Оскар Уайльд
Стихотворения. Баллада Редингской тюрьмы
-
АПОЛОГИЯ
Ты ль хочешь, чтоб я рос и вял без воли, Сменял на рубище наряд златой, Ткал, теша взор твой, паутину боли, Где что ни волокно — то день пустой? Ты ль хочешь, о Любовь, что мной любима, Чтоб Дом моей Души стал клетью мук, Где б злой огонь горел неугасимо, Не зная смерти, хищничал паук? Нет, если б ты хотела, я б смирился, И честолюбье продал бы при всех, И неудачей б удовлетворился, И сердце б отдал скорби для утех. Так было б лучше, ведь, по крайней мере, Не стало б сердце камнем от тщеты, И пир добра не стал душе потерей, Не стал знаком ей край без Красоты. Да, поникали многие, управу Ища на душу — странницу небес, Дорогой пыльной смысл толкал их здравый, Хоть рядом пел о вольной жизни лес, Хоть пестрый сокол, в лёте необорном Крылом широким разрезая гладь, Летел к отрогам гор, крутым, неторным, Где рдела Солнца огненная прядь. Хоть цвет ромашки их пята тягчила — Весь в белом оперенье щит златой, Что оком пристальным следил светило, Довольный лаской самою простой. О да! Так сладко, вопреки преградам, Хотя бы миг наилюбимым быть, Рука в руке, идти с Любовью рядом И кожей отсвет алых крыл ловить! Змей страсти в юности мне грудь сосал, И всё ж душа преграды все спалила — Я, глянув Красоте в лицо, познал Любовь, что движет Солнце и светила. Перевод А. Парина
REQUIESCAT
Ступай легко: ведь обитает Она под снегом там. Шепчи нежней: она внимает Лесным цветам. Заржавела коса златая, Потускла, ах! Она — прекрасная, младая — Теперь лишь прах! Белее лилии блистала, Росла, любя, И женщиной едва сознала Сама себя. Доска тяжелая и камень Легли на грудь. Мне мучит сердце жгучий пламень, Ей — отдохнуть. Мир, мир! Не долетит до слуха Живой сонет. Зарытому с ней в землю глухо Мне жизни нет. Перевод М. Кузмина
VITA NUOVA[1]
На берегу стоял я в час прилива, Дождем летели брызги на меня, И рдели блики гаснущего дня На западе, и ветер выл тоскливо. К земле умчались чайки торопливо. «Увы! — вскричал я. — Жизнь моя темна. Ни колоска не даст мне, ни зерна Лежащая в бесплодных корчах нива!» И был истерзан ветхий невод мой, Но снова в море из последних сил Его забросил я в душевной муке. И тут — о, чудо! — вдруг передо мной В волнах возникли трепетные руки, И я все беды прошлого забыл. Перевод М. Ваксмахера
МОГИЛА КИТСА
Избыв мирское зло и боль от раны, Он спит, господней синевой укрыт, Угасший до восшествия в зенит, Он — мученик, сраженный слишком рано, Похожий красотой на Себастьяна. Тис хмурый над могилой не грустит, Но плакальщиц-фиалок нежный вид Хранит надгробный камень от изъяна. Твой дух под гнетом нищеты поник! Уста твои лишь тем, лесбосским, ровня! Наш край восславлен красками твоими! Знай, на воде начертанное имя Живет: мы прах кропим слезой сыновней, Как Изабелла — чудный базилик. Перевод А. Парина
SILENTIUM AMORIS[2]
Как солнце, слишком яростно светя, Торопит месяц медленный и хладный Уйти назад, в пучину тьмы, хотя В трель не облек певец ночей свой трепет, Так пред твоей красой мой жалок лепет, И лад бежит от песни, прежде складной. Как в луговину утром, в тихий миг, На крыльях буйных ветер вдруг повеет И в пляске бурной сокрушит тростник, Что песнь шального ветра петь бы рад, Так пыл чрезмерный горестью чреват: Любви столь много, что Любовь немеет. Но взор мой, верно, даст тебе дознаться, Зачем немоту счел я слов уместней; А нет — так, значит, лучше нам расстаться, Ты б мир нашла в устах медоточивей, Я б стал баюкать память, дух счастливя Неданным даром и неспетой песней. Перевод А. Парина
IMPRESSIONS[3]
1. LES SILHOUETTES[4]
Легли на гладь залива тени, Угрюмый ветер рвет волну И гонит по небу луну, Как невесомый лист осенний. На гальке черною гравюрой — Баркас; отчаянный матрос, Вскарабкавшись на самый нос, Хохочет над стихией хмурой. А где-то там, где стонет птица В невероятной вышине, На фоне неба в тишине Жнецов проходит вереница. Перевод М. Ваксмахера
2. LA FUITE DE LA LUNE[5]
Над миром властвует дремота, Лежит безмолвие вокруг, Немым покоем скован луг, Затихли рощи и болота. Лишь коростель, один в округе, Тоскливо стонет и кричит, И над холмом порой звучит Ответный крик его подруги. Но вот, бледна, как неживая, В испуге, что светлеет ночь, Луна уходит с неба прочь, Лицо в туманной мгле скрывая. Перевод М. Ваксмахера
УТРО
Ноктюрн уснувшей Темзы сине-золотой Аккорды пепельно-жемчужные сменили. Тяжелый бот проплыл над сонною водой, И тени дрогнули — безвольно отступили. Клубами мутными сползал в реку туман, Домов неясные вставали очертанья. Рассвет задул огни… но чудился обман, — И медлил бледный день вернуться из изгнанья. Хрипя завыл гудок, медлительно-протяжный, По камням застучали ободы телег. Блеснул соборный купол матовый и влажный. Разросся, в улицах, толпы нестройный бег. Ночная женщина стояла у панели. На бледных волосах дрожал лучей поток, Как угли жаркие, уста ее алели, Но сердцу камнем быть велел бесстрастный рок. Перевод В. Эльснера
ФЕОКРИТ
(Виланель)
Певец суровой Персефоны! В безлюдье сумрачных лугов Ты помнишь остров свой зеленый? В плюще снует пчела бессонно, Над Амариллис — листьев кров. Певец суровой Персефоны! Симайта слышит пёсьи стоны, К Гекате устремляя зов. Певец суровой Персефоны! И в схватку Дафнис распаленный Вступить с соперником готов. Ты помнишь остров свой зеленый? Прими козленка от Лакона, Привет — от шумных пастухов! Певец суровой Персефоны, Ты помнишь остров свой зеленый? Перевод А. Парина
НА БЕРЕГУ АРНО
Заря, прокравшись невидимкой, Багрец на олеандры льет, Хоть мрак темнить не устает Флоренцию унылой дымкой. Холмы от рос мягки и волглы, Цветы над головой горят, Вот только нет в траве цикад, Аттическая песня смолкла. Лишь в листьях ветр набегом шквальным На миг тревожный шум родит, И голос соловья сладит Долину с запахом миндальным. Любовный лепет соловьиный, Чрез миг тебя прогонит день, Но все еще сребрима тень Луной, парящей над долиной. Крадется утро шагом ровным В дымке, зеленом, как моря; Страша, стремит ко мне заря Персты, что длинны и бескровны. Она завесу тьмы разрушит, Настигнет и прикончит ночь, Мой пыл грозя прогонит прочь — А соловья как будто душат. Перевод А. Парина
ЕЕ ГОЛОС
Спешит мохнатая пчела, Вздымая крыл наряд кисейный — Вот сласть из гиацинта извлекла, Вот испила благоговейно Из чашечки лилейной; Здесь, милый, клятву я, смела, Произнесла — Клялась, что слитность жизней двух Крепка, как тяга чайки к морю, Подсолнуха влюбленность в солнца круг, Что, вопреки беде и горю, Я с вечностью поспорю! Но верность испустила дух, Огонь потух! Взгляни наверх, где тополей Верхи качаются певуче, Здесь, на земле, и пух в тени аллей Не шевельнется, а над кручей Бушует ветр могучий Гигантских колдовских морей, Где ширь вольней. Взгляни наверх, где чаек хор. Что видно им, а нам незримо? Звезда? Корабль, что светлый луч простер, Сквозь даль светя неугасимо? Здесь счастья не нашли мы. Что ж, в мире грез блуждал наш взор? Тяжел укор. Осталось мне последнее сказать: Что в нас любовь жива подспудно. Бьет прямо в грудь весну зима, как тать, Но алость роз убить ей трудно. И после бури судно Сумеет пристань в бухте отыскать. А мы? Как знать. Осталось нам у роковой черты Вложить в прощанье больше чувства! К чему жалеть? Мне чары красоты Даны, тебе дано Искусство. Что ж на душе так пусто? Прощай! Вселенной мало для четы, Как я и ты. Перевод А. Парина
CANZONET
Мне нет казны, Где стражем — гриф свирепый: Как встарь, бедны Пастушечьи вертепы, И нет камней, Чтоб сделать украшенье, Но дев полей Мое пленяло пенье. Моя свирель Из тростника речного, Пою тебе ль Всегда, опять и снова? Ведь ты белей, Чем лилия; без меры Ценней, милей И реже амбры серой. К чему твой страх? Ведь Гиацинт скончался, И Пан в кустах Густых не появлялся, И Фавн рогат Травы не топчет вялой, И бог-закат Зари не кажет алой. И мертв Гилас, Он роз не встретит красных В вечерний час В твоих губах прекрасных. Хор нимф лесных На горке игр не водит… Сребрист и тих Осенний день уходит. Перевод М. Кузмина IMPRESSIONS
1. LE JARDIN
Увядшей лилии венец На стебле тускло-золотом. Мелькает голубь над прудом, На буках — тлеющий багрец. Подсолнух львино-золотой На пыльном стержне почернел, Среди деревьев и омел Кружится листьев мертвый рой. Слетают снегом лепестки С молочно-белых бирючин. Головки роз и георгин — Как шелка алого клочки. Перевод И. Копостинской
2. LA MER
На вантах ледяной покров, Морозный прах окутал нас. Луна — как злобный львиный глаз Под рыжей гривой облаков. Стоит угрюмый рулевой, Как призрак, в сумраке седом, А в кочегарке чад и гром, Слепит машины блеск стальной. Свирепый шторм утих везде, Но все вздымается простор; Как рваный кружевной узор, Желтеет пена на воде. Перевод И. Копостинской
ПО ПОВОДУ ПРОДАЖИ С АУКЦИОНА ЛЮБОВНЫХ ПИСЕМ ДЖОНА КИТСА
Вот письма, что писал Эндимион, — Слова любви и нежные упреки, Взволнованные, выцветшие строки, Глумясь, распродает аукцион. Кристалл живого сердца раздроблен Для торга без малейшей подоплеки. Стук молотка, холодный и жестокий, Звучит над ним, как погребальный звон. Увы! Не так ли было и вначале: Придя средь ночи в фарисейский град, Хитон делили несколько солдат, Дрались и жребий яростно метали, Не зная ни Того, Кто был распят, Ни чуда Божья, ни Его печали. Перевод Е. Витковского
СИМФОНИЯ В ЖЕЛТОМ
Ползет, как желтый мотылек, Высокий омнибус с моста, Кругом прохожих суета — Как мошки, вьются вдоль дорог. Покинув сумрачный причал, Баржа уносит желтый стог. Как шелка желтого поток, Туман дома запеленал. И с желтых вязов листьев рой У Темпла пасмурно шумит, Мерцает Темза, как нефрит, Зеленоватой желтизной. Перевод И. Копостинской
ДЕКОРАТИВНЫЕ ФАНТАЗИИ
Панно
Под тенью роз танцующей сокрыта, Стоит там девушка, прозрачен лик, И обрывает лепестки гвоздик Ногтями гладкими, как из нефрита. Листами красными лужок весь испещрен, А белые летят, что волоконца, Вдоль чащи голубой, где видно солнце, Как сделанный из золота дракон. И белые плывут, в эфире тая, Лениво красные порхают вниз, То падая на складки желтых риз, То на косы вороньи упадая. Из амбры лютню девушка берет, Поет она о журавлиной стае, И птица, красной шеею блистая, Вдруг крыльями стальными сильно бьет. Сияет лютня, дрогнувшая пеньем, Влюбленный слышит деву издали, Глазами длинными, как миндали, Следя с усладой за ее движеньем. Вот сильный крик лицо ей исказил, А на глазах дрожат уж крошки-слезы: Она не вынесет шипа занозы, Что ранил ухо с сетью красных жил. И вот опять уж весело смеется: Упал от розы лепесточков ряд Как раз на желтый шелковый наряд И горло нежное, где жилка бьется. Ногтями гладкими, как из нефрита, Все обрывая лепестки гвоздик, Стоит там девушка, прозрачен лик, Под тенью роз танцующей сокрыта. Перевод М. Кузмина
ДОМ БЛУДНИЦЫ
Шум пляски слушая ночной, Стоим под ясною луной, Блудницы перед нами дом. Das true liebe Herz гремит. Оркестр игрою заглушит Порою грохот и содом. Гротески странные скользят, Как дивных арабесков ряд. — Вдоль штор бежит за тенью тень. Мелькают пары плясунов Под звуки скрипки и рогов, Как листьев рой в ненастный день. И пляшет каждый силуэт, Как автомат или скелет, Кадриль медлительную там. И гордо сарабанду вдруг Начнут, сцепясь руками в круг, И резкий смех их слышен нам. Запеть хотят они порой. Порою фантом заводной Обнимет нежно плясуна. Марионетка из дверей Бежит, покурит поскорей, Вся как живая, но страшна. И я возлюбленной сказал: — Пришли покойники на бал, И пыль там вихри завила. — Но звуки скрипки были ей Понятнее моих речей; Любовь в дом похоти вошла. Тогда фальшивым стал мотив, Стих вальс, танцоров утомив, Исчезла цепь теней ночных. Как дева робкая, заря, Росой сандалии сребря, Вдоль улиц крадется пустых. Перевод Ф. Сологуба
БАЛЛАДА РЕДИНГСКОЙ ТЮРЬМЫ
I
