— Это я рехнулся? Тогда объясни, дружок, что это такое? — Алан почувствовал выпуклость под туникой Тьери и вытащил из потайного кармана на его груди кошель с серебром. — Уж не в кости ли ты столько выиграл? — Он бросил серебро на стол. Мужчины за столом повернулись, прислушиваясь. — Боже праведный, ты влип в смертельно опасное дело, братишка, не знаю даже, сколько тебе жить-то осталось… Пошли, болван! — Алан потащил своего кузена за рукав.
— Перестань панику наводить, — слегка воинственно проговорил он пьяным голосом. — Я тут сижу, уютно провожу время, как улитка в своей ракушке, а он врывается, пугает чем-то!
— Идиот, да если ты сейчас же не… — Алан вдруг замолк. — Господи Иисусе, — тихо прошептал он сам себе и уставился на Обри, загородившего выход.
— Ах ты, тупоголовый дурень, ты же их навел прямо на меня, видишь! — взвыл Тьери и метнулся за своим мечом. Обри с не меньшей проворностью устремился за ним, но Алан оттолкнул его.
— Беги, Тьери!
Обри быстро вскочил на ноги.
— Держись подальше от этого дела! — рявкнул он и рванулся прочь из притона пьяниц в погоню за своей добычей.
Обри бежал разбрызгивая по сторонам воду из луж, на ходу перепрыгнул через невесть откуда взявшегося кота и едва не упал сам. Перепуганный насмерть кот отчаянно заорал. Обри выругался и остановился, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам, затем бегом устремился в темный туннель узкой улочки, идущей вдоль речного берега. Впереди он услышал заплетающиеся шаги. Хоть бы это был Тьери, думал Обри, и внутри у него что-то испуганно сжалось от мысли, что он ошибся и преследует какого-нибудь никчемного оборванного пьянчужку.
Шаги затихли. Обри тоже остановился, сердце бешено колотилось, готовое выскочить из груди. Он с усилием заставил себя дышать спокойно, опасаясь, что его услышат. Впереди в темноте вдруг распахнулась ставни окна и кто-то выглянул в светлом пятне от горящей свечи. Обри заметил свисающие из окна темные волосы.
— Кто здесь?
Тишина. Обри прижался к стене и стал осторожно продвигаться поближе, тихо вытаскивая кинжал.
— Ладно, закрывай, — сонно прозвучал властный голос из глубины комнаты, — это просто кошки.
Ставня стукнула и закрылась. Обри выскочил из тени, схватил человека, притаившегося в темноте углубления двери, и приставил клинок к его горлу.
— Где леди Хельвен? — прошипел он.
Кадык Тьери конвульсивно задергался от прикосновения ножа. По телу пробежала дрожь, и анжуец начал тяжело оседать, наваливаясь прямо на Обри. — На «Алисанде», — проскрипел он.
— Громче, сын шлюхи, я тебя не слышу.
Тьери засмеялся. Звук этого смеха походил на захлебывающийся кашель, и Обри догадался, что на руках у него была не дождевая вода, а теплая кровь. Человек, которого он захватил, серьезно, если не смертельно, ранен.
— Поджидали меня на улице… — хрипел Тьери, — думал, сумею убежать… Выпил слишком много. Нельзя вечно выигрывать… А она на «Алисанде»… — Последние слова утонули в неразборчивом клекоте, который сменился молчанием.
— Слушай, ты, проклятый анжу… — Голова Тьери поникла, и Обри осознал, что удерживает в руках мертвеца. С его губ сорвалось тихое короткое ругательство. По коже пробежал озноб. Обри вдруг увидел себя как бы со стороны: он стоит в непроглядной темноте в обнимку с только что заколотым человеком. Возможно, он сам и убил его. Обри прижался спиной к двери, все чувства обострились. Кругом стояла звенящая тишина, но это не означало, что он в безопасности.
Настороженное внимание вознаградило Обри: за долю секунды он почувствовал опасность. Ему хватило времени, чтобы угадать направление, откуда последовала атака, и выставить тело Тьери навстречу метнувшемуся к нему из темноты силуэту нападавшего. Обри услышал удивленный вскрик, заметил слабый проблеск света на лезвии ножа и боком выпрыгнул из дверного проема, который надежно предохранял спину, но не оставлял шансов для маневра. Он засунул короткий кинжал за пояс и с резким металлическим лязгом выхватил меч.
Напавший человек прыгнул вперед и нанес удар. Обри почувствовал, как острие кинжала прокололо кольчугу, но изготовлена его броня была на славу: тонкое тройное плетение колец с бляшками сдержало силу атаки ножа. Он хотел замахнуться мечом, но мощный кулак, облаченный в рыцарскую рукавицу, ударил его прямо в лицо. От удара Обри повернулся, но тут же снова сверкнул кинжал, нацеленный теперь не в тело, а в горло.
Обри успел вовремя поднять свое оружие, и опять кольчуга спасла его от верной смерти. Однако безжалостный удар ошеломил его, в глазах потемнело. В этот миг на противников упал поток света, перед Обри на мгновение возник расплывающийся облик напавшего на него человека. Тот поднял взгляд кверху, на вновь распахнувшееся окно со ставнями. Обри успел узнать в неприятеле одного из людей из окружения Варэна.
— Пьянчуги проклятые, проваливайте отсюда со своими драками, нечего хулиганить под нашей дверью! — завопила женщина с толстой черной косой, дополнив словесный гнев метко вылитым сверху содержимым ночной посудины. Человек Варэна инстинктивно отпрянул в сторону. Обри тут же повернул свой меч и рукояткой ударил противника под ребра, вкладывая в удар всю свою силу. Неприятель издал сдавленный звук и сложился пополам. Не теряя ни секунды, Обри бросился на него, схватил мокрые от дождя и мочи волосы и дернул голову врага назад, открывая беззащитное для меча горло. Наверху женщина выкрикнула новую порцию брани и с громким хлопком затворила ставни.
Послышался топот множества ног и голоса переговаривающихся людей. Возбужденно дыша, Обри вглядывался в приближающиеся силуэты. По стенам стоящих вдоль улочки домов метались отблески факелов, лошадиные копыта то звонко стучали по камням, то смачно шлепали по грязи. Это было похоже на сцену из легенды про ад.
Обри с глубоким облегчением вздохнул и немного расслабился от долгого напряжения, как только узнал сначала гнедого коня, а потом и своего хозяина, скрытого в тени за светом смоляного факела. Вместе с де Лейси были Суэйн и Остин, а также полдюжины пеших сержантов.
— Ее увезли на корабль или лодку под именем «Алисанде», — жадно вздохнув ртом воздух, выпалил Обри. — Если мы заставим этого сына шлюхи говорить, он скажет точно, где находится этот корабль. — Затем он быстро перевел взгляд на пешего человека, присевшего возле лежащего у дверей дома тела. — Не старайся, Алан, он умер за свои грехи. Слишком любил азартные игры.
— Я знаю, где пришвартована «Алисанде», я видел ее сегодня. — Неестественно замедленный и спокойный тон голоса Адама выдавал, как близок он к тому, чтобы потерять самообладание. — Обри, займись этим. Можешь взять с собой пехотинцев. — Приказав Лайярду пятиться задом, что было совсем непросто в узкой улочке, Адам развернул коня и сразу же пришпорил его, направив в сторону причалов с такой скоростью, которую при свете дня сочли бы безрассудно смелой. Ехать так быстро в темную дождливую ночь было сущим безумием. Суэйн недовольно сплюнул и, выругавшись, поспешил за хозяином. Вслед за ним поехал и Остин.
Обри на миг закрыл глаза. Из глубокого пореза на щеке сочилась кровь. Он вытер кровь тыльной стороной ладони, посмотрел на темное кровавое пятно и поднялся, перестав прижимать к земле недавнего противника, лежащего в полубессознательном состоянии.
— Приведите его в чувство, — коротко приказал он глазеющим пешим солдатам и с силой воткнул меч в ножны, удерживаясь от соблазна пустить его в ход.
Уже несколько часов прошло с тех пор, как начались поиски Хельвен. По мере того как все новые и новые здания осматривались, не принося никаких результатов, самые черные мысли поселялись в душе Адама. Сожаления о собственном бессилии исправить ситуацию и угрызения совести «вот если бы ты…» серьезно нарушили его душевное равновесие. Угроза скорого психического расстройства могла вполне стать свершившимся фактом, учитывая присущую ему склонность к преувеличению своих ошибок и их последствий.
— Боже мой, смотрите, один из них горит!
Адам посмотрел в ту сторону, куда показывал пальцем Остин, и разглядел, что палубу одного из торговых кораблей охватило пламя. Ветер доносил с корабля рев пламени и крики людей, суетливо пытавшихся ведрами заливать огонь.
— Это «Алисанде»! — сказал Адам с уверенностью, подсказанной не умом, а интуицией.
Пока всадники смотрели на горящий корабль, застыв от ошеломляющего зрелища, какая-то фигурка с трудом выбралась из воды на причал, неловко встала на ноги и побежала, спотыкаясь и неуверенно ставя ноги, по направлению к ним. Конечно же, женщина — развевающиеся волосы были чуть ли не длиннее короткой туники. Адам вгляделся внимательнее, и сердце екнуло. Хельвен! Он узнал Хельвен и разглядел бегущего за ней Варэна де Мортимера, который быстро сокращал разделявшее их расстояние и уже вытаскивал нож, висевший на поясе.
— Ха! — крикнул Адам в ухо Лайярду, вновь рискнул пришпорить его и погнать галопом.
Варэн все внимание направил на Хельвен, словно паук на желанную муху и ничего другого до самого последнего момента не замечал. Склонившись над поверженной женщиной, он занес нож над ее горлом и только, когда всадник приблизился, де Мортимер поднял голову на шум.
Адам действовал без колебаний. В сложившейся ситуации раздумывать было ни к чему. Он двинул горящий факел, словно копье, прямо в изумленное лицо Варэна, вскинувшего взгляд вверх. Де Мортимер вскрикнул, подскочил и отшатнулся, нож со звоном упал на землю. Вопль Варэна прорезал воздух, напоминая предсмертный крик загнанного зайца. Он опустился на колени, прижимая руки к лицу, упал и стал кататься по земле в безумной агонии боли.
Адам спешился и кинул факел в лужу, где тот зашипел и погас. С решительным спокойствием, помогавшим пережить страшные часы поисков, он шел за катавшимся по земле де Мортимером, вытаскивая свой меч. Невозмутимо и уверенно он прекратил крики обожженного факелом врага — приставил клинок к его горлу и надавил на рукоятку.
Адам присел на колени возле жены.
— Хельвен? — неуверенно сказал он, торопливо осматривая ее, плотно сжал губы, когда увидел красные и синие следы пальцев на горле Хельвен. Внизу, на бедрах, также виднелись следы чужих рук. Адам сглотнул и поднял жену на руки, крепко прижимая к себе. В этот момент он понял, что никогда не сможет считать гибель Варэна грехом, о котором нужно каяться на исповеди. — Суэйн, принеси одеяло, — бросил он через плечо.
Хельвен вздрогнула, глаза чуть приоткрылись. Она ощутила, что ее голову поддерживает чья-то сильная рука, а другая мягко обнимает плечи. Но и Варэн временами был то нежным, то жестоким. Мысль сменило воспоминание о том, что де Мортимер собирался ее убить. Тело напряглось, и Хельвен стала вырываться.
— Лежи тихо, любимая, ты в безопасности, — послышался голос Адама. Нормальный, спокойный и знакомый голос.
— Адам? — Хельвен немного отодвинулась, чтобы заглянуть в его лицо и убедиться, что это не игра воображения. Рядом пылали факелы, подсвечивая золотисто-ореховые глаза и густые волосы. Она коснулась его лица и в изумлении огляделась. — Где Варэн?
— Мертв, — промолвил Адам со сдержанным удовлетворением.
— Умер?
— Да, умер, — слово упало, как тяжелое тело, брошенное в воду. Адам взял одеяло, которое Суэйн ухитрился где-то отыскать, и закутал Хельвен сначала им, а поверх своей накидкой, подбитой мехом.
— Он хотел знать, зачем мы приехали в Анжер, — слабеющим голосом сообщила она. Адам вскочил на Лайярда, а Суэйн подал ему Хельвен. — Я ничего не рассказала. — Зубы Хельвен выбивали мелкую дрожь. Она уткнулась лицом в тунику мужа и крепко стиснула его руками, как ребенок, напуганный ночным кошмаром. Адам поцеловал жену в макушку, глаза его предательски заморгали. Он мягко тронул Лайярда и поехал неспешным шагом.
Глава 24
Адам, подбоченясь, рассматривал мозаику, которую кропотливо выкладывали двое мастеровых — копию с разрушенной римской мозаики, находившейся в лесу возле водопада Рэадр Сифнос, но с несколькими изменениями, предложенными Адамом. После завершения работы новое мозаичное панно должно было превратить цветочный дворик замка Торнейфорд из чисто функциональной, засаженной растениями площадки в восхитительное место для отдыха теплыми летними вечерами.
Он отошел назад, к старому барьеру из дерна, и посмотрел на мозаику под другим углом. В панно преобладали оттенки осени — кремовый и бронзовый, красновато-коричневый, золотой и коричневый. Он перевел взгляд на жену, обсуждавшую с садовником место посадки новых растений мяты и шалфея, а также возможность отыскать клочок земли для высевания дельфиниума, столь необходимого для борьбы с недавним нашествием вшей.
Вся в делах, подумал Адам, скривив рот в легкой усмешке. За два месяца после возвращения из Анжу Хельвен непрестанно занималась всевозможными делами. Это нельзя было даже назвать занятостью, настоящее неистовое увлечение хозяйственными заботами. К тому же она совсем перестала разговаривать с Адамом. Во всяком случае, разговоры не выходили за рамки тривиальной малозначащей болтовни. Адам никак не мог понять, что творится в душе жены.
Хельвен не рассказывала, что произошло между нею и Варэном на борту «Алисанде» — ни единого слова. Однако Адам многое понял, анализируя ее поведение. В первые дни после освобождения Хельвен почти все время проводила в ванной, докрасна оттирая себя жесткими мочалками. Тут не требовалось слишком большого ума, чтобы догадаться: Варэн не только допрашивал свою пленницу. Однажды Адам прямо спросил об этом, но Хельвен сделала вид, что не слышала вопроса, но при этом настолько сникла, что этот безмолвный, но очевидный ответ поразил Адама до глубины души.
Он рассчитывал, что время и ласковое обращение помогут Хельвен прийти в себя, но все происходило с точностью до наоборот. С каждым новым прожитым днем она все глубже забиралась в свою раковину. Создавалось впечатление, что ни одно действие или слово Адама не могут изменить ситуацию к лучшему. Ночами было еще хуже. Хельвен не отвергала мужа, наоборот, часто требовала от него больше того, чем он мог дать. Причем вела себя с таким отчаянием и самозабвением, что близость не доставляла искреннего удовольствия никому из них.
Адам посмотрел на фигуры, размещенные в центральной части мозаики. Черные волки пытались преследовать собственные хвосты, а вокруг них кольцом бежали красные лисицы. Мастера занимались выкладыванием охотничьих фигур. Садовник куда-то удалился. Адам встал и неторопливо пошел вдоль цветочного дворика, намереваясь составить компанию жене. Та почему-то прижимала руку к животу, белая кожа приняла нездоровый вид и имела оттенок сыворотки.
— Хельвен? — Адам озабоченно обнял супругу рукой. — Что с тобой?
— Ничего. — Она посмотрела на мужа невидящим взглядом, который Адам уже начинал ненавидеть, но вдруг оживленно улыбнулась. — По-моему, все дело в соленой селедке, которую мы купили в прошлом месяце. Мне от нее как-то не по себе. Кутбрит говорит, мяту надо высаживать вот здесь, а пижму вон там, а я сомневаюсь. Тут больше солнца…
Адам крепче сжал жену в объятиях, пытаясь остановить ее красноречие.
— Хельвен, ради бога, я больше не могу делать вид, что ослеп! — умоляющим тоном сказал он. — Нам надо поговорить про дела в Анжере. Стоит мне на тебя посмотреть, и такое впечатление, что я стою у подземной реки Стикс, а передо мной какое-то существо из иного мира.
— Анжер? — Хельвен, глубоко вздохнув, оглянулась на цветочный дворик, который за последнее время приобрел очень симпатичный вид благодаря серебру, выплаченному королем Генрихом за миссию, исполненную в Анжере. Невелика королевская награда. Она едва сдержала истерический смех, который застрял в горле, сменившись приступом тошноты. — Этот город теперь всегда со мной, каждый миг с утра до вечера я помню о нем, можно даже не говорить мне об этом, — с нескрываемым напряжением в голосе ответила Хельвен. — Я… мне что-то нездоровится. Пойду прилягу. — Хельвен вырвалась из заботливых объятий мужа и убежала.
В задумчивости Адам смотрел на приготовленную для посадки трав грядку. Он хотел последовать за женой, но передумал, по-прежнему остро чувствуя, когда его присутствие нежелательно, даже если причина не в нем. На этот раз он предпочел избежать решительного разговора и, отложив вероятную размолвку на потом, пошел к Остину и приказал седлать Лайярда.
В сопровождении верных воинов Адам выехал на патрульный осмотр местности и, проехав несколько миль, сделал остановку в небольшой деревушке. Там он переговорил с управляющим и принял из рук сияющей и взволнованной хозяйки пивной угощение — кубок со свежим элем. После этого отряд двинулся дальше. Скачка аллюром по открытому полю сняла напряжение Адама. Он натянул поводья на самом краю рва, отделявшего поместье Торнейфорд от соседей, посмотрел вдаль на Уэльс и глубоко вдохнул пьянящий весенний воздух.
Адам дернул поводья и двинулся по гребню пограничного вала, с интересом осматривая состояние ремонтных работ на укреплениях. Не то чтобы он ожидал в этом году столкновений с валлийцами, эта беда, слава богу, отошла в прошлое. Ходили слухи, что Родри ап Тевдр собирался жениться на дочери соседнего валлийского лорда. Адам гадал, насколько эти слухи правдивы, и если да, то изменит ли такое обстоятельство хрупкое перемирие, установившееся на границе. Размышления занимали, уводя Адама к политическим заботам. От мыслей о том, что происходит с Хельвен, ему сейчас было бы совсем тяжело.
Он поехал вдоль укрепления с целью заглянуть в небольшой замок, занимаемый одним из вассалов. За едой они с хозяином замка обсуждали, стоит ли ради увеличения пашни выкорчевывать лес. Адам отклонил приглашение поохотиться и поскакал домой.
Он въехал во двор своего замка незадолго до вечерней службы. Заходящее солнце еще золотилось на краю неба, согревая землю последним теплом. Однако Адам почувствовал, как по спине пробежал холодок, и спешился, чувствуя неприятную напряженность в окружающей атмосфере.
Он спросил у конюха, что произошло за день, однако тут же решил не выяснять ничего в чересчур многолюдном месте и поспешил в большой зал замка. Не было видно ни Хельвен, ни ее служанки Элсвит. Бриен, управляющий, занимался со счетными палочками и долговыми расписками. Заметив вошедшего хозяина, он оставил свое занятие и быстро подошел к нему.
— Пока вы отсутствовали, милорд, леди Хельвен заболела, — он с беспокойством посмотрел на Адама. — Мы не знали, куда вы поехали с патрульными, поэтому уложили ее в постель, и моя жена решилась позвать из деревни старуху Агату.
Известие сразило Адама, словно метко брошенный камень. Агата имела репутацию местной знахарки и целительницы, а также опытной повивальной бабки, ее часто приглашали живущие в замке женщины. Сам Адам был знаком с ней буквально с первого дня своей жизни. Побледнев, он ринулся мимо встревоженного управляющего и, перескакивая через две ступеньки, побежал наверх в башенную комнату.
Агата как раз выходила из прихожей хозяйской спальни. Добрые старушечьи морщины слегка исказило озабоченное выражение. Старушка на ходу вытирала руки чистым куском льняной ткани.
— Лорд Адам, — почтительно обратилась она к вошедшему, преграждая ему дорогу, так что Адам вынужден был резко остановиться в дверях.
— Где моя жена? Что с ней? — Адам с тревогой глянул на задернутую занавеску.
— Успокойтесь, милорд. Ничего серьезного. — Французский язык старушки отдавал сильным английским акцентом, что делало ее речь трудной для понимания. Адам был вынужден вслушиваться, и это невольно успокаивало. Он глубоко вздохнул, сосредотачиваясь на смысле слов. — Она спит. Я напоила ее поссетом. Теперь ей нужен покой, и пусть держит ноги в приподнятом положении. Кровотечение остановилось, но миледи нужно быть очень осторожной.
— Кровотечение? — с глуповатым видом повторил Адам. На миг его охватил ужас при мысли, что в его отсутствие Хельвен пыталась покончить жизнь самоубийством. — Что это значит?
— Это иногда случается. Побольше отдыха, и я уверена, все будет хорошо. Самое главное, что она не потеряла ребенка, лишь несколько пятен крови.
— Ребенок? — В голове у Адама все закружилось. — Какой ребенок?
Агата с нескрываемым удивлением посмотрела на Адама.
— Ах, милорд, простите меня, я ведь не знала, что жена не сообщила вам — может, сама не была уверена?
— Ты хочешь сказать, что моя жена носит ребенка? — буквально выдавил Адам.
— Срок примерно от двух до трех месяцев, — кивком подтвердила она. — В это время иногда случается кровотечение. Полагаю, к Рождеству мы увидим хорошего здорового малыша.
Адам, остолбенев, смотрел на повитуху. Примерно от двух до трех месяцев. Боже милостивый! Только не это!
— Милорд, что это с вами? Не дать ли вам?..
— Со мной все в порядке, — неестественным тоном произнес он, — просто я удивился. — Адам высвободил свою руку. — Спасибо, что пришла. — Он выудил из сумки серебряный пенни и вложил монету в ладонь старушки.
— Я приду утром, но если будет нужно, позовите, — повитуха поклонилась и исчезла.
Адам приблизился к кровати. Хельвен крепко спала, дыхание было естественным и ровным, словно никаких неприятностей у нее вовсе и не было. Не в силах выйти из оцепенения и не веря своим глазам, Адам мучительно раздумывал, что скажет жене, когда та проснется. Он присел на скамеечку рядом с кроватью и принялся машинально расстегивать легкую летнюю накидку.
— Элсвит, ступай вниз и скажи, пусть меня не ждут к обеду. Принесешь мне немного хлеба и похлебки.
Адам проводил взглядом присевшую в поклоне и быстро удалившуюся служанку, уронил голову на руки и долго в молчании смотрел на жену.
Хельвен открыла глаза и мутным взглядом обвела спальню. Ноги лежали на возвышении из свернутого одеяла. Еще несколько одеял укрывали ее до самого подбородка. В комнате царил полумрак: было непонятно, утро это или вечер. Она даже не сразу сообразила, почему лежит в кровати. Но тут в животе колыхнулась волна тошноты, как это случалось несколько последних недель. Теперь она все вспомнила, в отчаянии повернула голову на подушке и неожиданно встретилась взглядом с устремленными на нее глазами Адама. Показалось, что взгляд мужа хлестнул ее по лицу, и Хельвен торопливо отвернулась с легким стоном, как раненый зверек.
Адам также отвернулся, но затем, еле слышно выругавшись, поспешно склонился над кроватью и привлек жену к себе.
— Хельвен, не надо.
Слезы ручьем хлынули из глаз Хельвен, и тут она увидела, что Адам тоже плачет. Он еще раз выругался и торопливо вытер рукавом лицо. Сквозь пелену слез Хельвен наблюдала, как Адам дрожащими руками налил себе спирта из фляги. Тонкие рыжеватые волоски на запястье мужа под действием ее воображения вдруг превратились в белые курчавые волосы. Запах напитка пробудил настолько сильные воспоминания, что желудок резко воспротивился. Хельвен выскочила из кровати, схватила ночную посудину, и ее обильно стошнило.
Адам поставил чашку и флягу и поспешил к жене, но движения словно тонули в зыбучем песке, он решительно не представлял, что нужно делать в таких случаях.
— Может быть, послать Элсвит за Агатой?
— Это совсем по другой причине, — слабо выдохнула она. — Запах спирта… Варэн заставил меня пить, перед тем как… — Она не договорила, ее снова сильно вытошнило.
— Господи! — Адам пытался удержать тело жены, содрогающееся в приступе рвоты, обнимая ее до тех пор, пока рвота не прекратилась. Обессилевшая Хельвен устало прильнула к мужу.
— Этим же спиртом я подожгла корабль, — нервно сглотнула она. — Вылила целую флягу в жаровню, когда представилась возможность…
— Не надо ничего говорить, любимая. — Адам стиснул плечи жены и поцеловал ее в макушку.
— Ты хотел меня расспросить про Анжер…
— Не нужно, не порти себе настроение.