— Но они шли за нами. Они пришли к нам и вырезали всю команду. Они появились из тьмы с клинками в руках, отбрасывая на железные стены рогатые тени.
+ Нерожденные, + пропульсировал нам Галео. + От кого бы они ни бежали, за ними следовали демоны. Похоже, Извечному Врагу очень хотелось заставить Волков замолчать. +
Анника заговорила следующей.
— Откуда вы прибыли? — спросила она. — Где тот шторм, который поглощает все звуки?
— Армагеддон, — ответил воин. — Мир-мануфактория. Ульи, пепельные пустоши и токсичные небеса. И над всем этим, словно раковая опухоль в ночных небесах, сам шторм. Пожиратель Звезд.
+ Мы убиваем его, + пропульсировал нам Сотис. + Его разум поврежден и угасает, сердца готовы вот-вот лопнуть. Он слишком ослаб. +
+ Тогда он умрет, + ответил Галео. + Шторм, о котором он говорит… +
— Это не шторм, — сказал я человеческим голосом. — Вовсе не шторм.
Я увидел его так отчетливо, словно он завис надо мной. Скопление кораблей — человеческих, чужацких, имперских, предателей — сросшихся в отвратительный халк-скиталец, достаточно большой, чтобы затмить собой солнце. От него разило варпом, спаянными воедино сталью и чужеродными металлами, нерожденными и зараженными смертными, которые копошились в его черных внутренностях.
Образ исчез так же внезапно, как появился. Наконец Граувр отпустил мое запястье и кивнул сам себе.
— Да, — сказал он. — Да, теперь ты увидел. Великий Волк зовет Серых Рыцарей. Он знает, что вы существуете в тенях. Он воет, чтобы вы вышли на свет.
Его голос становился неразборчивым. Он протянул уцелевшую руку.
— Мой болтер, — сказал он. Несмотря на раны, он искал оружие, которого не было. Подобное было достойно всяческого уважения.
— Армагеддон в осаде, — сказал я братьям, поделившись увиденным. — Никогда не видел скиталец таких размеров. Никогда даже не читал о таком, который сравнился бы с ним.
+ Таких никогда и не было, + ответил Галео. + Нужно срочно предупредить монастырь. Мы уходим, уничтожаем корабль и готовимся к войне. +
Что-то в его словах заставило застыть в жилах мою кровь. Малхадиил почувствовал то же самое, но решил не молчать.
— Ты сказал война, юстикар. Не битва.
Галео кивнул.
+ Знаю. +
— Мой болтер, — повторил Граувр.
— Позже, — сказала ему Анника. — Отдыхай, воин.
Как мог, он одной рукой сотворил знак аквилы — однокрылый имперский орел выглядел таким же неуклюжим, каким было усилие, — но у Граувра едва ли был иной выбор, когда другая рука беспомощно висела плетью.
Воин закашлялся в вокс.
— Одно из моих сердец остановилось. Я чувствую, как оно давит в груди, плотное и спокойное. И я не могу нормально дышать. В мои легкие забилась грязь.
— Без нашей помощи ты умрешь, — даже грубые сенсоры авточувств шлема могли бы сказать мне это. Я не нуждался в навыках апотекария, чтобы понять правду. — Мы вылечим тебя на борту нашего корабля.
— Сначала расскажи, что здесь произошло, — настаивала Анника. — Мы должны знать всю правду.
+ Он может рассказать это и на борту «Карабелы», + в безмолвный голос Галео вкралась редкая для него острота. + Мы уходим, инквизитор. +
Анника оглянулась через плечо на него, на всех нас.
— Это фенрисийский корабль, и я не покину его до тех пор, пока не узнаю всех подробностей его смерти.
+ Вы должны хранить верность ордосам, а не Волкам Фенриса. Наш долг куда важнее, инквизитор, + сказал он, нарочно подчеркнув ее звание.
— Я не уйду, пока не увижу, что сгубило этот корабль. Ты понял меня, рыцарь?
Я почувствовал, как Галео подавил в себе ярость. Она разошлась от него лишь слабой рябью.
+ Как пожелаете, инквизитор. +
Она опять повернулась к раненому Волку.
— Говори, — настойчиво сказала она. — Расскажи о «Морозорожденном».
И он поведал. Граувр рассказал все в драматических подробностях, хотя детали были не так уж важны. История гибели «Морозорожденного» оказалась простой и незамысловатой. История об одержимости, скверне, о том, как воинов Императора победило богохульство слабой человеческой команды. Уцелеть удалось лишь нескольким смертным. Те, кто не поддался порче, были выкинуты из воздушных шлюзов или сожраны зараженными сородичами. И все это безумие началось с одной-единственной души. Одного слабого человека, которому была поручена важнейшая обязанность, тогда как его следовало вымарать из анналов Империума.
— Навигатор, — Граувр утробным рычанием выдохнул слово. — Наш проклятый навигатор. Враг проник через него.
— Мы видели повреждения, — произнес Малхадиил. — Сколько времени ушло на захват корабля?
— От силы пара минут. Не было времени организовать защиту. Поле Геллера упало, и команда погибла вместе с ним.
— Нет более мерзкого врага, чем навигатор, который отринул свет Императора, — отозвался Сотис. — Ничего более достойного скорби.
Когда Граувр начал рассказывать о последнем бое Волков, Василла сотворила жест, оберегающий от зла.
— Твои братья умерли с честью, — произнесла она бесконечно мягким голосом.
— Знаю, — горечь в голосе Граувра можно было понять. — Видел своими глазами.
Когда воин закончил рассказ, Анника повернула к нам скрытое визором лицо. Ее синие глаза уставились на меня.
— Ты знаешь, что нужно сделать, — сказала она. — Я встречу вас на борту «Карабелы».
Дарфорд откашлялся в вокс:
— Мы понятия не имеем, остался ли источник на борту. Даже если так, юстикар прав — просто уничтожь проклятый корабль, Ника.
— Нет, — ответила она. — Нужно удостовериться наверняка. Если существо еще живо, его следует изгнать.
— Дело не в уверенности, — заметил я. — Дело в мести за ваших фенрисийских павших.
— Может, и так, — согласилась она.
— Тогда вами руководят человеческие эмоции.
— Пусть так, — я никогда не видел ее столь бесстрастной. — Но ты все равно подчинишься, Гиперион.
Я посмотрел на Галео, но ни один из братьев не проронил ни слова. Наконец юстикар, кивнув, сдался.
Мы вновь направились по безмолвствующим палубам, дрейфуя в сторону носа, к окклюзиаму.
Вокс издал пару пустых щелчков, когда один из моих братьев захотел что-то сказать, но в последний момент решил промолчать. Я направил свой разум прочесать их поверхностные мысли. Сотис сосредоточился на одном из псалмов неподверженности скверне, нараспев повторяя его про себя. Думенидон держался настороже, пресекая всякую попытку проникновения в свои мысли — его разум был так же холоден, как стены вокруг нас. По сравнению с закрытым на замок фолиантом Думенидона Галео походил на раскрытую книгу, он полностью сосредоточился на окружающей обстановке. Значит, Малхадиил, и, если честно, мне следовало догадаться, что это он.
Ретинальный дисплей мгновенно отреагировал на мою раздраженную мысль, открыв вокс-канал с Малхадиилом.
— Просто скажи, — произнес я. — Просто скажи то, что хотел.
— Инквизитор, — как и у брата-близнеца, голос Малхадиила был мягким, но окрашен задумчивой резкостью, которой порой не хватало Сотису. — Юстикару следовало отказать ей.
— Мы — Военная палата Священной Инквизиции, брат. Мы не отказываем инквизиторам.
— Но сейчас Галео следовало так поступить. Ты ведь сам сказал: Аннике мешает слабость человеческих эмоций.
Я не называл это слабостью, хотя теперь, когда мой брат назвал все своими именами, мне сложно было не согласиться с ним.
— Ей даже следовало сделать выговор, — добавил Малхадиил. — Инквизиторы совершают ошибки. В архивах мы не раз находили тому свидетельства.
Из центрального коридора мы свернули в боковой переход. Единственным источником света служило наше пылающее оружие, которое отбрасывало пульсирующий синий свет на стены. Элегантность готической архитектуры состояла в прямых скелетообразных углах. Каждая арка и коридор казались едва ли не бронированными укрепленными переборками, походившими на кости из черного железа.
Я почувствовал более глубокую, искреннюю мысль в его словах. Пропульсировав по нашей связи легкий укол раздражения, я дал ему понять, что он в действительности хотел сказать нечто другое.
— Это безумие с Пожирателем Звезд… — сказал он. — Если Граувр действительно видел это.
— Граувр видел.
— Ты уверен? Он побывал на разрушенном, наполненном скверной корабле неизвестно сколько времени.
Я это знал, потому что изучал разум Волка в течение всего разговора, выискивая признаки скверны или заостренных границ измененных воспоминаний.
— Можешь догадаться, откуда я знаю, — ответил я. — И прежде, чем ты спросишь, — я не нашел ничего странного в его разуме. Лишь краткие вспышки боли и жизнь, ночь за ночью вытекающая из него на бесконечном бдении, — несмотря ни на что, я улыбнулся. — Это показалось мне довольно знакомым.
Мысли Малхадиила потемнели.
— Понятия не имею, почему ты настолько возбужден, брат. Я читал архивы не меньше твоего и почти не припомню инцидентов, в ходе которых удалось бы без проблем уничтожить одержимого навигатора.
Улыбка медленно сползла с моего лица.
+ Сосредоточьтесь, + приказ Галео прервал нашу беседу. + И будьте готовы к тому, что лежит за дверью. +
Мы закрепили ботинки на палубе и подняли оружие. Сама дверь представляла собой бронированный овал, покрытый коркой искрящегося инея. Она была достаточно широкой, способной пропустить пятерых человек, идущих в ряд, даже в терминаторских доспехах.
Я ничего не ощущал, пока не положил руку на дверь. Моя перчатка не стала преградой для внезапно нахлынувшего чувства — ощущения чего-то сладко-ядовитого, пытающегося проникнуть в мое тело. От отвращения я скривился и не смог подавить рычания. Как я раньше не ощутил этого? В будущем я предвидел для себя наказание.
— За дверью скверна, — прорычал я. Меня начала охватывать злость. — Нечто, исходящее яростью. Я почувствовал, как оно тянется ко мне.
— Почему ты не ощутил этого раньше? — спросил Думенидон.
+ Не вини Гипериона. Существо превосходно замаскировалось. Убери руку от двери, брат. +
В какой-то миг я понял, что не хочу этого делать. Гнев, с гулом проносящийся сквозь меня, наполнял кровь сладостью. Ярость никогда не казалась такой приятно суровой, такой праведной, такой абсолютно карающей. Мне не следовало уступать идиотскому желанию Анники. Она была простым человеком. Какое она имела право понукать нами, словно мы не ценнее сервиторов?
Я резко оторвал руку от двери, удивившись тому, что она дрожит. Настойчивый жар гнева угас, но послевкусие все равно осталось. Неважно, что говорил юстикар, я до сих пор считал, что мне следовало почувствовать присутствие существа даже со столь удаленного ниспослания.
— Что бы ни обитало по ту сторону двери, — провоксировал я остальным, — оно знает, что мы здесь.
+ Тогда мы войдем и встретим его. +
Думенидон и Галео воздели свои длинные мечи, отбросив мрак. Наши тени задергались в спазматическом танце на арочных стенах, извивающиеся движения делали их похожими на демонов.
Говорят, на некоторых варварских мирах Империума верят в то, что тень — внешнее отражение души. Наши тени заметались, когда мечи обрушились вниз, и, возможно, для какого-то шамана с первобытной планеты это могло означать больше, нежели просто игру света.
Прежде я никогда не видел внутренний санктум навигатора.
Говорят, они не похожи друг на друга, каждый из них превращен в личное убежище не совсем человеческого существа, которому суждено провести в его стенах всю жизнь. Когда человек обитает в тюрьме, пусть добровольно, он постарается приспособить камеру для своего удобства. На «Карабеле» наш навигатор Оролисса, с которой мне не приходилось сталкиваться, жила в покоях, куда Серым Рыцарям вход был воспрещен. Я знал о ней только то, что у нее громкий разум: ей часто снились черные моря и плавающие в них существа.
Навигатор «Морозорожденного» украсил огромные покои с исключительным мастерством, обставив их с типичной имперской вычурностью, многократно усиленной. Стены были увешаны грандиозными витражными фризами, на которых изображались величественные сцены из прошлого Империума. Тут тебе и основание храма Императора-Мессии на Кадии, и Вторая осада Врат Вечности, рядом — конец Правления Крови, на которой закованный в золотые доспехи кустодий принимает предложение мира от Первой Невесты Императора.
Еще с десятка других миров десяток других картин, отражающих события великой, священной важности. Многие из них воссоздавали деяния Волков, что и неудивительно. Я не слышал о большинстве этих сражений и не узнавал героев, которые в них сражались.
Мы стояли посреди миниатюрного монастыря, уместившегося в одном прекрасном зале. Центральное возвышение находилось перед десятком экранов-оккулюсов, которые показывали звезды снаружи, тусклые от пелены бесконечной пыли. Каждый экран держала пара лепных базальтовых ангелов с расправленными крыльями, выступавших из стены. Их изваяли с изысканным мастерством — они выглядели настолько живыми, что казалось, будут двигаться, говорить и петь, стоит лишь их попросить. Даже необычный выбор камня должен был что-то да значить, наверное, его добыли на родном мире Волков или же щербатый серый камень извлекли из шахты на священном мире в сердце территории-протектората ордена.
Все казалось новым, чистым. Я не видел ни единого признака разложения, которого следовало бы ждать от оскверненного врага. Я даже не видел саму жертву.
Но все же вонь скверны густо висела в воздухе.
— Это ложь, — провоксировал я остальным. — Опасайтесь предательства.
+ Гиперион прав. Смотрите истинным взором. +
Миг сосредоточения, и пелена спала с моих глаз, явив комнату такой, какой она была на самом деле. Ангельские статуи слетели со своих возвышений и разбились о палубу. Когда исчезла гравитация, их обломки воспарили в воздух и теперь медленно дрейфовали. Экраны-оккулюсы парили рядом со своими расколотыми носителями. Некоторые еще крепились к стене оптическими кабелями.
Я отвернулся от разбитых витражных окон, больше не видя картин, которые некогда на них красовались. Это убежище утратило свою чистоту.
В центре комнаты кто-то стоял, одинокий хранитель безвоздушного мавзолея. Он был бос, одет в грязные обноски, его плоть почернела от космического холода и покрылась трещинами. Вокруг него парили кристаллы крови, каждый казался застывшим драгоценным камнем.
Он не мог выжить в вакууме. Ни один человек не мог. Как я и думал, Граувр не солгал: это был не человек. Когда оборванец повернулся к нам, я услышал в своем разуме шипение Анники. Я даже не подозревал, что она все это время оставалась со мной.
«Скитнья! — выплюнула она. — Фиенден сияга скитнья!»