
Удар! Красная тьма…
Я с трудом открыл глаза. Ничего не изменилось — вокруг все та же черная, давящая пустота. На лице лежит что-то холодное и мокрое. Где я?.. Что со мной?.. Или это только продолжение бреда?..
Попытка встать отозвалась ужасной болью во всем теле. Я едва сдержался, чтобы не закричать. В висках стучало. То, что я начал проявлять признаки жизни, видимо, привлекло внимание людей, которые, как оказалось, были где-то рядом. Я ощутил их торопливые движения, услышал приглушенный шум, отрывистые негромкие фразы. Напрягая слух, я вслушивался в слова, стараясь разобрать, о чем они говорят. Вдруг кто-то склонился над моим лицом, негромко произнес:
— Кажется, он очнулся… Сестра! Приготовьте стабилизирующий раствор и все необходимое для гипнотерапии. Он совсем еще слаб! Ему необходимо восстанавливать силы. Он должен спать, как можно дольше спать!
Это была земная речь! О небо! Я потянулся к говорившему, как слепой, широко раскрыв невидящие глаза, но человек уже отошел от меня. Тяжело упав на подушку, я зажмурился от счастья. Значит, я на Земле! На Земле!!! Все это не сон, не кошмар — явь! То, что произошло, может показаться кошмарным сном, но это уже никогда не повторится. Я прислушался… Как шумят сосны! Неужели это действительно земные сосны?! Тяжелый бред, преследовавший меня столько дней… Сколько?.. Падение в черную пропасть, в никуда… Неужели ничего этого больше не будет? Не будет?..
Мир, прекрасный мир вокруг живет бурной, счастливой жизнью, наполненной солнечным светом, теплом, пением птиц, и ничего не знает о нависшей над ним смертельной опасности… Впрочем, так и должно быть. Для этого я и многие другие люди в лиловых мундирах готовы в любую минуту пожертвовать своей жизнью, чтобы все они — счастливые и веселые, любящие и страдающие, мечтающие и творящие добро — такими и оставались, чтобы ничто не омрачало их жизни и счастья.
Успокоившись, я закрыл глаза. Как все-таки шумят сосны!..
Оглушительный сигнал тревоги заставил вздрогнуть.
— Внимание! Астронавт Влад Стив! Вас просят срочно пройти в сектор 5-Х! — разнеслось по ретрансляционной сети. Тут же снова: — Общее, информационное: отсекам семь, пять и одиннадцать задраить внешние переборки и иллюминаторы — у вас наблюдается утечка биосмеси!..
В динамике что-то зашуршало, словно диспетчер придвинул микрофон вплотную. Сказал вразумительно:
— Вы что там, с ума сошли? Штрафные часы захотели заработать? — и снова официально: — Повторяю, астронавт Влад Стив! Вас просят срочно пройти в сектор 5-Х!
Я не допил кофе, вскочил с койки, чуть не опрокинул чашку. Подойдя к двери, почувствовал, как содрогнулся пол. Контуры стен стали расплывчатыми от вибрации. Понял: только что на Стартовой причалил ракетоплан. Оглянулся, напоследок бегло осмотрел каюту и вышел.
До сектора 5-Х идти пять минут — это в самом центре Орбитальной.* Узкий, ярко освещенный коридор со стальными рифлеными стенами то и дело поворачивал: вправо-влево. Я быстро прошел по нему, на ходу здороваясь со встречными пилотами, механиками и стюардессами и едва успевая увертываться, чтобы никого не задеть плечом. Стальной пол, покрытый толстым слоем пенопласта, заглушал шаги. В конце коридора свернул налево, сел в лифт и спустился на две палубы ниже. Здесь тоже был коридор с рядами нумерованных дверей — жилой отсек станции. Сразу заметил открытую дверь по правой стороне. Вошел в каюту. У двери стоит Тадеуш Сабуро. Чуть в стороне, у откидной койки, склонился кто-то над темным предметом на полу. Я узнал механика Ханура со Стартовой. Почему он здесь?
Сабуро обернулся сразу, как только я вошел. Короткая стрижка, густые светлые брови, прищуренные глаза стального цвета, ямочка на твердом подбородке. Сейчас он чем-то взволнован. На нем скафандр, шлем держит в руках.
— Влад! Убийство!
— Ты что, Белоголовый, спятил? — Я вышел на середину каюты, осмотрелся.
Обстановка самая обычная: привинченный к полу стол, несколько надувных кресел, откидная койка у стены. На койке — надувной матрац, подушка. Светофильтр на иллюминаторе опущен. В каюте горит люминесцентная лампа. Ханур сидит на полу и вопросительно смотрит на меня.
Я подошел к нему, дернул за плечо, отстранил. На полу у койки — обугленный труп (тот самый темный предмет). Рядом видны оплавленные остатки металла, похоже, бывшие пуговицы. Разряд был боевой. От неожиданности я отпрянул. Взяв себя в руки, наклонился над мертвым телом, рассматривая его.
Лицо осталось целым. Глаза широко раскрыты, потускнели; рот перекошен от боли. В правой руке короткая трубка с рукояткой, — похоже, излучатель. Обернулся к Сабуро:
— Кто это?
— Алан Торкали, пилот патрульного «Икс-84».
Я снова посмотрел на тело, выпрямился.
— Ты понимаешь, что здесь произошло?
Сабуро растерянно смотрел на меня. Потом не то пожал плечами, не то поправил скафандр. Робко произнес:
— Убийство?
Я вздохнул, подошел к нему.
— Почему ты в скафандре?
— Я только что с патрулирования. Сразу сюда. Мне сказали еще на Стартовой…
Я покачал головой, прошелся по каюте. Ханур стоял у иллюминатора и ковырял пальцем отклеившуюся эмаль.
Еще ни разу за всю мою практику люди в Трудовом Братстве не умирали насильственной смертью. Конечно, были трагические случаи, аварии, стихийные бедствия, когда погибали люди, — человечество еще не было до конца избавлено от этих непредвиденных случайностей, — но всякий раз это становилось предметом общей скорби и сожаления.
Поэтому сейчас, неожиданно столкнувшись со столь ужасной смертью, я растерялся. Было ясно одно — этого человека кто-то намеренно убил, или же он убил себя сам, что было для меня совсем невероятно и непостижимо.
Я повернулся к Сабуро:
— Так что же, по-твоему, здесь произошло? А, Тадеуш?
— Я же говорю: убийство, — неуверенно начал Сабуро.
— Белоголовый! Почему ты решил, что это именно убийство? — Я подошел к нему вплотную, посмотрел в глаза. — Я вижу только труп. Этого пока мало, чтобы делать какие-либо выводы!
— А у тебя есть какие-то другие соображения на этот счет? — спросил Сабуро.
Я не нашелся, что ему ответить. Растерянность во мне начала сменяться раздражением, но я сдерживал себя, понимая, что никто ни в чем не виноват. Покосившись на труп, спросил:
— Здесь кто-нибудь был кроме вас? Обстановка, надеюсь, осталась прежней?.. Могу я хоть на это надеяться?
— Все в пределах инструкции, — заверил Тадеуш. — Только я и… — Он посмотрел на механика. Тот молчаливо сидел на выступе иллюминатора.
— Может, это кто-нибудь из волонтеров? А, Влад? — Сабуро с надеждой посмотрел на меня.
— Возможно. Об этом пока рано говорить. Все обсудим в кают-компании.
Я положил руку на плечо механика.
— Вот что, Маат! Опечатай пока каюту, до выяснения… Чтоб никто не совался без надобности. Нужно будет обработать тело криосоставом, — обратился я к Сабуро, подталкивая его к двери. — Хоть труп и «поджарен», но будет разлагаться. И вызови экспертов из медицинской части станции.
Сабуро согласно кивнул. Уже на пороге я обернулся. Подумав, сказал Хануру:
— Маат! Возьми у него излучатель, только руку оберни чем-нибудь!
Механик достал носовой платок, присел около трупа. Осторожно вытащил излучатель из стиснутых обугленных пальцев. Протянул мне. Я сунул его в пластиковый мешок и вышел. В коридоре ждал Сабуро. Несколько секунд я смотрел, как Ханур закрывает дверь и припечатывает пломбу, затем пошел по коридору. В кают-компании никого не было. Тадеуш устало сел на надувной диван, положил рядом шлем.
— Да сними ты эту шкуру! — не выдержал я, глядя на его потное, раскрасневшееся лицо.
Он молча стал отстегивать ремни с приборами. Я подошел к иллюминатору, нажал кнопку — стекло прояснилось.
Значит, все-таки убийство?.. Я пытался прогнать от себя эту мысль, но она казалась в сложившейся обстановке самой разумной. Сейчас нужно отбросить всякие эмоции и взглянуть на ситуацию глазами профессионала. Ведь я профессионал, в конце концов!
Недаром Громов предупреждал, что может сложиться ситуация, потребующая опыта и знаний нашей специфики. Может быть, связаться с ним и спросить совета?.. Нет, нельзя! Надо разбираться во всем самому.
Я взглянул на часы. На циферблате девять утра. До вылета час. А тут еще это навалилось! Обернулся к Сабуро.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Я? — Тадеуш пожал плечами. Вдруг его прорвало: — А что я могу думать об этом, Влад?! Вчера Торкали был на патрулировании. После этого отдыхал. Сидел в видеотеке, развлекался с друзьями. Вечером пошел к себе. После этого его больше никто не видел… в живых. Я спрашивал ребят, тех, что расположились рядом: в его каюте всю ночь было тихо. Никаких подозрительных звуков или шума никто не слышал (это и понятно, ведь излучатель убивает бесшумно). Только среди ночи в каюте Торкали был слышен какой-то шум, словно уронили какую-то стеклянную посуду на пол.
— Стеклянную, говоришь? — Я в задумчивости повертел небольшой хрустальный шар в металлическом блюдце на столе. — Но ведь пол в каютах покрыт вспененным пластиком, да и посуда на Орбитальной не стеклянная… Странно. И больше ничего?
