Помоги проекту - поделись книгой:
Слева от Плетнера лежит прах Н. В. Осипова. На могиле краткая надпись: «47 лет от роду». В памяти ожили неоднократные встречи с известным американским архитектором Владимиром Николаевичем Осиповым (Vladimir Ossipoff), который жил в Гонолулу. Он мне рассказал, что его отец, полковник и военный агент, по каким-то причинам покончил жизнь самоубийством.
Помимо русских могил на Иностранном кладбище много захоронений православных греков, есть и мусульманские, и еврейские могилы. Среди похороненных здесь людей есть прибывшие из Европы, России, Сирии и США. Немного сетовал на то, что могилы моих соотечественников разбросаны по всему кладбищу, и я не успевал составить список всех. Я уже примелькался на этом погосте. Рабочие время от времени подходили и вежливо спрашивали: не нуждаюсь ли я в помощи поиска «своих родственников». Я хорошо знал, что мои исследования могут не получить одобрения от администрации кладбища, которое считается частью национального парка. Тем не менее на свой страх и риск продолжал без устали ходить по кладбищу и заносить надгробные надписи в свою записную книжку.
Все-таки я решился попросить интервью у главной администрации, но, как и ожидал, никаких сведений не получил, натолкнувшись на вежливое равнодушие.
— Увы, ничего не можем конкретного сказать о могилах ваших соотечественников…
Удалось выпытать, что кладбищенский хранитель может располагать некоторой информацией. Ничего не оставалось, как раскрыть свое инкогнито. Правда, решил представиться не просто исследователем из России, а представителем некой Ассоциации родственников россиян, похороненных в Японии. Моя «легенда» нисколько не удивила хранителя, в сторожке которого я каждый раз расписывался в толстой амбарной книге по учету посетителей кладбища.
— То-то я смотрю, вы так долго ходите по могилам! Говорите, не удалось узнать у администрации даже историю этого кладбища? Да откуда они могут знать, если часто меняются. Я же проработал здесь более четверти века! Первое кладбище, на котором хоронили иностранцев, находилось в Онохама (Onohama), около устья реки Икута, и возникло еще в 1867 г. Оно использовалось властями иностранной концессии почти 30 лет и было закрыто в 1899 г. Сейчас на этом месте находится коммерческий центр Кобе. Другое кладбище существовало в Сухогара (Shuhogara) вплоть до окончания Второй мировой войны. Видели памятники со следами взрывов? Да, им довелось пережить страшные бомбардировки. Уже потом могилы бережно перенесли сюда.
Мы долго разговаривали. Я в деталях рассказал, что составил тщательные списки русских захоронений в Хакодате и Нагасаки, предполагая, что в России могут найтись родственники тех, кто умер и похоронен в Японии. Мой собеседник часто кивал, соглашаясь, что это нужная работа.
— Увы, как вы знаете, по существующему в Японии положению, мы не имеем права давать список захороненных на кладбище, тем самым сохраняя право на частную жизнь. Но ваш случай особый. Я все же возьму на себя смелость и покажу один материал, который может показаться вам интересным.
Хранитель вышел из комнаты, а спустя минуту вернулся, держа в руках огромный альбом.
— Это основной архивный список захоронений нашего кладбища, составленный по национальностям.
Я ахнул, раскрыв бесценную книгу. Каждая графа с фамилией погребенного сообщала не только года рождения и смерти, но даже кто организовывал и оплачивал похороны. Только как успеть переписать все эти сведения?
Увидев мои дрожащие руки, собеседник еще раз улыбнулся и сказал:
— Ладно, пойду на некоторые нарушения должностной инструкции и разрешу вам сфотографировать эту книгу.
Трудно передать чувство благодарности, которое я испытал к этому кладбищенскому служащему, понявшему важность моей работы и разрешившему вернуть в Россию имена давно захороненных соотечественников. Я не являюсь религиозным человеком, скорее отношусь к агностикам, но предполагаю, что умерший человек продолжает жить, пока о нем помнят. Возможно, кто-то считал его отрицательной личностью, авантюристом или фашистом. Современники зачастую с легкостью навешивают на человека тот или иной ярлык, но следующими поколениями он может оцениваться совсем по-другому. Именно поэтому о нем нужно сохранить Слово.
Разумеется, составление списков лиц, похороненных на разных погостах, тем более их биографий, непростой процесс, а часто и запутанный. В полевых исследованиях за рубежом всегда обращаю внимание на русские кладбища и вывел для себя следующий закон: знание биографий людей, закончивших там свой жизненный путь, прямо пропорционально соответствует нашим представлениям об объективных исторических процессах, протекавших в той или иной общине, будь то в Токио, Кобе или Сан-Франциско. К примеру, в современных публикациях о русских в японском Кобе встречаются сведения только о трех-пяти процентах людей, похороненных на здешнем русском погосте. Значит, остальные историкам либо неизвестны вовсе, либо не найдено достаточно фактов об их жизни в Японии. Это отнюдь не означает, что следует писать обо всех поголовно, но учитывать каждую судьбу, безусловно, нужно. Только в этом случае можно сказать, что исследователь что-то знает. Так что найти нужно Слово, а это во много раз сложнее, чем найти иголку в стогу сена!
Туристический центр Кобе размещается в районе Китано, где издавна жили иностранцы, то есть мои соотечественники. До наших дней сохранился дом Парашутиных: он включен в музейную экспозицию «Кобе Идзин-кан» (Дома иностранцев в Кобе), посвященную истории возникновения и развития иностранного сеттльмента. После смерти хозяев здание было приобретено одной из местных японских компаний, и сейчас там открыто кафе для туристов и зал для проведения брачных церемоний.
Бывший солдат каппелевской армии Ф. М. Парашутин после Гражданской войны оказался в Харбине, а оттуда в 1926 г. перебрался со второй женой Александрой Николаевной в Японию, работал «отрезчиком», потом завел в Хиросиме собственный магазин европейской одежды. Атомный взрыв в одночасье сделал их бедняками. Федор и Александра за минуту потеряли все свое имущество, но выжили. В то время выходцы из России поддерживали друг с другом довольно тесные связи, и Параигутины отправились к своему знакомому в Кобе, где местные жители помогли им, чем могли. Послевоенная деловая активность позволила Парашутину быстро подняться на ноги: мелкооптовая торговля, связи с американцами. Работали не покладая рук и из нужды выкарабкались быстро, но последствия атомного взрыва все-таки сказались на здоровье. У Федора со времени развился рак гортани. После операции он мог говорить только при помощи специального аппарата. До конца жизни его опекал Комитет жертв Хиросимы.
Пережитое во время Гражданской войны и атомный кошмар в Хиросиме привели Федора Парашутина к Богу. За деятельное участие в делах церкви его избрали в 1953 г. старостой и казначеем небольшого православного прихода Святых апостолов Петра и Павла. Сначала он размещался в деревянном доме, а затем при личном участии Федора Михайловича построили каменную церковь.
Детей у Парашутиных не было. Поэтому глава семьи предпринимал большие усилия, чтобы отыскать через Красный Крест свою бывшую семью в России. В частности, в 1967 г. он писал в Воткинск, один из центров формирования каппелевской армии. Оказалось, что не напрасно: нашлись дети. Сын Андрей сразу же отказался от отца. Федору Михайловичу ответила дочь Елена.
Похоронив в июле 1980 г. жену, Парашутин пригласил Елену приехать в гости. В Советском посольстве ему отказали, как потерявшему гражданство. Старик не отступился. Отмечают, что Елену Федоровну вызывали в соответствующие органы, просили отказаться от встречи с отцом. Но деревенская женщина не испугалась, хотя отца почти не помнила. После ходатайства Комитета жертв Хиросимы и Японо-советского общества ей все-таки позволили выехать в Японию. Встреча состоялась через 63 года после разлуки. Отцу было 87 лет, дочери — 65. Об их встрече, как об особом событии, сообщали тогда многие газеты Японии. Из различных городов страны специально ехали русские эмигранты, чтобы поговорить с женщиной из советской России, из первых уст услышать, какая жизнь сейчас на их родине.
Собираясь за рубеж, Елена, разумеется, надела свою лучшую одежду: желтую шерстяную кофту и яркий цветастый платок. Увидев этот наряд, в котором гостью возили по представительствам и мэриям, русские пришли в ужас и выдвинули Федору условие: привести дочь в цивилизованный вид. Отец повез ее в магазин модной одежды и парикмахерскую. Когда через месяц преображенная Елена вернулась в Россию, ее, в свою очередь, долго не могли узнать домашние: они ведь ожидали бабушку в платочке.
Из долгих разговоров с дочерью Федор узнал, как тяжело и голодно жила семья, оставленная им в России, и выжили они только благодаря «красным» братьям Федора, что Елена все детство носила унизительную кличку «белобандитский щенок», что его служба в армии Колчака и через много лет аукалась семье: муж Елены, секретарь комсомольской ячейки, был исключен из рядов ВЛКСМ как «белобандитский зять», с той же формулировкой его признали недостойным службы в армии, что тогда считалось страшным позором. Федор, слушая дочь, плакал и без конца повторял: «Прости».
Все вокруг убеждали Парашутина оставить Елену в Японии, но он сказал: «Я всю жизнь страдал, потеряв свою землю, близких, и не могу позволить, чтобы Елена тоже узнала, что такое тоска». Но и уехать с дочерью у него тогда не хватило решимости, о чем он потом горько сожалел. Проводив Елену, он практически сразу же начал готовить документы для ее следующего приезда, в который он намеревался продать все имущество и вместе с дочерью вернуться на родину.
Второе посещение Японии стало для Елены печальным: она застала отца полностью парализованным в токийской больнице. Говорить он не мог. Через неделю, 27 ноября 1984 г., Федор Михайлович скончался. Похоронили его на Иностранном кладбище в Кобе.
До православной церкви в Кобе добраться очень легко: она расположена всего в пятистах метрах от станции. По пути зашел в ресторан «Балалайка», который располагался на третьем этаже одного из домов. Одежда у официантов соответствует названию ресторана — в стиле «а ля русс».
В сувенирном киоске множество изделий русских народных промыслов: видимо, обмен налажен. В зале довольно много посетителей. Я заказал себе котлету с рисом. Ожидая, когда принесут еду, разглядывал столик с небольшой коллекцией русской литературы, в основном журналов и путеводителей. Среди них обнаружил и книгу отзывов, что необычно для японских ресторанов. Скорее всего, это тоже дань русским реалиям. Полистав, обнаружил, что отзывы японцев, как правило, восторженные. Много записей сделали и русские. Среди них нашел и такую: «Держитесь, девчонки!» Интересно, к кому она была обращена: к молодым японкам — служащим этого ресторана или девушкам, приезжающим в Японию на заработки.
Современный храм Успения Пресвятой Богородицы (Kitano Russian Orthodox Church) построили в 1952 г., и богослужения там ведутся на японском и церковнославянском языках. В храме почти пятьдесят лет служил протоиерей Василий Сакаи, вышедший за штат по возрасту решением Всеяпонского собора 2004 г. Батюшка уже поджидал меня у входа.
— Проходите.
Николай Дмитриев закончил Московскую духовную семинарию, затем учился в Московской духовной академии, приняв сан в 1990 г. Приехав в Японию, стал священником в Мацумато. В 2001 г. он перешел на службу в главный собор Японии — Николай-До. Через шесть лет, в июле 2007 г., его перевели в Кобе, где жило немало выходцев из России.
— В приходе около 150 человек, — рассказывал мой собеседник, — почти 80 процентов японцы. Возраст выше 50 лет. Весьма необычный приход, имеющий большую русскую историю. Только взгляните на этот иконостас…
Я уже почувствовал особую атмосферу храма: в его простенькой архитектуре, небольшом молельном зале, в иконах, часть которых написана легендарной Ямасита, а другие, вероятно, подарены русскими эмигрантами. Мне показалось, что я нахожусь где-то в российской глубинке.
Мы долго разговаривали с отцом Николаем о приходских делах, о жизни в Японии. В конце нашей встречи батюшка показал мне старинный альбом, принадлежавший какому-то эмигранту, и разрешил его сфотографировать. В нем я обнаружил немало интересных фотографий из жизни старого прихода. Жаль, что уже не определить, кому принадлежала эта редкость.
В поезде много тех, кто едет на отдых к морю. Летом жизнь в Токио осложняют жара и духота, вот и пользуются горожане близостью побережья. Я же листал путеводитель, воскрешая в памяти дела давно минувших дней. Японцы стараются сохранять память о прошлом. Появление в Японии первого Российского посольства, подписание важных документов, строительство в Хеде судна для русских взамен погибшего — все это стало весьма примечательными событиями.
В апреле 1891 г. в честь предполагаемого посещения Хеды цесаревичем Николаем жители поселка учредили инициативную группу по сооружению «Памятника корабелам», построившим первое японское судно по европейским стандартам. Узнав о том, что в Оцу произошло покушение на российского наследника престола, жители Хеды отправили ему письмо с выражением сочувствия и пожеланием скорейшего выздоровления. Русско-японская война не обошла стороной поселок, обескуражив многих. Из призванных на поля сражений жителей Хеды семеро так и не вернулись к своим очагам. Но даже война не поколебала чувство дружбы.
В 1923 г. здесь осуществили давний замысел и соорудили памятник корабелам.
Рыбаки поселка Хеда всегда ходили на промысел далеко в море, но в 1965 г. они попали в тайфун в районе острова Агриган (Марианский архипелаг). Семьдесят четыре рыбака погибли. С тех пор жители поселка не удаляются от родных берегов, а дополнительным источником существования помимо рыболовства в прибрежных водах стал туризм. Поэтому неудивительно, что в 1969 г. при финансовой помощи советского правительства в поселке построили Музей кораблестроения, где разместились и экспонаты, переданные из России.
На площади у небольшого вокзальчика собрано множество магазинов, которые предлагают пестрые купальники, необъятные полотенца, надувные матрасы, мячи и прочие пляжные принадлежности. Были в них и неказистые сувениры, совсем другого качества, нежели в первые годы знакомства иностранцев с Японией. Моряки писали в своих воспоминаниях, что в многочисленных лавках продавалось много хороших товаров: лакированные и инкрустированные изделия великолепной отделки, шелк, фарфор. Стоили они совсем недорого. Русских очень привлекли невиданные ими раньше затейливые безделушки с незнакомым названием. «Это нэцкэ, — писал Корнилов, — большие резные брелки, которыми японцы привешивают за пояс табачные кисеты. Нэцкэ делают из кости или крепкого дерева и представляют отдельные человеческие фигуры, зверей, здания, деревья и целые группы людей с комическим, по большей части, содержанием. По художественной отчетливости выполнены они неоценимо».
В туристическом агентстве, которые имеются в каждом городке, претендующем на получение прибыли от приезжих гостей, мне предложили несколько карт и принялись объяснять, где что находится. Сразу хочу предупредить потенциальных туристов в Японию, что англоговорящие экскурсоводы имеются только в крупных городах, таких как Токио или Киото. В глубинке же без знания японского языка не обойтись.
Пошел прямо по улице, разглядывая по пути всякие надписи, указывающие на важные объекты. Храм Тёра-кудзи, где проходили русско-японские переговоры, оказался приземистым и совсем неказистым. По каменной лестнице поднялся наверх, откуда увидел картину, знакомую по многим открыткам и фотографиям: спокойная бухта с туристическим пароходиком, стилизованным под старину, живописные берега с песчаными пляжами. Скалы, о которые разбилась «Диана», вовсе не выглядели опасными. Какая-то старушка, мывшая посуду, увидев меня, быстро вытерла руки и предложила пройти в соседний домик, где в одной из комнат устроен маленький музей, который лучше было назвать выставкой. На нескольких витринах размещались немудреные экспонаты: старые фотографии, туристические сувениры и буклеты, газетные вырезки.
Увидев, что собираюсь фотографировать, старушка замахала руками — запрещено! Понятно, когда бываешь в храмах, нужно вести себя соответствующим образом. В другой комнате — большая картина-панорама с изображением атомной бомбардировки в Нагасаки. Так сказать, ненавязчивый намек о том, что принесло открытие Японии. В то же время нигде нет упоминания о том, что делала Япония в Корее и Китае.
На обратном пути увидел памятный знак в честь миссии Евфимия Путятина. На прямоугольной гранитной плите около двух метров в высоту на русском и японском языках высечена краткая история визита адмирала в Японию. Точно такой же памятный знак решили установить и в Кронштадте. Он был открыт 16 апреля 2005 г., когда в Симоде состоялась торжественная церемония, посвященная 150-летию межгосударственных отношений между Россией и Японией. На церемонии присутствовали премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми, министр иностранных дел Нобутака Матимура, министр по особым поручениям Юрико Коикэ, посол России в Японии Александр Лосюков, а также депутаты японского парламента, представители органов местного самоуправления, студенты и др. Всего собралось около 430 человек.
Побродив по галечному пляжу, я направился в сторону буддийского храма Гёкусэндзи. Еще издали приметил японские могилы. У входа объяснение, что это и есть тот храм, где нашли последний покой первые иностранные гости Страны восходящего солнца. Именно здесь в 1856–1859 гг. располагалось первое американское консульство. Здесь же были похоронены и американские моряки, свидетельством чему является выбитая на камне подпись президента Клинтона. Что ж, американцы не забывают своих соотечественников, нашедших последний причал на японском берегу. Стройные ряды памятников, похожих на японские и китайские монументы. Здесь должны быть и русские могилы. Но где? С трудом нашел окошечко, в котором продавалась нехитрые амулеты и сувениры.
— Да, да, пройдите в сторону и прямо по лестнице вверх…
Три памятника наподобие американских. Рядом с ними еще один, который почему-то повернут не в ту сторону. Стертые надписи едва различимы… Эх, составить бы полный список русских могил в Японии!
Без православного кафедрального собора Воскресения Христова, или Николай-До, как его называют японцы, невозможно представить Токио. Хотя современные небоскребы и высотные дома уже не позволяют храму главенствовать над прилегающими районами, тем не менее собор относится к наиболее важным достопримечательностям японской столицы и отмечен на всех картах.
О петербургском архитекторе этого собора М. А. Щурупове сегодня могут рассказать только специалисты да краеведы. К наиболее удачным его работам относят церковь Воздвижения Креста Господня на углу Большой Посадской и Малой Монетной улиц в Петербурге и церковь Смоленской иконы Божьей Матери в селе Смоленском по Шлиссельбургскому тракту. К сожалению, почти все его творения в России разрушены, и кафедральный собор в Токио является едва ли не единственным сохранившимся архитектурным шедевром талантливого мастера. Что же касается владыки Николая, посвятившему этому храму более 30 лет жизни, то собор олицетворяет собой тот успех на ниве православия, которого добился Николай Японский.
Архиепископа похоронили на кладбище Янака, одном из самых известных в Токио. Владыку Николая всегда почитали в Японии, во время же роскошных похорон японцы, причем не только православные, испытывали трепет. Щепки от его гроба верующие сохраняли как святыню.
Архиепископ Николай Японский был прославлен в лике святых Русской православной церковью. 10 апреля 1970 г. указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия его канонизировали с титулом равноапостольного. Он стал первым святым Японской православной церкви. Японские православные неоднократно хотели перенести мощи Николая в собор, но им не разрешили, отметив, что святой Николай принадлежит всему японскому народу, независимо от вероисповедания, и останки его должны остаться на городском кладбище. Несмотря на это, некоторые частицы все же были извлечены и перенесены в разные храмы. В Токийском соборе есть мощевик святителя Николая. Хотя все и называют Воскресенский собор именем Николая, но только в 1978 г. на южной стороне прихожане построили небольшую часовенку в честь первого православного святого Японии. Икона с частицами мощей недавно появилась и в Хакодате, а в 2003 г. митрополит Токийский Даниил передал частичку мощей миссионера приходу на его родине, в деревне Береза. Частица мощей святителя также имеется в Никольском митрополичьем соборе Американской православной церкви в Вашингтоне. Икона же или фреска святого покровителя этой земли украшает каждый храм Японской православной церкви.
Казалось, что собор Воскресения Христова в Токио может простоять века, но стены со временем начали ветшать. Поэтому Министерство культуры Японии и токийский муниципалитет в 1990 г. решили начать масштабные работы по реставрации главного православного храма в Стране восходящего солнца. Японцы постарались все сделать тщательно и надолго, особенно много провозились с реставрацией колокольни и купола собора. В 1998 г. состоялось торжественное освящение обновленного храма. Сейчас в соборе имеются три придела: северный посвящен святому Сергию Радонежскому, южный — святителю Николаю Японскому, а третий — в честь Иоанна Предтечи.
…Калитка на кладбище Янака оказалась запертой, а железная изгородь, за которой лежали последние иерархи русской духовной миссии в Японии, была высокой и казалась неприступной. Я обошел вокруг всего кладбища, расположенного прямо в центре Токио, чтобы найти человека, который мог бы впустить меня на его территорию, но все усилия были напрасными. Не могла помочь и сопровождавшая меня Мияко Мацумура. Устав от и безуспешных поисков, присел у калитки и задумался, каким же образом я могу положить на могилы соотечественников свой скромный букет. Задумчиво посмотрел я на ажурную изгородь, и она уже не показалась мне такой уж непреодолимой. Моя спутница, заметив мой взгляд, понимающе кивнула, и через минуту я уже был по ту сторону ограды. Архиепископ Николай Японский и митрополит Сергий похоронены рядом, и в другой жизни оставаясь единомышленниками.
Сегодня Японская православная церковь является самостоятельной (автокефальной), независимой от Московской патриархии, которая держит в Токио небольшое подворье с одним священником. Он же обслуживает группу потомков русских эмигрантов, живущих сегодня в Токио и Йокогаме. Но русские ходят и в Николай-До. Сестричеством кафедрального собора руководит Ирина Долгова (Ariana Dolgoff), одна из немногих, кто помнит и хорошо знает русское прошлое Токио. Ее родители умерли почти в одно и то же время в 1944–1945 гг. Сироту удочерили токийцы Владимир Сергеевич и Елена Николаевна Долговы. Сестричество было создано русскими женщинами и православными японками в январе 1952 г. Его обязанности широки: от помощи в организации богослужения до приготовления трапезы по воскресеньям и православным праздникам, не забыты бывают и японские знаменательные даты. Женщины помогают на встречах и концертах в Дни пожилых людей, вместе встречают Новый год, много времени посвящают православной молодежи, считают своим долгом проводить экскурсии по собору. Много сил сестричество тратит на сбор пожертвований.
Благодаря усилиям Ирины Долговой оформлена комната, где собираются русскоговорящие прихожане. Придя туда первый раз, поразился обилию старинных фотографий на стенах. Спросив у одного прихожанина о разрешении сфотографировать, получил ответ:
— Почему бы и нет…
Как только мой фотоаппарат защелкал, подошла миловидная женщина с русско-японскими чертами и на отличном русском языке строго спросила:
— А кто вам разрешил?..
Так я познакомился, а потом и подружился с Мусой Кагава, которая многое рассказала мне о своей семье, имевшей многовековые самурайские и дворянские корни.
Хотя я и постарался отправиться в путь чуть позже утреннего часа пик, когда токийцы спешат на работу, станция Сибуя все же встретила меня гулом толпы. Нескончаемые потоки людей растекались от входа к нужной платформе, куда то и дело подходили поезда. Пройдя мимо основной железнодорожной станции, оказался около турникетов местной линии Tokyo. Все-таки первый поток схлынул, и я сел в полупустой экспресс, идущий до Motomachi — Chukagai, то есть в Йокогаму. А ехал я на встречу… с прошлым. Каждый раз, когда бываю в Токио, какая-то неведомая сила влечет меня на Иностранное кладбище, расположенное в этом городе, которое отличается от русских погостов Хакодате и Нагасаки. В Йокогаме могилы моих соотечественников как бы растворились среди надгробий других иностранцев.
Поезд мчался с отличной скоростью — вот бы такую нашим владивостокским электричкам! Пока в течение сорока минут я глазел на окрестности и вспоминал своих героев, которые регулярно совершали этот путь в прошлом, поезд прибыл на конечную станцую. Мой выход — в сторону Motomachi. Оставив справа полицейскую будку, про себя отметил, что история поста японских стражей порядка ведется со времен трагического убийства Романа Мофета и Ивана Соколова.
Стрелка «Yamate Foreign Cemetery — 260 m» показала мне нужное направление, а вот и само кладбище. В определенные дни туристам разрешено заходить сюда, заплатив за вход 200 иен или больше — по желанию, так как плата расценивается как добровольное пожертвование на благоустройство кладбища. При этом обязательным условием является то, что турист будет ходить только по основным аллеям.
Я склонил голову и над общим памятным монументом русским морякам: «Вы нашли свой последний приют вдали от России. От моряков Тихоокеанского флота и жителей Владивостока». Чуть сбоку прикреплена табличка: «Our sincere thanks this masonry project was completed using proceeds from the 2-nd foreign cemetery benefit concert led by maestro Seiji Ozawa and his colleagues and supported by his wife Mrs. Vera Ilyn Ozaw».
Наверху приметил мраморный обелиск Ричарда Аллана (Richard Allan), скончавшегося 30 сентября 1946 г. И вновь огромный участок, поросший травой. Где-то здесь должен находиться первый памятник русским морякам: мичману Роману Самойловичу Мофету и матросу Соколову, погибшим 14 августа 1859 г. В свое время японцы клялись, что сохранят этот памятник на века, но позднее они не стали копаться в древней истории, хотя ее незнание и не освобождает от ответственности за ее уроки!
Иду наверх по тропинке. От недавнего дождя воздух свеж, но совсем не холодно, хотя на дворе декабрь. В России давно зима, а здесь вовсю цветут цветы, и многие деревья даже не думают желтеть. Но есть и те, что начали сбрасывать листву, она шуршит под ногами. Между могилами много свободного места, но это не значит, что там никто не лежит. Когда-то были и надгробья над могилами, но время сделало свое дело. Некоторые старые памятники совсем почернели и покрылись мхом. Их легко отличить от относительно новых захоронений, которые хорошо выглядят. Мхом зарос и давно положенный асфальт, на котором скользят ноги. Во многих местах видны водопроводные краны, около которых стоят ведра и щетки для уборки.
Взгляд ищет русские надписи, но пока ничего интересного нет, приметил лишь памятники на могилах нескольких поколений семьи Martin. Вот к привальной стенке прислонены два темных, почти черных надгробных камня, изготовленных из песчаника. Пригляделся: соотечественники! Одно надгробие когда-то стояло на могиле квартирмейстера корвета «Аскольд» Якова Усолодягина, а вот вторую фамилию, как ни старался, не смог прочитать. Что-то вроде «Нишильтинг», не видны и даты. Рядом с этими памятниками стоит еще один, принадлежащий иностранному моряку. Могилы же этих людей навсегда утеряны. А может, их места занял некий Frank Britton, умерший сравнительно недавно, в июне 1966 г.?
Хотя Иностранное кладбище в Йокогаме нельзя отнести к категории заброшенных, здесь можно провести не один десяток лет, занимаясь исследованиями. Увы, теперь не установить, кто и как потерял свои надгробия. Знаменитое землетрясение 1923 г., многочисленные бомбардировки Второй мировой войны, да и просто забвение перетасовали памятники, как картежник тасует свои карты. Регистрационные книги кладбища также навсегда утеряны во время войны. Поэтому и появился здесь любопытный памятник с надписью «In memory of the unknown» — «В память о неизвестном!»
Огромный памятник в виде лежащего креста, сложенный из нескольких частей. Здесь нашел вечное упокоение первый русский предприниматель в Японии 40-летний Петр Алексеевич Алексеев. Памятник поставлен женой Софьей Абрамовной. Могила весьма примечательна, мимо не пройдешь. Зато рядом, как в коммунальной квартире: памятники громоздятся один над другим, могилы так скученны, что приходится наступать на них, чтобы выйти на аллею. Судя по сохранившимся надписям и выбитым якорям, это английские и американские моряки. Подобные шеренги черных от времени надгробий американцев и англичан увидел и на других участках кладбища. Даты примерно одни и те же: 1871–1872 гг. Скорее всего, когда-то они все были рядом, а потом потеряли свои места.
Здесь же похоронены американские и английские солдаты, погибшие в Корейской войне. Чтобы не везти тела на родину, их навсегда оставили в Йокогаме. Рядом с ними — памятник 26-летнему Герману Максимовичу, умершему 7 октября 1918 г. Видна надпись «лейтенант», значит, флотский. Увы, в известном справочнике «Офицеры флота и морского ведомства: Опыт мартиролога» это имя отсутствует. Вероятно, этот русский воин умер от ран времен Гражданской войны, задолго до трагедии, разыгравшейся на Корейском полуострове.
На могиле русского эмигранта написано по-английски: «Vladimir Dmitry Alexandrov». Родился он 15 июля 1897 г., а умер, едва отметив 68-летие — на другой же день. Увы, и это имя пока ни о чем не говорит.
По пути к сторожке обнаружил семейный мавзолей. Главой семейства был 95-летний Георгий Иванович Рак-Белоус, умерший 11 октября 1962 г. Рядом с ним лежат его супруга Мария Алексеевна и первенец Сергей. «Да будет воля твоя» — эта эпитафия общая на братской могиле семейства Рак-Белоус. Что примечательно, здесь же приготовлены места для внуков… Вот и неподалеку увидел огромный черный православный крест без всякого имени: кто-то заранее купил себе престижное место и поставил солидный памятник.
Напротив сторожки белое мраморное надгробие с именем Артура Карловича Вильма: «Императорский Российский генеральный консул», — говорит надпись.
Известно, что Вильм, окончив восточный факультет С.-Петербургского университета, попал на практику в Токио (1891–1897), потом был секретарем и драгоманом в Российском посольстве в Токио (1898–1909), генеральным консулом в Йокогаме (1911–1925). Один из лучших знатоков Японии скончался 29 октября 1934 г. В одной статье прочитал, что современные российские дипломаты в Токио не оставляют без внимания захоронение своего коллеги.
Через дорожку — несколько могил семьи Дунаевых (сыновья и мать) и Антипиных, чьи родственные связи по надгробиям определить трудно. У супругов Поваренных общий памятник: Василий Филимонович скончался 16 июля 1949 г., а его жена Мария Трофимовна — девятью годами раньше. В самом углу этого участка лежит прах Василия Семеновича Зворыгина (1895–1940). Эпитафия свидетельствует, что памятник поставили жена и дети. Где же они похоронены, пока не удалось узнать. Возможно, уехали из Японии.
Барельефы на памятниках Николая Ивановича (1880–1956) и Нины Николаевны (1900–1983) Аксеновых дают представление о том, как они выглядели в жизни. Этот памятник поставил родителям их сын, известный в Токио врач. В рассказах о русской общине в Токио всегда упоминается его имя. Когда-нибудь и я расскажу о нем. Напротив Аксеновых находится памятник известному музыканту П. М. Виноградову (1888–1974), который имел немало японских учеников. За эту деятельность его наградили японским орденом Культуры.
На первый взгляд кажется, что на Иностранном кладбище нет места японцам, но это не так. Например, японец Владимир Тосио Аими (1906–1996) похоронен со своей русской женой Таисией Михайловной (1912–1983).
Я обратил внимание, как к одной могиле подошли мужчина и женщина средних лет и принялись за уборку.
— Это ваши родители?
— Да, — они остановились, и, поклонившись, как обычно делают японцы, стали отвечать на мои вопросы.
Их мама, Валентина Евдокимовна Булинова (может быть, Блинова?), родилась в 1907 г. в Уфе в многодетной семье. Ее отец вместе с белыми частями оказался в Харбине. Чтобы прокормить большую семью, 11 человек, он занимался продажей одежды, а потом вернулся в Советский Союз, и после этого никто о нем ничего не слышал. Один из старших братьев был государственным чиновником. Около 1951 г. мать переехала из Мукдена в Дайрен, где Валентина работала в кофейне «Виктория». Вероятно, там она познакомилась с будущим мужем Мунёсу, работавшим на Южно-Маньчжурской железной дороге. Ему сразу приглянулась русская девушка, и в 1954 г. он увез ее в Токио.
Спускаюсь вниз по аккуратным бетонным ступенькам: там приметил немало православных крестов. Белый мрамор на могиле Ольги Ивановны Анегава: «Спи спокойным сном, дорогая мама и бабушка». Сумела воспитать в семье любовь к русскому языку. Еще ниже — Алексей Андреевич Отани (1910–1982) и его жена. Понятно, он принял с православием русское имя, а его жена Надежда Петровна (1915–1986) сменила русскую фамилию на японскую. Смешанные браки — особая тема в русской истории Японии.
На одном из надгробий увидел следующую эпитафию:
«Любимая Света!
Все мысли мои постоянно вокруг тебя
Как будто я в глубоком озере воспоминаний о тебе
Что они несут меня по жизни, как течение большой реки.
Ты была так прекрасна, что все знающие тебя люди
Перенесли любовь к тебе на меня.
Я постоянно чувствую, что ты продолжаешь любить меня.
И знаю, что душа твоя успокоилась в раю.
Ты была такая красивая, вся моя душа настолько полна тобой,
Что воспоминания о тебе не отпускают меня ни на минуту.
Благодарю тебя так сильно, что хотел бы умереть вместе с тобой.
Такадама Масааки. 23 января 1994 года».
Увы, я так и не узнал, кто такой этот Такадама.
Таких могил здесь немало…
Задолго до прихода на Йокогамское кладбище я знал, что сюда перенесли прах Альфреда (1880–1953), Джона и Марии (1896–1967) Демби, членов знаменитой династии дальневосточного рыбопромышленника Демби. Рядом с ними находятся могилы семьи Пулезо. После смерти Джона Демби его вдова Анна в апреле 1966 г. вышла замуж за Константина Пулезо (1902–1991). Говорили, что этот брак был скорее по расчету: чтобы присматривать друг за другом. Судя по ухоженности памятников семьи Демби, кто-то их навещает. Поэтому я решился оставить под одним камнем свою визитную карточку, завернутую в пластик. Вдруг кто-то откликнется и расскажет что-то новое о моих героях. А может, и сами они найдут возможность связаться со мной. Последнее, конечно, шутка. Увы, до сих пор так и никто и не позвонил…
Варвара Николаевна Кравцова умерла в октябре 1920 г. Ее сын Александр Станиславович, уроженец Ростова-на-Дону, скончался осенью 1969 г. в Токио. Его вдова Сусанна Ивановна оставила на его могиле следующую эпитафию:
Сама она пережила мужа на восемь лет, ее прах положили рядом, и теперь они снова вместе. Недаром на этом кладбище частенько можно видеть надпись «Always together» — «Навсегда вместе!»
И вновь пошли русские могилы. Агафья Феодоровна Калуцкая, супруги Ванеевы, Рудаковы. Большие семейства Бельковых, Яшковых-Швец. Долговы: Владимир Сергеевич и его жена Татьяна Дмитриевна. Все это родственники моих нынешних знакомых, живущих в Японии.
Всегда цветы на могиле матери и сестер Павловых: свидетельство того, как японцы продолжают почитать учительницу танцев, однофамилицу известной русской балерины. Рядом с ними лежит Игорь Васильевич Козлов (1937–1968), «ученый», как начертано на памятнике, непонятно только, в какой области. Кстати, на Йокогамском кладбище похоронен Павел Фаддевич Козловский (1887–1949). Он окончил в Санкт-Петербурге Институт инженеров путей сообщения, работал на КВЖД, был членом правления Русско-китайского техникума, а затем деканом дорожно-строительного отделения Харбинского политехнического института. В Харбине он построил дом для Общества помощи инвалидам, в Париже основал Русский технологический институт, был там председателем Общества сибиряков и дальневосточников. Каким-то образом перед смертью из Европы попал в Японию.
Рядом с Павловыми врос в землю надгробный памятник на могиле машиниста эскадренного броненосца «Петропавловск» Ефима Чеснова. Нужна была лопата, чтобы раскопать землю у его основания и прочитать дату смерти. Хорошо хоть, лежащий недалеко матрос фрегата «Владимир Мономах» Иван Сердиценко имеет достаточно сведений: скончался 6 мая 1885 г. в 22 года.
А вот еще одна примечательная могила. На этот раз чистокровного японца Hiroshi Kimura. «Как рано оборвалась его жизнь! Сколько он мог еще сделать для японской культуры и для японско-русского понимания, но и сделанное им не забудется никогда. Я с большой теплотой вспоминаю нашу с ним дружбу, совместную работу и совместную поездку по Японии. Юрий Васильев, Александр Солженицын». Остается загадкой, почему японец Кимура попал на Иностранное кладбише.
Почти в центре Иностранного кладбища, редом с братской могилой англичан, увидел скромный маленький памятник членам семьи Власьевских, погибшим в печально известном землетрясении 1 сентября 1923 г. Тогда в Йокогаме, по самым скромным подсчетам, стихия унесла жизни около 60 русских эмигрантов. Этот список опубликовала сан-францисская газета «Русская жизнь» в своем номере от 16 ноября того же года. Пока трудно сказать, кто и где был похоронен. Вряд ли русские беженцы брали с собой прах близких. Хотя все возможно. Поэтому склонил голову перед могилой казанского татарина Наритдина Занейдиновича Агафурова. В моем списке погибших была и его родственница София Исламовна, но ее могилу, увы, так и не смог обнаружить. Может быть, она исчезла уже во время бомбардировок Второй мировой войны.
С другой стороны от жертв землетрясения увидел скромный памятник на могиле матроса корвета «Гайдамак» Петра Степанова. После долгих усилий прочитал, что моряк утонул 5 июля 1976 г. Чуть ниже у стены находится прах матроса фрегата «Герцог Эдинбургский» Ивана Васильева, погибшего 9 октября 1882 г., и 25-летнего Василия Рудакова с фрегата «Князь Пожарский» (13 апреля 1881 г.). Еще ниже — Филипп Глапов. Едва видимая надпись сообщает о годах жизни матроса крейсера «Европа»: 15 июня 1857 г. — 4 июня 1881 г.
Рядом с моряками приметил могилу Николая Константиновича Шнеура, который скончался 15 марта 1936 г. В Первой мировой войне участвовал Константин Константинович Шнеур, полковник конной артиллерии, командированный в Месопотамию Генеральным штабом. Живя в Японии, он преподавал в Академии Генерального штаба Японии, был начальником токийского отдела Российского общевоинского союза и Сибирского подотдела Братства русской правды. Умер в Токио. Могила не обнаружена. Может, это все-таки один и тот же человек?
На этом кладбище появляются и новые могилы россиян. И не всегда тех, кто прожил здесь свою жизнь. Так, у самой дорожки увидел небольшую могилку трехлетней Ксении Долгих, которая скончалась в августе 2007 г. Говорят, ее привозили в Японию на лечение, которое, увы, оказалось безуспешным…
На Иностранном кладбище имеется и небольшой Еврейский участок. Самые старые из надгробий русских евреев датируются 1869 г. Что же касается самой японской еврейской общины, то она была основана гораздо позже 21 марта 1953 г. в Токио еврейскими торговцами из Харбина и Шанхая. Бывший председатель общины Эрни Саломон шутливо вспоминал: «Критерием для приема в общину было умение говорить по-русски, играть в покер и пить водку». Неудивительно, что вскоре после своего создания Центру пришлось пережить серию полицейских облав: в полиции считали, что евреи снова открыли нелегальное казино, которое незадолго до этого было закрыто по соседству. Основателем токийской еврейской общины был выходец из царской России Анатоль Понве. В 1940-х гг. он был в числе тех, кто опекал еврейских беженцев из Европы, а после войны, будучи первым председателем общины, он лично подписал гарантии для получения ссуды на приобретение земли под общинный центр. Помимо семьи Люри, о которой еще будет рассказано, заметил могилы рыбопромышленников из Николаевска-на-Амуре Рувима Иудовича Рубинштейна, умершего 25 марта 1925 г., и Абрама Моисеевича Надецкого (1870–1958). После трагических событий в Николаевске-на-Амуре в 1920 г. он потерял состояние, жил в Хакодате, затем в Токио.
После возвращения в Россию прочитал «Кладбищенские истории» Бориса Акунина и усмехнулся: известный литератор не нашел ничего интересного в русской истории Йокогамского кладбища. А ведь тайн в нем предостаточно… Если, читатель, занесет тебя каким-нибудь ветром в Японию, обязательно найди время и поклонись праху соотечественников на Иностранном кладбище в Йокогаме.
Однажды в поезде моим соседом оказался словоохотливый мужчина лет семидесяти:
— Откуда? О, из России?! Нравится здесь, а чем занимаетесь?
Поделиться книгой: