Люби меня вечно

— Вы очень благоразумны Гуго, но, к сожалению, без проблеска воображения, — вздохнул герцог.

— Если воображение необходимо для того, чтобы отказаться от выполнения важной миссии и погрузиться в опасные интриги, тогда я в самом деле лишен воображения. Умоляю, Себастьян, подумайте как следует, прежде чем начинать эту безумную авантюру. Конечно, Эме очень мила. По-моему, это главный аргумент, почему вы не можете отказать ей в помощи. Но вас могут обвинить в совращении беглой монахини. Думаю, вы и сами подумали об этом в первые же минуты встречи с девушкой. Возможно, она протеже кардинала. Что тогда? Вы носите имя славного старинного рода. Ваше положение при дворе ко многому обязывает. Кроме того, вы тайный эмиссар премьер-министра. Забудьте обо всех глупостях, Себастьян, отошлите девушку в Англию и сосредоточьтесь на главной цели поездки.

— Мой дорогой благоразумный Гуго! Вы абсолютно правы, но я неоднократно говорил вам, что попытки держать меня в узде обречены на провал. Я часто называю вас своей совестью, но слушать вас не намерен.

— Очень жаль, — сдержанно ответил Гуго. — В качестве «вашей совести» я могу спросить: вы в самом деле полагаете, что Эме пойдет на пользу появление в свете в качестве вашей воспитанницы? Простите за прямоту, но вы не можете выступать в роли защитника невинной юной девушки. Вы вели беспутную жизнь. В отношении женщин у вас ужасная репутация.

— И что с того? — с вызовом произнес герцог.

Гуго подошел к камину и с минуту молча рассматривал причудливую решетку. Затем медленно произнес:

— Я не люблю бросать слова на ветер, но мне кажется, что эта девочка влюблена в вас.

— Мой дорогой Гуго, я первый мужчина, с которым она беседовала наедине. Она влюбилась в меня через десять минут после нашего знакомства.

— А вы?

— Дерзкий вопрос! Я никогда никого не любил, Гуго. Много лет назад, когда я был юн и глуп, я влюбился в очаровательную женщину. Но моя преданность и обожание были ей только смешны. И тогда я поклялся никогда больше не влюбляться. Поэтому, Гуго, не бойтесь. Я не влюблюсь в девчонку, сбежавшую из монастыря. И соблазнять бедную девочку не стану.

— Тогда зачем вам все это нужно?

— Думаю, только сама Эме сможет ответить на этот вопрос, — сказал герцог, вдруг улыбнувшись. — Надо сказать, она была весьма настойчива.

6

Кардинал де Роан удобно откинулся на подушки кареты.

— Как долго мы едем, — заметил он, обращаясь к своему секретарю, месье Рамону де Карбоньеру.

— Как всегда, ваше высокопреосвященство, — ответил месье Рамон. — Я много раз говорил, что дорогу на Версаль следовало бы расширить.

Вдруг снаружи донесся крик, и карета кардинала резко свернула в сторону, пропуская другую карету, которая неслась с бешеной скоростью.

— О Господи! — воскликнул месье Рамон, перекрестившись. — Кто это так спешит свернуть себе шею?

Кардинал выглянул в окошко. В свете фонарей он разглядел форейторов и всадников в синих с серебром ливреях и легкую маневренную карету.

— Это англичанин, герцог Мелинкорт. Кто же еще будет так мчаться?

— Он, должно быть, сошел с ума, — заметил месье Рамон. — Клянусь, у меня синяк останется на плече.

— Нет, он не сумасшедший, а просто нетерпеливый, — сказал кардинал. — Возможно, кто знает, он не так глуп, как его соотечественники.

Тон кардинала привлек внимание месье Рамона.

— Почему вы так думаете, ваше высокопреосвященство?

— Просто пришло сейчас в голову, — таинственно ответил кардинал.

Карета снова выехала на середину дороги и покатила дальше. Когда они прибыли в королевский дворец, кардинал был мрачен. Его сан обеспечивал ему приглашение на официальные приемы при дворе, но королева никогда не заговаривала с ним. Ее антипатия к де Роану была очевидна.

А в карете, обогнавшей кардинала, на подушках подскакивала изящная тоненькая фигурка. От волнения Эме болтала без умолку.

— Невероятно! Не может быть! — повторяла она в сотый раз. — Не могу поверить, что увижу королеву собственными глазами! И короля тоже. Еще на прошлой неделе я видела только его изображение на монетах.

Герцог рассмеялся.

— Вы заметите поразительное сходство с оригиналом!

Эме коснулась руки Изабеллы.

— Мадам, как мне отблагодарить вас? У меня же не было ни платья, ни перчаток! А волосы! Я даже представить не могла, что с моими волосами можно сотворить такое.

Ее роскошные локоны завил и напудрил Леонар, парикмахер самой королевы. Он трудился над прической три часа.

— Не трогайте, дитя, волосы, — воскликнула Изабелла. — Вы испачкаете перчатки пудрой и можете испортить прическу.

— Все чудесно, но мне страшно пошевелить головой, и туфли немного жмут. А платье слишком тесно в талии.

— Представляете, Себастьян, — с улыбкой заметила Изабелла, — в монастыре, оказывается, не носят корсеты.

— О, сегодня я хочу забыть о монастыре. Сегодня я светская дама.

Изабелла и герцог рассмеялись.

— Пока, моя дорогая, — сказала Изабелла, — вы совсем не похожи на светскую даму. Возьмите себя в руки и успокойтесь. Помните, сейчас модно делать вид, что вы от всего устали.

— Но я ни от чего не устала. Я не знаю, как изобразить скучающий вид, — просто созналась Эме.

— Вы быстро научитесь, — с улыбкой заверила девушку Изабелла. — Не забудьте, что нужно делать реверанс всякий раз, когда вас будут представлять кому-либо, а в присутствии короля и королевы приседайте как можно ниже, но голову держите прямо.

— Я запомню. Сегодня такой чудесный вечер! Но никто, даже король, не может выглядеть так великолепно, как месье! — Эме повернулась к герцогу, и было в ее глазах столько искреннего восхищения и обожания, что Мелинкорт улыбнулся.

Герцог и правда в этот вечер был ослепителен. Голубая лента ордена Подвязки выделялась на шитом золотом камзоле. Ордена сверкали, изумруды и бриллианты переливались на элегантной булавке, которой был заколот галстук, на пуговицах жилетах. Каблуки туфель были усыпаны драгоценными камнями, а под коленом надета сама подвязка. На крышечке табакерки, которую Мелинкорт держал в руке, переливался всеми цветами радуги бриллиант чистейшей воды. Тончайший батистовый платок с широкой каймой из венецианских кружев хранил аромат изысканного парфюма.

Но и он, и Изабелла пристально разглядывали девушку.

— Вы довольны, Себастьян? — спросила Изабелла, очень желая услышать похвалу в свой адрес. Ведь ей пришлось справиться с нелегкой задачей: за двадцать четыре часа превратить Эме из очаровательной простушки в искушенную красавицу, которой нелегко подобрать достойную партию при любом дворе. Но Изабелла превращалась в сгусток энергии, когда решала добиться чего-либо. Случалось, что невероятный запас жизненных сил толкал ее в центр какой-нибудь опасной интриги. В этот день Изабелла носилась по Парижу как ураган, и результат превзошел все ожидания.

Скромно потупившись, присев в реверансе, перед ними стояла Эме. Ее белое платье с широкой юбкой и узкой, затянутой в корсет талией было расшито серебряными блестками. Лиф платья украшали розы. Напудренные волосы подняты надо лбом и убраны в модную прическу с локонами. Один локон переброшен на грудь, еще один лежал на алебастровом обнаженном плече. Тонкое понимание женской натуры и безупречный вкус подсказали Леонару сдержанный стиль для Эме. Белые розы в волосах, такие же, как на платье, были единственным украшением прически девушки.

Эме выглядела совсем юной, и было в ней что-то такое необъяснимо привлекательное, такое свежее и нежное, что у Гуго Уолтема на миг захватило дух, когда он вошел в зал.

Эме показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они сели в карету, которая ждала их у главного крыльца. Карета медленно катилась по извилистым мощеным улицам и улочкам города. Наконец они выехали на прямую дорогу на Версаль, и кучер подстегнул лошадей.

По дороге они обогнали целую вереницу карет и вот остановились у мраморных ступеней дворцовой лестницы. Из всех окон лился свет. Факелы освещали площадь перед дворцом. На крыльце стояли лакеи в великолепных красных с золотом ливреях.

— Не глазейте так по сторонам, дорогая, — резко одернула Эме Изабелла. Девушка смотрела на все откровенно изумленным взглядом, пока они проходили через анфиладу роскошных помещений, направляясь в мраморный зал. Следуя за толпой, они ступили на мраморную, пышно украшенную лестницу. По ней поднимались гости в роскошных нарядах.

Среди них было много старых знакомых герцога. Увидев некоторых из них, он останавливался, чтобы обменяться любезностями. Герцог заметно привлекал всеобщее внимание, равно как и Изабелла.

Платье леди Беррингтон было сшито в Лондоне, но ничем не уступало по изяществу кроя и мастерству исполнения нарядам француженок. На голове Изабеллы Леонар среди блестящих локонов поместил маленький британский фрегат с развевающимся флагом.

Но больше всего любопытных и завистливых женских взглядов было устремлено на бриллианты Изабеллы. Для сегодняшнего бала она выбрала самые роскошные фамильные драгоценности.

Маленькая хрупкая фигурка Эме тоже вызывала живой интерес. Многие довольно громко спрашивали друг друга, кто это. Те, кто входил в круг знакомых герцога, подойдя для обмена светскими любезностями, ждали, чтобы их представили незнакомке.

Когда они вошли в так называемую Зеркальную галерею, где, собственно, и проводился прием, Эме хотела рассмотреть зал, о котором столько слышала, но здесь было так много людей, что она видела в огромных зеркалах только отражение огней, сверкающих драгоценностей, обнаженных плеч, улыбок, причудливых причесок.

В золоченом кресле сидел тучный человек. Его грудь украшали многочисленные ордена. Рядом с ним сидела женщина, в которой Эме сразу узнала Марию Антуанетту. Королева не была классической красавицей, но ее великолепный цвет лица, чудесные голубые глаза, грациозность движений производили впечатление и на мужчин, и на женщин.

Английский посол представил герцога королевской чете. Они беседовали в течение нескольких минут. Затем наступил черед Изабеллы и Эме, замершей в глубоком реверансе.

— Мы рады приветствовать вас в Версале в качестве подопечной герцога Мелинкорта, — произнес король несколько напыщенно.

— Благодарю вас, сир, — ответила девушка.

— Это ваш первый визит в Париж? — спросила Мария Антуанетта.

— Да, мадам.

— Надеюсь, вы останетесь довольны, — мило заметила королева.

— Благодарю вас, мадам.

Беседа была окончена. Уже представляли следующего, и Эме отошла в сторону.

— Он точь-в-точь как на монетах, — тихо сказала девушка герцогу. — Он хороший и добрый.

— Вы настроены весьма благожелательно, — заметил герцог. — Не думаю, что кто-нибудь решится возразить вам.

— Не знаю почему, но я уверена, что некоторые не очень любят его.

— А королева? Что вы думаете о ней? — с любопытством спросил герцог.

— Ее величество — самая чудесная женщина, какую я когда-либо встречала, — медленно проговорила девушка. — Но что-то с нею не так. За ее спиной будто тень, и это пугает меня.

— Не понимаю, что вы хотите сказать, — заметила Изабелла.

— Я и сама не очень понимаю. Знаю только, что за ней — темнота, что-то... страшное. О! — Она вдруг вся сжалась и подошла к герцогу поближе.

Мелинкорт тоже заметил приближение де Шартра, который ловко лавировал в толпе придворных, официальных лиц и высокородных дам, которые стремились поговорить с англичанами, которых так мило приняла королевская чета.

— Добрый вечер, Мелинкорт, — громко поздоровался де Шартр. — Приятно снова видеть вас. Весьма сожалею, что вы не смогли задержаться подольше у меня в замке по пути в Париж.

— Поломка кареты вынудила меня свернуть с дороги, — ответил герцог, — но я и не предполагал, что это произошло вблизи замка вашего высочества.

Все стоявшие неподалеку прекрасно поняли смысл сказанного.

— Мы еще встретимся, обязательно встретимся, — с перекошенным злобой лицом прошипел де Шартр.

— Конечно, встретимся, ведь Париж не так велик.

Герцог де Шартр резко повернулся на каблуках и пошел было прочь, но внезапно обернулся.

— По рукам ходит презабавный пасквиль на ваш счет, — сказал он. — Не читали?

Герцог невозмутимо взял щепотку табаку.

— Я никогда не читаю пасквили, — устало ответил он, — как, впрочем, и не пишу их.

Из толпы донеслись смешки. Мало кто из завсегдатаев придворных балов и приемов испытывал симпатию к де Шартру, но, к сожалению, в интеллектуальный поединок с ним никто вступать не решался. Сейчас придворные плотным кольцом окружили герцога, стремясь засвидетельствовать свое почтение человеку, который не побоялся вступить в бой с одним из самых опасных людей Франции.

Но в этот момент герцог заметил, как в Зеркальную галерею вошел человек с красивым правильным лицом, внушительной фигурой и галантными манерами. Его красная шапочка выделялась ярким пятном на фоне шелка и кружев.

— Его высокопреосвященство кардинал де Роан, — произнес чей-то голос. — Он верит во что угодно и в кого угодно, кроме, пожалуй, Бога.

Губы герцога непроизвольно сложились в циничную улыбку. Вместе с Изабеллой и Эме он направился к толпе, окружившей кардинала. Эме дрожала от страха, руки у нее похолодели. Она была готова повернуться и убежать туда, где ждала их карета. Но она не смела. Мелинкорт остановился и заговорил с графом де Верженном, министром иностранных дел, с которым ужинал накануне.

Граф де Верженн, сделав шаг в сторону кардинала, произнес:

— Ваше высокопреосвященство, позвольте представить вам герцога Мелинкорта. — На лице кардинала де Роана появилась улыбка, слишком дружелюбная, чтобы быть естественной.

— Мой дорогой герцог, какая честь для меня. Я слышал о вашем приезде в Париж и намеревался нанести вам визит при первой же возможности. Ваше путешествие было приятным? Путь по морю, надеюсь, не доставил хлопот?

— Была небольшая качка, — ответил герцог, — но мы, англичане, привычны к этому. Позвольте представить вам, ваше высокопреосвященство, мою кузину, леди Изабеллу Беррингтон, и мою воспитанницу, мисс Корт.

Обе дамы присели в реверансе. Кардинал улыбнулся очаровательной Изабелле, затем его взгляд упал на Эме.

— Не знал, что вместе с вами путешествует ваша подопечная, — сказал он с явным раздражением, поскольку ему не доложили об этом.

— Мисс Корт не путешествовала со мной, — ответил герцог.

— Это ваш дебют? — обратился кардинал к Эме.

— Да, ваше высокопреосвященство.

Эме с трудом сдерживала дрожь, но кардинал сказал несколько слов Изабелле и пошел дальше, здороваясь и обмениваясь любезностями со знакомыми. Среди них был высокий, жутковатого вида человек. На лице его выдавался крючковатый нос, а маленькие глазки почти скрывались под кустистыми бровями.

— Кто это? — спросил герцог Изабеллу.

— Вы, конечно, слышали о нем. Это граф де Фремон, ужасный человек, хотя его жену все обожают. Говорят, он вершит внешнюю политику Франции. Полагаю, сам король боится его, и не он один.

Герцог с интересом разглядывал графа де Фремона, но их снова окружила толпа желающих засвидетельствовать свое почтение Мелинкорту и сказать комплименты леди Беррингтон и Эме.

Когда начались танцы, Эме немедленно окружили молодые люди. Но к четырем часам утра Эме созналась, что устала и у нее болят ноги. Изабелла тоже зевала, прикрывая рот ручкой в белой перчатке. Королева покинула бал полчаса назад, зная, что никто не посмеет удалиться раньше нее. С ее уходом весь блеск и роскошь словно потускнели. Гости сразу стали казаться усталыми и измученными.

Изабелла, герцог и Эме наконец добрались до кареты.