1918 год: Расстрелянное лето

– Да.

– Потом вы должны будете пойти к нему и доложить.

– Да. Все так, как вы говорите, – приказчик уже смотрел не на меня, а на камни мостовой.

– Хорошо, поехали.

Нетлин посмотрел на меня, все еще не веря, а потом повернулся к пролеткам, к своей семье и извозчикам. Все они сейчас, кто с тревогой, а кто с любопытством, смотрели на нас.

– Сюда езжайте! – замахал он рукой. – Едем дальше! В гостиницу!

Первые трое суток проживания оплатил за меня Нетлин, так ему хотелось хоть как-то загладить вину, которую он передо мной чувствовал. Отказываться я не стал, потому что, сыграв роль громоотвода, похоже, сильно ему помог. Придя в номер, первым делом помылся, затем переоделся в свежую смену белья и надел, наконец, ту одежду, что приобрел у торговца на железнодорожной станции. Посмотрел на себя в зеркало. Новая офицерская форма сидела на мне как влитая, только погон не было.

«Через пару дней окончательно сойдут следы побоев, опять буду красавчиком, а там и девочки на шею будут вешаться», – иронически подумал я, глядя на свое отражение.

Сунул кольт М1911 под китель, за пояс брюк, а запасную обойму опустил в карман. Снова посмотрел на себя в зеркало: прикрытое кителем оружие чуть слегка выпирало и было заметно лишь для опытного взгляда, после чего я вышел из номера. Номера с приказчиком мы получили на одном этаже, и когда я проходил мимо его комнаты, дверь оказалась чуть приоткрыта. Невольно прислушавшись, усмехнулся: супруга во весь голос ругала бедного приказчика.

Спустившись вниз, пошел к стойке портье. Молодой человек с бледным лицом, маленькими усиками и жуликоватыми глазами сейчас объяснял что-то пожилой паре, но только я подошел, как они, видно узнав, что хотели, пошли к выходу.

– Как жизнь в славном городе Ростове? – поинтересовался я.

Молодой человек от скуки, а значит, с явным удовольствием, поделился последними новостями родного города. От него я неожиданно узнал, что с приходом немцев к ним пришел порядок. Снова заработали банки и магазины. Рассказал, что когда уже слышалась канонада приближающейся немецкой артиллерии, в городе было объявлено, что все магазины и склады частных владельцев должны быть открыты. Большевики подъезжали с грузовиками к каждому магазину и забирали все, что было возможно. При малейшем сопротивлении открытому грабежу владельцев расстреливали на месте.

– Сам видел, как Казю Яхимсона расстреляли в дверях его собственного ювелирного магазина. Просто жуть, что тогда творилось в городе. Эти большевики еще те звери, хуже, чем уголовники, поверьте мне, ваше благородие.

– Что, много в городе уголовников?

– К сожалению, да, ваше благородие. Просто беда нашего города, – портье придал себе скорбный вид, но уже спустя секунду на его лице появилась хитрая улыбочка. – Не желаете марафет? Девочек?

– Марафет – нет, а насчет девочки можно подумать. И еще. Если у тебя появились какие-то нехорошие мысли в отношении меня – гони их прочь, – я добавил свое предупреждение после того, как заметил его скользкий, шарящий по мне взгляд.

– Как вы могли такое подумать, ваше благородие. Чтобы я…

– Я уже понял, что ты очень хороший и честный человек, а торгуешь марафетом и девочками только для того, чтобы прокормить стареньких родителей. Так?

– Как вы догадались, ваше благородие? – с ехидством поинтересовался портье.

– Все очень просто. У тебя, парень, самые честные глаза во всем городе. Теперь мне скажи, где тут поблизости есть банк?

Еще спустя полтора часа я вышел из банка, где оставил на хранение все свои драгоценности и золото. Немного погуляв по улицам, вернулся в гостиницу и почти столкнулся на входе с Нетлиным. Он растерялся, мгновенно вспотел. Сняв котелок, стал вытирать лицо платком.

– Как съездили, Семен Евграфович? Надеюсь, ваш отчет о делах хозяину понравился? – поинтересовался я.

– Хорошо съездил. У меня всегда дела в полном порядке. Мною всегда были довольны, – быстро зачастил приказчик. – Извините, но мне надо идти. Обещал жене…

– Только один вопрос, – только я успел это сказать, как Нетлин напрягся, а на его лице появилось мученическое выражение «за что мне все это, Господи». – Как рано встает Владимир Тимофеевич?

– Ах, это! – лицо Нетлина сразу разгладилось. – Хозяин рано встает! С петухами! Привычка у них такая, смолоду.

– Больше не смею вас задерживать, Семен Евграфович.

Рано лег – рано встал. В шесть утра я был уже на ногах. Приведя себя в порядок, я вышел из гостиницы, провожаемый недоуменным взглядом ночного портье, а затем за двадцать минут, неторопливым шагом, подошел к особняку. Подозвав Митьку, который оказался во дворе, я приказал доложить о себе. Хозяин дома принял меня в богато обставленном кабинете. На столе лежала папка с документами и на первый взгляд не представляла ничего особенного, если не считать лежавшего под ней пистолета. Только внимательный взгляд мог заметить, как выдается вверх ее средняя часть. Из массивной мраморной чернильницы торчала перьевая ручка. На левой стороне стола стояла средних размеров фотография в рамке.

– Вы рано сегодня! – ехидно усмехнулся хозяин кабинета, решив не придерживаться даже элементарных правил приличия. – Что, совесть спать не дала, поручик?!

– И вам здравствуйте, Владимир Тимофеевич. Если вы успокоились, тогда давайте поговорим как взрослые люди.

– Как я вижу, даже приоделись, – продолжил издеваться хозяин дома, – вот только в одежку с чужого плеча. А ведь раньше гоголем ходил, красавчик! Кто же тебе так физиономию разукрасил?!

– Вы кого-то ждете? – неожиданно поинтересовался я.

– Я? С чего вы решили? – при этом Владимир Тимофеевич явно напрягся.

– Да знаю я, с кем вы договорились встретиться, вот только никак не подумали, что приеду столь рано, – решил я подтолкнуть разговор. – Вот только я уйду раньше, чем они прибудут.

– Никуда вы не уйдете! – его рука дернулась к оружию и тут же замерла, так как ему в лицо смотрело дуло пистолета.

– Похоже, вы все никак не успокоитесь, но мне, собственно, все равно, в каком вы сейчас состоянии. Слушайте меня внимательно. Повторять не буду. Я действительно потерял большую часть памяти, поэтому вы будете исходить из этого, но это не говорит о том, что я потерял совесть. Я согласен вам помочь, насколько это будет в моих силах, в поисках вашей дочери. Если надо, отправлюсь обратно в Москву. У вас есть какие-то новости о ней?

Хозяин дома с минуту ошарашенно смотрел на меня, словно видел сейчас не поручика Беклемишева, а какое-то диковинное животное, в которое тот только что превратился.

– Голос и лицо его, но ведете вы себя точно не как он, – наконец, с сомнением в голосе произнес хозяин дома. – А вы точно… тот самый поручик?

– Дьявол! Я частично потерял память, а значит, часть прежнего поручика, которого вы знали, утрачена. Неужели непонятно?! – сейчас я изобразил злость, так как считал, что она наиболее уместна в переломный момент нашего разговора.

Может, хозяин заводов, домов, пароходов и был большим докой в промышленно-торговом деле, но в актерской игре он ни черта не смыслил, приняв проявление моих чувств за правду. Умение влезать в чужую душу, подтолкнуть человека в нужном тебе направлении мысли, выказать искреннюю заинтересованность, тем самым заставить поверить себе – все это необходимо для того, чтобы, находясь в невыгодной ситуации, переломить ее, повернув на свою сторону. Именно это я провернул прямо сейчас. Миллионер пару минут думал над моими словами, подкрепленными, как он думал, искренними чувствами, и потихоньку стал прозревать, то есть стал думать в том направлении, в котором я его подталкивал.

– Хм. Даже не знаю, что и сказать. Если это так… то вы на мою дочь больше не претендуете?

– Ее образ я узнал со слов вашего приказчика. Разве он вам этого не говорил? – я убрал пистолет, сунув его за пояс брюк. – Разрешите присесть?

– Садитесь…

Я сел в кресло.

– Говорил-говорил мне Семен, только я ему не поверил. Хм. Есть еще кто-нибудь, кто может подтвердить, что вы потеряли память, сбежали от красных и все такое прочее?

– Барон фон Клюге. Мы вместе с ним бежали от красных.

– Где его можно найти?

– У него в Ростове родственники. Вот адрес, – я протянул кусочек бумажки с адресом и фамилией.

Хозяин дома взял бумажку, пробежал по ней глазами, несколько секунд хмыкал, глядя на нее, потом посмотрел на меня:

– Я знаю эту семью. Даже не знаю, что и думать. Вы все как-то так повернули… Хм. Так вы сказали, что готовы поехать в Москву за моей Таней?

– Да. Я так сказал.

– М-м-м. Извиняться не буду. Тот ли или не тот, но вы, поручик Беклемишев, дочь мне вернете! Из-за вас она ушла из отчего дома, вам и ответ держать!

– У вас на столе фотография стоит. Там есть ваша дочь?

– Да. Хотите посмотреть?

– Можно?

Взяв фотографию в руки, я внимательно пробежался по лицам.

«Что мама красавица, что дочки. Кто из них? Скорее всего… эта. Выглядит постарше, да и фигура вполне созревшая».

Я вернул фотографию хозяину и спросил:

– Девушка слева от вас это Таня?

Владимир Тимофеевич, пока я рассматривал фото, изучал мое лицо, пытаясь найти в нем то, что выдаст во мне обманщика, но судя по разочарованию, написанному большими буквами на его лице, ничего не нашел.

– Она. Моя красавица. А это младшая – Настенька, – говоря это, он смотрел на лица родных ему людей, глаза его затуманились, а лицо его начало меняться, становясь мягче и добрее.

– Красивые у вас дочки. Все в маму.

Миллионер словно очнулся, секунду смотрел на меня, потом вдруг лицо его исказилось в гримасе гнева, и он неожиданно заорал на меня:

– Все ты виноват! Ты! Соблазнил мою дочь! Почему не она сейчас сидит передо мной, а ты?! Почему я должен тебе верить?!

Я молчал. Еще с минуту он покричал, после чего понял, что орать на этого непонятного поручика с каменной физиономией бесполезно, и сам себя оборвал на очередной фразе. Замолчав, начал барабанить пальцами правой руки по столешнице, не глядя на меня. Мне это надоело, и я сказал:

– Давайте продолжим разговор, Владимир Трофимович.

– Продолжим, – его взгляд был злой и тяжелый. – Я желаю, чтобы вы исправили проявленную вами подлость по отношению к моей дочери. Вы бросили ее…

– Хватит! – резко оборвал я его. – Я вас спрашивал: есть ли о ней какие-либо новости? Так есть или нет?

– Вы и, правда, поручик, стали… каким-то другим человеком. Хм. Есть. Есть новости. Два дня тому назад она находилась у своей подруги Елены Скокиной. Это мне передал человек, который занимается поисками моей дочери. Он был на квартире этой Скокиной, но никого там не застал. Но не это главное, а то, что пришла телеграмма от самой Тани.

В ней говорится, что подруга поможет ей сесть на поезд «Москва – Царицын». Я узнавал: красные действительно запустили хлебные эшелоны. Хлеб вывозят, красные сволочи, им там, видите ли, жрать нечего! Ничего! Эти краснопузые комиссары получат свое – кто с голоду не сдохнет, так от пули и шашки гибель найдет! Всех под нож пустим! Эти жидокомиссары еще в собственной крови захлебнутся! Они…

– К делу, Владимир Тимофеевич! – одернул я его.

– Ишь ты! Командует он тут! – и хозяин кабинета посмотрел на меня уже оценивающим взглядом. – Смотрю на вас, поручик, и вижу, что у вас только внешность осталась Беклемишева, а вот начинка совсем другая! И хватит сверлить меня взглядом. С вами поедут двое моих людей. Да не для надзора, как вы могли подумать. Я их и так собирался отправлять за дочкой. Вы кого-то можете взять с собой?

– Никого здесь не знаю, кроме штаб-ротмистра фон Клюге.

– Значит так, вы сейчас идете, и готовьтесь… Хотя погодите. Вам же нужны деньги и оружие. Я распоряжусь…

– Оружие у меня есть, а от денег не откажусь, – резко оборвал его я.

Хозяин кабинета окинул меня новым злым взглядом, в котором читалось: из-за тебя, подлец, все это приключилось, а ты еще здесь, в моем доме, так неуважительно себя ведешь. Вот только мне было плевать на его отношение ко мне, и он это чувствовал.

– Хм. Тогда приходите ближе к вечеру, скажем… в семь часов. Приготовлю деньги. И еще. Я дал ответную телеграмму, глядишь, может, и будут свежие новости, а заодно познакомитесь с моими людьми. Больше я вас не задерживаю, поручик.

Глава 5

Выйдя от Ватрушева, я направился по адресу, который дал мне барон. Это был двухэтажный особняк, с выступающими по фасаду фальшивыми колоннами. Слуга, открывший дверь, сказал, что ротмистр проживает здесь, но сейчас его нет.

– Где я его могу найти, не скажете?

– Не могу знать, ваше благородие, – ответил тот, но по лицу было видно, что он знает, но не хочет говорить.

– Пусть так. Передайте Михаилу Генриховичу, что с ним хочет встретиться поручик Беклемишев.

– Так это… ваше благородие, извините меня. Что же вы сразу не сказали… Потому как насчет вас оставлено особое распоряжение.

Хотя мне объяснили, что проще всего добраться до нужного адреса трамваем, проехать всего четыре остановки, я решил пройтись. Ноги разомну и город посмотрю. Проходя мимо одного из домов, я увидел на фасаде красное полотнище, на котором белой краской было написано «В борьбе обретешь ты право свое». Позже я узнал, что это был штаб социалистов-революционеров (эсеров). Еще одной неожиданностью стали звуки духового оркестра. Как мне потом рассказали, немецкая часть, расквартированная в Ростове, имела в своем составе духовой оркестр. Так для поднятия духа населения этот оркестр в течение дня иногда маршировал с музыкой по улицам, а по воскресеньям, в летнем саду, устраивались целые концерты. В одном месте, на перекрестке я наткнулся на афишу с широкой «бело-сине-красной» полосой по диагонали, призывающей в ряды Добровольческой армии.

Немного сбившись с пути и поплутав по улицам, я, наконец, вышел на Пушкинскую улицу, где находился особняк Парамонова. Позже я узнал, что полтора месяца тому назад здесь находился штаб Добровольческой армии, а теперь располагался один из вербовочных центров. У входа стоял молодой солдат с винтовкой и прапорщик с кобурой и шашкой на поясе.

– Здравия желаю, – нейтрально поздоровался я.

– Здравия желаю, – усмехнулся прапорщик, а за ним улыбнулся часовой. – Почти все приходящие удивленно реагируют на погоны и оружие, и вы не исключение. Объясняется все просто. Германцы довольно лояльно относятся к русскому офицерству и по большей части не вмешиваются в наши дела. Так что вас сюда привело: любопытство или долг?

– Пока не знаю. Беклемишев Вадим Андреевич. Поручик-артиллерист. Мне сказали, что я могу здесь найти штаб-ротмистра фон Клюге.

– Вы, наверно, хотели сказать полковника фон Клюге.

«Так и знал».

– Да-да, полковника, – поправился я. – Так он здесь?

– Пройдите, господин поручик. Там вам скажут.

В широком и прохладном вестибюле меня снова остановили. Здесь недалеко от входа стоял большой письменный стол, за которым сидели подпоручик и солдат-писарь. На столе кроме бумаг и чернильницы стоял телефон. Сейчас у стола стояло три человека. Два совсем молоденьких парня с вещмешками за спиной и человек средних лет, с военной выправкой, держащий саквояж. Кроме них находился юнкер с повязкой «дежурный» на рукаве. На поясе у него висел штык-нож. Он был совсем молоденький, поэтому все происходящее воспринимал со значением и важностью. Вытянувшись, он отдал честь, а потом спросил:

– Здравия желаю. Вы кто и к кому направляетесь?

– Поручик Беклемишев. Мне нужен полковник фон Клюге.

– Он знает о вашем приходе, господин поручик?

– Нет.

– Тогда вам придется немного подождать, – сказав, он отошел к столу и поднял трубку. После короткого разговора дежурный снова подошел ко мне и показал рукой на широкую лестницу, ведущую на второй этаж: – Второй этаж, направо, самая дальняя дверь, господин поручик.

Открыв дверь, я как-то сразу понял, что это бывший кабинет хозяина дома. Фон Клюге находился здесь, в компании двух офицеров, капитана и подполковника. У моего знакомого, как и у остальных офицеров, на плечах были золотистые погоны, только без звездочек, с двумя просветами.

«Действительно, полковник».