1918 год: Расстрелянное лето

– Ох, грехи наши тяжкие! Святая книга, а я ее ногой! Это как же меня сподобило! – запричитал Воскобойников, потом поставил графинчик и стопку на место, наклонился и поднял библию.

Я снова повернулся к окну и посмотрел сквозь щелку между занавесями. Рабочих с винтовками на улице уже не было.

– Вадим Андреевич! – неожиданно раздался взволнованный возглас Воскобойникова. – Гляньте сюда скорее!

Я резко повернулся. На руках бывшего агента лежала библия с надорванной обложкой, у которой из-за корешка выглядывал кончик денежной купюры. Подошел, потянул за краешек и вытащил сложенную по длине в несколько раз купюру в двадцать пять рублей. Развернул, расправил, внимательно осмотрел с двух сторон, затем посмотрел ее на свет. Никаких проколотых отверстий не нашел. Обычная купюра. Вопросительно посмотрел на Воскобойникова: может, он что подскажет? Только встретив такой же непонимающий взгляд, понял, что он тоже в полном недоумении.

– Секрет. Только какова его разгадка?

Я пожал плечами и положил купюру на стол. Иван Николаевич, забыв о водке, присел к столу и сначала стал внимательно изучать банкноту, а затем с таким же пристальным интересом листать библию, видимо, пытаясь в ней найти разгадку тайны. Я тем временем развернул пакет, что принес Воскобойников, вытащил одежду и разложил ее на диване. Это был мундир чиновника-железнодорожника, вместе с брюками и форменной фуражкой. Иван Николаевич, оторвавшись от библии, какое-то время смотрел то на меня, то на мундир, потом неожиданно встал и подошел к комоду. Открыл дверцу и несколько минут рылся на полках, после чего его лицо осветилось довольной улыбкой, он выпрямился и протянул мне коробку.

– Держите.

Я открыл крышку. Три вида усов, накладная борода и тюбик специального клея.

– Спасибо.

Быстро переоделся, взял коробочку с поддельными усами и пошел в прихожую, к зеркалу. Выбрав наиболее подходящие моему образу усы, приклеил и вернулся в гостиную, нашел и надел очки.

– Как я выгляжу? – обратился я Воскобойникову.

Иван Николаевич оторвал голову от библии, посмотрел на меня и воскликнул:

– Вас не узнать! Как есть вылитый чиновник министерства путей сообщения! И совсем не похожи на себя прежнего. Только еще одно: петлицы и погончики спорите от греха подальше.

Я посмотрел на задумавшегося бывшего полицейского агента и сказал:

– Мне бы к такой смене внешности документы подобрать.

Воскобойников поскучнел:

– Нет, Вадим Андреевич. Людей знаю, но на поклон к ним не пойду. Не имел я дел с уголовниками раньше, пусть так оно и впредь будет.

– Спасибо и на этом. Скажите, Иван Николаевич, а Абрам Моисеевич может решить вопрос с документами?

– Он-то сможет, вот только захочет ли с вами после этой истории связываться. Абрам далеко не трус, раз с иванами каторжными знался, но при этом хитрый и осторожный, как тот лис. Вот ежели ему выгода какая, то дело другое, – тут бывший агент бросил взгляд на саквояж, так и стоявший на полу, хмыкнул в усы и сказал. – А что! Если осторожно с ним поговорите, то думаю, не устоит, сделает. Вот только рискуете вы сильно, Вадим Андреевич. Ох, сильно! Ждут вас там чекисты.

– Риск для меня – привычное дело.

Вооружившись, я взял только саквояж, так как заплечный мешок не вписывался в имидж железнодорожного чиновника, получившего наследство от умершего на днях дедушки.

Спустя час я уже открывал дверь антикварной лавки. Войдя, увидел, как один из чекистов, белобрысый парень, изображавший покупателя, бросил на меня внимательный взгляд, но почти сразу потерял ко мне интерес, не узнав под маской интеллигентного чиновника опасного белогвардейского шпиона, объявленного в розыск.

«Дилетант. Где второй? – подумал я, подходя к прилавку, и тут же получил ответ, увидев, как колыхнулась тяжелая штора, закрывающая дверь, ведущую в кабинет. – Второй не лучше».

– Здравствуйте, – поздоровался я, чуть прикоснувшись к козырьку фуражки. – Меня к вам привело, уважаемый Абрам Моисеевич, одно небольшое, но довольно щекотливое дело. Вы меня должны помнить, я был у вас совсем недавно.

Несколько секунд старый еврей всматривался в меня, потом бросил косой взгляд на чекиста, который с показным вниманием осматривал бронзовую статуэтку, но когда понял, что меня не узнали, облегченно выдохнул воздух.

– Мое почтение, господин чиновник. Как же, помню вас, помню. Щекотливое, говорите? Попробую помочь. Итак, я вас внимательно слушаю.

– Получил я от своего недавно почившего родного деда Миркина Евграфия Капитоныча наследство. Понимаю, нехорошо, конечно, выходит. Сороковины еще не справили, а я его вещи распродаю. Грех большой, да и на душе тяжело, но что поделать, если цены так безбожно растут с каждым часом, а есть три раза в день хочется.

Старый антиквар усмехнулся, показав тем самым, что оценил легковесную шутку, потом спросил:

– Изволите показать, что с собой принесли?

Открыв саквояж, я стал выкладывать на прилавок вещи. Пара лакированных китайских шкатулок с золотой и серебряной инкрустацией, несколько серебряных портсигаров и часов, три кинжала в не самой дорогой оправе. Последней вещью, что я достал, была серебряная бонбоньерка в виде лебедя. При виде дешевой вещицы старый антиквар скривился, словно от зубной боли, но стоило мне многозначительно на него посмотреть, как тот стал рассматривать конфетницу с преувеличенным вниманием.

– У меня к вам большая просьба, уважаемый Абрам Моисеевич, если не все, то хоть часть прямо сейчас оцените. Очень вас прошу.

– Конечно, конечно, господин чиновник! Ведь для этого я здесь и сижу! – теперь в голосе старого еврея явственно слышалась издевка.

Абрам Моисеевич включился в игру и стал изображать бурную деятельность. Сначала достал из-под прилавка большую лупу, потом сходил в свой кабинет и притащил оттуда толстый каталог, после чего стал его листать и многозначительно хмыкать. В свою очередь, я принял скучающий вид и как бы от нечего делать стал наблюдать за белобрысым чекистом. Тот раз повернулся в сторону старика, потом второй раз, но наткнувшись на мой насмешливый взгляд, сразу отвел глаза и переключил свое внимание на напольную китайскую вазу. Тут же я подошел к нему, загородив спиной хозяина лавки, спросил чекиста:

– Извините, гражданин, но у меня к вам вопрос. Можно?

– Можно, товарищ. А что у вас такое?

– Вот вы сейчас заинтересовались китайской вазой. Имеете желание приобрести такую?

Сбитый с толку неожиданным вопросом, белобрысый чекист промямлил:

– М-м-м… Пока в раздумьях. А что?

– Если у вас есть желание и время, то мы могли бы прямо сейчас пойти и посмотреть подобное произведение китайского искусства. Тут недалеко…

– Нет, это я так. Пока просто присматриваюсь, – растерялся чекист. – Забежал сюда ради любопытства.

– Пусть так. А каминные часы вам не нужны? Великолепная вещь. Купите, не пожалеете. Золотистый циферблат в белоснежном корпусе, обрамленном гипсовыми ангелочками. Еще есть персидский ковер…

Со стороны прилавка раздался «искусственный» кашель старого антиквара.

– Ладно-ладно, не буду вам мешать. Любопытствуйте дальше, – я снова отошел к прилавку, где, скорчив капризную мину, спросил.

– Абрам Моисеевич, как долго мне еще ждать?

– Извините, господин чиновник, но мое дело не терпит спешки. Сейчас я вам могу сказать только по стоимости этих трех вещей, – и он отложил в сторону шкатулку, два портсигара и один из кинжалов. – Предлагаю вам за это все две тысячи пятьсот рублей.

– Это мало. Я рассчитывал… Накиньте хотя бы еще пятьсот!

– Извините меня, но не могу. Каждая вещь имеет свою цену. Решайтесь!

Сделав недовольное лицо, я сердито буркнул:

– Пусть будет по-вашему!

Получив деньги, я сложил оставшиеся вещи, потом сделал вид, что заколебался, снова поставил саквояж на прилавок и сказал:

– Вспомнил! Завтра не смогу к вам прийти, поэтому давайте перенесем нашу встречу на… послезавтра. Все это я пока оставлю. Только вы мне расписочку напишите. Так пойдет?

– Только для вас, господин чиновник.

Спустя пять минут, спрятав расписку в карман, я попрощался с хозяином лавки. Выйдя, прошел по улице около квартала, завернул за угол, проверился. Затем прошел через двор, через сквер и вышел на параллельную улицу. Слежки не было. Еще пятнадцать минут покрутился по улицам и вышел к месту, где впервые увидел беспризорников. Старших сейчас не было, а на ящиках сидело два малыша со своим щенком. Увидев меня, обрадовались.

– Дядька, пришел! Дядька! – к их веселым голосам прибавился звонкий собачий лай.

– Здорово, дети улицы! Как живете?

– Смотри, дядька, какие у меня штаны! Почти новые! А у меня ботинки! Во гляди, еще какая у меня кепка с пуговичкой! Мы тогда ее еще на Сретенке купили! – довольные обновками мальчишки хвастались напропалую.

– Приоделись? Это хорошо. А где Степка с Митькой?

– За жратвой пошли. Дядька, а что снова дело есть?

– Есть. Не обижу.

– Здорово! Мы совсем богатые станем! – обрадовался Ванька.

– Молчи, дурак! Степка, что нам сказал: о деньгах никому ни слова.

– Сам дурак! Их же нам дядька и дал.

Егорка, не зная, что сказать, замолчал, сконфуженный, но уже спустя пару минут смеялся моим шуткам. Время до прихода старших ребят пролетело незаметно. При виде меня они сразу обрадовались и заулыбались, так как сразу поняли: предстоит денежная работа. Разговор состоялся короткий и деловой, по его окончании я дал им пятьдесят рублей, после чего ушел.

Еще спустя два дня я пришел по указанному Абрамом Моисеевичем адресу. Остановившись у вывески «Швейная мастерская мадам Брошкиной», осторожно огляделся по сторонам, после чего вошел. В большой комнате стояло две швейные машинки, и за одной из них сейчас сидела и что-то шила худенькая девушка. Она так и не обернулась ни разу за все-то время, что я находился в мастерской. За длинным столом, где лежал раскрученный рулон материи, стояла женщина с метровой линейкой, лет тридцати пяти, весьма симпатичная, в пестром цветастом платье. Вот только оно никак не сочеталось с ее располневшей фигурой.

– Мое почтение, мадам.

Она быстро окинула меня цепким и внимательным взглядом.

– Здравствуйте, коли не шутите. Пиджак? Брюки?

– Я от антиквара, насчет документов.

– Деньги с собой?

Я кивнул.

– Фото?

Я подал ей две маленькие фотографии.

– Половину денег сейчас, половину – когда получишь ксиву на руки. Придешь завтра во второй половине дня. Лучше часам к трем.

– Насколько они надежные? – поинтересовался я у полной дамы, после того как вручил ей двадцать пять тысяч рублей.

– Смешно спрашиваешь. Самые настоящие. При большевиках все проще стало: напечатал бумажку, поставил печать и вот тебе документ.

– Мне не нужна такая бумажка…

– Я же сказала: будут тебе самые настоящие документы. Не отсвечивай, иди.

Вернувшись, рассказал Воскобойникову, как меня приняли.

– Толстуха. Симпатичная. Лет тридцати пяти… – бывший агент даже прикрыл глаза, пытаясь вспомнить женщин, которые проходили по его уголовным делам, потом открыл, покачал головой и сказал: – Нет. Чего-то такого персонажа у себя не припомню. И еще, Вадим Андреевич, завтра пойдем вдвоем. Отказа не приму.

Я только покачал головой, но ничего говорить не стал. Скоро Воскобойников ушел за продуктами, а вернулся с кучей новостей.

– Вадим Андреевич, тут по всему городу говорят, что казаки Астрахань взяли, а Добровольческая армия собирает силы и скоро пойдет на Москву. Про Ярославль еще говорят, что там прямо война идет. Красные артиллерию подогнали и теперь бьют из пушек прямо по городу.

– Что еще?

– Еще… В Москве начались повальные аресты. Идут слухи, что среди комиссаров началась паника и в тюрьмах стали расстреливать бывших офицеров. Поостеречься бы надо.

– Может, все же со мной поедете, Иван Николаевич?

– Нет. Я лучше дождусь, когда вы с добровольцами освободите Москву, и снова займусь своим делом: буду ловить убийц и грабителей.

Только теперь я понял, почему ему так хотелось сопровождать меня за документами. Он смертельно скучал по своей прежней работе, а тут хоть какая-то ее видимость будет.

Назавтра, за два часа до назначенного времени, мы с Воскобойниковым вышли на улицу и пошли пешком. На этом настоял бывший полицейский агент, объяснив это тем, что швейная мастерская не так уж далеко, дорога займет не более часа, а дворами и проулками идти намного безопаснее, чем улицами, по которым сейчас ходят многочисленные большевистские патрули. Действительно, по дороге нас никто не побеспокоил, да и пришли мы сравнительно быстро, что говорило об отличном знании родного города бывшим полицейским агентом. Выйдя на нужную нам улицу, мы сразу разошлись, делая вид, что не знакомы друг с другом. Воскобойников пошел по другой стороне улицы прогулочной походкой, поглядывая по сторонам, а я наоборот, торопливо зашагал, все больше разрывая между нами дистанцию. Открыв дверь швейной мастерской, я вошел и остановился. Сегодня хозяйка мастерской сидела на пару со своей работницей, и обе что-то быстро строчили на швейных машинках. Ни та, ни другая не обернулись в мою сторону. Сделав два шага, я сказал:

– Мадам, я пришел, как договаривались, но если забыли, напомню. Я от антиквара.

Не отрываясь от своего шитья, она бросила:

– Дверь рядом с полками впереди себя видишь? Тебе туда. Там лестница, поднимешься наверх.

Сразу насторожило то, что мне сразу не отдали заказанные документы. Это могло означать только одно: со мной хотят поговорить.

«Вот только о чем?»

Пройдя мимо швей, открыл дверь, переступил порог и сразу окунулся в легкий полумрак. За спиной резко хлопнула дверь, притянутая пружиной, впереди лежал коридор, ведущий в подсобные помещения, а рядом шла наверх неширокая лестница, ведущая на второй этаж. Я ожидал охранника или подобную ему личность, но вместо этого меня встретила полная тишина. Сюда даже звуки с улицы не доносились. Здесь мои опасения окончательно получили подтверждение.

«Лестницу легко перекрыть. Хм. Ладно, сыграем в вашу игру, но только по моим правилам».

Не торопясь я стал подниматься по лестнице, четко печатая каждый шаг, как ничего не подозревающий человек, но при этом смог уловить внизу тихие шаги человека, начавшего идти вслед за мной по лестнице. Это говорило сразу о двух вещах. Во-первых, меня на лестнице будут встречать, а во-вторых, в отношении меня есть у местной братии какие-то опасения. Что тут замешан антиквар, у меня и сомнений не было. Хочет вернуть деньги?

Не успел я встать на последнюю ступеньку лестницы, как на меня надвинулось двое громил. Третий, здоровый и плечистый, головорез стоял поодаль, подпирая стену и глядя на меня с ухмылкой. Зверские выражения лиц в сочетании со сломанными носами и шрамами видно должны были испугать меня до мокрых штанов. За спиной, уже не скрываясь, грохотал ножищами четвертый бандит. Не успел первый из головорезов размахнуться, как я уже начал действовать, превратившись в боевую машину. Такая способность приобретается годами весьма специфических тренировок и большим практическим опытом. Дальше все происходило чисто рефлекторно. Первый головорез еще только начал хрипеть смятым вместе с гортанью горлом, как подошва моего сапога с жесткими краями рантов врезалась в голень второго бандита. Мордоворот с воплем согнулся. Нанеся сокрушительный удар другой ногой по оседающей фигуре, я пронес корпус по инерции и левым кулаком с разворота раздробил висок набежавшего сзади бандита. Тот, как-то нелепо дернув руками, отступил, а затем, упав на спину, тяжело заскользил по ступеням.

Бандиты если и имели опасение в отношении меня, а это было видно потому, что меня встречало сразу четверо отморозков, просто никак не могли ожидать такого быстротечного исхода. Именно поэтому четвертый бандит, наиболее крупный и массивный, не сразу вступил в схватку, промедлил, видно рассчитывая, что трех его подельников хватит, чтобы выбить дух из человека, наконец, опомнился и кинулся на меня. Вот только его поспешный рывок, а затем размашистый удар пришелся в пустоту, зато мой кулак выбил на какое-то мгновение из бандита сознание и воздух. В следующий миг я оказался за его спиной. Резкий рывок, хруст шейных позвонков, судорожная конвульсия. Отпускаю руки, и тело последнего громилы мешком валится на пол. На все ушло не более минуты. Я замер, настороженно прислушиваясь к любым звукам, но не услышал ни быстрых шагов, ни звука открываемой двери, хотя за дверью ближайшей комнаты должны были слышать наиболее громкие звуки.

«Похоже, меня действительно должны были сломать и представить пред очи хозяина – избитого, дрожащего от страха, а главное, готового отдать деньги. Вот сейчас и проверим, насколько я прав».

Достаю из-за спины кольт, подхожу к двери, резко открываю, делаю шаг вперед и тут же оцениваю ситуацию. Два старика, сидящие друг напротив друга, и два стоящих мордоворота, похоже, изображающих телохранителей. Секунды их растерянности мне хватило, чтобы оценить степень опасности всех четырех человек. Двое головорезов еще только сделали попытки выхватить наганы, торчащие у них за поясом, как тихо сказанные слова: «Стоять ровно», – заставили их замереть. Будь в голосе пришедшего человека хоть нотка страха, они бы выхватили оружие и принялись стрелять, но уже то, что он стоял здесь, говорило о том, что перед ними стоит хищник не чета им. Кто еще мог пройти мимо Игната Каторги, Митяя Рваное Ухо, Цыгана и Быка. Это они должны были притащить его сюда, этого фраера, скулящего от страха. Вот только почему-то он стоит здесь, а они остались там, в коридоре.