— Ничего! — Сабуро помолчал, потом сказал как бы в раздумье: — Влад! Вчера прилетел ракетоплан из Сообщества…
— Ну и что? Ты думаешь, это как-то связано со смертью Торкали? Они прилетают сюда каждую неделю!
Тадеуш неопределенно пожал плечами, сказал:
— Н-не знаю… Может, я просто ошибаюсь, но ведь раньше ничего не случалось. А тут сразу: и этот ракетоплан, и эта смерть…
Я внимательно посмотрел на него.
— Послушай, Белоголовый! А ведь в твоих рассуждениях что-то есть! Если вдуматься, то все говорит о том, что смерть Торкали как-то связана с этим ракетопланом из Сообщества… Но связь какая-то очень уж тонкая. Не исключено, что все просто чистая случайность… Вот что, Тадеуш!
На панели визиофона замигал огонек вызова. Я перегнулся через стол, нажал кнопку, включая обратную связь. С экрана улыбнулся Юлий Торрена: худощавый, рыжеволосый, лицо длинное, словно вытянутое.
— Влад, ты как?
— Если ты о моем здоровье, то хорошо, а если о делах, то значительно хуже!
— Что у тебя? Что-нибудь произошло?
— Убийство… или самоубийство… — Я посмотрел на Сабуро. Он с сомнением покривился. — Пока что не ясно. Как записано в классификационном справочнике: «…обнаружение мертвого тела с явными признаками насильственной смерти».
Правая бровь Торрены чуть приподнялась.
— Когда это случилось?
— Сегодня утром… — Я покосился на большие настенные часы, отмерявшие земное время. — Вернее, вчера вечером. Точнее скажут эксперты.
— Причины найдены?
— Пока ничего. Все причины — найден в своей каюте; поражен боевым разрядом; никаких следов и видимых причин случившегося. Свидетелей тоже нет. И вообще, пока ничего! Все цепляется одно за другое, а соединить пока вместе не возможно.
Торрена на минуту задумался, почесал в затылке.
— Да, трудная задача! Но я к тебе не за этим.
Я усмехнулся, переглянулся с Сабуро. По-моему, ничего важнее случившегося для нас сейчас не было.
— Могу тебя обрадовать, — продолжал Торрена. — Твоя «звездная командировка» подходит к концу.
— Как? По графику мне еще четыре месяца находиться на Орбитальной!
— Ты что, забыл про новшество шефа? — удивился Юлий. — Хочешь не хочешь, а раз в два года обязан пройти курс спецпереподготовки! Так что передавай все дела своему заместителю… Кто у тебя там? Сабуро? — Он наклонился к экрану; кивнул, здороваясь с Тадеушем, словно только сейчас заметил его. Снова повернулся ко мне. — И возвращайся на Землю. Думаю, тибетский воздух будет тебе полезен после твердого кислорода!
Я посмотрел на Сабуро. Он опустил глаза, явно не одобряя этой затеи в сложившейся ситуации.
— Вот что, Юлий! — Я снова повернулся к экрану. — Я останусь на Орбитальной еще какое-то время!
— Ты это серьезно?
— Вполне. Мне не нравится вся эта история. Что-то в ней не так… А на Орбитальной, сам знаешь, из особистов только мы с Сабуро. И я не могу оставить его одного в такой ситуации. Нужно хотя бы наметить версию, чтобы ему было легче… Ну, хоть часа на четыре я должен задержаться, до ближайшего пассажирского рейса.
— Ну-ну, смотри… А впрочем, как знаешь. Я думаю, ничего страшного не будет, если ты задержишься на несколько часов. Все равно в карантине торчать придется. Ладно, старику я все объясню, но чтобы не позже, чем через пять часов, ты сидел в лайнере, летящем на Землю! — Он оглянулся, наклонился к экрану. — Ну, все, Влад! Кончаю связь! Мне пора. До встречи на Земле…
Торрена на прощание кивнул нам обоим, и экран погас.
— Наверное, с Базы предупредили о перегрузке линии связи, — сказал Сабуро. — Чтобы подолгу не болтали и не забивали эфир.
Я согласно кивнул, взглянул на часы.
— Ладно. Вернусь, договорим. А пока вот что! Выясни, с кем общался вчера Торкали, после патрулирования, что делал: конкретно, по часам, насколько это возможно. Какое у него было настроение… В общем, все, что касается Торкали. Возможно, появится какая-то связь с кораблем из Сообщества… Кстати, он все еще на Орбитальной?
— Нет. Стартовал в шесть утра. — Сабуро достал электронную записную книжку, нажал клавишу. — Точно по графику. Никаких отклонений. Запросил разрешение Базы, получил координаты «коридора» и сразу же улетел.
— Хорошо. Да, вот еще что! Свяжись с Базой, пусть дадут сводку «погоды» на ближайшие часы.
— Все-таки решил лететь?
— А что делать? Нужно… Ну, ладно. Действуй! Я уже опаздываю! Нарушу график, База начислит штрафные часы и вычтет их из общего стажа летной практики.
— Ни пуха! — Сабуро показал большой палец: все в порядке.