Помоги проекту - поделись книгой:
– И моими тоже, – согласился Михаил.
– Зимнему сбрасывают информацию и начинают ждать, когда мы обратимся к нему за пояснением. Ведь был шанс, хоть минимальный, что мы ему не поверим. Был. Они дождались наших людей и нанесли удар…
– А если бы мы вызвали Зимнего сюда, или еще куда-нибудь?
– Не вызвали бы. Нам это с вами даже в голову не пришло, вспомните? Это не наш стиль. К тому же, Зимний мог просто сюда не приехать. И кроме этого, его бы просто убили, как в Будапеште. Мы бы все равно поняли этот сигнал.
– А как вы расценили то, что произошло в Будапеште?
– Война объявлена, больше переговоров не будет. Все нитки обрублены.
– И что мы будем делать дальше?
– Вот это вопрос.
Виктор Николаевич засмеялся:
– Странный вы человек, Михаил, вызвал вас сюда, чтобы вздрючить, а выходит, что мы просто обмениваемся мнениями. Как вам это удается?
– А я учусь, Виктор Николаевич. Как положено, у непосредственного начальства. Вот у вас, например.
– Н-да, – протянул Виктор Николаевич, – тяжело с вами, Михаил.
– Но вы согласитесь со мной, что с вами я бываю лишь время от времени, а сам с собой общаюсь круглосуточно. Мне тяжелее.
– Что с вашими кандидатами на роль террористов? Вы обещали расширить список.
Михаил вынул из внутреннего кармана пальто сложенный вдвое лист бумаги:
– Пожалуйста, сейчас мы плотно ведем шестерых. Еще трех должны обложить на днях.
– Почему не брали?
– Ждал результата поездки к Зимнему.
– Зачем?
– Нам бросили вызов. Теперь, судя по всему, мы должны начать реагировать. Мы поверили в серьезность их намерений и теперь должны бросаться в бой. Первые, на кого мы должны отреагировать, это именно те, кто начал трясти «Спектр». Тех самых потенциальных террористов, как вы изволили выразиться.
– Может, есть смысл просто за ними понаблюдать?
– Нет смысла. Наоборот, как только мы начнем хватать и уничтожать, наш противник поймет, что мы действуем по его либретто. Опера «Армагеддон».
– Да вы поэт, Михаил.
– Я подполковник, Виктор Николаевич, а поэтами могут быть только офицеры до поручика включительно. Потом поэтический дар отмирает, как рудимент.
– По моим сведениям, Михаил, стихами балуются некоторые очень высокопоставленные чиновники…
– И среди них даже бывший премьер – министр, – подхватил Михаил, – но вы же благородный человек, вы ведь не станете говорить им обо мне, а мне не станете говорить, будто то, что они рифмуют, вы на полном серьезе называете поэзией.
– Не буду, не бойтесь. Вернемся лучше к «Армагеддону». Вы планируете брать всех, до кого дотянетесь?
– Почти всех. А некоторых отпускать. При самых фантастических обстоятельствах. И смотреть, как их будут устранять наши противники. Тройной обрез вещь, конечно, надежная, но хлопотная. Может быть, какой-никакой след оставят. И кроме этого, у потенциальных наемников должна пропасть охота вербоваться в условиях повышенной смертности. А это заставит Врага запускать все новых и новых людей.
– Так мы их всех и уничтожим, – скептически усмехнулся Виктор Николаевич.
– Не всех, но многих. И здесь мне очень важно получить от вас большую свободу действий, как на нашей территории, так и на любой другой.
– Вы меня пугаете, Михаил. Надеюсь, в Новую Зеландию вы командировок выписывать не станете?
– Не могу обещать.
– Ладно, Миша. Все, что вы мне сейчас рассказали, сходится с тем, что накопал я и мои аналитики. Это обнадеживает. Информация к Премьеру попала, он воспринял ее серьезно. Мы получили добро на максимально жесткие действия. Связались с Украиной. Со скрипом, но нам пошли навстречу. И работать с вами будет та группа, которая работала по Зимнему в девяносто пятом. Вы получите максимальное содействие.
– Это значит, – лицо Михаила напряглось.
– Это значит, что именно вы работаете непосредственно против Врага.
– С большой буквы?
– С большой буквы. Врага. Раз уж «Армагеддон» у нас пошел…
– Тогда мне придется называться мессией, а я не хочу богохульствовать. При нашей работе лучше ни с кем не портить отношений.
– Уже слишком поздно для шуток, – сказал Виктор Николаевич.
– Или слишком рано.
– Как бы то ни было, Миша, я воспользуюсь правом старшего по званию и останусь ночевать здесь, а вам придется ехать куда угодно.
– Как хорошо быть генералом.
– Очень хорошо, – согласился Виктор Николаевич, – одни подчиненные чего стоят.
– Я могу идти?
– Минутку. Сегодня, не поздней полудня, вы должны быть у меня с подготовленным планом действий. И начинайте хватать супостатов. Если хватать не получиться – мочите. Хоть в туалетах.
Михаил засмеялся.
– К выражениям высоких и влиятельных людей нужно относиться с пиететом, трепетно, – напомнил Виктор Николаевич.
– Понял, разрешите идти?
– Еще минуту. У меня уже становится привычкой проводить над вами психологические эксперименты.
– Пожалейте, Виктор Николаевич, отпустите душу на покаяние.
– Вы посылали своих людей в Будапешт? Ведь посылали? Проследить за встречей с Зимним?
Михаил не отвел взгляда, кивнул.
– И когда вы собирались мне об этом докладывать?
– Сегодня вечером.
– Почему сегодня вечером?
– Когда получу видеозапись взрыва.
– Вот даже как… – протянул Виктор Николаевич.
– Я могу идти? – спросил Михаил.
– Идите.
Подождав, пока закроется дверь, Виктор Николаевич встал с табурета и зажег огонь под чайником. Тихо скрипнула кухонная дверь.
– Ну и как тебе наш разговор, Игорь? – поинтересовался Виктор Николаевич.
– Все как всегда в нашей конторе. Никто никому не доверяет, и каждый держит либо фигу в кармане, либо камень за пазухой, либо тузы в рукаве, – присаживаясь к столу, сказал Игорь Петрович.
– И ему совершенно не жалко твоего погибшего.
– А тебе его жалко? И если бы мы с тобой точно знали, что его убьют, мы что, отменили бы поездку в Венгрию?
– Вот это и страшно.
– Ничего, твой Михаил парень толковый, справится. А если что, мы ему поможем.
– И проконтролируем.
– И проконтролируем, – согласился Игорь Петрович.
Глава 2.
Когда дверь в комнату распахнулась, мужчина, спавший на диване, вскочил. В руках мужчины оказался пистолет. Раздался выстрел. Пуля расколола зеркало, висевшее в коридоре напротив двери.
Держа дверь на прицеле, мужчина левой рукой нашарил куртку, висевшую на стуле, потянул к себе. Со звоном разлетелось оконное стекло у него за стеной. Мужчина резко обернулся, выстрелил в оконный проем, потом снова посмотрел на дверь, но было уже поздно. Темный силуэт словно впорхнул в комнату над самым полом, перекатился и замер.
Раздалось два тихих щелчка – пистолет ворвавшегося был снабжен глушителем. Две пули раздробили стоявшему посреди комнаты мужчине коленные чашечки и опрокинули его на пол. Раненный вскрикнул и замер неподвижно.
Стрелявший поднялся с пола, продолжая держать лежащего на прицеле. В комнату вошли еще двое. Один подобрал пистолет раненного, присел на корточки возле него:
– Без сознания.
– Болевой шок, – сказал второй, – коленки можно отправлять в утиль.
– Быстро иньекцию, перевязку и на базу.
– А хозяина дома?
– Хозяина – тоже на базу. Участковому скажи, что был задержан опасный преступник, намекни – чеченец. И по дому пошарьте, только без понятых.
Раненный пошевелился, вначале застонал, потом стон перешел в крик.
– Давайте быстрее, – сказал один из вошедших, – кровью ведь может истечь.
Потом оба вышли из дома на крыльцо.
– Холодно, – сказал один.
– Холодно, – согласился второй.
– Ну его на хрен такие задержания, – задумчиво сказал первый.
Второй промолчал.
– Я ведь предупреждал, что мужик успеет встать. Какого хрена нужно было устраивать перестрелку? Взяли бы чисто… А так Жорка мог свободно нарваться на пулю.
– Мог, – согласился второй, прикуривая, – но не нарвался. Мужик встать успел, а проснуться – нет. Спать лег только в пять утра.
Мимо них пронесли носилки, через минуту на этих носилках вынесли раненого. Через заднюю дверцу погрузили носилки в машину «скорой помощи».
– Время, – сказал первый, взглянув на часы, – поехали.
Мне приснился запах. Вернее, я проснулся от того, что мне приснился запах. У каждого свой ночной кошмар. Кто-то всю ночь добросовестно бегает от бестелесного черного человека, кого-то душит нечистая сила, а кто-то пытается выбраться из лабиринта и не может. А кто-то… Сколько я слышал рассказов о ночных кошмарах от разных людей, и практически ни одного похожего.
А мне не снятся черные тени или клубки змей. Ко мне приходит запах. Нет, это не значит, что я ничего не вижу в своем кошмаре. Все как положено – я иду по ночному лесу. По ночному мартовскому лесу. Кто-то идет рядом со мной, но я его не вижу. Только луч фонаря прыгает по палой листве, скрученным подагрой веткам кустарника и блестящим испариной стволам деревьев.
Потом в световое пятно попадает что-то пронзительно алое. Какие-то брызги, клочки, тряпки. Потом я понимаю, каждый раз заново понимаю, что это тела людей. Тела, истерзанные пулями. И каждый раз я во сне сознаю, что не сам это понял, что кто-то мне подсказал то, что люди, лежащие на прошлогодних листьях, были в упор расстреляны всего несколько минут назад.
И еще я вспоминаю, что эти расстрелянные шли убивать меня. Но ни эта мысль, ни вид крови не пугает меня. Просто сразу после этого я вдруг начинаю чувствовать запах. Смесь запаха мокрых слежавшихся листьев, неприятного запаха сгоревшего пороха и еще…
Запах свежего мяса. Так пахнут свежеразделанные туши. И в этот момент я просыпаюсь.
Раз за разом, из ночи в ночь.
Хорошо еще, что я не кричу во сне. Просто внезапно снова оказываюсь в своей постели, сердце колотится, а электрические часы демонстрируют услужливо красные цифры – сегодня, вы, Сашенька, проснулись в пять утра.
Поделиться книгой: