Люби меня вечно

Слезы потекли по щекам графини и она — наконец-то — прижала к груди свою девочку. Герцог медленно поднялся и отошел к окну.

— Как я мечтала об этой минуте! — наконец смогла выговорить графиня. — Мечтала обнять тебя! По ночам мне так хотелось полететь к тебе, чтобы рассказать о своей любви, защитить от всякого зла!

— Мне кажется, иногда я чувствовала ваше незримое присутствие. Мне было очень хорошо в монастыре, но в моей комнате царил особенный покой и мир. Я думала, это ангелы прилетают, чтобы охранять меня, но на самом деле это были вы.

— Надеюсь, малышка, что и ангелы не оставляли тебя! Как ты похожа на отца! Подумать только! Позавчера ты была в моем доме, я держала тебя за руку — и не узнала!

— Это к лучшему, иначе кардинал мог бы что-то заподозрить, — сказала Эме.

Слова дочери, казалось, напомнили графине о тех опасностях, которые подстерегали их обеих. Она горестно закрыла лицо руками:

— Я должна идти. Никто не должен знать, что я приезжала сюда.

— Но почему же? — искренне изумилась Эме. — Я так хочу снова увидеть вас!

— Моя дорогая, моя малышка! — прошептала графиня, — я бы отдала все, что имею, за то, чтобы объявить всему миру, что ты моя дочь, и больше с тобой не расставаться! Но я не могу!

Ты же знаешь, ее величество почтила меня своей дружбой. Я провожу с королевой много времени, особенно когда она бывает в Малом Трианоне. Мне часто удается помочь ей преодолеть подводные камни придворной жизни. Но многие завидуют нашей дружбе. Они искренне обрадуются, если я или кто-то еще из друзей ее величества окажется замешанным в скандале. Это может обернуться против королевы.

— Герцог де Шартр! — воскликнула Эме.

— Тише! — предупредила графиня. — Упоминать его имя вовсе не безопасно! Он яростный враг королевы.

— Это знают все, — вступил в разговор герцог, вновь подходя к ним. — Вы абсолютно правы, графиня. Если герцог узнает, что Эме — ваша дочь, он получит новое оружие против трона.

— Я знала, что вы сумеете это понять, — произнесла графиня. — Дело еще в том, что правда разрушит и карьеру мужа!

— Конечно, мы будем осторожны, очень осторожны, но я так счастлива обрести мать! — горячо воскликнула девушка.

Графиня снова поцеловала Эме и повернулась к герцогу.

— Я уверена, что вы позаботитесь о моей дочери. Ведь вы уже рисковали ради нее.

— Мы еще не определили точно планы на будущее, но обещаю, мадам, держать вас в курсе. Постарайтесь только, чтобы кардинал продолжал ощущать ваше беспокойство об Эме.

— Конечно, конечно! И я должна поблагодарить вас, ваша светлость, поблагодарить от всего сердца!

— Никто не мог бы быть так добр и щедр ко мне, как монсеньер, — проговорила Эме.

— Уже поздно. Мне пора отправляться домой, — заторопилась графиня. — Береги себя, моя родная!

Она очень нежно поцеловала Эме, а потом герцог проводил ее к экипажу. Вернувшись в комнату, он застал Эме в глубокой задумчивости. Но стоило герцогу закрыть за собой дверь, как девушка подбежала к нему и крепко сжала его руку.

— Монсеньер, я уже больше не никто! — пылко воскликнула она. — Как чудесно сознавать, что у тебя есть мать, был и родной отец, что ты вовсе не низкого происхождения!

— Это так волновало вас? — удивленно, но с улыбкой спросил герцог, вглядываясь в аристократические черты ее лица и любуясь гордой посадкой головы.

— Нередко я просыпалась ночью и придумывала себе разные истории. Например, представляла себя дочерью принца или искателя приключений, который почему-то не может меня признать. Но иногда на меня нападал страх: а вдруг я дочь сапожника или кузнеца или моя несчастная мать пала так низко, что даже не знает имени своего соблазнителя?

Конечно, беспокоиться о таких вещах не по-христиански. Монахини всегда говорили, что все люди равны перед Богом, но почему-то мне очень хотелось оказаться благородного происхождения!

— Ну вот, теперь вы знаете что это так, и что же изменилось?

— Я больше не стыжусь идти рядом с вами! Иногда я боялась, что вы сочтете меня грубой и вульгарной и скажете мне, что я всего лишь простушка, которой не место в светском обществе.

Бросив взгляд из-под ресниц на своего покровителя, девушка добавила:

— Видите ли, монсеньер, когда очень сильно любишь кого-то, всегда боишься оказаться недостойным этого человека.

— Послушайте, дитя, — заговорил герцог, внезапно утратив обычную невозмутимость, — я ведь гораздо старше вас, я слишком стар!

— Слишком стары для того, чтобы я вас любила? Вы ошибаетесь. И вы забываете, монсеньер, что любовь приходит сама. Мы не властны над ней. Она просто внезапно нисходит на нас!

— Я слишком стар! И я жил жизнью, которая слишком отличается от той, какую представляете вы. Вы молоды, свежи, невинны и чисты. Придет время, вы отвернетесь от меня и пожалеете, что не остались в монастыре!

Герцог почувствовал, что Эме подошла к нему ближе. Он слышал тихий шелест ее платья и чувствовал слабый аромат духов. Очень тихо, почти шепотом, девушка спросила:

— Что вы хотите сказать мне, монсеньер?

Мелинкорт повернулся к ней.

— Я хочу сказать, что люблю вас. Люблю всей силой того, что осталось от моего сердца, моей души, если она существует, в чем до сих пор я очень сомневался. Я люблю вас, Эме, но я очень хорошо понимаю, что мое чувство не принесет вам ничего хорошего. Я вас не стою!

— Монсеньер, монсеньер! — Голос Эме звенел от радости. — Неужели вы не понимаете, что во всем мире для меня существует лишь один человек, что лишь одного мужчину я могу любить и лишь ему одному я могу доверить свою жизнь?

— Вы уверены? — произнес герцог, и голос его дрожал от волнения. — Нет, дитя, прежде чем я дотронусь до вас, позвольте мне сказать кое-что еще. За всю свою жизнь я никого не любил так, как вас. Если вы доверитесь мне, окажете мне честь стать моей женой, я уже никогда больше не отпущу вас. И если когда-нибудь, освоившись в светской жизни, вы встретите более молодого человека и почувствуете влечение к нему, я не отпущу вас.

— Ах, если вам кажется, что я захочу оставить вас, вы просто слепы, — несколько удивленно ответила девушка. — Моя любовь вечна и бесконечна, монсеньер!

Но и я должна кое-что сказать вам. Вы очень значительная персона, монсеньер! В вашей стране вы играете заметную роль. Я люблю вас с той самой минуты, как вы обнаружили меня на полу своей кареты. Все это время я хотела лишь быть рядом, обожать вас и, если возможно, служить вам. И хотя теперь я знаю, что родилась в законном браке, остается огромная пропасть между женщиной, которая не знает своих предков, не имеет ни семьи, ни состояния, ни положения в обществе, ни своего дома, и герцогом Мелинкортом, владельцем огромных поместий, обладающим властью, влиянием. Вам нет необходимости жениться на мне, монсеньер. Я буду совершенно счастлива просто быть с вами, быть вашей воспитанницей, вашим пажом, вашей рабыней, потому что я люблю вас всем сердцем, всей душой, всем своим существом.

— И вы думаете, что нужны мне как воспитанница, паж или рабыня? Моя дорогая! Я люблю вас как женщину и хочу, чтобы эта прекрасная женщина стала моей женой!

Щеки Эме очаровательно порозовели.

— Я впервые в жизни делаю предложение, — признался герцог. — Я не хочу кривить душой, Эме: в моей жизни было много женщин. Но вы совсем иная. Вы поистине священны для меня. Я никогда не думал, что смогу когда-нибудь сказать такие слова, и все же они искренни и идут из самого сердца. Вы святая, и я чувствую, что должен целовать землю, по которой ступали ваши ножки. Я боюсь даже обнять вас!

— Не бойтесь, монсеньер, — очень тихо попросила Эме. И он крепко прижал девушку к себе, а их губы слились в первом в ее жизни поцелуе.

Этот поцелуй сначала был нежен и трепетен, но скоро герцог ощутил, как ее молодое тело пылает ответным огнем, зажженным его страстью. Его поцелуй стал более требовательным и повелительным. И скоро горячая волна восторга любви захватила и понесла их.

— Я люблю тебя, — снова и снова шептал герцог, все крепче обнимая девушку. Казалось, что их тела унеслись в заоблачные дали, что некая высшая сила навеки соединила их.

Голова Эме откинулась назад, и он сверху смотрел на нее. Любовь преобразила девушку. Щеки ее пылали, глаза сияли, а приоткрывшиеся губы слегка дрожали, словно от счастья она задыхалась.

Герцог опустился на одно колено и поцеловал край платья Эме.

13

Ближе к вечеру Эме открыла дверь библиотеки и увидела Гуго у камина с листком бумаги в руке.

— А где монсеньер? — спросила она.

— Монсеньер? — переспросил Гуго. — А-а-а... Себастьян! Я... О! Да, он сказал мне... просил передать вам, что вернется к пяти часам.

Речь его казалась настолько не похожей на обычную, что Эме взглянула на секретаря с искренним удивлением.

— Что случилось, месье Гуго? — с недоумением спросила она.

— Случилось? — повторил он и быстро добавил: — Ничего... ничего не случилось!

Эме плотно закрыла за собой дверь. На ней было платье из белого шифона с легкой пелериной, накинутой на плечи и скрепленной на груди небольшим букетиком цветов. Необыкновенное счастье, которое отражалось на ее лице, говорило о глубине и зрелости чувства, необычных для столь юного создания.

— Леди Изабелла отправила меня наверх и заставила лечь отдохнуть. Я послушалась и, кажется, зря, потому что явно что-то пропустила. Вы расстроены, месье Гуго! Не пытайтесь скрыть это!

— Ничего важного не произошло, — пробормотал Гуго, не отрывая глаз от листка бумаги, который держал в руке.

— Что это? — с любопытством спросила Эме. А потом, заглянув через его плечо, воскликнула: — Да это же лотерейный билет!

— Да, лотерейный билет.

— Вы купили его?

Гуго молча кивнул. Потом, собравшись с духом, наконец заговорил:

— На прошлой неделе во время обеда было предложено всем присутствующим принять участие в новой лотерее хозяина дома. Мне не хотелось тратить деньги, но отказываться показалось неудобно, и я все-таки купил билет. Представляете, Эме, я выиграл!

— Выиграли! Как замечательно! Как интересно! Сколько же?

— Мне даже не верится, но сумма выигрыша — триста тысяч ливров — почти двенадцать тысяч фунтов.

— Но это же прекрасно! Теперь вы богаты!

— Да, богат, — повторил Гуго каким-то бесцветным голосом. А потом, словно не в силах больше скрывать свои истинные чувства, почти закричал: — Что мне от этого? Каждый день я испытывал муки ада, встречая Изабеллу, чувствуя, как при ее приближении сильнее бьется мое сердце, а когда она уходит — вокруг словно становится темно. Но никаких надежд я не имел. Я был беден.

И вот, как вы говорите, я разбогател. Могу жить с комфортом, могу обеспечить жену, если бы нашлась женщина, которая любила бы меня и согласилась бы жить по средствам. Вы, Эме, всегда вселяли в меня надежду, но посмотрите в окно!

Эме повернула голову. В окно библиотеки был виден сад, а в дальнем конце сада, в увитой розами беседке сидела на скамейке Изабелла, а рядом, склонившись к ней, — виконт де Тремор.

Этот молодой человек несколько последних недель особенно пылко и настойчиво ухаживал за Изабеллой. Герцог дразнил ее, она смеялась и отшучивалась, но не отрицала прямо, что поощряет виконта. Гуго терзался ревностью, которую не всегда был способен скрыть, несмотря на свое железное самообладание. Эме так хотелось помочь ему, что она боялась в один прекрасный день нарушить свое слово и все рассказать Изабелле. Девушка не сомневалась, что она не имеет ни малейшего понятия о чувствах Гуго, хотя отзывалась о нем с неизменным восхищением.

Но Гуго был слишком благороден, чтобы предложить свою любовь женщине, не имея ничего, кроме жалованья секретаря герцога. И вот обстоятельства внезапно изменились. Конечно, по меркам высшего света, деньги, свалившиеся на Гуго, были не так уж велики. Но у Изабеллы были свои деньги. Соединив свои состояния, эта пара могла бы жить очень неплохо, если бы каждый из супругов согласился бы чем-то пожертвовать ради другого.

Но пока из сада доносился смех Изабеллы, а рядом, возле камина, тяжело вздыхал бедный Гуго.

— Я сейчас выброшу этот билет, — неожиданно воскликнул он. — Зачем он мне? Деньги мне не нужны. Работа на Себастьяна вполне меня устраивает. Я должен забыть, что располагаю чем-то, кроме собственного мозга, призванного контролировать чувства и держать в узде плоть.

Он смял листок и готов был швырнуть его в огонь, но Эме удержала его руку.

Гуго сверху вниз глянул на нее, и в глазах его промелькнуло раздражение.

— Ну и какое утешение вы можете мне предложить, чтобы заглушить сердечную боль и избавить от чувства унижения?

— Проявите немного мужества. Сейчас ничто не мешает вам сказать Изабелле, что вы любите ее и просите стать вашей женой. Сражение, которое не началось, не может принести ни победы, ни поражения. Леди Изабелла должна услышать ваше предложение и обдумать его. Она ведь может ответить согласием. Так чего же вы так боитесь? Вы сильный человек, вы неизмеримо умнее всех тех, кто шепчет ей на ушко банальности.

— Умнее! Какое это имеет значение? Взгляните на этого француза! Вряд ли у него вообще есть мозги, но Изабелла слушает его! И она улыбается! Он забавляет ее!

— Но ведь она не может слушать вас, поскольку вы с ней не разговариваете! И она не может догадаться, какой огонь сжигает вас, потому что вы всегда так холодны, так корректны и так серьезны!

— Холоден! Боже, если бы она только знала! Если бы догадывалась, что ночами я лежу без сна, заперев дверь, чтобы не броситься к ней и не обрушить на нее всю свою страсть! Иногда я боюсь когда-нибудь не совладать с собой!

— Почему бы вам не отправиться к ней прямо сейчас и, избавившись от этого виконта, сделать предложение?

— Вы искушаете меня, — севшим от волнения голосом возразил Гуго. — Оставьте, неужели вы не видите, какие я испытываю муки? Ни один человек на свете не может помочь мне!

— Я не думала, что англичанин может оказаться трусом! Особенно тот, кому так доверяет и кем так восхищается монсеньер! Я разочарована и расстроена. Вы боитесь! Боитесь и ничтожного виконта, и, главное, саму леди Изабеллу!

Казалось, ее насмешка пробила невидимую броню.

— Я боюсь? — яростно воскликнул Гуго. Сунув смятый лотерейный билет в карман панталон, он стремительно пересек комнату, распахнул французское окно и устремился в сад.

По мощеной дорожке он быстро подошел к беседке. Эме наблюдала за ним. Руки ее нервно сжались, сердце застучало быстрее. Она видела, как молодой человек поклонился Изабелле, а потом что-то сказал виконту.

Произошел обмен репликами, голоса зазвучали громче. Виконт срывался на визг, Гуго отвечал низко и хрипловато. Дальше события развивались весьма стремительно.

Виконт перчатками хлестнул Гуго по лицу. Изабелла, вскрикнув, вскочила со скамейки, а Гуго схватил соперника за отвороты модного сюртука и швырнул в пруд, к золотым рыбкам. Раздался громкий всплеск, столб воды взлетел в воздух, переливаясь на солнце всеми цветами радуги. Ноги виконта в шелковых чулках с минуту нелепо болтались в воздухе, а потом он исчез под широкими темно-зелеными листьями водяных лилий.

Когда он появился вновь, вода лилась с него потоком, краска и пудра на лице раскисли. Эме в восторге захлопала в ладоши, увидев, что Гуго подхватил Изабеллу и заключил ее в объятия.

— Если вы хотите, чтобы вас любили, то дайте это сделать мужчине, а не слюнтяю и простофиле! — выкрикнул он, словно хотел, чтобы его слышал весь мир, и осыпал Изабеллу страстными поцелуями.

Должно быть, Изабелле было просто больно, она, казалось, совсем растерялась от этого яростного натиска.

— Я люблю вас, — наконец произнес Гуго, глядя прямо в ее изумленные, но сияющие глаза. — Да, люблю, и вы уже достаточно мучили и терзали меня.

На мгновение он остановился, а потом сжал любимую в объятиях, так что она чуть не задохнулась.

— Я люблю вас, — снова повторил он.

Он склонился над ней, и Эме увидела, как кружевная накидка соскользнула с плеч Изабеллы, ее нежные руки обхватили голову Гуго, притянули ее к себе, а губы нашли его губы.

Эме в восторге всплеснула руками и запрыгала на месте. В эту минуту в библиотеку вошел герцог.

— Что там такое? Что вас так развеселило? — спросил он.

— О монсеньер! — только выдохнула девушка, бросаясь в его объятия. Он прижал ее к груди с такой нежностью, что было трудно узнать в этом согретом чувством человеке вечного циника с неизменно суровым выражением лица.

— Это самый чудесный, самый замечательный день на свете! — воскликнула Эме. — Посмотрите, монсеньер, вы только взгляните!