Я не знал, какого пола верхний жилец — мужского или женского, поэтому придал своему голосу подобающую случаю невнятность:
— Э-э-э-э, мисс…р… Крили?
Шаги снова прекратились, я представил себе выражение лица Фельдмауса и чуть не прыснул. Он прокашлялся и сказал:
— Выше на этаж.
— О, прошу прощения, сэр, — извинился я с британским акцентом.
— Вот идиот чёртов, — пробормотал Фельдмаус довольно громко, но без особой злости.
Я прошагал к лестнице, слыша, как он, спотыкаясь, бредёт обратно в постель.
На следующем этаже я повторил процедуру в той же последовательности: выяснил, что в квартире, или, по крайней мере, в прихожей, темно, и нажал кнопку звонка. Если Крили подойдёт к двери, я скажу точно таким же голосом: «Мистер Фельдмаус?» По крайней мере, я знаю теперь, что Фельдмаус — мужчина. Конечно, в дебрях квартиры может скрываться и миссис Фельдмаус, но мне от этого ни тепло ни холодно.
Тогда Крили, мистер или миссис, скажет, что Фельдмаус живёт на этаж ниже, я извинюсь всё с тем же британским акцентом (до сих пор он мне исправно служил). А затем спущусь по лестнице, и не на один этаж, а на целых два, выйду на улицу и, да поможет мне Господь, поймаю тачку и отправлюсь восвояси.
Но шагов за дверью не было слышно.
Я опять позвонил — никакого ответа. Я приставил ухо к двери и позвонил ещё раз — ничего.
На двери было три замка. Я очень быстро отпер все три, или думал, что отпер: средний замок вообще не был заперт, и, вместо того чтобы отодвинуть железные цилиндры, я, наоборот, задвинул их в паз. Пришлось ещё немного поработать отмычками, наконец дверь открылась.
Я толкнул её и вошёл внутрь.
Глава 8
Боже, знали бы вы, какое счастье пережить эти первые мгновения перед работой!
Мне не передать словами то ощущение полноты жизни, полёта, абсолютного блаженства, которое я испытываю каждый раз, вторгаясь в частную жизнь моих клиентов. Кажется, что кровь быстрее обычного разбегается по жилам, все чувства обостряются до предела, а в пальцах начинается приятное, стремительно нарастающее жжение и покалывание. Господи, пишу эти строки и понимаю, что выгляжу как патологический маньяк. Однако врать не стану: я и в тот раз чувствовал необыкновенный подъём энергии, предвкушение нового приключения, при этом у меня не было ощущения опасности — почему-то я как будто знал, что нахожусь там, где мне положено быть, и делаю то, что нужно сделать.
Понятное дело, вы в два счёта можете разделать под орех меня с моими чувствами — и ежу ясно, что я находился там, где законом Соединённых Штатов мне было запрещено находиться, — без спроса на чужой территории, — которую я к тому же собирался ограбить, что, между прочим, тоже запрещено законами нашей страны. Знаю всё это, но ничего не могу поделать. Я чувствовал себя на вершине мира!
На самой вершине, чёрт меня подери!
Пару минут я постоял в прихожей, прислушиваясь к биению сердца, поигрывая мускулами и наслаждаясь нарастающим уровнем адреналина в крови. В квартире было темно, но вскоре глаза мои привыкли к темноте. Первое, что я сделал, — повернулся к двери и запер все три замка. А затем пошёл на экскурсию по комнатам.
Комнат было три. Из прихожей дверь вела в среднюю из них, комбинированную кухню-столовую. Налево открывалась дверь в достаточно просторную гостиную, выходящую окнами на 36-ю улицу. С другой стороны кухни располагалась спальня, почти такая же большая, как гостиная, — её окна выходили через внутренний дворик на 35-ю. Каждую из комнат можно было бы легко переоборудовать в отдельную студию, такие они были огромные, видать, этот Крили (или эта) даже по нью-йоркским меркам был вполне хорошо устроен. (Конечно, не будем забывать, что в каком-нибудь занюханном штате Иллинойс любая необразованная негритянка, живущая на пособие по безработице, имеет примерно столько же квадратных метров, да ещё и бесплатную лужайку в придачу.) Но, ребята, Нью-Йорк — это ведь совсем другое дело!
В спальне на окнах были установлены светонепроницаемые жалюзи: я с удовольствием опустил их, затем задёрнул занавеси. Интересно, для чего Крили понадобилась такая светомаскировка? Может, он работает по ночам, а днём отсыпается? Если так, у меня в запасе куча времени, мне гарантирована целая ночь.
Я включил ночник около кровати и осмотрелся. Огромная кровать — двух-, а то и трехспальная, из датского тика — была застелена, подушки взбиты. Значит, Крили — женщина, или, по крайней мере, живёт с женщиной. Какой мужик будет каждый день стелить постель? Нет, отставной вояка, наверное, всё же застилает свою суровую койку каждое утро, но здесь, похоже, не тот случай. Взгляд, брошенный мной на трюмо красного дерева, заставленное баночками и скляночками с кремами, пудрами, лосьонами и тому подобной ерундой, подтвердил мои умозаключения. Да, Крили — дама, и к тому же не мужланка какая-нибудь, в шкафу у неё было полно платьев на выход, деловых костюмов и изящных спортивных вещей.
Выйдя из спальни, я прикрыл дверь так, чтобы только узкая полоска света освещала мне дорогу, и через кухню прошёл в гостиную, где было посветлее от светивших в окно уличных фонарей. Здесь на окнах висели тяжёлые бархатные занавеси неопределённого цвета, которые, похоже, не снимали со времён вьетнамской войны. Стараясь не чихнуть, я плотно задёрнул их, включил торшер и попытался почувствовать себя как дома.
Иногда мне кажется, что в моей работе этот момент самый приятный: ты уже попал на чужую территорию, но ещё не приступил к работе и на несколько мгновений можешь позволить себе расслабиться. Ты въезжаешь, вползаешь в чужую жизнь так же легко и непринуждённо, как проскользнул в чужую дверь. Я растянулся на диване, потом посидел в креслах, прошёлся вдоль книжных полок (они пестрели книгами в мягких обложках, модные авторы, не самая поганая жёлтая бурда). Это говорило о том, что Крили — дама современных взглядов и следит за новинками литературы, однако принципиально не покупает дорогих книг, таким образом претенциозно заявляя миру об отсутствии у неё претензий. Интересно. Я двинулся на кухню, открыл холодильник. Яйца, бекон, несколько видов колбасы, разнообразный ассортимент дорогих сыров. Молока не нашёл, зато были жирные сливки. Ни пива, ни хлеба, ни печенья. Что это значит? То, что, скорее всего, она придерживается какой-нибудь новомодной диеты, например, кушает одни белки по доктору Аткинсу (кстати, я видел его бессмертный труд на книжной полке).
И похоже, её усилия достигают желанных результатов, судя по размеру одежды в её шкафу. Видимо, похудела она уже давно — даже если раньше была толстушкой, успела избавиться от уличающих её огромных юбок.
Мисс Крили звали Барбара — это я узнал, прочитав какой-то чек из толстой пачки, лежавшей на столе; быстренько просмотрев другие счета, я убедился — да, Барбара, всё верно. Чековой книжки нигде не было видно — скорее всего, Барбара Крили носила её с собой в сумочке. Она жила одна и чаще всего спала тоже одна, хотя, совершенно очевидно, в душе лелеяла Большие Надежды.
Как я это узнал? Ну, заглянул в шкаф для начала — если бы у неё был постоянный бойфренд, я так или иначе обнаружил бы следы его присутствия, однако таковых не нашёл. Кровать Барбара покупала явно в расчёте на совместное использование, если не постоянно, то хотя бы время от времени, но небольшая вмятина, продавленная её телом в матрасе, поведала мне, что чаще всего Барбара спит одна и всегда на правой стороне кровати.
Ну и что тут такого? Да, я проверил матрас. Откинул покрывало и внимательно пощупал с обеих сторон. Вовсе не из похотливых соображений, будьте уверены, а просто из неуёмного любопытства. Знаю, вы скажете, что это точно так же постыдно — ведь я копался в её белье, совал свои защищённые перчатками руки к ней под одеяло. Конечно, закончив осмотр, я застелил постель, но факт остаётся фактом, правильно?
Несколько лет назад одна приятельница Кэролайн рассказала нам, что она чувствовала, когда ограбили её квартиру. Вор, кстати, не так уж много и взял — у неё много и не было, ха-ха-ха, — но не это возмутило и расстроило приятельницу Кэролайн больше всего. «Понимаете, он вошёл ко мне в спальню, — говорила она, содрогаясь от омерзения, — он перетрогал все мои вещи! Мне хотелось сжечь всю одежду, всё бельё и вызвать службу по борьбе с тараканами. Я даже готова была вообще поменять квартиру, перебраться куда угодно, хоть в Небраску, а вы прекрасно знаете, что я думаю о Небраске. Матерь Божия, такое чувство, что меня изнасиловали!»
И я её прекрасно понимаю. Когда мою собственную квартиру обнесли — кстати, совершенно непрофессионально, — я чуть не рехнулся от гнева. Проклятый гад, например, вывалил из шкафа на пол все мои книги — вообще устроил полный свинарник в комнатах. Я тогда в первый раз в жизни понял, что чувствуют ограбленные мной клиенты после моих посещений. Я вяло пытался оправдаться тем, что сам никогда не устраиваю такого беспорядка, не бью посуду, ничего не пачкаю, однако понимал, какой это слабый аргумент. По большому счёту я для моих жертв был точно таким же насильником.
Ну так что же мне теперь — повеситься? Когда-нибудь придёт и мой час, я образумлюсь, исправлюсь и так далее. А пока этого не случилось, дайте и мне хоть немного порадоваться жизни.
Но довольно болтовни — пора было приниматься за дело.
Есть одно выражение, которое, как мне сказали, когда-то придумали солдаты инженерных войск. Сейчас я его часто вижу на футболках, стикерах, приклеенных на задние стёкла машин, и так далее. Слова немного меняются, но в принципе мысль остаётся такой: «Когда ты оказываешься по уши в болоте, а вокруг кишат крокодилы, довольно сложно вспомнить, что ты приехал сюда для того, чтобы осушить это болото».
Вот так и я: поместите меня в чужую квартиру, и я как маньяк начну перебирать личные вещи хозяев, бродить по комнатам, трогать мебель и иногда настолько увлекаюсь, что могу забыть, что меня вообще сюда привело. А приводит меня в чужие дома, друзья, мерзкая, гадкая, неизлечимая жадность.
Ни для кого не секрет, что все воры — жадные. Мне неловко сознаваться в этом, но я обещал быть с вами откровенным. Если бы нам хватало того, что мы можем честно заработать, мы не пошли бы путём порока. Но что же нам делать, если мы хотим больше, чем другие, и я в тот вечер хотел (это и привело меня в квартиру Барбары Крили) забрать всё ценное, что мог у неё найти.
Девушка явно получала очень прилично — иначе не жила бы в такой квартире да ещё в престижном районе, — но где гарантии, что я смогу заработать на этом визите? Может, она хранит деньги в банке? Или спускает всё на путешествия либо на рестораны? А может, вообще снимает банковскую ячейку и хранит драгоценности там?
Я прошёлся с тщательным обыском по всем трём комнатам. К концу осмотра в моём распоряжении оказались следующие предметы: пара золотых серёг, украшенных камнями, весьма похожими на бриллианты и рубины, хорошие швейцарские часы из белого золота и золотой браслет с дурацкими подвесками в виде зверюшек и монеток. Все эти предметы не имели особой художественной ценности, но по граммам и каратам кое на что тянули. К тому же в морозильнике среди бифштексов и котлет я нашёл конверт, содержащий 1240 долларов США мелкими купюрами.
Разумеется, у Барбары Крили были и другие украшения, например кольцо с выгравированной датой окончания школы — золотое с ониксом — и куча всяких браслетов и серёг. А ещё — симпатичный золотой медальон на золотой цепочке, внутри которого я обнаружил портреты двух немолодых людей, скорее всего родителей Барбары.
Можно было бы забрать и их, но, видите ли, у меня своя система грабежа — я стараюсь соотнести рыночную ценность того или иного предмета с его, так сказать, сентиментальной ценностью в глазах владельца. Понимаете, о чём я? Для Барбары фотки её родителей и школьное кольцо, скорее всего, имели личную ценность, так стоило ли мне уж слишком сильно жадничать? В конце концов, я не хотел обижать её, вот и всё, что могу сказать.
Конечно, грабил бы я, к примеру, Элизабет Тейлор, то не стоял бы в раздумье над бриллиантовым колье, даже если бы это был подарок Ричарда Бёртона и чуть раскосые фиалковые глаза кинодивы каждый раз при виде его туманились слезами. Я бы всё равно спёр колье. Я — сентиментальный вор, признаюсь вам и в этом, однако мои сантименты никогда не идут вразрез со здравым смыслом. Но в шкатулке Крили бриллиантовых колье не было, а потому я увязал свою нехитрую добычу в узелок, оставив хозяйке всё остальное.
По пути к выходу я навёл порядок, потом для верности снова прошёлся по квартире, чтобы удостовериться, что вещи лежат и стоят так, как раньше. Ещё раз оглядевшись, я выключил свет в гостиной, раздвинул бархатные шторы, и тут на лестнице раздались громкие шаги.
Вот дьявол, какая непруха!
Я на цыпочках помчался по квартире, выключил свет на кухне и в спальне, всё время прислушиваясь к шуму на лестнице. На втором этаже шаги стихли, и на мгновение я с облегчением подумал, что это вернулась загулявшая миссис Фельдмаус, но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться.
Шаги возобновились, я услышал бормотание — то ли Барбара имела привычку говорить сама с собой, то ли она возвращалась домой не одна. Ну ничего, у меня есть пара минут: пока она будет вскрывать замки — то есть отпирать, — я смогу покинуть её гостеприимный дом через пожарный выход.
Я поднял тяжёлые жалюзи и схватился за створку окна.
Окно не двигалось.
Я дёрнул изо всех сил — не поддаётся! Я ещё раз проверил, не заперто ли оно, — нет, гораздо хуже. Оно вообще было заколочено намертво! Видимо, Барбара, или кто там жил в квартире до неё, параноила насчёт грабителей, смывающихся с места преступления через окно, и наглухо заколотила раму. Проклятье! Конечно, верхняя фрамуга открывалась, но вылезти через неё не представлялось возможным. Идиотка Барбара! А что она будет делать, если начнётся пожар?
Чёрт с ней, что буду делать я? И прямо сейчас?
Нежданные гости уже добрались до двери, теперь я точно знал, что их двое, и один из них говорил басом — стало быть, мужчина. Ай-ай-ай, Барбара, нарушаем свои привычки? Похоже, сегодня ночью тебе уже не придётся спать на правой стороне кровати, так, крошка? Наконец-то счастье улыбнулось и мисс Крили! От меня-то оно как раз отвернулось.
Барбара долго возилась с замками, и я мысленно поблагодарил её за это. Похоже, они с приятелем пропустили не по одной рюмочке. Что ж, типичное поведение для малознакомых людей, собирающихся провести вместе ночь. Тревоги, опасения и моральные запреты обычно исчезают после некоторого количества выпитого алкоголя. Но рано или поздно она всё-таки откроет проклятые замки, и что тогда прикажете делать?
Куда спрятаться? В шкаф? За всё время моей карьеры мне приходилось дважды отсиживаться в шкафу, и оба раза меня не нашли — я нюхом чуял, что в третий раз так не повезёт.
— Мать твою, дай уж мне свои идиотские ключи, — раздражённо сказал басовитый мужской голос, и я понял, что времени у меня не осталось.
Грациознее кошки я кинулся на пол и забился под кровать.
Глава 9
Я старался не слушать.
Я только что признался, что с удовольствием копался в личной жизни Барбары Крили, но это — совсем другое дело. Мы не были с ней знакомы, я только хотел потрогать её вещи и попытаться представить себе, какой должна быть их хозяйка! И вот теперь она сама явилась домой, да не одна, а с любовником. В том, чем они собираются заняться, сомневаться не приходилось, и если избыток страсти не остановит их на полпути и они не решат начать на кухонном столе, то с большой степенью вероятности всё произойдёт прямо у меня над головой.
Я чуть не застонал от досады. Ведь я уже был дома, спрятал инструменты, разделся, выпил чаю и готов был спокойно провести ночь. Ну какого чёрта лысого я попёрся из дома вон? К чему?
Но нет, видимо, для такой личности, как я, спокойно спать в своей кровати слишком скучно. Непременно надо найти приключения на собственную задницу. Что ж, гораздо интереснее проводить ночь под чужой кроватью, прижатым к полу пыльным матрасом. Здесь и сейчас-то места немного, а что будет, когда поверх меня улягутся два тела?
Ну а если кому-нибудь из них придёт в голову заглянуть под кровать — всё, я пропал. Мне отсюда быстро не выскочить. Единственное, что я смогу сделать, — это закрыть голову руками и ждать, когда копы выволокут меня наружу.
— Что-то спать так хочется… — пробормотала женщина.
— Точно, детка, сегодня ты классно выспишься, — бодрым голосом сказал мужчина.
— Глаза прям… закрываются…
— Так и должно быть — эти колёса и лошадь свалят.
— Где это я?
— В твоей собственной квартире, дура, ты живёшь тут, поняла? Эй, а фигурка-то у тебя неплохая, ух, вы только посмотрите на эти буфера! Нет, не падать, не падать, дай-ка я тебя раздену.
— Спать…
Я не мог не слушать и очень скоро понял, что именно происходит у меня над головой. Как он сказал: «эти колёса и лошадь свалят»? Ну конечно, он явно накормил мисс Крили снотворными таблетками, идеальным средством для тех, кто хочет изнасиловать свою жертву без лишних хлопот. Бедная Барбара! Её уже ограбили (хотя она об этом ещё не подозревала), а теперь собирались изнасиловать (хотя, похоже, и
Мне пришло в голову, что следует вмешаться. Но что я мог сделать? Если бы я попытался выбраться из-под кровати, то явно дал бы ему фору — я залетел под кровать головой вперёд, так что выбираться пришлось бы вперёд ногами, и к тому моменту, как моя голова появилась бы из-под оборок, он вполне мог обрушить на неё что-нибудь тяжёлое. Но даже замешкайся он — что бы я сделал? Я никогда не умел толком драться, не боксировал, не занимался восточными единоборствами и, если не ошибаюсь, в последний раз дрался лет в одиннадцать. Тогда Кевин Фогельзанг разбил мне нос, впрочем, вполне заслуженно, вероятно, не стоило чирикать над его ухом «чики-чики-чики-чик!». (Дело в том, что его фамилия на нормальном языке означает «птичий щебет». Если бы я учился в одном классе с Фельдмаусом, я, наверное, пищал бы как мышь «пии-пии-пии», пока не заработал бы синяк под глазом. Да, в одиннадцать лет я мог и ангела вывести из терпения!)
Проблема ещё и в том, что я не только плохой боец, во мне нет также достаточно уверенности, чтобы одним своим видом ввести оппонента в смущение. Скорее наоборот — я сейчас сам пребывал в смущении, хотя даже не видел насильника: мне было достаточно услышать его тяжёлые шаги и басовитый голос, и воображение сразу нарисовало качка килограммов под сто, из тех, что проводят всю жизнь в спортзале, поднимая разные железяки. Конечно, в книгах пишут, что, если сердцем вы чисты, ваша сила удесятерится, но, увы, ко мне это не относилось. Допустим, моя сила возросла бы в десять раз, но его сила в таком случае увеличилась бы в одиннадцать, даже если сердцем он был чёрен, как задница самого чёрного негра.
Понимаете, о чём я? Так что, несмотря на мой рыцарский порыв, я остался лежать под кроватью — распластанный, неподвижный, как кораблик, нарисованный на кусочке холста, пока негодяй не спеша снимал мерки с Барбары Крили.
Я не буду углубляться в то, что произошло в течение следующих десяти-пятнадцати минут, если, конечно, вы не возражаете. Я-то не мог заткнуть уши, и звуки вызывали у меня перед глазами соответствующие картинки, однако оставлю их при себе. Бедная Барбара, конечно, изрядно пострадала, но, по крайней мере, она не понимала этого, так и вам знать ни к чему.
Я только что сказал, что Барбара не понимала, что с ней происходит, но это не значит, что она спала беспробудным сном. В какой-то момент её голос прозвучал звонко и достаточно осмысленно:
— Кто вы? Что вы тут делаете?
— Заткнись, — посоветовал ей насильник.
— Да что тут происходит?
— Ты трахаешься с мужчиной, — сказал он, — да только, к сожалению, утром ничего не сможешь вспомнить. Наверное, удивишься, с чего у тебя там всё болит, а я уж постараюсь, чтобы ты подольше об этом помнила.
Он хрипло рассмеялся, но она ничего не ответила — наверное, снова провалилась в вызванный таблетками сон. Есть такое средство, рогипнол, если то, что я слышал о нём, верно, это снотворное идеально подходит для подобных случаев. Подмешать девушке пару таблеток в напиток — и порядок. Оно начисто отшибает память, к тому же жертва сохраняет подобие двигательной активности, хоть и бессознательной, некоторые даже участвуют в сексуальном контакте, двигаясь в одном ритме с насильником и издавая приличествующие случаю стоны и вздохи.
Так что, если хотите, запомните — рогипнол, лекарство для быстрой любви без последствий. Я одного не могу понять: зачем кто-то хочет его использовать на живом человеке? Где удовольствие от сексуального контакта с бессознательным существом, которое никогда даже не вспомнит вас? В чём прикол в таком, с позволения сказать, сексе? Не лучше ли заняться любовью с надувной куклой?
Если подумать, многие именно так и поступают — по крайней мере, секс-индустрия производит их миллионами штук. Видимо, огромному количеству мужчин наплевать, хорошо ли их партнёрше и даже существует ли она вообще. Но в принципе я понимаю, что настоящая, накачанная наркотиками женщина гораздо удобнее резиновой. Во-первых, её не надо надувать, она сразу готова к использованию, а во-вторых, можно не бояться, что в критический момент она вдруг сдуется.
Полагаю, что Барбара Крили в своей роли живой резиновой куклы функционировала вполне удовлетворительно, поскольку её партнёр, похоже, получал от процесса огромное удовольствие. Он громко сопел, урчал и кряхтел, повторяя «детка, детка, ну давай же» и тому подобную мерзость, а в конце уже и вовсе дал волю крикам. Затем кровать наконец-то перестала двигаться надо мной, и подонок ненадолго заткнулся. Потом поднялся с кровати и, видимо, уставился на свою жертву.
— Неплохо, неплохо, — заметил он. — А ты, оказывается, горячая штучка! Для дохлятины так просто первый класс. — Он захохотал тем же грубым смехом, что я слышал раньше, а потом сказал с издевательской нежностью: — Дорогая, а тебе понравилось? Тебе было хорошо? — И снова начал ржать как конь.
Я в ужасе замер. «Для дохлятины»? Неужели это были не просто таблетки? Нет, не может быть! Да нет же, он только напичкал её рогипнолом, чтобы попользоваться, — не до смерти, а так, на время, до утра.
Пока я гадал, не случилось ли здесь, часом, ещё и убийства, отморозок прошлёпал по квартире, топая, роняя стулья и гремя ящиками. Сколько шума он производил! И я скоро понял, чем именно он занимается. Проклятый мародёр! Но всё равно я ничего не мог поделать. Просто лежал под кроватью, как пыльный мешок, и ждал.
Потом этот гад на время заткнулся, мне даже пришло в голову, что, возможно, он слинял по-тихому, но нет, шаги снова раздались у меня над ухом, и я услышал странное электрическое жужжание. «Это ещё что?» — подумал я.
И тут он заговорил:
— Ага, значит, нас зовут Барбара. — Похоже, он только сейчас узнал её имя. — Куколка Барби, так выходит? Куколки должны быть гладенькие. Везде… Барби, не возражаешь, если я сделаю тебе интимную причёску? Маленький сюрприз… Кстати, на будущее — мужчины не любят, когда им приходится продираться сквозь заросли. Поняла, крошка?
Бритва продолжала жужжать.
— Да ладно, плевать на твою растительность, — пробормотал подонок. За этими словами последовал резкий стук — видимо, он швырнул бритву на пол. — Ладно, пока, — сказал он. — Спи спокойно, глупая корова!
Захлопнув за собой дверь квартиры, он затопал вниз по лестнице. Я услышал, как стукнула входная дверь. Героический грабитель (думаю, понятно, о ком речь) подождал ещё немного для верности, а потом, извиваясь всем телом как червяк, вылез из-под кровати на свет божий.
Мерзавец насильник оставил после себя прямо-таки чудовищный беспорядок — видимо, искал, чем бы поживиться. Ограбив бедную Барбару сексуально, он решил, что не грех напоследок ограбить её и материально.