Помоги проекту - поделись книгой:
– Пистолет с глушителем, фальшивые документы, непонятные убийства, а при всем при этом еще и американец. Просто здорово! Ты думаешь, что это как-то связано?
– У меня хороший приятель есть. Коля Зимин, так он недавно одно дело вел и рассказал, что в нем были замешаны Резаный и Слепень. Так там тоже произошло убийство в мастерской художника, а в качестве свидетелей проходили американцы, а среди них этот паренек. Вам ничего это не говорит?
– Говорит. Очень даже говорит! – Кузьма Антонович помолчал, потом задумчиво сказал: – Может, так даже лучше будет. Пусть госбезопасность забирает это дело, а мы…
Начальник отдела неожиданно вспомнил, что завтра выходной. Если прямо сейчас передать их соображения в ГБ, то выходного дня им не видать как своих ушей, а он и так две недели внуков не видел. Такие мысли ходили и в голове у Варенцова, у которого на воскресенье намечалось свидание с девушкой. Начальник правильно понял умоляющий взгляд капитана и решительно сказал:
– Товарищ Варенцов, у вас кроме показаний Митина на руках еще что-то есть?
– Никак нет. Так как дело в производстве только сутки, то еще идут оперативно-следственные мероприятия, а акты экспертизы мне обещали только в понедельник, после обеда. А сегодня у меня по плану только опознание нашего душегуба. Оформлю документы, заберу Митина, и поедем в морг.
– Значит, сделаем так, Коля. Сегодня ты должен окончательно определиться с опознанием изверга, а в понедельник, прямо с утра, принесешь мне свои соображения, и тогда с учетом вновь открывшихся обстоятельств мы их рассмотрим, после чего передадим в госбезопасность. Тебе все понятно?
– Еще как понятно, Кузьма Антонович, – улыбнулся краешками губ Варенцов и вскочил со стула. – Разрешите идти?
– Иди, – усмехнулся начальник следственного отдела, видя уже неприкрытую радость на лице своего подчиненного.
Когда я ехал в Союз, то ожидал ощутить родное, щемящее чувство от встречи с родиной. Некоторое сходство, наверно, можно было найти в первом свидании с девушкой, с которой познакомился по переписке. В твоей голове невольно составляется образ, который ты с каждым полученным письмом дополняешь деталями, а при личной встрече со своей избранницей вдруг неожиданно ощущаешь глубокое разочарование. Так случилось и со мной. Америка для меня осталась такой же чужой, как и те страны, в которых раньше бывал во время служебных командировок. Отрицать не буду, я многого добился, при этом сумел сыграть совсем непростую для меня роль пятнадцатилетнего мальчишки, но главным для меня стало то, что я сумел сжиться с этим временем. Теперь я ожидал ощутить пусть не совсем то чувство, которое испытывал каждый раз, возвращаясь из очередной командировки, но хотя бы похожее на него, вот только не случилось воссоединения заблудшей души с матерью-родиной. Даже хуже того, вместо этого вернулось уже забытое чувство чужака, как тогда, когда впервые оказался в чужом для меня времени. Немалую роль здесь, наверно, сыграла разница уровней жизни в СССР и Америке, а также особое отношение советских людей к иностранцам, а значит, и ко мне.
Экскурсии по Москве были построены таким образом, чтобы показать иностранцам, как хорошо живет в родной стране советский народ. Нас водили смотреть на сталинские высотки, в музей Ленина, метро, на ВДНХ, рассказывали о достижениях в области промышленности и сельского хозяйства, причем все эти рассказы были политически и идеологически выдержанны.
Подумав, я решил сделать еще одну попытку исправить положение и окунуться в московскую жизнь, походить по улицам, посмотреть, как отдыхают советские люди, тем более что завтра было воскресенье.
Выйдя из метро «Парк Горького», сразу отправился в сторону катка. Несмотря на то, что стоял крепкий морозец, а часы показывали только начало одиннадцатого утра, людей в парке было уже много. Маленькие дети бегали, играли в снежки, под надзором родителей или дедушек с бабушками.
Лыжники наматывали круги по проложенной лыжной трассе. Прямо передо мной неторопливо прогуливались две пары пожилых людей, негромко переговариваясь между собой. Один из мужчин походил на стандартного «академика» этого времени. Шуба до пят, шапка-пирожок, окладистая борода и очки. Другой был одет в драповое пальто с бобровым воротником, а женщины – в пальто с меховой оторочкой.
Снег, на деревьях и сугробах, переливался и искрился под солнечными лучами, словно рассыпанная повсюду бриллиантовая пыль. Несмотря на то что я был тепло одет, все равно невольно поежился, когда вдруг пронесся резкий порыв ветра. Перед тем как выйти из гостиницы, я послушал прогноз погоды, где пообещали солнце и четырнадцать градусов мороза.
Я шел, смотря по сторонам, без всякой цели. Когда меня обогнала шумная и веселая группа школьников с коньками, переброшенными через плечо, я автоматически прибавил шаг. Увидев толпившихся в одном месте людей, подошел и, к своему немалому удивлению, увидел лоток с букинистической литературой. Продавец, мужчина непонятного возраста, стоял в длинном, не по росту, поношенном габардиновом пальто, в подшитых валенках и в шапке-ушанке. Его горло и нижнюю часть лица закрывал толстый шарф домашней вязки. Но носу сидели круглые очки. Перед ним на раскладном фанерном столике лежали потрепанные, уже походившие по рукам книги. Быстро пробежал их глазами, автоматически фиксируя названия и годы выпуска ближайших ко мне книг: «Ваня – красный пастушок», 1934, «Тимур и его команда», 1944, «Книга кройки и шитья», 1940. Самой свежей по году выпуска была научно-популярная книжка – брошюра «Как бороться с насекомыми – вредителями огородов», 1947 года. Бросив последний взгляд, зацепил глазом еще две книги, «Аппарат Джона Инглиса», Детгиз, 1944, и «Рассказы об Америке», 1939 года выпуска, после чего пошел дальше. Если за мной сейчас наблюдали, то могли только отметить рассеянный взгляд молодого американца, пробежавший по обложкам. Обходя каток, наткнулся на буфет с бутербродами и горячим чаем, у которого, весело шумя, толпился народ. Пару минут наблюдал за компанией из четырех молодых людей, двух девушек и двух парней. Один из молодых мужчин только отошел от прилавка, держа в руках четыре стакана парящего чая, стоявших в подстаканниках. Подойдя к компании, отдал два стакана своему приятелю, а девушки тем временем развернули пакет, из которого достали бутерброды. С явным удовольствием стали есть, осторожно прихлебывая горячий чай, при этом довольно оживленно разговаривали. Вот один из парней пошутил, и вся компания весело и громко засмеялась.
«Хотел бы я быть на месте одного из этих парней?» – спросил я сам себя, но вопрос так и повис, не получив ответа.
Отвернувшись, пошел дальше, бросая взгляды по сторонам. Стоило мне услышать доносившийся откуда-то слева скрежещущий звук, повернул голову. В двадцати метрах стояла фанерная будка с окошком, стилизованная под сказочную избушку, рядом с которой стояли в очереди три человека, держа в руках коньки. На избушке висела вывеска: «Заточка коньков». Метрах в тридцати от точильщика расположились две продавщицы пирожков, стоявшие рядом с большими металлическими баками, обмотанными для сохранения тепла старыми стегаными одеялами. Из щели, под неплотно закрытой крышкой одного из баков, клубилась тонкая струйка пара. Окруженные людьми, они только и успевали отсчитывать сдачу и заворачивать в бумагу горячую продукцию. Отсчитывая монетки, люди покупали горячие пирожки и почти сразу начинали их есть, а закончив, вытирали пальцы выданными вместо салфеток квадратиками плотной канцелярской бумаги. Только подумал о том, чтобы попробовать пирожок, как из черных рупоров вместо музыки духового оркестра начала литься песня:
«Легкие, простые слова. Звонкий и чистый голос певицы».
Песня мне понравилась, и только дослушав до конца, я пошел дальше.
Выйдя на центральную аллею, пошел среди прогуливающихся людей и мимо стендов, которые призывали к занятиям и тренировкам в различных видах спорта. Спустя какое-то время снова свернул к катку, только подойдя с другой стороны. Подойдя к краю льда, стал смотреть на катающийся народ. Детвора каталась на «снегурках», примотанных к ботинкам или валенкам, толкаясь и падая, после чего, смеясь, вставали и снова пытались скользить по льду. Молодые люди выписывали вензеля, кружились парами, но временами вели себя не лучше детей, начинали толкаться и гоняться весело и азартно друг за другом. Люди постарше, одиночки и пары, степенно наматывали круги.
Краем уха улавливаю разговор двух симпатичных, стоящих рядом со мной девушек, лет шестнадцати-восемнадцати. Речь шла об их подруге и ее дружбе с парнем. Иногда они бросали на меня короткие взгляды, думая, что делают это незаметно. Закончив с обсуждением, подружки переключились на катающийся народ, иногда отвлекаясь на пару минут, подпевая льющимся из рупоров песням. Мне неожиданно захотелось просто заговорить с ними, ни о чем не думая, кинуться с головой в омут юности, задора и веселья. Стать обычным парнем, но стоило поднять голову выше, как взгляд неожиданно наткнулся на натянутый над катком большой транспарант: «Сталин – лучший друг физкультурника!» Словно изнутри ледяной водой окатило, мысли снова стали холодные и ясные.
«Размечтался, дурак. Ты, Майкл Валентайн, теперь американец. Живи согласно легенде и не дергайся».
Теперь я просто смотрел на улыбающиеся и красные от мороза лица катающихся на коньках взрослых и детей. Клубы пара, вырывающиеся из ртов конькобежцев, смешивались с сигаретным и папиросным дымом от толпящегося у кромки катка народа.
Повернувшись спиной к катку, отправился в глубь парка. Прошел мимо будки проката коньков и ряда скамеек, на которых лежала одежка юных конькобежцев под охраной бабушек и дедушек. Те, кому не повезло, стояли, держали детскую одежду в руках. Тем временем из репродукторов полились слова новой песни:
Прошел мимо гуляющего народа, который пополнили мамы с маленькими детьми на санках, мимо начавшихся лыжных соревнований и вышел с другой стороны парка. Автоматически проверился. Интуиция молчала. Пошел к набережной, а потом вдоль нее, не торопясь, несмотря на мороз, двинулся в сторону «Метрополя». По дороге зашел в Елисеевский магазин, где в очередной раз полюбовался красивыми витринами и богатым ассортиментом, при этом неожиданно вспомнил о старшине Матвееве, которого хотел отблагодарить продуктами.
«Купил бы сейчас и отвез. Ему хорошо и мне приятно. Ну, нет так нет».
Отогревшись, вышел из магазина и отправился в гостиницу. Вернувшись в номер, переоделся и спустился в ресторан. После прогулки на свежем воздухе у меня разыгрался зверский аппетит. Заказал пару бутербродов с паюсной икрой, борщ по-украински и свинину в винном соусе, а так как все было вкусно и в меру горячо, оставил хорошие чаевые довольному официанту, после чего поднялся в свой номер.
После нашего разговора с Тейлором нетрудно было сделать кое-какие выводы, и я решил, что журналист в меру ловкий и хитрый человек, который пойдет ради денег на всё. Именно поэтому он не должен выпускать меня из виду, предлагая различные варианты сделки, но его не оказалось ни в вестибюле, ни перед моим номером. Это странное поведение никак не вписывалось в образ журналиста, заставляя думать, что я неверно его оценил. Спустя час у меня появилась мысль подняться в номер к журналистам, но я ее сразу откинул, так как нельзя было проявлять интерес к сделке, пусть сам крутится и ищет выход, но когда он не появился у меня с наступлением вечера, стало понятно, что-то пошло не так.
«Неужели я ошибся, и Тейлор только посредник? Если это так, то уже должен был появиться тот, кто стоит за его спиной. Хотя, может, Тейлор пытается собрать деньги?»
Ответов на эти вопросы у меня не было, поэтому я решил отложить их до появления журналиста. Сходив на ужин, я на обратном пути встретил Бена и спросил его о Тейлоре. Как оказалось, тот еще утром куда-то ушел и больше не возвращался.
Наутро приехали Вильсоны. Оба были в восторге от «града Петра». Мария не переставая с каким-то детским восторгом рассказывала о старинных домах и мостах Ленинграда. Слушая ее, я думал о том, что она скажет, если узнает об истории с маньяком. В конце завтрака официант нам передал, что был звонок из посольства и господина Вильсона там ждут. Я не думал, что его вызвали из-за меня, но при этом не сомневался, что про мои подвиги посол, пусть в двух словах, но обязательно упомянет. Впрочем, меня сейчас больше беспокоило другое – пропал Тейлор. Его не было уже сутки. Бен не знал, где он находится, и теперь терзался в сомнениях, сообщать послу о его исчезновении или еще подождать. Выплеснув на меня весь свой восторг от Ленинграда, Мария легла отдыхать после дороги, а я стал прикидывать, что можно предпринять в новой ситуации, если исходить из того, что из Грега вытащили нужную информацию, а затем убили.
«Дело закрутилось снова, а я опять слеп, как в самом начале. Чего мне теперь надо ожидать? Нового письма под дверь?»
Спустя четыре часа приехал Генри и постучал в мою дверь. Судя по тому, что он был в пальто и шапке, к себе он еще не заходил. Раздевшись, сел в кресло. Судя по серьезному лицу сенатора, мне нужно было готовиться к выволочке.
– Майкл, мне в посольстве рассказали какую-то страшную историю про маньяка-убийцу. Ты ничего мне не хочешь рассказать?
Без эмоций и коротко я изложил Генри краткую версию произошедших событий, исключив все лишние подробности, которые посчитал ненужными.
– Действительно, чудо, – констатировал сенатор. – Я даже представить не могу, что тебе пришлось пережить. Но что меня удивляет больше всего, так это то, что ты притягиваешь всякие неприятности, словно громоотвод молнии. Майкл, ты действительно не влез в какую-то плохую историю? Ответь мне, пожалуйста, честно.
– Клянусь. Ничего такого. Правда-правда, дядя Генри.
– Я тебе верю.
– Надеюсь, в посольство вас вызывали не из-за меня? – осторожно поинтересовался я.
– Нет. Как всегда, дела. Я почему сразу зашел сразу к тебе, Майкл. Думаю, Марии это необязательно знать. Ты со мной согласен?
– Полностью. Мне очень не хочется ее огорчать. Большое вам спасибо, дядя Генри.
– Ты всегда все понимаешь, Майкл, и это мне в тебе нравится. С этим все. Теперь у меня для тебя две новости. Во-первых, мы улетаем не в среду, а завтра. Чем вызван перенос, мне не известно, но нашу бронь на самолет перенесли. Если хочешь, можешь пойти погулять или пройтись по магазинам, но будет лучше, если посидишь в своем номере.
– Я так понимаю, случилось что-то серьезное?
– М-м-м. Не хотел говорить, да ладно. Дело в том, что сегодня утром нашли тело Грегори Тейлора.
– Тейлора?! Его убили?!
– Мне неизвестно, что случилось на самом деле, но об этом факте сегодня известил посла представитель Министерства иностранных дел. Он приезжал вместе со следователем, который будет вести это дело.
Я быстро сложил факты, которые мне сообщил сенатор, в одну цепочку, потом сказал:
– Пока мне понятно только одно, перенос нашего отлета организовал сам посол. Ему надо убрать меня, чтобы у нашего посольства было меньше точек соприкосновения с советскими властями.
Сенатор внимательно и с уважением посмотрел на меня:
– Молодец. С ходу сообразил. Ладно, я пойду. Немного отдохну, потом будем собирать вещи.
Он встал.
– Будешь в номере?
– Обещаю, что никуда не пойду.
– Очень хорошо.
Он взял шапку, перебросил пальто через руку и вышел из номера. Я закрыл за ним дверь и сел в кресло.
«Цепочка оказалась длиннее, чем я думал. Что мы имеем? Некто, владелец книги, нанимает человека, чтобы тот разыскал ему книгу в России, а в качестве силовой поддержки придает двух наемников. Кто-то стоял за Тейлором, но непонятно зачем его убирать, если он почти договорился. Да и сумма не такая уж большая. А может, прямо сейчас появились конкуренты? Ведь владельцу книги никакой разницы, кто принесет желаемое. Если это так, то убийство Тейлора могло быть совершено по трем причинам: выжать из него всю информацию, затем убрать его, чтобы не путался под ногами, и этим убийством попробовать запугать меня».
На следующее утро мы вылетели ранним рейсом Москва – Варшава – Берлин. Путешествие оказалось, мягко говоря, утомительным. Когда мы уже летели в Берлин, Мария, при ее выдержке, не удержалась и пожаловалась мне, что она сильно устала от этой серой и страшной страны, больше похожей на тюремную камеру. В Восточном Берлине мы и часа не задержались, сразу взяли такси и отправились в западный сектор.
