Помоги проекту - поделись книгой:
Фея вышла из машины. Геля тоже выбралась, красный автомобильчик пиликнул вслед сигнализацией.
Подошли к двухэтажному особнячку, стоявшему в глубине двора.
Дом был старый, а дверь оказалась новомодной, железной. Фея провела пластиковой карточкой в электронном замке. Дверь с легким всхлипом отворилась, и они вошли.
Поднялись по боковой лесенке на второй этаж, и Фея распахнула дверь комнаты, в которой почти не было мебели, — только тяжелые портьеры на окнах, большое кресло, рядом — журнальный столик на гнутых ножках. На столике… ноутбук? Серебристый аппарат, похожий на средних размеров чемоданчик, с двумя то ли колонками, то ли черт знает чем. А у стены — расстеленная кровать.
— Но я совсем не хочу спать! — воскликнула Геля.
— Об этом можешь не тревожиться, — рассмеялась Люсинда. — Я же Фея Снов. У нас не так много времени, если ты, конечно, хочешь вернуться домой не слишком поздно. Поэтому слушай, в чем будет состоять твое задание.
Глава 10
— Я догадалась. Нужно достать Яблоко и доставить вам, — сказала Геля.
— Увы, это невозможно. Ретрораппортация через сон не позволяет перетаскивать из прошлого физические объекты. — Люсинда развела руками. — А если бы такое и было возможно, все равно красть из прошлого Яблоко Любви нельзя. Любовь нужна всякому времени. И вообще, украденная любовь еще никому счастья не приносила. Нет, ты должна сделать кое-что другое — покрыть Райское Яблоко неким защитным слоем, который сделает его неуязвимым, убережет от враждебного воздействия.
— Волшебное снадобье, да? Вы мне его дадите?
— Что это детей все тянет на волшебство? — устало поинтересовалась Фея. — Нет никакого волшебства, есть научные открытия, изобретательность, ум, счастливый случай. Я бы легко могла дать тебе состав, который сделает Яблоко неуязвимым. Изготовить его сегодня несложно. Но, повторяю, невозможно перетащить что-то из одного времени в другое через сон. Ты должна будешь изготовить снадобье в 1914 году сама.
— Но как?!
— У меня нет времени тебе это объяснять. Каждая минута, которую мы теряем здесь, в прошлом равна 365 минутам, то есть шести часам. К тому же не хочу сейчас перегружать тебя лишними сведениями. — Фея указала Геле на кровать, а сама прошла к столику, раскрыла «чемоданчик» (внутри оказались экран и клавиатура, как Геля и предполагала), нажала какую-то кнопку, машина загудела. — У тебя и так будет очень много трудностей, особенно в первое время. Успеется, — Фея успокаивающе кивнула экрану, — мы ведь будем на связи, а ты проведешь в теле прабабушки достаточно долго…
Пока Фея колдовала над своим странным ноутбуком, Геля подошла к кровати, потрогала подушку. От постельного белья шел слабый сладковатый запах луговых цветов.
— Одно меня беспокоит, — бормотала Люсинда, остервенело пробегая пальцами по клавиатуре, — насколько качественной будет связь. Ты там вот что: постарайся разыскать шкатулку с танцующей пастушкой и почаще на нее смотри наяву, — обернулась она к Геле, — чтобы во сне, как только раздастся «Милый Августин», несмотря на сонное оцепенение мозга, сразу сообразила, что нужно сделать. Увы, будильником, как вчера ночью, воспользоваться не получится — этот фокус работает только в настоящем времени.
Девочка кивнула, но Люсинда уже не смотрела на нее. Уткнувшись в монитор, отрывисто бубнила:
— Настройки… Подготовка к работе… Информация…
Геля повздыхала, посидела на кровати, потом все-таки прокралась за спинку феиного кресла и с интересом уставилась в экранчик. Ноут как ноут, ничего особенного. Два окошка открыты — по одному, темному, со страшной скоростью бегут колонки зеленоватых, совершенно непонятных символов. А в другом мелькают фотографии и текст.
— Настоящие досье, как в американсих фильмах, — восхитилась Геля. — А это что за тетьки?
— Эти, как ты выразилась, тетьки — твои предки по женской линии. Вот Аполлинария Васильевна Рындина, родилась в 1902 году, вышла замуж за Игнатия Герасимовича Максимова. Ее дочь, Альбина Игнатьевна Максимова, родилась в 1934, вышла замуж за Фархата Равилевича Мамаева, штурмана гражданской авиации. Ее дочь… Да, вот, кстати, — извернувшись в кресле, как кобра на гнезде, Люсинда взглянула на Гелю, — в вашем роду, как я заметила, с давних пор существует традиция называть девочек на букву «А». Твою прабабушку звали Аполлинарией. Ее мать — Аглаей. Твою бабушку — Альбина. Ее муж, Фархат Мамаев, хотел непременно татарское имя для дочери, но все равно выбрали на ту же букву — Алтын. А ты — Ангелина.
— Впервые слышу о такой традиции, — пожала плечами Геля, — мама мне ничего не рассказывала.
— Ну, если это получилось случайно, то еще лучше. Тем более, ничего случайного на свете не бывает.
И только Геля собралась спросить, что такого хорошего в этих заглавных «А», как темное окошко схлопнулось, волшебный ноутбук истошно заныл, а Фея, воскликнув: «Есть контакт!», обернулась к девочке:
— Сейчас я начну инструктаж, а ты устраивайся поудобнее, — она махнула рукой в сторону кровати, — и внимательно слушай.
Будущая спасительница человечества послушно улеглась, вытянувшись как солдатик, отрапортовала:
— Готово!
— Хорошо, — кивнула Фея. — Скоро ты уснешь, но еще некоторое время будешь слышать мой голос. А потом очнешься уже Полей Рындиной. Для домашних Поли — очнешься после долгого обморока. Твоя первая задача — «выздоровей», научись правильно вести себя по меркам 1914 года как можно быстрее. Акклиматизируйся там достаточно, чтобы тебе позволили ходить в гимназию. Когда выполнишь это задание, получишь следующее.
— Какое? — спросила Геля.
— Не перебивай меня, сколько раз тебе повторять, всему свое время. Ты попадешь в четвертый класс гимназии…
— Но я уже в шестом! — обиделась ученица лицея.
— Это безнадежно! — воскликнула Фея. — Что мне делать? Заклеить тебе рот скотчем?
— Извините, я больше не буду, — испуганно пискнула Геля.
Фея покачала головой и продолжила:
— В четвертом классе гимназии учились девочки двенадцати, а то и тринадцати лет. Нет, молчи! Тебе нетрудно будет выдать себя за двенадцатилетнюю. Понятие «акселерация» тебе знакомо?
— Ну… да, — с опаской отозвалась Геля (а вдруг это был риторический вопрос и фея снова заругается?) — Это когда дети быстро растут, — и, ободренная тем, что фея так и не заругалась, стала объяснять подробнее: — То есть увеличение роста нового поколения по сравнению с предыдущим. Я где-то читала, что человечество в целом за последние сто лет подросло примерно на 10–15 сантиметров…
— Акселерация, от латинского acceleratio — ускорение, наблюдающееся за последние 150 лет ускорение физического и, заметь, умственного развития детей, — подхватила Люсинда, — современные дети вынуждены воспринимать и анализировать огромный поток информации. Обучение в гимназии едва ли станет для тебя проблемой. Ты же отличница. Ах, черт! Как же я могла забыть… Где моя сумочка?
Сумочка лежала у кресла, как рыбка, выброшенная на берег, — на боку, поблескивая пайеточной чешуей, с широко раскрытым стальным ротиком.
Фея покопалась в ней, достала бархатный мешочек, из мешочка — серебристый футлярчик, из футлярчика — стеклянный пузырек, который и вручила Геле:
— Вот, выпей это.
— А что это? — Геля не нашла на пузырьке надписи «яд», но мало ли.
— Самсонит. Тройчатка. Блицэффект.
Люсинда, конечно, снова разозлится, но любопытство пересилило страх, и Геля упрямо спросила:
— А можно подробнее?
— Самсонит, так называемый биохимический медиатор знаний, изобретен более двухсот лет назад Самсоном Спайком. Усовершенствован в секретных лабораториях Ротвеллера, а тот препарат, что ты держишь сейчас, — моя разработка, основанная на методике пенетрационного изучения иностранных языков.
— Какого-какого?
— Пенетрационного, то есть проникающего сразу в кору головного мозга, — объяснила Люсинда. — Как я уже говорила, учебная программа в гимназии едва ли затруднит тебя. За одним небольшим исключением — иностранные языки. Поля Рындина изучала французский и немецкий, а ты их не знаешь и вряд ли сможешь выучить за несколько недель. А с помощью этого препарата мгновенного действия…
— Я буду знать немецкий и французский? Просто так, без всяких уроков? Круто!
— Конечно, учитывая обстоятельства, без этого можно было и обойтись. Однако не стоит привлекать к твоей персоне излишнее внимание. Но если ты не хочешь…
— Я выпью, выпью, — торопливо заверила Фею девочка. — А эти знания — они навсегда или только на время… командировки?
— Навсегда. Считай это маленьким подарком от фирмы.
— Немецкий! Французский! Вау! — Геля отвинтила крышечку и поднесла пузырек к губам.
— Немецкий, французский и русский, — уточнила Фея.
— А русский-то зачем? — удивилась Геля, успевшая проглотить похожий на микстуру от кашля препарат. — У меня по русскому «отлично».
— О реформе русского языка 1918 года слышать приходилось?
— Н-не помню…
— Изменились правила правописания, были исключены буквы «ять», «фита» «и десятеричное»… Впрочем, лучше наглядно объяснить. — Фея снова покопалась в сумке, достала какую-то электронную штуковину вроде телефона, что-то там настроила и протянула Геле: — Вот, читай.
На экранчике высветились строчки:
— Понятно, — Геля вернула Фее игрушку, — так я точно не смогла бы.
— Еще вопросы есть? — едко поинтересовалась Фея.
— Merci beaucoup. Pas de questions[1], — ответила без пяти минут гимназистка Рындина, хихикнув от удовольствия.
— Très bien[2]… Однако времени осталось совсем немного. — Фея озабоченно сдвинула брови. — Ладно, делать нечего, придется тебе самой там разбираться. Я уж больше ничего не успею рассказать. Разве что самые общие сведения о домашних Поли… Закрой глаза, расслабься и слушай. Молча!
Геля поворочалась с боку на бок в кровати, обняла подушку и послушно зажмурилась.
— Итак, отец Поли, Рындин Василий Савельевич, сорока шести лет, врач Мясницкой полицейской части. Мать, Аглая Тихоновна, тридцать девять лет…
— А Полина мама где работает? — спросила Геля.
— Нигде не работает. Спи. Горячева Анна Ивановна, девятнадцати лет, кухарка…
Как в пьесе, — подумала Геля. — Действующие лица: Поля Рындина, гимназистка. Василий Савельевич Рындин, ее отец, врач… Кухарка еще какая-то… Просто умереть-уснуть…
Часть вторая
Глава 1
Геля старательно зажмуривала глаза, но уснуть все равно не получалось. От запаха луговых трав щекотало в носу, она едва сдерживалась, чтобы не чихнуть, да еще и мысли в голову лезли всякие щекотные — а что же Люсинда замолчала, вдруг сама уснула?
Подавив смешок, девочка приоткрыла глаза, ожидая увидеть прикорнувшую в кресле Люсинду, но тут же села в кровати, испуганно озираясь.
Никакой Люсинды не было. И кресла не было. И вообще — комната, в которой она находилась, была абсолютно незнакомой.
Палевые обои с гирляндами бледных роз. Желтовато-зеленые занавески, отороченные помпончиками. Под окном — письменный стол. На нем глобус, лампа с зеленым абажуром, стопка книг. Слева от окна — зеркало в темной ореховой раме и небольшой комодик.
Скрипнула дверь, стала медленно отворяться, и Геля молниеносно прикинулась дохлой лисицей — разметалась на постели, уткнувшись носом в подушки.
Сердце глухо ухало в груди — сейчас, сейчас, сейчас. Сейчас кто-нибудь войдет, что-нибудь скажет, и — что тогда? Что дальше-то делать?
Но в комнате по-прежнему было тихо. Осторожно разомкнув ресницы, девочка постаралась разглядеть, кто же там вошел. Никого, и дверь едва приоткрыта.
Сквозняк, с облегчением подумала Геля.
Но это был не сквозняк.
Миниатюрная черная кошечка, победно задрав хвост, прошествовала мимо, вспрыгнула на стол и, усевшись кувшинчиком, посмотрела на Гелю.
Глаза у кошки были огромные, ярко-зеленые, красивой миндалевидной формы. Как у…
— Лю-люсинда?! Это вы?! — заикаясь от изумления, спросила девочка и растерянно добавила: — Кис. Кис-кис…
Кошка потянулась, выгнув спину, снова плюхнулась на стол и начала грызть ногти на ногах. То есть когти, конечно, на задних лапах, только все равно Люсинда ни за что не стала бы так себя вести.
Геля перевела дух — самая обычная зверушка. Все-таки превращаться в кошек это было бы немножко слишком. Даже для Феи.
— Кис-кис-кис, — позвала уже смелее.
Взглянув на нее с безгранично равнодушным удивлением, кошечка медленно и грациозно вытянула переднюю лапу, извернулась как гимнастка Кабаева и принялась самозабвенно вылизывать себе спину.
— Ну и ладно. Мне тоже на тебя плевать. Не очень-то я люблю кошек. — Геля показала надменному зверьку язык и сползла с кровати.
В дальнем углу комнаты стоял довольно большой шкаф с резными дверцами — видимо, для одежды. Еще один, книжный, у самой двери. На верхней полке расставлены игрушки — чудесный большой медведь лилового бархата, заяц с барабаном, роскошная кукла в шелковой шляпе. А среди книг — па-бам! — знакомая шкатулка. Открывать пока не стала, просто потрогала гладкий лаковый бок.
Можно еще полистать книжки, сунуть нос в одежный шкаф, но рано или поздно придется это сделать, не так ли? — Геля вздохнула и решительно направилась к зеркалу.
Из ореховой рамы на нее смотрела очень красивая девочка в длинной, до пяток, белой рубашке. Да что там «очень» — офигенно красивая. Динка Лебедева умерла бы от зависти в страшных муках.
Синие глаза. Брови как крылья ласточки. Тонкий, с едва заметной горбинкой нос. Губы нежные, бледно-розовые. Геля улыбнулась — девочка в зеркале ответила улыбкой. Передние зубы чуть широковаты, но и это ее не портило, а делало еще милее.
По плечам змеились длинные черные косы — как у какой-нибудь грузинской княжны. Голову красотке определенно следовало помыть, да и, вообще, выглядела она измученной — тени под глазами, запавшие щеки — но лучше быть измученной красоткой, чем крепкой и здоровой дурнушкой, ведь правда?
Геля протянула руку к зеркалу. Робко улыбнувшись, красавица повторила ее жест. Их пальцы встретились на холодной зеркальной глади.
Насмерть прилипнув к волшебному стеклу с чудным отражением, даже не обернулась на скрип двери. «Кошка ушла, — подумала мимоходом, — наверное, соскучилась и…»
И тут за ее спиной раздался жуткий грохот, и женский голос истошно завопил:
Поделиться книгой: