— Ой, можно посмотреть?
— Конечно, мэм.
— Нет-нет, мистер, только глазами. Вот он какой… Спасибо.
Билли зажимает камень в кулаке. Маленький черный камушек. Есть в городе хоть один, кто не знает о нем? Сомневаюсь. В принципе о волшебных небесных камнях что-то слышали все. Это была популярная тема лет десять назад. Сейчас заглохла. Пилотируемая астронавтика сдулась, как мыльный пузырь, в космосе работают автоматы. Живых астронавтов мало, возможность столкнуться с носителем артефакта стремится к нулю, а значит, невелик шанс проверить его чудесные свойства. Если бы мы толпами по дворам слонялись, тогда да, не стихали бы пересуды. А так… Сколько народу Билл осчастливил? Сотню? Две?
Не считая, конечно, тех, от столкновения с кем он почти ежедневно уклоняется на трассе.
— Расскажите, миссис Палмер, — просит лейтенант.
Ну, вот она уже теребит платок.
— Понимаете, мой Ронни… Мой сынок. Он брокер в Чикаго. Раньше он довольно часто говорил со мной…
Врет. Не часто. Очень редко.
— …А последние два месяца я не могу с ним связаться. Его ком заблокирован. И мне сказали, что по тому адресу, который у меня был, Ронни не проживает. Я очень тревожусь… Показать вам его фотографию? Ох, как я не догадалась, сейчас принесу!
— Не надо, — сухо говорит Билли. Он, конечно, слегка похмелился, но ему этого мало, и телячьих нежностей от него сегодня не дождешься.
— Не надо? — переспрашивает дамочка удивленно.
Лишь бы Билли ее до слез не довел. Платочек уже скомкан.
— Будьте добры, мэм, вызовите в памяти образ Ронни. Это гораздо лучше фотографии. Подумайте о сыне. Можете закрыть глаза.
— Да, да…
Билли тоже закрывает глаза и плотнее сжимает кулак.
Лейтенант смотрит на Билли так, словно готов пристрелить его при первом же резком движении.
Свисающая из кулака цепочка легонько раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда. Как бы не загипнотизироваться. Я тоже недостаточно похмелён.
Билли делает мощный выдох и разжмуривается. Бросает короткий взгляд на подобравшегося лейтенанта.
— Вы-то, — говорит, — чего так напряглись, мистер Гибсон? Напрягаться — моя работа. А ваша — других напрягать.
Лейтенант открывает было рот, но тут вклиниваюсь я.
— Будь хорошим мальчиком, Билли, не тяни резину.
— Осознал, — кивает Билли. — Ну, что вам сказать, миссис Палмер. Ничего страшного. Но мое сообщение может несколько удивить вас.
— Мой мальчик… Он здоров?
— Здоровее нас всех, мэм. Будьте любезны, припомните, Ронни никогда не говорил вам, что его привлекает карьера военного?
Лейтенант уже не готов пристрелить Билли. Он пытается сопоставить два образа — тот, что «соси бензин», и вот этот, с грамотно построенными фразами.
У Билли даже осанка переменилась. Он сидит, как аристократ, черная дылда. Как царь небольшого, но опасного народа.
— Военный… — шепчет дамочка и бледнеет.
— Насколько я понял, мэм, ком вашего сына заблокирован неспроста. Ронни сейчас в каком-то закрытом лагере. Это очень похоже на вступительные тесты войск специального назначения. Так что наберитесь терпения — еще месяц он не отзовется. Если, конечно, раньше не даст слабину. Хотя у меня сложилось впечатление, что ваш сын полон решимости продержаться до конца. Он упорный парень.
— Спецназ… О, боже! Но разве туда берут кого угодно?
— Простите, мэм, но ваш сын не «кто угодно». Он морпех.
Дамочку, кажется, сейчас хватит удар. В переносном смысле. Физического здоровья у нее на двоих.
— Ну, мы пойдем, миссис Палмер, — быстро говорит лейтенант. — Будем надеяться, что все так и есть, как сказал Вильям. Рад за Ронни, рад за вас, безусловно, проверю информацию по официальным каналам…
А сам меня за рукав дергает.
Билли встает и отвешивает миссис Палмер церемонный поклон.
Миссис Палмер терзает платок и бормочет: «Ронни, мой Ронни, как же ты мог так расстроить мамочку…»
Лейтенант чуть ли не волоком тащит нас на крыльцо.
— Уффф! Успели сбежать. А то сейчас начнется…
Из-за двери раздается тихий, но уверенный вой.
— Пошли, пошли! — командует лейтенант, толкая нас от дома.
Вой набирает обороты.
— Спасибо, Вильям, — говорит лейтенант, протягивая Билли руку. — И простите мне эту небольшую проверку. Я просто обязан был, понимаете? Ну, согласитесь… Все так и есть, Ронни никогда не работал брокером, он капрал морской пехоты и очень хорошо себя чувствует.
У Билли цепочка по-прежнему свисает из кулака. И этот кулак он подносит к физиономии лейтенанта. Без угрозы. Просто тычет кулаком ему в нос.
— А эта Палмер, дура набитая… — лейтенант обрывает фразу и застывает с открытым ртом.
Сейчас Билли ему влепит за «небольшую проверку».