Меня удивило отсутствие Берлинской стены, но это говорило лишь о моем плохом знании истории. Мне было просто неизвестно, что по рекомендации совещания секретарей коммунистических и рабочих партий стран Варшавского договора было принято решение возведения Берлинской стены, которое началось 13 августа 1961 года. Зачем? Для того чтобы прекратить повальное бегство противников коммунистического режима. Я не знал, что между 1945 и 1961 годами на Запад сбежало до 3,5 миллиона восточных немцев. Немалую роль здесь сыграла разница в качестве и доступности продуктов и товаров народного потребления между Западной и Восточной Германией.
После проверки документов мы пересекли демаркационную линию и оказались на территории Федеративной Республики Германии, после чего сразу поехали в отель, который был нами заранее забронирован.
Я так никогда и не узнал, что через два часа после того как мы пересекли границу, в берлинский аэропорт и немецким пограничникам восточного сектора пришла телеграмма-«молния»: задержать до особого распоряжения американского гражданина Майкла Валентайна.
Поздно вечером в кабинете начальника собралась оперативная группа. Перед тем как собрать сотрудников, Зарубин минуть десять держал окно открытым, наполняя кабинет морозным воздухом. Причем это было сделано не столько из-за табачного дыма, сколько из-за того, что ему чертовски хотелось спать. В коммуналке, где он занимал комнату вместе с женой, ближе к ночи напился один из соседей, бывший старший лейтенант артиллерии, орденоносец, а ныне инвалид, Терехин Матвей Степанович. До войны он был настройщиком музыкальных инструментов, которого уважали и ценили как большого профессионала, но после тяжелого ранения у него стало совсем плохо с левой рукой. Он долго не мог устроиться на работу и только полтора года назад сумел наняться сторожем на промтоварной базе. Это был тихий человек, деливший комнату с женой и двумя дочерьми. Вот только раз в два-три месяца он напивался вдрызг, а затем ходил по соседям, рассказывая им, как он несчастен. Иван Ильич мог бы вызвать наряд и отправить нарушителя спокойствия на пятнадцать суток, но, как и все, жалел порядочного человека, которого война лишила любимого дела. Только к двум часам ночи удалось успокоить соседа, после чего коммуналка, наконец, заснула.
Закрыв окно, Зарубин потер виски, в который раз подумал, что пора бросать курить, но при этом прекрасно осознавал, что никогда не бросит. Спустя пару минут открылась дверь, и на пороге появился Коля Васик:
– Можно, Иван Ильич?
– Заходи, – сердито буркнул начальник.
Еще спустя пять минут вся оперативная группа сидела за столом в полном составе. Начальник оглядел всех, потом достал папиросу закурил, пару раз затянулся и затушил ее в пепельнице.
– Час тому назад наше начальство мне сказало, что начало сомневаться в моей компетенции как начальника отдела, – в его голосе прозвучало плохо скрытое раздражение. – Как вы думаете, мне это было приятно слышать?! Еще мне сказали, что мои сотрудники то ли совсем разленились, то ли разучились работать, как положено работникам государственной безопасности, поставленным охранять незримую границу нашей социалистической родины. Как бы то ни было, именно мы, это мне так сказали, дали возможность вести разрушительную работу против нашей советской страны нашим врагам, наймитам американского империализма. Мне хоть и обидно было слышать эти слова, но я был вынужден признать, что в них немало правды.
Начальник снова взял папиросу, прикурил. Выпустил сизый дым, затянулся, тем самым давая своим подчиненным время для осознания ими ошибок в работе. Сотрудники отдела молчали, курили, стараясь не смотреть на хозяина кабинета и только изредка переглядываясь между собой. Никому не хотелось попадать под горячую руку начальства.
– Молчите. Ну-ну. Руководство вашему начальнику холку мылит, а они тут в молчанку играют, – в голосе начальника было полно злого ехидства. – Хорошо, тогда я вам скажу: выходные вы у меня не скоро увидите. Я вам это обещаю. Крепко обещаю.
Начальник обвел всех грозным взглядом, потом взял папку, лежавшую перед ним, и с силой шлепнул ей по столу.
– Вот это пришло к нам сегодня днем. Следователь Варенцов в своей служебной записке, приложенной к этому делу, весьма доходчиво изложил то, что я должен был услышать от вас, товарищи, – грозный взгляд начальника снова обвел сотрудников. – Васик, на тебя была возложена работа с милицией. Так почему не ты принес мне эту папку?!
Красный, потный и несчастный молодой чекист вскочил со своего места и даже не сказал, а пробормотал:
– Иван Ильич, я на прошлой неделе им звонил. Ничего такого не было. Слово даю.
– Тебе каждый день им звонить надо было. Каждый! День! Если бы ты каждый день их беспокоил, они бы давно осознали, что дело важное, и сразу же тебе позвонили! Еще в пятницу! Выговор! С занесением в личное дело! Ты меня понял?!
– Так точно!
– Сядь! Слышать тебя больше не хочу! Милиция раскрывает дело, а сотрудники государственной безопасности только ушами хлопают. Мне стоило только глазами пробежать по бумагам, и то, все, что надо, сразу увидел. Поддельные документы, слежка за американцем, пистолет с глушителем. Как вам все это?!
– Разрешите, Иван Ильич? – поднялся со своего места Медведев.
– Давай. Что у тебя? – буркнул хозяин кабинета.
– Считаю, что вы не правы по отношению к нам. Сути я не знаю, но, похоже, это дело милиция подняла буквально на днях. Я прав?
– Может, прав, а может, и не прав, – сердито сверкнул глазами начальник отдела. – Вот только время уже упущено! Улетел наш главный свидетель! Сегодня утром. Ты это понимаешь?! Мы «молнию» послали в Германию: задержать на границе! Ан нет, они уже на Западе. Теперь гадай: мы шпионов и диверсантов отпустили, или это были обычные иностранцы-туристы. Короче! Нам поставили сроки – три дня! Нечего на меня смотреть так! Да! Нам дали три дня, чтобы на основании этих документов мы сделали свое заключение. Также появились особые обстоятельства, о которых я скажу позже, поэтому делу придано особое значение. Медведев!
– Я! – оперативник снова поднялся.
– Свои дела в сторону! С сегодняшнего вечера ты занимаешься только этим делом, а завтра, в десять утра, жду у себя в кабинете с планом работ и твоими соображениями по этому делу. Все понял?
– Понял.
– Садись. Морковкин!
– Я! – оперативник вскочил и вытянулся.
– С этой минуты переходишь в подчинение Медведеву. Будете вдвоем работать по этому делу. После того, как войдешь в курс дела, сразу едешь в милицию и трясешь их всех по полной! Душу из них вытряси, а полной ясности во всех вопросах добейся! Ясно?
– Сделаю!
– Садись. Васик!
– Я, товарищ начальник! – молодой парень вытянулся так, словно находился на военном смотре.
– Примешь у Медведева и Морковкина дела, которые близки к завершению. Закончишь их самостоятельно. Понятно?
– Так точно, товарищ начальник!
– Садись. Есть у кого еще вопросы?
– У меня. Только не вопрос, а дополнение к этому делу, – неожиданно сказал Одинцов. – Разрешите?
– Говори, Михаил Силантьич.
– Я отправил запрос на брата Полевого, который в Германии погиб при невыясненных обстоятельствах. Сразу скажу, ответа еще не получил. Думая, как ускорить это дело, вспомнил об одном своем хорошем приятеле. Он из Германии года два как вернулся. Работал он там, в военном трибунале. Подумал, а вдруг? Встретились мы с ним, посидели, и знаете, он действительно кое-что вспомнил. Сам он не вел это дело, но так как шума наделало оно много, он о нем слышал. Шутка ли, целый комендант пропал. Искали двое суток, обшарили сверху донизу городок и три близлежащие деревни, а нашли его изуродованное тело на каменоломне. Что он там делал, так и не выяснили, так как тот поехал один, без шофера. В отчете написали, что упал с высоты и разбился. Только врач, который его вскрывал, рассказал моему приятелю, что некоторые раны были получены им еще при жизни. Так что его, похоже, пытали, перед тем как убить. Вот такие дела, товарищи.
– Все одно к одному, – вздохнул начальник отдела и протянул папку Медведеву. – Забирай дело. Теперь последнее. Новым обстоятельством в этом деле является смерть американского журналиста Грегори Тейлора. Вчера рано утром дворником одного из дворов было найдено его тело. По словам экспертов, он был убит одним ударом ножа, то есть бил профессионал. До своей смерти проживал в гостинице «Метрополь» вместе с Бенджамином Хаксли и поддерживал дружеские отношения с Майклом Валентайном. Все нити этого дела, как нарочно, пересекаются на этом парне! А ведь он был в наших руках. Был! Ладно, что есть, то есть, что уже говорить. Вопросы?
Поделиться книгой: