Странник (авторский текст)

— Пункт второй: Скёльдунг эмигрирует к нам и становится одним из влиятельных вождей. Многочисленная датская община в Ладоге его поддерживает как человека сильного, чтящего закон и происходящего из королевского рода. Он прочно пустил корни в этих землях, пользуется авторитетом и репутацией человека справедливого — помните, как Рёрик прошлым годом руянских пиратов гонял? Ведь не ради прибыли или грабежа, а чтобы завоевать уважение — за общие интересы радеет, не больше и не меньше! Торговлю и благочиние защищает! Возражения есть?

— Никаких, — помотал головой Иван и посмотрел на Алёну заинтересованно. — Дальше?

— Третье и последнее: я убеждена, Скёльдунг принял решение осесть в приладожье давным-давно. Подчинение насилием? Невозможно, со славянами или финнами этот трюк не пройдет — первые будут яростно сопротивляться, поскольку дома и стены помогают, вторые уйдут в лес партизанить, по одному не выловишь. Добавочно, настроишь против себя всех до единого купцов пользующихся Варяжским путём — кому понравится, если в Альдейгьюборге сядет эдакий бандюган-смотрящий? Что произойдет? Верно: соберутся всем миром и покажут наглецу, где раки зимуют. Я права?

— Ты гений, — Славик выпрямился, опершись на руку. — Точно! Рёрик решил обустроить свое маленькое королевство испытанным методом военной демократии скандинавов! Никакого принуждения! Пусть люди видят, что я, конунг, за них горой стою! Я честный, умный, не особо корыстный, а самое главное — сильный! Конунг усовершенствовал старый принцип норманнов-колонистов — вы мне платите за защиту, а я за вас воюю. Устаревшее мировоззрение! Сделаем иначе: зачем каждый раз нанимать нового защитника? Сегодня даны, через год — норвежцы, потом опять даны или свеи, каждый просит свою цену, да и новый человек в роли военного вождя малопредсказуем…

— Именно, — подтвердил Иван. — В одном ты ошибся. Слова «маленькое королевство» в отношении северо-западной Руси неприменимы. Рёрик вскоре станет главой одного из крупнейших европейских государств своего времени. Ты задумывался о количестве уже отстроенных городов? Альдейгьюборг, Новгород-Хольмгард, Изборск, Псков-Плесков, Белоозеро, Любшанская крепость. По сравнению с цивилизованной Гардарики, «страной городов», в Прибалтике сейчас непроходимая лесная пуща, где изредка можно встретить дикарей наподобие ливов, куршей, пруссов или жмуди, едва выползших из каменного века!

— Преувеличиваете, — заметила Алёна. — Неолит давно закончился, но постулата о дикости наших западных соседей это не отменяет: они останутся варварами с общинно-родовым строем еще лет четыреста, до начала германской колонизации балтийского побережья. Кстати, святого Войцеха Пражского возжелавшего крестить пруссов, через столетие эти самые пруссы и прирежут. Причем в некоторых научных кругах есть мнение, что Войцеха не только убили, но и сожрали. Ничего себе — ритуальный каннибализм чуть не в центре христианской Европы!

— Пруссия далеко, — отмахнулся Иван. — Мы сейчас говорим о Гардарики. Территория, втрое превосходящая площадью Данию, о количестве ресурсов и численности населения мы вообще умолчим. С экономической точки зрения — рай земной, один из важнейших торговых путей, связывающих Запад с Востоком. Я не ошибся, Гардарики самое настоящее европейское государство, а не грубая азиатчина с пафосной византийщиной. Достаточно вспомнить, что военная элита здесь — почти поголовно выходцы из Скандинавии, да и будущий князь совершенно точно не крев, не финн и не радимич какой-нибудь. Когда Рёрик Скёльдунг войдет в силу, начнет строить империю — в летописях сохранились сведения о присоединении Полоцка, Ростова, Мурома и других городов, а его сын Ингвар Рёриксон сядет князем в Киеве под именем Игоря и пойдет войной на Константинополь. Появится великая держава, с которой будет считаться даже Византия… Что останется от этого государства после раздела Ярослава Мудрого, получившего свое прозвание совершенно незаслуженно, совсем другой вопрос.

— Эх, такой шанс упустили, — вздохнул Славик. — Могли бы на равных конкурировать хоть с греками, хоть со Священной Римской империей…

— Россия — страна возможностей, — придурковато-радостным голосом активиста «Молодой гвардии Единой России» сказал Ваня. — Передохнули? Тогда в дорогу. Выйдем на берег залива, придерживаясь западного направления. Никуда не торопимся, из сил не выбиваемся, это просто длительная загородная прогулка. Однако не забываем внимательно смотреть по сторонам — всякое может случиться. Не хочется портить легкий променад неприятными встречами с агрессивной фауной или недоброжелательными туземцами.

* * *

Прогулка получилась что надо. Ближе к сумеркам решили встать на ночевку — признаков человеческого жилья пока не наблюдалось, любых других следов деятельности людей тоже. По расчетам Ивана до деревни еми оставалось километров двенадцать-пятнадцать, не идти же в темноте? Сезон белых ночей заканчивается.

Вопреки ожиданиям, обошлось без инцидентов — за день встретили уйму разнообразного зверья, от развалившихся на бережку нерп, до могучей самки тура с рыжевато-золотой шкурой и внушительными рогами. Однако, хищники или предпочитали не приближаться к необычно пахнущим людям, или обитали в стороне от большой воды и открытых луговин за песчаными дюнами.

Четырежды Иван обращал внимание на светлые пятнышки, скользящие по заливу — в цейсовский бинокль можно было отлично рассмотреть квадратные паруса, сероватые или в красную полоску: тяжелый кнорр, идущий в сопровождении дрэки, несколько снекк, держащих путь в открытое море. Снова дрэки, маленький флот из полудюжины кораблей. Ну чисто проходной двор: разгар торгового сезона, на пространстве между Тронхеймом и Миклагардом-Константинополем находятся сотни судов — кровяных телец, наполняющих артерии Варяжского пути.

Место для палатки выбрал Ваня. Холмик в трехстах метрах от воды, вершина справа укрыта густыми зарослями молодой рябины, левее и позади цепочка высоких дюн, точь-в-точь как на рижском взморье в «объективном времени». Стоянка будет закрыта с трех сторон от чужого взгляда, со стороны моря костер не заметят, а у концессионеров наоборот — прекрасный обзор. Славик ехидно заметил, что не помешали бы мины-растяжки на подходах и тотчас получил легкий подзатыльник: не выёживайся. Мы находимся в чужой вселенной и это никакая не метафора — древние боги, добрые или злые, сейчас живехоньки и стерпят вторжение из других миров или времен в единственном случае: если чужак будет уважать законы их Универсума.

А кроме богов есть ночные хищники. Волки, к примеру.

— Ваня не шутит, — сказала Алёна, глядя в огонь костерка. Котелок закипал, на угольках лежали НАТОвские армейские рационы в контейнерах из толстой фольги: нести не тяжело, наедаешься быстро, упаковка легко сжигается. — Разводить унылую философию о массовом бессознательном я не стану, однако теорию о воплощении объекта искренней веры многих людей в реальность доселе никто не опроверг. Научных объяснений нет, прямых доказательств тоже, но ведь существовал Жеводанский зверь, убивший сто двадцать человек, а в июне 1941года, перед самым началом войны, на западной Украине и в Белоруссии видели Моровую Деву — чудовищного призрака, описанного еще во времена войны Тридцатилетней. Не верите? Я видела в университете ксерокопии с уголовных дел за распространение панических слухов, это документально зафиксировано. Зафиксировано людьми без лишних суеверий, следователями НКВД, коммунистами и материалистами — вряд ли они читали хроники Габсбургов или курфюрста Фридриха Пятого ради фальсификации обвинения малограмотным крестьянам Галиции. Описание — один в один.

— Выходит, великие бедствия порождают одинаковых чудовищ во все времена, — заключил Иван. — Гипотеза стоит отдельного рассмотрения, но сейчас мы этим заниматься не будем. Славик, Алёна Дмитриевна, попрошу отправиться спать. Все устали. Сейчас приблизительно половина десятого вечера местного времени, параллельный отсчет на своих часах я уже ввел. Славик, бужу тебя в час пополуночи, отдыхаю сам. Ты поднимаешь меня в шесть и спишь дальше. Выходим в девять утра. Алёну не беспокоим вовсе — не женское это дело, стоять на страже с автоматической винтовкой наперевес. Никто не возражает против такого распорядка?

Славик, будто в армейские времена, отключился моментом, достаточно было уронить голову на спальник. Филологесса недолго поворочалась — ноги гудели после непривычно дальнего перехода, но тоже уснула быстро и без малейшего беспокойства, обычно возникавшего на этой стороне: Ивану можно доверять, он относится к тому исключительно редкому типу людей, рядом с которыми чувствуешь себя абсолютно защищенным хоть посреди кровавой сечи, хоть в джунглях кишащих саблезубыми тиграми. Ваня не подведет.

Сам бывший сержант Иностранного легиона и будущий сорбоннский магистр повел себя странно. Когда в палатке утихомирились, он подбросил соснового сушняка в костерок, стараясь сделать так, чтобы пламя было неярким, но и не затухало, снял с пояса фляжку с вином, плеснул в огонь. Бросил туда же галету из рациона. Оглянулся, будто ожидая кого-то увидеть рядом, беззвучно зашептал.

Затем отложил верный «Хеклер Кох», взял нож, и аккуратно провел лезвием круговую замкнутую борозду вокруг палатки и костра. Достал из клапана разгрузника спичечный коробок, наполненный крупной солью, посыпал вокруг. Посмотрел на оранжевый закат над морем, удовлетворенно кивнул, Сел на широкую кочку, положив винтовку на колени, извлек из кармана ридер для чтения электронных текстов и преспокойно углубился в изучение «Хроник Ливонии» XIII века авторства Генриха фон Леттланда на латинском языке.

Через каждые полчаса вставал, разминался, подолгу всматривался в темноту. Иногда поднимал винтовку к плечу, будто выцеливая невидимку за пределами обережного круга. Возвращался на место.

Славика разбудил гораздо позже назначенного — ближе к четырем пополуночи, когда начало светать, с наступлением «Часа Быка», самого таинственного времени суток. Тьма еще не ушла, но и свет не появился. Сумерки темно-темно синие, от воды наползает легкий туман. Звуки слышатся четче, треснувшая под подошвой веточка отдается в ушах артиллерийским выстрелом. Птицы не проснулись, только в отдалении робко стрекочет первый кузнечик.

— Прохладно, — пригревшийся под спальным мешком Славик поежился и с благодарностью принял кружку с горячим чаем: Ваня позаботился. — Тихо?

— Вроде тихо, — согласился Иван. — А вроде бы и нет. Чудилось… Всякое. Наверняка померещилось. Скоро заря, становится безопасно. Забирай мой хронометр вместе с ридером, сигнал на будильник я поставил — бренчать начнет в восемь утра.

— Что значит «становится безопасно»? — не понял Славик. — А раньше как было?

— Как было, так и было. Потом объясню. Бояться нечего. Видишь, небо на востоке становится оранжевым? Солнце наш союзник. Всё, я баиньки. И бога ради, не клади «Хеклер Кох» на песок — это тебе не калаш, засорится мигом!

Славику было неясно, Иван пугал его неявными намеками на «померещившееся» просто в воспитательных целях (за ним такие шутки не раз наблюдались) или на самом деле что-то было?.. Лучше перебдеть, чем недобдеть!

Ваня знал, что делал — недосказанность стимулирует бдительность, а возможный опыт, получаемый когда время «опасное» истекает, а «безопасное» только подходит, научит остерегаться и оглядываться лучше, чем любые наставления.

Так и получилось.

Славик отошел от костра — по маленькому. Разумеется, круг проигнорировал, да и не знал о нем. Встал возле молодой сосенки, расстегнул пуговицы на штанах «флектарна». Вернул природе излишки жидкости.

— Твою мать!!!

Упитанный кенгуру в полном расцвете сил не сумел бы исполнить столь великолепный прыжок. Разговоры о том, что кратковременный адреналиновый шок способен подвигнуть человека на великие деяния вовсе никакая не мистификация — Славик, используя только мышечную силу, бомбой улетел в сторону метра на два с половиной, неофициально устанавливая если не олимпийский рекорд в области прыжков с места, то сезонный рекорд России точно.

Вырвал две растяжки палатки и неизящно приземлился рядом с костром. Хорошо, не прямо в угли.

— Что такое опять? — взвизгнула молния на тенте, Ваня выглянул наружу. — Живой?

— Там!.. — последовал раскат изумительной, прямо-таки академической лексики образца штрафных рот обеих мировых войн. — Я… Ваня!..

— Что — Ваня? — господин президент корпорации нарочито громко, будто скучающий дворовый пес, зевнул. Посмотрел на небо. Рассветает, солнце взойдет через несколько минут. Отлично. — Тебе было сказано сидеть возле костра и никуда не отлучаться? Было. Какие претензии? Я сплю, разберешься сам…

Вход в палатку закрылся.

Славика будто паралич разбил — как сидел, так и замер в одной позе. При расстегнутых штанах.

Ничего себе, дружеская поддержка!

* * *

— Объясни еще раз, внятно. Что ты видел? — с кротким терпением педагога, беседующего с умственно-отсталым ясельником, спрашивала Алёна. — Меньше эмоций. Сосредоточься. Давай заново… Какое оно было?

— Большое!

— Неужели бегемот? — фыркнул Иван и сразу наткнулся на бешеный взгляд Славика. — Шучу, не дергайся! Алёна Дмитриевна, позвольте мне? Я запомнил морфологические признаки, эта штука полночи вокруг стоянки бродила. Есть мнение, что жизнь — это вовсе не обязательно результат эволюции полимерных соединений углерода, вроде нас с вами, этой травинки, того шмеля или сосны, возле которой мы ночевали. Пока не доказано обратное, можно предполагать существование других, принципиально отличных форм. Энергетическая, информационная, химико-волновая — да какая угодно. Кто вам сказал, будто хомо сапиенс — вершина эволюции, а рядом с нами не обитают другие существа, которых люди попросту не видят? Существование барабашек, призраков и всяких прочих полтергейстов никем не объяснено!

— Боги милостивые, Тор, Один и Бальдр, — ахнул Славик. — Ты веришь в привидений? Ты?!

— Как думаешь, фантом на которого мы наткнулись утром, был объясним, материален и подробно описан в научных трудах?

— Стоп! Тихо! — Алёна похлопала в ладоши, останавливая начинающуюся перепалку. Эти двое, если разойдутся, могу спорить часами. — Ваня, вы действительно отвлеклись от темы! Пускай у Славика афазия на нервной почве и он двух слов внятно произнести не может, но вы-то не увлекайтесь! Забудем про барабашек. Если вы рассмотрели существо, значит можете описать, как оно выглядело.

— Как барабашка, — упрямо сказал Иван. — Появился с восходом луны, со стороны залива. Фосфоресцирующая тень. Сначала подходить близко не решался, держал дистанцию метров сто-сто пятьдесят, слонялся по берегу, внизу. Никаких звуков, вел себя тихо. Потом стал накручивать круги противосолонь, очень быстро — по моим оценкам перемещался со скоростью километров тридцать в час или больше. Приблизился на расстояние нескольких шагов, замер — думаю, рассматривал меня. За круг зайти не сумел, хотя и попытался разок.

— Внешность? — напомнила Алёна.

— Не человек. Устоявшегося облика нет. Эктоплазма какая-то. Большущая амёба с ложноножками. Испускает слабое голубоватое свечение. Я чувствовал запах озона, следовательно, явление имеет энергетическую природу. Но самое главное — от круга оно шарахнулось как от огня, выходит, наши достославные предки точно знали, как защититься от такой вот… Протоплазмы. Это не суеверия и не сказки, обережный круг действует.

— Вспомнил! — воскликнул Славик. — Когда оно меня сцапало за ногу, амулет стал теплым! Даже горячим!

И Славик продемонстрировал висящий на шее молоточек Тора, подаренный Трюггви прошлым годом. Данир тогда объяснил, что в него вложена частица молнии, божественного огня Асгарда, которого боятся «твари с холода» — так скандинавы именовали любую нечистую силу, прочно ассоциируемую со смертоносным морозом, истекающем из ледяной бездны Нифельхейма.

— Альтернативная энергетика, — повторил Иван свой излюбленный постулат. — О которой современный человек и малейшего понятия не имеет. Всё утрачено, забыто, выкорчевано. Сами посудите: наши разговоры о «цивилизованном девятом веке» звучат может быть и остроумно, но абсолютно не реалистично. Давайте признаем наконец, ближайшая «высокая цивилизация» сейчас находится в тысячах километров южнее, в Византии. А Европа от Атлантики до Урала погружена во тьму беспросветного варварства — Тёмные века едва закончились, Средневековье только нарождается, люди на значительной части континента исповедуют анимизм, тотемизм, фетишизм, верят в чудеса, заклинания и табу — точно так же, как верили индоевропейцы-арии десять тысяч лет назад, на своей азиатской прародине… Под этой верой есть серьезнейший базис: предки умели чувствовать и видеть, а мы эти способности утратили.

— Противоречишь сам себе, — сказал Славик. — Мы оба видели барабашку.

— …Только потому, что оказались в естественной среде обитания этих существ, — не задумываясь продолжил Иван. — Здесь их больше, в конце концов! К двадцать первому веку они или вымерли, или ушли.

— Знаете, ребята, как это именуется научным языком? — усмехнулась Алёна. — Какопрагмософия. Неприкладное умствование, сиречь. С вашими способностями можно смело потратить деньги на учреждение Университета сравнительных ненужностей и до хрипоты спорить на Несусветном факультете, почему бороздка проведенная ножом и несколько крупинок соли отпугивают создание, принявшее облик полубесплотной светящейся амёбы. Вы хоть понимаете, что оба несете откровенный бред? Приняв самый заумный вид?

— Наверное, вы правы, — кивнул Ваня. — Обсуждение предметов, о которых не имеешь ни малейшего представления выглядит смешно. А насчет университета — подумаем, изучение ненужностей и максимальный охват всего неинтеллигибельного станет прорывом в науке, десяток Нобелевок возьмем… Хватит болтать, господа и дамы. Славик, засыпь кострище песком, не будем оставлять следов. Ко второй половине дня мы должны добраться, идти осталось всего ничего…

Алёнины инвективы относительно умозрительных выкладок Ивана о происхождении ночного гостя Славика не убедили. Оно существовало, причем было достаточно материальным, чтобы схватить человека за лодыжку, оставив на голенище ботинка отчетливый след — будто напильником провели. Подозрительный момент: от фантома исходил осязаемый холод, общеизвестный признак любой нежити. Добавим, что объявилась тварь после полуночи, а ушла с рассветом.

Какие выводы?

Правильно: натуральнейшая, патентованная нечистая сила. Которой, особо отметим, не бывает.

«Это для нас — не бывает, — поправил сам себя Славик. — Финны, к примеру, живут с «невидимыми» бок о бок столетиями и не особо горюют. Надо будет у Лоухи спросить — если, конечно, старая ведьма согласится рассказать…»

Встреча с емью состоялась когда солнце миновало зенит и чуть было не закончилась малоприятным недоразумением — у ног Ивана в землю воткнулись сразу четыре оперенные охотничьи стрелы. Недвусмысленное предупреждение: стой, а то хуже будет! Самих стрелков видно не было — прятались в камышах на берегу или в березовом перелеске левее и дальше.

Алёна мигом сообразила что надо делать. Вытянула вперед ладони, — общеупотребительный знак мирных намерений, — и выкрикнула на скандинавском, что мы, мол, пришли к Укко и Лоухи, помянула заодно Тихую Иву. Бабушку Славика финны должны были помнить.

Подействовало. Из березняка вышли трое — два парня и женщина постарше, тоже вооруженная луком: в семейной иерархии еми прекрасный пол не занимал подчиненного положения и был вполне самостоятелен, последние отголоски древней матриархальности.

С пятого на десятое объяснились, охотники владели только самыми начатками заморского наречия, в лучшем случае позволявшими торговаться с норманнами, покупавшими шкуры ценного зверя. Однако, кто такой Укко — «Старый», как Славик прозвал главу рода, — поняли моментально, да и упоминание «Стилла Йольстер» вызвало приязненную реакцию.

Оказалось, что деревня стоит вовсе не на побережье, а полутора километрами вверх по течению небольшой речушки впадавшей в залив: строиться в подтапливаемой низине неразумно, при подъеме воды в Невской губе и осенних штормах убытков не оберешься.

Жилища традиционные, свайные, на столбах — еще одно доказательство дремучей архаичности этого народа, словно застрявшего в эпохе неолита. Немудрено, контакты с внешним миром крайне ограничены, емь общается только с ближайшими соседями и иногда со скандинавами или славянами живущими южнее и восточнее. Каждая деревня — замкнутая сама на себя социально-хозяйственная единица на полном самообеспечении, принадлежащая одной разветвленной семье: здесь жило не больше полусотни людей, состоящих в той или иной степени родства.

Полная дюжина квадратных домов с острыми дранковыми крышами, навесы, под которыми хранятся лодки для охоты на воде, открытая кузня, и — надо же! — загончик для лосей. Сохатых используют вместо лошади при пахоте или для верховой езды. Больше никаких крупных домашних животных, только собаки, серые гуси да курицы.

Взглянуть на гостей собрался чуть не весь поселок, однако назойливости финны не проявляли. Постояли, подивились на диковинных пришлецов, да и разошлись — сыновья Старого и вовсе никакого удивления не выказали, эка невидаль! Сам глава семейства был сдержанно-приветлив: хорошо, что заглянули Слейф-жрец, Ивар-серкр и женщина Альвгерд. Пойдемте к очагу, небось проголодались с дороги. Ильмари, Вирта, тащите рыбу и кабанье седло, будем угощать…

Может здешние финны и дикие, но в этикете разбирались досконально — блюли вежество и благочиние свято, как пращурами завещано. Иван, зная что делать, сразу одарил хозяина сокровищами: мешочком с килограммом соли, десятком серебряных монет, кованой бронзовой фибулой и отрезом синего льна белорусского производства — Славику пришлось вчера сбегать в «Дом Тканей». Старый принял подношения с достоинством, но взамен ничего не дал — не время, отдариваться положено когда гости домой соберутся. Зато предложил круговую, деревянную чашу с перебродившим лосиным молоком. Гадость неимоверная, но отказаться нельзя.

Алёна старательно переводила — Укко завел неторопливый разговор о житьи-бытьи. Выдал замуж дочь Хельми, она теперь в деревне води живет, в двух днях пешего пути на закат. В приданое дал кованые серпы, железные наконечники для стрел, пять пчелиных ульев и долбленую лодку. Пуума, сын сестры, добрый охотник, огромного кабана намедни добыл — жуткий вепрь, матерый, мясо два дня коптили. Виды на урожай хорошие, голодными зимой не останемся, особенно много овса уродилось.

Славик, которому Алёна и Иван раньше долго втолковывали, что статус «жреца» подразумевает под собой степенность, молча слушал, кивал, и подумывал, как бы перевести беседу в интересующее концессионеров русло — появлялись ли странные звери, и что слышно о гиблом болоте на противоположном берегу залива? И можно ли будет встретиться со старой шаманкой? Но поначалу требовалось выслушать все немудреные новости финского семейства о свадьбах, смертях, удачной охоте и прочих важнейших составляющих жизни еми.

Старый, будучи человеком мудрым и многоопытным, не стал томить — понимал интерес Слейфа-годи. Как бы мимоходом сказал, что на чужом старом капище нынче тихо, не истекает отдута скверная сила как раз со времени, когда Слейф, Ивар и Сигар туда ходили один солнечный круг тому. Думает Укко, что не зря тогда Юмала разгневался и с небес сошел огонь — негоже это, когда из Туонелы открыт проход в мир живых. Живым — жизнь, мертвым — смерть, так от появления Калева заведено, так правильно и всеми богами одобрено.

— Узнай, емь помогала искать Сереге кости «чужих» зверей? — попросил Славик Алёну.

— Верно, Сигар долго расспрашивал охотников о тварях-не-отсюда, — согласился Укко. — Про повадки их узнать хотел. Сулил награду, если найдутся останки и слово сдержал. Просил поймать живьем хоть одного, Пуума с Хейкки поймали, зверь на дальнем капище у Лоухи живет, она его кормит. Я хочу узнать, сдержит ли Слейф обещание Сигара или он придет сам и отдаст обещанный выкуп?

— Что? — невежливо перебил Славик. — Как он сказал? У них есть живой экземпляр?

— Судя по всему — да, — подтвердила Алёна. — Зачем Старому врать? У еми говорить неправду не принято. Не тараторь, попытаюсь узнать подробнее…

Старый объяснил, что зверь маленький, потому и выловить его было легко. В деревне держать нельзя, чтобы порчу на людей или скотину не навести, а в капище можно — боги защитят от нечистоты. Охотники потом семь дней обряд очищения проходили, скверну избывали. Лоухи чужак не страшен, жрица многим мирам принадлежит, в каждом из них побывала…

— Та-ак, — протянул Иван. — Редкостная удача. Как чувствовал, что наш поход принесет плоды!

— В квартиру я эту дрянь брать не стану, — Славик углядел в Ваниных словах ясный намек и сразу воспротивился: — Никаких потусторонних монстров в доме, даже не уговаривай!

— Сходим к ведьме — посмотрим… Алёна, нас пустят на капище?

— У них очень разветвленная система запретов и табу, с не меньшим количеством исключений и оговорок — иудейские Тора, Мишна и Гемара рядом с языческими обычаями покажется неимоверно скучной подборкой бюрократических инструкций и регламентов, призванных усложнять и портить жизнь простому обывателю. С язычниками-тотемистами иначе — религия для человека, а не для сверх-сверхбожества, абсолютно доминирующего над ничтожными людишками. Надеюсь, получится.

Долго уговаривать Старого не пришлось, просьбу воспринял без эмоций — желаете, так сходим. Лоухи не раз спрашивала, куда Слейф запропал. Другое дело, кого боги пустят к себе, кого нет. Их воля.

— Что значит — пустят, не пустят?

— Если ты богам не мил, захочешь, а на капище не пройдешь, — перевела Алёна. — Спутают тропы, уведут прочь, а захотят — сгинешь. Поэтому не надо быть слишком настойчивым: уяснил, что хода к божьему кругу для тебя нет, лучше сам уйди, не гневи незримых…

Откушали. Холодная копченая кабанятина, пахнущая травами и чесноком. Жареный на углях лосось, похлебка из гороха, мелко нарубленного сала и клюквы: сочетание непривычное, но вкусно. Особенно если посолить.

До самого вечера отдыхали — Укко сказал, что на ночь Ивара и Слейфа устроят в мужском доме, где живет неженатая молодежь, а Альвгерд-коне отдадут ложе второй дочери Старого, девочка уйдет спать к теткиным детям. Бессемейной женщине следует остаться в жилище, где за ней присмотрит хозяйка. Так заповедано, не нам обычай менять.

Ходи где хочешь, смотри, изучай — Иван сразу отправился к кузнецу, знакомиться с достижениями современной технологической мысли еми. Ужаснулся. Любимцы Ильмаринена-коваля трудились в условиях несопоставимых с кузнями норманнов или кривичей, давно использовавших горны из огнеупорного кирпича и мехи с клапанами — изобретения римлян перенимались варварами куда быстрее античной культуры и распространились по всей Европе столетия назад. Здесь же доселе царил кромешный бронзовый век — сыродутная печь, яма для выжигания угля, ни малейшего понятия о сварке, проковке слоев или вытягивании проволоки.

Надо бы показать им что-нибудь — цивилизационного рывка от кузнеца из крошечной деревни ждать не приходится, а жизнь облегчить получится. Алёна Дмитриевна, попытайтесь перевести — я хочу ему помочь…

* * *

Ночь прошла спокойно, Иван сказал, что караулить бессмысленно: мы среди людей, если никто тревожится, то и нам бояться нечего. Перед тем, как отправиться почивать, рассказали Укко о давешнем призраке — глава клана нисколечко не удивился, ответив, что в дюнах всякое можно увидеть, граница суши и моря, где два мира встречаются. Рубеж между глубинами и твердью не принадлежит морским богам, но и боги людей там не хозяева. Вот и появляются другие. Похвалил Ивара-серкра — обережный круг дело доброе, от любого нехорошего духа защитит.

И много здесь таких духов?

Хватает. Но большинству из них человек неинтересен.

В гости к Лоухи отправились с рассветом, сопровождать вызвались сам Укко вместе со старшим сыном. Идти порядочно, будет хорошо, если к полудню поспеем.

С капищами дело тоже обстояло непросто. По объяснениям Старого, таковых в округе насчитывалось аж четыре штуки — ближнее, охотничье, и два дальних, причем одно из них было общим сразу для нескольких родов. Словом, финны жили насыщенной религиозной жизнью.

Прибрежные сосновые рощи постепенно уступили место старому широколиственному лесу. Тропок никаких, как Старый ориентировался — непонятно. Впрочем, эти чащи для него дом родной, знакомый с раннего детства. Несколько раз поворачивали, там поляна нехорошая, а вот здесь топь с редкостно зловредными водяниками. Видите большой камень? Ночами из него халтья выходит, его многие встречали — хранитель этого леса, такой старый, что наверное еще сотворение Калева помнит…

Духи-покровители незримо присутствовали везде, бесчисленный сонм богов, божков и просто «невидимых», оберегающих родники и речушки, овсяные поля, птичьи гнезда и барсучьи норы. Утерянная Вселенная.

— Тут начинается дорога к божьему кругу, — Укко остановился на редкостно мрачной прогалине. Прямо впереди завал бурелома, по сторонам густой ольшаник, со стороны болотца тянет холодком. — Каждый должен пойти сам, в одиночестве. Если боги пропустят, окажешься прямо возле капища… А мы тут подождем.

— И куда нужно идти? — поинтересовался Иван. — Перебираться через бурелом — ноги переломаешь.

— Смотри на солнце, Ивар-серкр. Не сворачивай.

— Кто первый? — спросила Алёна. — Славик, ты у нас посвященный, вот и иди.