– Да-а?
Дернулся, провел рукой. А ведь точно.
– И что надумал?
Пожал плечами. Дед привычно уселся на лавку под раскидистой сливой, ладонью постучал по крашеной доске сидушки, мол, рядом садись.
– Я когда-то тоже как неприкаянный в «новой» жизни из стороны в сторону кидался. Хорошо, добрый человек нашелся, подсказал, как быть. Мой-то дед… Э-хе-хе! Н-да! А ты с первых минут хорошо держишься. Уважаю!
– Профессия обязывает.
– Ну да! Так вот, послушай старика. Говорят, каждый человек торит свою стезю по собственному разумению. Это верно. Однако верно и то, что разлад в теле и в душе ждет того человека, который, пусть даже следуя собственному разумению, но отступил от Пути Правды… Не только «переселение» сути твоей и души в молодое тело, но и наследуя кровь наших пращуров, мы наследуем все те знания и чувства, которыми владели они. По сути, мы являемся теми, кто были до нас нынешних. Нужно лишь вспомнить того, кто был до тебя нынешнего, решить, кем ты являешься на самом деле, чего хочешь, и какой стезей пойдешь по жизни. И истинно говорят знающие, что не учимся мы чему-либо, но лишь вспоминаем то, что всегда знали. Так что дерзай! С чего начнешь?
– Мудрено трактуешь. Но я тебя понял. – Подумав, ответил на вопрос: – Восстанавливаться нужно, гранит науки грызть, а то не поверишь, на некоторых предметах сижу дуб дубом. Самому противно. Да и организм подзапустил малость. Придется в центр города каждый день мотаться.
– В центр-то зачем?
– Там ДЮСШ есть. Насколько помню?! – вопросительно поглядел на старика.
– Х-ха! Тебе к Ваньке проще будет заглянуть.
– Ванька у нас кто?..
…Каретников не торопясь шагал в сторону проспекта Ленина, впитывая в себя новые впечатления прежней жизни. Да! Пожалуй, самым безоблачным, самым «золотым» временем за весь ХХ век для страны стали семидесятые годы. В это десятилетие не было войн, революций, голода, резкой смены политического курса. Новочеркасский расстрел, Карибский кризис, смена генсека, чехословацкие события, столкновения на острове Даманский – все это осталось в прошлом. «Афганистан» уже спланировали в «высоких кабинетах» советской высшей элиты, стали реализовывать, но до сознания обывателей он полной мерой пока не достучался. Брежнев хоть и дряхлый, но был вполне в своем уме. До разброда и шатания середины восьмидесятых считанные годы остались.
Оставив «школьный двор» по правую руку от себя, миновал пустырь и обогнул пятиэтажки. Душа пела от созерцания картины давно ушедшего детства. Одет сам отпадно. Ухохочешься. Но по нынешней моде совсем даже неплохо. Брюки клёш, высокие каблуки туфель, волосы – не под привычный ему ежик пострижены, рубаха – расцвет хард-рока. Где ее мать только прикупила? В общем, парень что надо!
По натоптанной тропе пересек широкий газон, выскочил на тротуар и взбежал на отделанную искусственным камнем верхотуру площадки кинотеатра «Шахтер». Красивому зданию из стекла и бетона предстояло простоять еще десятка полтора лет, а потом превратиться в развалины. Кинотеатр «погибнет» не от снарядных разрывов и не от того, что военный борт вывалит на его крышу груз бомб. Не ракета своим точным попаданием прекратит его существование. Все намного банальнее. Пустоты от выработки угля под шахтерским городом были почти повсеместно, и строить «тяжелые» сооружения в таких местах не совсем эффективно. Градостроители не просчитали, не укрепили, не усилили мощными стяжками и дополнительной арматурой стены и сам фундамент, а еще, может быть, «налево» пустили кое-какой материал, и привет… А пока что чудный дом стоит на своем месте и радует глаз обывателя. Афиши перед ним пестрят плакатными картинами фильмов. «Безумный, безумный, безумный мир!», «Черный тюльпан», «Афоня». Ё-о-о! Как давно это было!
Вообще-то, ко всему прочему, это еще и время героизации мирного труда. Вошло в пору зрелости первое послевоенное поколение, забронзовели подвиги отцов. Советская идеологическая машина предложила молодежи битву за перевыполнение плана, социалистическое соревнование и битву за урожай. Причем Каретников хорошо помнил, за урожай предлагалось биться студентам, военным, инженерам, научным и творческим работникам, остальные и так упахивались трудом. Но колхозники с этого хоть «длинный» рубль имели, а вот остальные ограничивались ролью подсобников.
От билетных касс, стоявших «на отшибе» от кинотеатра, в отдельной пристройке к жилому зданию, доносился бравурный марш из динамиков:
А никто и не сомневается. Насчет ума были сомнения, а вот насчет силы… тут сомнений никаких нет.
Школа бокса располагалась за магазином «Белочка», в глубине квартала кирпичных пятиэтажек, рядом с детским садом. Неприметный на первый взгляд вход в старую постройку, выкрашенную в розовый колер, не сразу выпячивал из себя позицию государственного учреждения, но Каретников-то хорошо помнил, что собой представлял первый этаж этого дома. У входа топталась пара пареньков, на вид мальцов класса восьмого. Проходя, спросил:
– Чего менжуетесь, или мастака нет?
На вопрос явно старшего по возрасту один из парней ответил:
– Здесь он.
– Ну, так что?
– Говорят, злой сегодня. Может и в шею погнать.
– Поня-атно. Я все же попытаюсь пообщаться.
– Вольному воля…
Вошел. Первое впечатление, зал ему подходил полностью. Обширное помещение с высоким рингом в глубине. Место для разминки, подушки из кожи настенные, с потолка на канатах свисали боксерские мешки, боксерские груши, даже борцовский манекен имеется. Длинная труба, протянутая у дальней стены, заменяет турник. Судя по всему, в зале сейчас тренируется младшая группа. Пареньки под руководством кого-то из старших учеников или младшего тренера заканчивают разминку. К Михаилу подошел спортсмен в синем полушерстяном трико, молодой человек примерно его лет.
– Что-то хотел? – спокойно, без гонора спросил Каретникова.
– Да. Мне бы Ивана Степаныча увидеть.
Брови парня удивленно вскинулись вверх. Взгляд оценивающе прошелся по фигуре пришедшего. Поинтересовался:
– Боксер?
– Нет.
Кивнул головой, кажется, удовлетворенно успокоился. Посоветовал:
– Если дело терпит, то ты б лучше в другой раз к нему заглянул.
– Что так?
– Злой как черт. Наши вчера на соревнованиях плохой результат показали.
– Понятно. Но ничего. Как-нибудь с его настроением справлюсь.
– Ну-ну! – указал пальцем. – Вон дверь, видишь? Тебе туда. Проходи.
Кивнув, пошел в указанном направлении. За спиной послышалась команда:
– Разобрались по парам!..
Кабинет представлял собой мини-ленинскую комнату в армейской казарме, со всеми атрибутами пропаганды советского бокса. Плакаты, фотографии, грамоты развешаны по стенам. Десяток золоченых кубков, включая металлическую фигурку боксера на каменном постаментике серого цвета, расставлены на стеллаже под стеклом. За столом с минимумом бумаг, некоторые из которых имели мятый вид, сидел в деревянном кресле с подлокотниками крепкий бритоголовый мужчина с характерным для боксера профилем лица. Нос у мужика видно, что был сломан, а зажив, так и остался слегка свернут набок. Мутноватый взгляд «красных» глаз поднялся на вошедшего Михаила. Не спросил, рявкнул:
– Чего тебе?
Хорошее начало. Может, действительно не нужно было торопиться? Прошел к столу, встав столбом, вперил взгляд в глаза тренеру, по совместительству директору школы.
– Здравствуйте, Иван Степанович.
– Ну, здравствуй, коли не шутишь. Кто таков и чего хочешь?
– Меня Михаилом зовут.
– Мне это о чем-то должно говорить?
– Да в общем-то нет. Объясню я сам. Я, Михаил Викторович Каретников, шестьдесят четвертого года рождения, ученик десятого класса, школы номер…
– Витькин сын, что ли?
– Да. И по совместительству ваш крестник, если не забыли.
– То-то смотрю, что-то знакомое в личности… Н-да! Не в отца, значит, пошел!
– Мне на ваши разборки сугубо облокотиться. Ну, дружили! Ну, разбежались! Бывает. А вот то, что вы мой крестный папа – значение имеет.
– Мамаша твоя, змея подколодная, Витьку в оборот взяла. С этим дружи, с этим не дружи… Вот и получилось.
Поднялся из-за стола, подошел к Каретникову.
– Чего ты хочешь? Или пришел боксом заняться? Так ведь поздновато.
– Я догадываюсь. Нет. Мне свою физическую форму подтянуть нужно. В военное училище поступать собрался, ну и… Спортзал у вас классный, если позволите, я похожу к вам, может, и научусь чему.
– Как на меня вышел?
– Дед подсказал.
– Да, старик у Витьки мудрый. Как он, кстати?
– Спасибо. Лет тридцать еще протянет без проблем.
– Старики народ крепкий… Так говоришь, боксу тебя учить не нужно?
– Да нет. Так, слегка по груше постучу и все.
– Ну, и когда ты хочешь заниматься?
– До обеда у меня занятия в школе. Значит, часов с трех, если можно?
– Договорились, крестник. Приходи, занимайся.
Поручкались на прощанье. Снова выйдя в зал, Каретников задержался, понаблюдал, как двое крепких парней в паре работают на ринге.
Вообще, советская школа бойцового рукомашества была всецело сформирована под любительский бокс, в нем свои правила, для победы по которым требуются отличные от профессионального навыки. В СССР социальная нагрузка на бокс не налагалась. Бокс не был средством заработка на хлеб. Вместо этого он брал на себя воспитательную функцию для молодежи как средство развития силы, храбрости, уверенности в себе, спортивного патриотизма, уважения к всеобщим морально-этическим принципам. Бокс опасный, тяжелый, но честный спорт, спортивные и общечеловеческие нормы поведения в котором сами по себе были поставлены на службу развития здоровой личности. Советский боксер – боец-универсал. В спортивном бою он рационален в технике ударов, тактически разносторонен и умел. Особый конек – самобытность индивидуальных особенностей исполнения стандартных техник и приемов боксеров. Наши бойцы испокон веков были непредсказуемы и чрезвычайно неудобны для противников…
Глава третья. Старики – второй раз дети
Не думал, что «обновленный» внук так скоро «свалится на седую голову». И вот пожалуйста, Мишка «здесь»! Ему самому так не повезло. Когда он «переродился», его деда среди живых уже не было, а науз на шею не кровный родственник надел, а Бусов волхв. До всего своим умом доходить приходилось. Повезло, что время попроще было, что война многое списала. Сам внук поражал своей прагматичностью, отношением к жизни и многими знаниями о человеческой сущности и психологии. Быстро ориентировался в любой ситуации, подстраивался под незнакомый контент. «Профессия обязывает», видите ли. Тьфу! Что же это за профессия такая, чтоб людям так умело мозги вкручивать? О Мишкиных деяниях на почве акклиматизации в новой для него реалии ничего плохого сказать нельзя. Месяц прошел. Пашет как вол на каменистом лугу. С утра до ночи в делах. С утра школа, после обеда тренировка у боксеров. Лихо он Ваньку захомутал! Тот ведь упертый как баран. Если что-то решил, не переубедишь. Когда Мишку к нему направлял, сомневался, что общий язык найдут. Минька нашел… После спорта уроками «до посинения» занимался. И ведь не просто зубрил, до сути предмета доходил. Странный он, конечно, парень. Невестка вон в дневник заглянула, попыталась, как водится, разнос учинить. Мол, на трояки съехал, учителя жалуются. Раньше бы терпел, оправдывался. Теперь пресек нравоучения на корню:
– Ма, не бери в голову! Дай своему чадушку карт-бланш сроком в два месяца, а там сама увидишь, что дела лучше, чем ты желала.
Слово-то какое, карт-бланш! Самое интересное, без долгих споров угомонилась. Если и заглядывает в дневник, то незаметно для других членов семьи. Витька, сын, тот вообще в Мишкины дела не лезет, работой занимается, под каблуком у жены сидит и доволен, что не слишком трогают. Ну, про бабку и говорить нечего. Если бы ее Мишенька закоренелым уркой был, и то бы нашла этому оправдание. И старшего внука любит, но мелкого особенно.
К слову сказать, за прошедший срок два мелких огреха случились. Первый – совсем простой. Невестка с сыном долго в себя прийти не могли. Поздно придя из гостей, несмотря на легкий хмелек, с удивлением таращились на сына своего младшенького, читающего издания периодической печати. Разложив вокруг себя газеты, сидя в зале прямо на полу, Мишка изучал статьи в прессе.
Оба родителя пулей выскочили из зала. Глаза горят как у сумасшедших.
– Батя, что это с ним? Раньше газету в руки взять не заставишь, а тут читает как приклеенный.
Что им скажешь?
– Растет дитятко. Взрослеет.
Отбился. И родителей успокоил. Восприняли сказанное как аксиому.
Второй раз уже сам внук здорово напортачил. Прибежал из школы, ящик этот свой с ручкой, дипломат который, под стол бросил. Задумчивый такой. Спросил у него:
– Что случилось, Мишаня?
Махнул рукой. Глаза виноватые.
– Спалился, дед!
– Как?
– Немка наша, Генриетта Карловна, будь она неладна! Стою на перемене, в окно вылупился, никого не трогаю, весь такой в мечтах, а эта старая стерва подкралась и короткой фразой на «дойче» спросила, мол, о чем задумался. Вот я на чистом автомате и изъяснился с ней на том же языке. Типа, думы обуяли, осень на дворе золотая стоит. Скоро зима, а холода я не люблю. Вот так!
– Ну и что тут особенного?
Посмотрел, как на придурочного. Говорит:
– Дед, это тебе невдомек, а человеку, знающему какой-то иностранный язык, интересно поговорить с его носителем. Я ведь с ней не таджикский вариант применил, говорил на тюрингском наречии. Поверь, мне произношение умелец ставил.
– Ну и что теперь? Объяснился?
– Ага. Сказал, что родня по матери из поволжских немцев происходит.
– Ну и?..
– Сморщила лицо, будто килограммов пять переспевших слив слопала, потом с ехидной улыбочкой сделала вид, что поверила.
– А на самом деле?
– Хрен по всей морде! Она не дура. Не удивлюсь, если завтра кого из нас к «смежникам» на разборку потащат.
– Куда?
– В Комитет государственной безопасности…
Кажись, пронесло! Уж времени сколь минуло, а Мишкина немка молчит. О-хо-хо! Хоть бы друзей, что ли, завел, ведь даже по воскресеньям делом занят, как бирюк, все один да один, все спешит да спешит. Опоздать куда-то боится. Скрытный. Что там у него в мыслях, сейчас даже по лицу не угадаешь.
Захотелось старому глянуть, каким-таким спортом внук занимается. Не поленился, пошел к Ваньке.
– Как тут мой упражняется? – спросил.
– Ну, Константин Платоныч, вы мне и фрукта подсунули…