— Вы, мистер Гибсон, — говорит Билли, растягивая слова и глядя сквозь лейтенанта, — всегда были влюбчивы. Но еще вы были неисправимым романтиком. Поэтому ни одной из своих женщин вы никогда не изменяли…
Повисает мучительная пауза.
А в беленьком домике все громче воют и уже вроде бы рычат. Сейчас кидаться начнут.
— И супруге вы не изменяете, даже когда очень хочется…
У лейтенанта из-под фуражки стекает обильный пот. Лейтенант страшно, до судорог, боится того, что Билли может сказать дальше. Ведь соврет, зараз — и не проверишь. А и не соврет — не докажешь. И мучайся потом до конца своих дней, до посинения и трупного окоченения.
Билли медленно-медленно расплывается в улыбке.
— Такие дела, лейтенант! — победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.
Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.
Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.
— Облегчить вашу участь? — говорю.
Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:
— Как — облегчить?
— Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности — фигушки. Не его амплуа.
Лейтенант недоверчиво на меня косится.
— Это Всевидящий Камень, — объясняю. — Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.
— И такой есть?!
— Айвен! — орет Билли издалека. — Хлоп твою железку, ты идешь, или что?
— Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.
— Как же он так вскрыл мое прошлое?
— Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.
Лейтенант размышляет.
— Осознали? Вот и чудесно. А нам с напарником полезно будет пропустить по кружечке холодного пива. Не бойтесь, запой окончен. Где мы обретаемся, знаете.
Возвращается Билли. Кладет руку мне на плечо. И говорит лейтенанту сверху вниз:
— Без паники, лейтенант. Все будет штатно. Я тебя уже простил. И даже Марвина твоего вонючего простил. Раз уж нам работать вместе, ссориться нельзя. Людям доброй воли надо держаться заодно. Командой надо быть, хлоп твою железку! Осознал? Но если кто еще прикоснется к машинам — бензина отсосет по полной. И ты мне не помешаешь. Идем, Ванья.
Билли меня уводит, а лейтенант остается стоять на тротуаре, думая, не совершил ли он, случаем, ужасной ошибки, задержав нас в городе.
Я это затылком чувствую.
И то, что лейтенанту позарез нужна помощь в каком-то затянувшемся безнадежном расследовании, — тоже чувствую.
— Сейчас по пиву и обедать, — мечтательно произносит Билли. — А здесь ничего. Славное местечко, и народец смешной.
— Жарковато только.
— А мне самое оно.
— Кто бы сомневался. Билл, давай все-таки сходим в Африку, если будет груз. Разок, а?
— Хрена, — Билли мотает головой. — Договорились ведь. У меня психика тонкая, ранимая. Не могу я смотреть на бардак, в котором живет народ моих предков.
— А я, значит, могу?
— Это у тебя дурацкий русский стереотип. Ах, несчастная Россия, как в ней все плохо! Любите вы прибедняться. Не заметил я, чтобы у вас там было плохо. Жратвы навалом, кругом блондинки и «Мерседесы». Вот на моей исторической родине — точно жопа.
— В Намибии, говорят, «Мерседесов» еще больше, чем в России…
— Эй, мистер! Можно вас на минуточку?
Два шкета лет по десять, оба в футболках с надписью «Уличный гонщик». Понятненько.
— Мистер, мы тут поспорили… У вас же «Локхид Альбатрос Т5»?
— Целых два, сынок, — Билли улыбается во всю физиономию.
— «Тэ-пятая» может выйти в космос?
— Что ты, дружище! У «тэшки» потолок двадцать миль. И, по правде говоря, она неустойчива уже на восемнадцати. Болтается, как мыло в ванне.
— Я же сказал! — торжествует один шкет. Другой опускает глаза.
— «Тэ-пятой» просто не надо ходить так высоко, — объясняет Билли. — Это машина для трассы. Отличная машина, очень быстрая.
— Спасибо, мистер.
Мы идем своей дорогой, мальчишки позади обмениваются тумаками. Начал, конечно, проигравший.
— Честный ты парень, Билли, — говорю. — Правдивый.
— Мальчика интересовал потолок «Т5». Я дал ему справку.
— А если бы он спросил — мистер, у вашей «Т5» какой потолок?
— Тогда бы я сказал — мальчик, у меня не стандартная «тэшка», а «Т5 Эволюция»…
— А если он…
— Ванья, почему ты такой зануда?
— Просто болтаю, — говорю. — Хочу отвлечься. Понимаешь, там, в баре, под стойкой, бочонок охлажденного светлого пива. И он меня зовет. Он кричит: «Ваня, беги скорее, выпей меня!» Чтобы не сойти с ума от его воплей, я создаю помехи.
— А мне, — Билли вздыхает, — ужасно хочется за руль. И на трассу.
Да, за руль и на трассу… Я смотрю в небо и вдруг понимаю: уже несколько лет не видел Землю.
Когда долго не видишь Землю со стороны, начинаешь относиться к ней неправильно. Как к некой твердыне, которую можно попирать ногами. А Земля-то живая. Одно время я мечтал всех идиотов, которые тут устраивают войны и прочие гадости, вытащить на сотню миль вверх и заставить их осознать, где они на самом деле живут. И как осторожно тут надо себя вести.