Помоги проекту - поделись книгой:
В это время секретарь прокуратуры Маша Гвоздикина увидела из окна женщину лет тридцати. Та шла по проспекту вялой походкой. Женщина смотрела на мир, но видела ли? Нет, не натыкалась, значит, видела. Может, её схватил недуг? Маше казалось, что она о чём-то хочет спросить прохожих. Но женщина не спрашивала.
Она подошла к подъезду прокуратуры, остановилась у гранитных ступенек и упёрлась взглядом в большие золотые буквы на красном стекле. Вывеска «Прокурор» словно парализовала её. Она смотрела и смотрела на стеклянную доску — газету на стенде читают быстрее.
Войдя в канцелярию, женщина застыла у дверей. У неё были глубоко запавшие, мучительные глаза… Она походила на потерпевшую. Так, по крайней мере, показалось Маше. Да и новый прокурор уже не раз объяснял Гвоздикиной, что каждый гражданин должен быть внимательно и терпеливо выслушан.
— Вы по какому вопросу? — спросила Маша.
Женщина что-то невнятно ответила.
— Подойдите ближе, — мягко предложила Гвоздикина голосом, которым говорила только с инспектором уголовного розыска Петельниковым, да и то по чисто личным соображениям.
Женщина подошла, прерывисто вздохнула и спросила:
— Скажите… есть уголовное дело… на Топтунова?
— Есть, — ответила секретарь. — У следователя Рябинина.
Женщина упёрлась рукой в стол. Маша Гвоздикина смотрела сочувственно — она заочно училась на юридическом факультете и недавно слушала лекцию о правовом положении потерпевших.
— А вы его жена? — спросила Гвоздикина, ни капельки в этом не сомневаясь.
— Нет, — тихо ответила женщина.
— Родственница?
— Нет.
— Ну, просто знакомая?
— Нет, нет, — ответила она и попятилась к двери.
— А кто же вы ему? — уже подозрительно спросила секретарь.
— Никто. Я его даже не знаю, — сказала поспешно посетительница и вышла из канцелярии.
Она спустилась по тем же каменным ступенькам и той же вялой походкой, словно наугад, двинулась по проспекту.
«Странно, — думала Маша Гвоздикина, — Топтунов не был ей ни мужем, ни братом, ни родственником. Она его не знала. Она его даже никогда не видела… Тогда зачем же она приходила сюда?»…
Рябинин допрашивал Юханова, механика с маслобазы, тридцатипятилетнего обстоятельного мужчину с широким серьёзным лицом. Они говорили минут десять, но следователь, казалось, уже знал о нём всё. Рябинин мог поклясться, что дома Юханов всё чинит своими руками — от телевизора до санузла; что у него крепкая полированная мебель и финские обои; что он сам покупает мясо и подбивает ботинки металлическими подковками; что этот Юханов — тихая мечта почти любой женщины. Всё это Рябинин знал, хотя говорили они только о маслобазе. Но он не знал, какое отношение имеет механик к похищенному маслу.
— Маловато смогли вы мне сообщить, — посетовал следователь.
— Поймите, я работаю по совместительству. К маслу никакого отношения не имею. Моё дело обеспечить техническую сторону: маслопроводы, заслонки, баки, насосы…
— Но видите людей, бываете на базе.
— Почти не вижу, — перебил Юханов. — Я работаю по совместительству. Приду вечером, там один сторож. Проверю технику и ухожу.
— А где ваша основная работа? — спросил Рябинин.
— На пивоваренном заводе.
К отпуску масла механик не имел отношения. Но совсем ничего не знать и не видеть не мог. Так не бывает.
— Вы в каких отношениях с Топтуновым?
— В нормальных.
Разумеется, этот тип людей всегда со всеми в нормальных отношениях.
— Я вообще со всеми на базе в нормальных отношениях, — подтвердил Юханов мысль следователя.
Даже не в хороших, хорошие отношения требуют души, а именно — в нормальных. Но такие, как этот механик, бывают очень нужными на производстве. Не зря он работал в двух местах.
— Тогда вопрос к специалисту, — сказал Рябинин. — Могло масло протечь в почву?
— За систему трубопроводов я ручаюсь, — даже обиделся Юханов, потому что за эту систему он как раз и отвечал.
— Днище бака?
— Сам лично проверяю. Да и эксперт смотрел.
Пожалуй, механик стоял от масла дальше всех.
Рябинин про себя отнёс его к тому типу людей, которые ни своего не упустят, ни чужого не возьмут.
— Теперь вопрос к человеку. Что вы думаете о Топтунове?
— Кто его знает, — осторожно сказал механик.
— А откровеннее не можете? — усмехнулся Рябинин.
Механик пожал крупными плечами, обтянутыми синим габардиновым пиджаком, который, казалось, треснет по швам от этого шевеленья.
— Я только в технике разбираюсь, — ускользнул он от ответа.
— В технике попроще, — между прочим заметил Рябинин и спросил: — Представьте, что Топтунов не сидел бы в тюрьме, а масло пропало. На кого бы вы подумали?
Теперь усмехнулся Юханов. Широкое лицо стало ещё шире. Глаза блеснули влажными полосками. Для такого лица эти глаза были маловаты: казалось, что там, за прорезями, они нормальные, а на следователя будто в щёлочки подглядывают.
— Формальный вопрос.
— Да, — согласился Рябинин, — но всё-таки ответьте. Только честно.
— И отвечу, — вдруг сразу сказал Юханов. — Я бы подумал не только на Топтунова.
— Но ведь маслом распоряжался только кладовщик, — возразил следователь.
— Не только.
— Рабочие?
— Им без кладовщика ничего не сделать.
— Сторож и уборщица? — на всякий случай спросил Рябинин.
Юханов только дёрнул щекой. Дальше спрашивать не имело смысла, потому что оставался один человек, не упомянутый следователем: Кривощапов Николай Сидорович, заведующий маслобазой. И всё-таки Рябинин осторожно задал вопрос:
— Вы что-нибудь знаете?
— Вот, — удивился Юханов. — Я поделился сомнениями, а вы уже думаете, что я знаю.
— Вы что-нибудь замечали? — настойчиво спросил Рябинин.
— Ничего не замечал, — обрубил механик так, как, наверное, перекусывал клещами проволоку.
Возможно, он ничего и не знал. Но Юханов сообщил важную для следствия деталь: к отпуску масла имел отношение не только Топтунов, но и заведующий маслобазой. Юрков при расследовании исходил их того, что масло отпускал только кладовщик. А тут возникает сразу три версии: масло крал Топтунов, масло крал Кривощапов, масло воровали оба.
Как только за Юхановым закрылась дверь, Рябинин снял трубку и набрал номер телефона уголовного розыска. Знакомый голос отозвался сразу — телефонные звонки в жизни инспектора Петельникова занимали не последнее место.
— Товарищ де Мегрэ ля Бонд ибн Холмс? — внушительно спросил Рябинин.
— Да, это он, — вежливо ответила трубка и так же вежливо спросила: — А это случайно не следователь по особо неважным делам товарищ Рябинин?
— С каких это пор пятьдесят тонн масла стали неважным делом?
— Но какое масло! — удивился Петельников. — Подсолнечное. Я понимаю, украли бы сливочное или… этот… шпиг с корейкой.
— А у меня масло не простое, — не сдавался Рябинин.
— Какое же? — поинтересовался инспектор.
— Нерафинированное, — шёпотом ответил следователь и тут же спросил: — Ты меня понял? Бумага твоему начальнику уже послана.
— Намёк ясен, Сергей Георгиевич, — улыбнулся Петельников. — Завтра подключаюсь.
Они работали вместе не один год.
Маслобаза почти ничем не отличалась от обыкновенной нефтебазы где-нибудь в райцентре: те же баки, горевшие в закатном солнце серебристо-розовым алюминием; те же стриженые тополя, которые насаживают вокруг огнеопасных ёмкостей. Здесь всегда вспоминаются аэродромы — вероятно, из-за окраинного расположения, огромных баков и светлого металла. Вечером маслобаза не работала. Неблизкий шум города да стук моторных лодок с озера только подчёркивали тишину.
Вдоль забора шёл высокий парень лет тридцати в тёмном помятом пиджаке, светлых испачканных брюках и резиновых сапогах. Парень мог бы одним махом перескочить худосочный штакетник, но он постучал в окошко небольшой будки у ворот. Оттуда нескоро вышел старик в ватнике, поверх, которого был наброшен плащ-болонья.
— Ну? — строго спросил он.
— Дедуль, а чего в этом баке налито?
— Чего надо, то и налито, — обрезал дед. — Тебе про то знать не положено.
— Да я, дедуля, после армии. Вот хожу, работу себе поближе присматриваю.
— Тогда другой разговор. Подсолнечное масло у нас нерафинированное.
— Да я так и подумал.
Дед вынес из будки табуретку, а гостю — ящичек с яркой апельсиновой наклейкой. По всему было видно, что старик несказанно рад случайному собеседнику. Усевшись, он уставился на парня, который сразу полез за сигаретами. Когда они закурили, сторож заметил:
— В смысле работы надо иметь рассуждение на предмет специальности.
Гость немного подумал, однако фразу для себя перевёл и согласился.
— Могу кем хочешь.
— Нам кладовщик требуется, поскольку старый сидит. Теперь масло отпускает сам Николай Сидырыч.
— Дедуль, может, замолвишь словечко? Мне от дома близко.
Старик поджал губы, и его коричневое лицо стало бугристым и крепким, как глыба железняка. Потом он встал и молча ушёл в будку.
Гость спокойно курил, поглядывая на баки. Сторож вернулся через несколько минут с буханкой чёрного хлеба, свежими огурцами и кружкой подсолнечного масла.
— Давай перекусим.
— Казённое масло пьёшь, — улыбнулся парень, кивнув на кружку.
— И-и, милый… Тут кладовщик пятьдесят тонн выпил — ничего.
— Как ничего?
— А ничего, сидит теперь, голубчик. А мужик хороший.
Он протянул гостю огурец, отрезал ломоть хлеба и расстелил на краю ящика бумажку с солью.
— А вкусно, — заметил парень, надкусывая огурец, который предварительно макнул в соль и в кружку.
— Ещё б не вкусно, — подтвердил старик, снимая болонью. — Со своего огорода.
— Я про масло говорю, — уточнил гость. — Не зря ваш кладовщик воровал.
Поделиться книгой: