Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Бабочки в жерновах - Людмила Викторовна Астахова на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Господин Лэйгин! Господин Лэйгин! Вы просили разбудить вас в два часа! Просыпайтесь! Уже — три! — стрекотала горничная.

— А! Что? Уже? Иду!

В первый момент Ланс вообще не понял, где находится, и как оказался в гостиничном номере. Во рту у него, как любил говорить отец, «сдох котик», волосы стояли дыбом, а одежда… Искатель приключений с тоской осмотрел себя в зеркале. Костюм измялся безнадежно, а времени на глажку не осталось.

С другой стороны, теперь-то уж точно кабацкая публика примет его за своего человека.

«Это даже неплохо, что я проспал, — размышлял Ланс, то ли утешая себя, то ли оправдываясь перед кем-то невидимым. — Всё, что ни делается, к лучшему. Сначала — разговор с Бертом, а потом, по его итогам, уже займусь продажей автомобиля. Не будем торопить события».

Машину он оставил в нескольких кварталах от места предстоящей встречи. Так, на всякий случай, чтобы не привлекать лишнего внимания. И пока едва ли не вприпрыжку шел, несколько раз проверился на отсутствие слежки: внезапно сворачивал в узкие переулочки и подворотни, коих в портовом Дайоне не счесть, потом неожиданно возвращался, петлял и кружил. И только убедившись, что никто из друзей Оливи Лакрес за ним не следит, направил стопы к дому номер 28.

И там Ланса ждал сокрушительный удар… по воображению. Аккуратный особнячок, спрятавшийся за ажурной оградой и пышными кустами сирени, оказался публичной народной библиотекой города Дайон, основанной на частные пожертвования горожан. Вот вам и кабак! Вот вам и изрезанные столы!

Внутри было тихо и благостно, пахло кожаными переплетами и чуть сладковато — особенной, книжной пылью. Юная библиотекарша сверкнула фиалковыми очами и настороженно улыбнулась:

— Сударь, я могу вам чем-то помочь?

Еще одна хорошенькая до невозможности девица, словно сошедшая с картинки в модном журнале, скорее насторожила, чем восхитила. Слишком много красоток подряд — не к добру.

— Н-нэээ… — поначалу у Ланса язык к нёбу прилип от удивления. — Я ищу… эээ… Берта.

— О! Вы — господин Лэйгин?

— Так точно, сударыня.

— Пройдите в читальный зал, вас там уже ждут, — девушка грациозным жестом, будто танцовщица, указала гостю на большую дверь с витражным стеклом, и почему-то добавила: — Добро пожаловать в Дайон.

И не находись в уютном зале только один посетитель, Ланс совершенно точно обознался бы. Кого представляет себе человек, когда ждет встречи со знаменитым на всё побережье контрабандистом? Наверняка кого-то брутального и до крайности мужественного, этакого рискованного типа, насквозь просоленного штормами, украшенного колоритными шрамами и татуировками. Легендарный же Берт с острова Эспит выглядел, как типичный банковский клерк. Скучный господин самой обычной внешности — рыжеватый и светлоглазый, весь какой-то выцветший и обветренный, точно скалистый утес. Дешевый костюм, застиранная рубашка и неброский галстук только усугубляли впечатление. Не хватало лишь очков с дужкой, перемотанной бечевой, и серых сатиновых нарукавников.

— Добрый день, господин Берт, — негромко, как и положено в библиотеке, сказал Ланс. — Что-то интересное читаете?

Визави молча закрыл книгу и показал лицевую сторону обложки. Она называлась «Преодоление метафизики». Контрабандист изучал философский трактат. О как!

— Обойдемся без представлений, все-таки это храм знаний, а не модный салон.

Старомодная церемонная учтивость — самое то, чтобы очаровывать барышень и сбивать с толку настороженных авантюристов. Не то, чтобы Берт слыл знатоком хороших манер, однако в пику общественному мнению и новой моде на вульгарность — почему бы и нет? Тем паче, остановка располагала.

— Господин Лэйгин, я полагаю?

— Он самый, — кивнул Ланс и предъявил заветное письмо.

— Тогда к делу, — оживился контрабандист и даже ладони потер в предвкушении. Этот знаменитый гробокопатель так и напрашивался на какую-нибудь восхитительную каверзу. — Вы искали человека, готового доставить вас на остров Эспит, минуя все эти утомительные кордоны, — Берт ухмыльнулся и дернул подбородком аристократично, что твой баронет, дескать, искали и нашли, вот он я, единственный и неповторимый. — Знаете, границу закрыли не просто так. На острове эпидемия. Ящур, да-да. Уверены, что хотите рисковать?

Ящур кладоискателя не пугал ничуть. Не проказа же! Подумаешь — ящур.

— Да хоть черная оспа, — решительно заявил он. — Я готов рискнуть.

— Прекрасно, — островитянин широко улыбнулся, а потом посерьезнел, нахмурился: — Но сразу предупреждаю: такое путешествие обойдется недешево. И я не готов поручиться, что оно будет комфортным и безопасным. Знаете, не на прогулку идем, а республиканская береговая охрана в последние месяцы как с цепи сорвалась. Казалось бы, после той войны, что мы едва пережили, пора бы начать учиться доверию, а поди ж ты… Кроме того, на самом острове… А впрочем, это вы увидите сами. Нынче с утренним отливом мы отправляемся, так что лучше вам последовать за мной прямо сейчас. Один вы, пожалуй, и не найдете нужное место. Мне не с руки швартоваться у главного причала, знаете ли. У вас еще остались дела в городе?

Колебался Ланс, наверное, с полминуты, не больше. Уж очень ему хотелось поскорее попасть на остров.

— Есть небольшое дело… Кстати, а «недешево» — это сколько?

Вопрос, к слову, вовсе непраздный.

— А, так вы не в курсе расценок… — понимающе протянул контрабандист и прищурился, навскидку определяя состоятельность клиента. — Что ж, с вас я возьму тысячу бон вперед и столько же по прибытие на место. Увы, все дорожает!

Однако! Лэйгин сдержался, чтобы не присвистнуть. Все-таки он не в кабаке, а в библиотеке. Но, проклятье, примерно во столько же ему обошлось бы кругосветное путешествие. А добавить еще столько же, и вышел бы собственный коттедж в пригороде. Ну и расценки у эспитских контрабандистов!

— Х-хорошо, — выдавил из себя Ланс. — Утром, перед отплытием я отдам вам деньги.

— Сегодня, друг мой, — отрезал Берт. — У вас есть, — отвернув манжет, он глянул на часы и кивнул сам себе, — три с половиной часа, чтобы уладить ваши дела и вернуться. Вы найдете меня здесь же, — и нежно погладил обложку «Метафизики». — Я вас более не задерживаю, господин Лэйгин.

Здравый смысл настойчиво нашептывал Лансу, что самое время раскланяться с господином Бертом прямо сейчас и, сохраняя достоинство, удалиться в любом удобном направлении, не оборачиваясь. Ибо это единственный способ сберечь недешевую собственность и свою репутацию неглупого человека. Но разве доводы разума в указ одержимому?

— Договорились, — отчеканил Ланс, одним махом отрезая себе путь к отступлению.

— Всего доброго, — кивнул контрабандист и вернулся к чтению.

«Еще не поздно сбежать!» — отчаянно пискнул мышью здравый смысл. Но был безжалостно прихлопнут тяжелым башмаком врожденного упрямства. Эспит был рядом, до него рукой подать, и никакой жадный мужик не встанет у Лэйгина на пути.

Библиотекарша вместо того, чтобы охнуть и отшатнуться, встретившись взглядом с кипящим от злости Лансом, неожиданно разулыбалась. Метафизика какая-то!

Но он ошибся, настоящая метафизика вышла со скоропостижной продажей «айр эмэри». Во-первых, покупатель, стоило ему увидеть автомобиль, согласился расстаться с тремя тысячами бон почти без торга, а во-вторых, Ланс вдруг с легкостью поступился своим главным принципом — «Роскошь стоит больших денег, редкостная роскошь — еще дороже!». Нажми он еще чуть-чуть — и получил бы за авто, принадлежавшее самому Симсу Хоганну, все четыре тысячи. Но не додавил уступчивого покупателя, не настоял на своем. Отчего? Метафизика, да и только!

На что он рассчитывал? Ведь Берту ничего не помешало бы столкнуть состоятельного пассажира за борт, предварительно отобрав все деньги. Три тысячи бон — приятная сумма, но, как показывала практика, контрабанда все-таки приносит больше, и руки в крови марать не нужно. А Берт не был похож на закоренелого душегуба. Называйте это чувство интуицией или простым жизненным опытом, но оно еще ни разу не подводило Ланса. Никому не ведомо, что задумал этот любитель зубодробительной философии, но он точно не собирался никого убивать. По крайней мере, пока.

Глава 2

Скайра Лив дама Тенар. Остров Эспит. Империя Вирнэй

Юго-западный ветер, нечастый теплый гость с материка, прокрался между скал Эспита тайком, как лукавый воришка — в соседский сад за яблоками. И, как положено юному оболтусу, бед натворил немало: приправил напоенный морской солью воздух острова тонкой струйкой корицы, поиграл со старым скрипучим флюгером на крыше, разворошил бумаги на столе, распугал чаек и сорвал с головы Лив потертую мужскую шляпу.

Балансируя на шаткой стремянке, женщина одной рукой откинула упавшие на глаза пряди, покачнулась, выронила молоток и задела локтем жестянку с гвоздями. Сердитым возгласом проводив весело загремевшие вниз инструменты, Лив зашипела на проказника, но тот лишь по-мальчишески свистнул и удрал, на прощанье взметнув юбку женщины выше колен. Вот же!..

Конечно, разве найдется на всем Эспите зрелище забавней, чем Скайра Лив дама Тенар, взявшаяся чинить крышу? Стоило лететь через пролив, чтоб вдоволь посмеяться, верно? Пестрая несушка, вдруг взгромоздившаяся на забор и отчаянно машущая крыльями в тщетной надежде уподобиться парящему в небесах ястребу — и то не так комична. Но старую псицу не научишь новым трюкам. Несмотря на то, что новая предосудительная мода на дамские брючные костюмы успела докатиться даже до такой глухомани, как остров Эспит, Лив даже наедине с морем, солнцем и ветром не могла заставить себя облачиться так бесстыдно. Не в ее годы менять привычки и не с ее формами. Вот и пришлось трепать подол обо все старые гвозди и щепки на этой проклятой стремянке. А все потому, что башня Тенар торчит над морем уже без малого шесть столетий, как последний почерневший зуб в челюсти старухи, и крыша над единственной пригодной для жилья пристройкой успела не только протечь, но и провалиться.

В любом другом владении вирнэйской короны не составило бы труда нанять кровельщиков, благо, летние месяцы обычно щедры на нищих бродяг и проходимцев, готовых ради пригоршни ориков не то что крышу, всю башню по камушку перебрать. Но только не на Эспите. А тут еще «правые» с их дурной затеей! Неужто не наигрались еще? Вот уж третья неделя прошла от начала сезона, а в эспитской бухте не бросило якорь ни одно судно. Так что даже на случайно заехавшего в эту глухую имперскую провинцию неудачника нечего рассчитывать. Нет таких! А из местных жителей охотников помочь даме Тенар с ремонтом традиционно не нашлось. Тот запил, этот занемог, а иной заломил такую цену, что никаких сбережений не хватит — все как сговорились! А может, и впрямь так и было, с них, мерзавцев, станется.

Спускаться вниз, собирать рассыпанные гвозди, а потом вновь карабкаться почти в поднебесье под насмешливым оком послеполуденного светила не хотелось совершенно. Лив, хоть и не принадлежала к славной породе людей, способных беспечно махнуть рукой на все дела и мгновенно поддаться причудам настроения, все же иногда давала волю желаниям. Если внезапно захотелось усесться поудобней на верхней ступеньке лестницы, расправить юбку, стряхнуть наземь туфли и всласть поболтать босыми пятками, то почему бы и нет? Подставив запрокинутое лицо солнцу, она прижмурилась, млея, словно кошка на теплом подоконнике, и как могла, растягивала мгновения удовольствия. Что ни говори, а в радостях жизни обитатели острова Эспит толк знали, даже если упорно делали вид, что эти самые радости им уже поперек глотки.

Здесь, на крыше, даме Тенар не хватало для полного счастья лишь самой малости. Откупорить бутылочку прошлогоднего сидра и распить ее в хорошей компании, и чтоб вместо десерта — почти девичья бесшабашная шалость, и чуть солоноватые поцелуи, и пряное, мимолетное, как летний ветер…

— Ах, ты ж!.. — размечтавшаяся Лив дернулась и чуть не сверзилась с крыши, но некрупного серого слепня на щиколотке прихлопнуть успела до того, как тварь запустила под кожу хоботок. Тоже радость, в общем-то, хоть и невеликая. Но какова летучая дрянь? Высоко залетела, и ветер с моря ей не помеха! Вот так зазеваешься и очнешься от грез с расчесанной до крови распухшей лодыжкой. Не то, чтобы дама Тенар была всерьез озабочена красотой своих ног, но летнее тепло и материковая мода на укороченные юбки — отличный повод найти применение туфелькам, что пару лет без дела в сундуке пылятся. Тем паче, что если ветер не переменится и «правые» не откажутся от своей затеи, то вскоре объявится тот, перед кем не грех процокать каблучками по набережной.

— Берт, — негромко сказала она и нахмурилась. — Мерзавец. Сколько можно шляться? Мог бы и помочь с крышей еще прошлым летом! Или мне опять нужно просить?

Ветер подхватил ее слова и унес их в море так же, как давеча — шляпу.

Но что толку пенять впустую на этого хитреца, который, словно блудливый кот, любит явиться на готовенькое, отоспаться в тепле после ночных похождений, сожрать всю сметану, обшерстить покрывала и удрать, на прощанье еще и дверной косяк пометив? А запрешь шкодника, всю душу вывернет тоскливым мявом, шторы порвет и нагадит на половик. Только и остается, что приманивать ласковыми увещеваниями и блюдцем с печенкой. Впрочем, и грозный окрик иногда действует…

«Распаляешься, Лив? Ну-ну… — насмешливо одернула она сама себя. — Не все так плохо. Иногда и мышку ведь приносит к порогу, разве нет?»

Но даже тысячи оправданий, которые испокон веков придумывали женщины для ветреных любовников, стыдливо меркли в сравнении с прохудившейся кровлей. А уж тем паче — с тем, на что Лив так сложно было решиться. Спуститься в подвал. Не в первый ведь раз и не в сотый даже, а поди ж ты! Все, как раньше: комок льда, растущий уродливым сталагмитом где-то в подбрюшье, слабость в коленках, да еще из рук все валится. И злость не помогает, пробовала уже.

А идти надо, и лучше бы прямо сейчас, пока солнце еще высоко. В сумерках, а тем более, ночью блуждание в подвалах башни — удовольствие не из тех, которым стоит предаваться в одиночку.

— Ладно, милая, бери-ка себя за шкирку и вперед, — вздохнула дама Тенар и, кряхтя, начала спускаться, малодушно мечтая о любом, хоть ничтожном предлоге отложить визит. Временами она замирала на очередной ступеньке, всматриваясь вдаль. Дорога-то как на ладони. Но как назло, никто не спешил к башне, чтоб известить Лив о пожаре или землетрясении, или хоть захудалой краже какой. Третьего дня повезло — рыбачки подрались, пришлось разнимать, штрафовать, а зачинщицу даже запереть на сутки, чтоб остыла. Но сегодня такой удачи не будет, это точно.

— Надо идти, — пожаловалась женщина морю, жесткой траве, проросшей между древними плитами мощеного двора, и выбеленному ветрами дверному косяку. — Идти-то надо!

Но, даже ругая себя за трусость, выклянчила у щедрого летнего солнца еще несколько блаженных минут отсрочки. Перед спуском в стылую сырость подвала — бесценная передышка, что уж скрывать. Тем более что стоя вот так, спиной к нагретым камням, с закрытыми глазами, не так уж сложно вспомнить, какой ветер занес юную Скайру Аннон так далеко от места, где она родилась, что по дороге даже прежнее имя потерялось, словно багаж у нерадивого вокзального носильщика…

Пятнадцать лет назад самоуверенной выпускнице столичных Женских курсов при Е.И.В. Неранжированном кадетском корпусе и в голову не могло прийти, что она уже попалась, выпала из привычной и тщательно распланированной на много лет вперед жизни, как паршивый котенок из корзинки — прямо в стремнину. И тут уж без вариантов — или барахтайся, или тони. Нет, тогда она, конечно, ничего не поняла. Муха ведь тоже дергается в паутине, покуда хватает сил, верно? А остров Эспит — самый терпеливый из всех пауков. Тебе еще мнится, будто ты летишь, а на самом деле тебя уже вовсю едят. Нет, он напоминает о себе исподволь, вкрадчиво, одну за другой набрасывая на дергающиеся лапки добычи невесомые нити, упеленывая бережно и нежно. Сперва — точка на карте, немного погодя — заложена страница в географическом атласе. Газетная статья, зачем-то вырезанная и зачитанная до дыр. Старая открытка вместо закладки в любимой книге. Вот чудеса! — оказывается, и книга-то — не просто книга, а древняя поэма, полная волшебства, морского ветра и криков чаек над старинными камнями таинственной башни… А потом глаза сами выхватывают из пестрого гобелена жизни именно те нити. Невесомые. Прочные. Неразрываемые ничем.

Меж тем перед юной курсисткой перспективы открывались если не блестящие, то уж совершенно точно неплохие. Почта, таможня или полиция, в конце концов — чем плохо? В любом из ведомств империи нашлось бы местечко для сообразительной барышни. А там, глядишь, и связями обрастешь, заведешь нужные знакомства, и что потом сумеешь извлечь из своего положения — удачное замужество или прыжок через пару карьерных ступенек — уже не так важно. Главное — сразу удачно устроиться. А у девушек из «золотой сотни», в отличие от менее жадных к знаниям товарок, имелся еще и выбор. В этом смысле система работала так же, как и с юношами. Им тоже присылали список вакансий, из которых счастливцы-отличники мигом расхватывали самые сытные. Есть же разница, где начинать карьеру — в столичном гвардейском полку или в гарнизоне какого-нибудь задрипанного городишки на восточной границе?

Конечно же, Скайра все это знала и с первого своего дня в корпусе целенаправленно делала все, чтобы оказаться в той самой сотне «золотых» и удачливых. Удалось. Оказалась. Пусть и девяносто третьей в списке, а все-таки! Но когда настал заветный час, и вчерашние однокашницы одна за другой начали оглашать свой выбор, на барышню Аннон словно затмение нашло. Первые пару десятков вакансии она добросовестно отследила и вычеркнула, а потом… Строчки плясали перед глазами, девичьи голоса слились в неразборчивый щебет, и когда грозовым раскатом над томно склоненной головой прозвучало:

— Аннон Скайра!

Придумывать что-то стало уже поздно. Она заполошно моргнула раз, и другой, сглотнула — и ткнула в список наугад, цепенея в ожидании недовольного окрика.

С первого раза ее лепет даже расслышать не смогли. Пришлось, на миг зажмурившись, выпалить еще раз, уже громко, как можно громче:

— Остров Эспит!

В зале, заполненном двумя сотнями перевозбужденных девушек, тихо стало, как в склепе. Даже мухи перестали жужжать.

— Должность имперского эмиссара на острове Эспит? — переспросила директриса, игнорируя вытаращенные глаза секретаря и кашель дамы из попечительского совета. — Вы уверены?

Горло у Скайры перехватило, и она смогла только кивнуть.

— В таком случае, извольте подписать…

Дальше барышня Аннон не слушала. На негнущихся ногах подошла, окостеневшей рукой подписалась, сама себя пытая — почему? Зачем? Из трех сотен вакансий выбрать самую ничтожную — может, она и впрямь спятила? Имперский эмиссар — это только звучит красиво, а на деле же — меньше, чем ничто. Как же оно переводится — соглядатай? Приглядчик? Или надсмотрщик? Словечко из тех времен, когда самовластные сеньоры в своих землях не слишком-то считались ни с законами, ни с указами сюзерена, руководствуясь одними лишь своими прихотями. Вот к таким из столицы и назначали имперских эмиссаров — наблюдателей, доносчиков и убийц в одном лице, чтобы в случае чего найти управу на зарвавшегося местного князька. Но то раньше. А в нынешний просвещенный век осколки прежних владетельских привилегий сохранились лишь в таких глухих и никому не нужных местах, как остров Эспит. До него еще суметь добраться надо, не говоря уж о несении какой-то там службы! Эмиссар в таком месте — это все равно что ученая обезьянка, объект всеобщей потехи и только. А замшелая торжественность обрядов лишь добавляет картине веселья. Вечная Мельница, да от названия должности даже женского рода нет! Эмиссарша, что ли? Скайра всю свою выдержку потратила на то, чтоб не взвыть в голос, когда ее с постными минами принимали в штат и убийственно серьезно инструктировали касательно высокой чести, неотъемлемых прав и неограниченных полномочий. Отныне и на ближайшие пять лет (а раньше с острова не сбежать, хоть завали департамент прошениями) барышня Аннон превращалась в даму-эмиссара, каковой даме и передавалось в качестве резиденции строение, высокопарно именуемое «имперским эмиссариатом», а на деле представлявшее собой дощатую будку, на стену которой мочились все островные собаки. Жалованья положили в год — только чтобы с голоду не умереть. И совсем уж утонченным издевательством прозвучал пассаж о том, что свежеиспеченной эмиссарше не возбраняется изыскивать дополнительные средства заработка, как то: земледелие, рукоделие или же оказание иных услуг подопечному ей населению. То бишь, Скайре прямо советовали возделывать огородик, завести козу и, по возможности собирать мзду с островитян. Пистолет, впрочем, выдали, и мундир тоже, но в кредит — за казенную амуницию надлежало рассчитаться в течение года. Приятной новостью можно было счесть дозволение «в целях экономии» облачаться в форменный жакет только в «особенных» случаях. Эмиссарше надлежало поддерживать на вверенной ей территории общественный порядок, разрешать споры, следить, чтобы местный землевладелец соблюдал имперские законы, и так далее. Весьма обширные полномочия и очень расплывчатые. В случае нападения внешних врагов или народного бунта Скайре предстояло возглавить островное ополчение, а так же препятствовать контрабанде и выполнять роль цензора. Полицейского участка, к слову, на острове Эспит тоже не было. Зато имелась почта!

— Вот видите, — по-отечески похлопав придавленную обилием прав и обязанностей девушку по плечу, утешил ее окружной эмиссар Тинз, ее непосредственный, но очень далекий начальник. — Все не так плохо! Зато вам не придется разносить почту!

Этого Скайра уже не перенесла и позорно разревелась. Она как наяву увидела вдруг свое будущее и себя — полуголодную оборванку в обносках, мотыжащую каменистую почву в тени руин. Вшивую, конечно. Вот она настороженно тянет носом воздух и хищно бросается с пистолетом на беспечного путника, чтобы «собрать мзду». В сарайчике блеет однорогая коза, а под низкими свинцовыми тучами кружат вороны. И гадят!

— Ну-ну, милая моя, будет вам, будет, — шеф подал ей платок, дабы дама-эмиссар утерла слезы и высморкалась. — Пять лет пролетят быстро, даже не заметите. Еще возвращаться не захотите! Остров Эспит — просто ожившая легенда! Чудесный уголок, просто чудесный! Вот увидите… Ох, экая же вы впечатлительная барышня!

Слезы, конечно, ничего в судьбе Скайры не изменили. Остров Эспит ждал свою эмиссаршу, но… до него же еще надо было добраться!

Лив очнулась от воспоминаний, словно вынырнула, чтоб глотнуть воздуха — и опять туда, в темно-зеленую глубину, в холод и вечное молчание, туда, к отмели, где среди тысячи раковин-дней найдется одна-другая с жемчугом… Возможно. А возможно — и нет. Прищурившись, она посмотрела на небо, уже зардевшееся предзакатным багрянцем, и вздохнула с малодушным облегчением. Все-таки сегодня уже слишком поздно для похода в подземелье башни, а вот для воспоминаний — в самый раз. Нужно лишь закончить эти приятные вечерние заботы: обиходить козу, которую она действительно завела, покормить Перца, полить цветы, поджарить гренок и заварить чай. Сегодня не нужно спускаться. Морские и подземные, как хорошо, что не нужно!

Согретая этим решением, она даже мурлыкала себе под нос навязчивый мотивчик песенки, под которую третьего дня вдова Матэи пыталась затеять танцы. Не самая лучшая идея не самой умной из женщин, по правде-то сказать. Соседей больше занимал не новенький патефон, а запах рыбы на решетке и свежее пиво. Единственной, кто проявил интерес к развлечению, оказалась Лив, но и то лишь потому, что от музыкального аппарата и модных пластинок так и веяло мурранской республикой и контрабандой. Легкомысленный мотив пах ночными вылазками под носом у береговой охраны, табаком, солью, мужским потом и углем пароходной топки. Бертом. Наверняка он и привез запретную вещицу, больше некому. То-то вдова Матэи отводила глаза и криво улыбалась. Лив ухмыльнулась в ответ и погрозила нарушительнице пальцем. За столько лет соседи могли бы и привыкнуть, что она — не таможня и не патруль, и до всего, что рыжий контрабандист творит за пределами острова Эспит, даме Тенар и дела нет. Вот когда его быстрые ноги ступают на главный причал или шлепают по мелководью в Косой бухте — тогда другое дело!

Она улыбалась над чашкой, вспоминая тот «танцевальный» вечер. Дам не пришлось разнимать — уже хорошо, хотя все шло к драке. Но хитрец Хил Рэджис опять прикинулся глухим, а затем так вовремя разыграл очередной припадок, что островитянки не успели всерьез сцепиться из-за единственного кавалера. Умник Хил! Вот уж кто выжимает все возможное из романтического ореола, что окружает покалеченных на войне героев. В том случае, конечно, когда они не слишком сильно покалечены. Пара интересных шрамов, легкая глухота на одно ухо и выборочная потеря памяти — следствие контузии. Это совсем не то же самое, что оторванная рука или протез вместо ноги! Тем паче, что столь своевременное расстройство памяти, равно как и глухота, подтверждается лишь словами самого Хила. С героя сталось бы и слукавить!

Во всяком случае, когда они уже за полночь возвращались вдвоем по домам, никакой глухоты Лив не заметила, да и припадки с Хилом случались лишь в присутствие женщин из семьи Тэранс. Впрочем, крышу чинить даме Тенар сосед отказался, отговорившись все тем же недугом, так что кто знает, кто знает… Может, и впрямь контуженный? Однако велосипед оседлал лихо и пылит по дорогам Эспита не хуже, чем сама Лив, когда-то первой оценившая этот дар прогресса. Служба эмиссара такова, что иногда требуется быть сразу в нескольких местах, и хоть разорвись, а содержание лошади сожрало бы не только жалованье, не к ночи будь помянуто, но и весь доход из «прочих» источников. Велосипед же окупился за один сезон, особенно после того, как лорд Эспит убедил подданных собрать средства на ремонт дорог и покрытие их асфальтом.

Лив глотнула остывшего чая и потрепала по холке пса, который подошел и положил ей голову на колено.

— А что, Перчик, заслужили мы с тобой маленькую компенсацию за все горести наши, а? И крышу менять все-таки надо… Вот приплывет эта рыжая морда, а тут мы его и сцапаем… и склад его накроем… Найдется у Берта в норе пара-тройка роскошных вещичек, как думаешь? Вот мы его и прижмем… и штрафик возьмем… и в казну возьмем, и себя не обидим. А?

Перец чуть вильнул длинным хвостом, заслышав знакомое имя. Именно Берт когда-то привез на Эспит щенков редкой «оленьей» гончей. Нескладные длиннолапые малыши приходились внучатыми племянниками любимой суки Ее Императорского Величества и родословную имели посолидней, чем у иного графа. Рядом с таким псом презренным смердом почувствовал бы себя и принц-консорт, не говоря уж о всякой мелкой дворянской сошке вроде графов и маркизов. К несчастью, из трех щенков один оказался бракованным. Недопустимым изъяном для стандартов породы считалась даже узкая белая стрелка на лбу Перца, что уж говорить о разноцветных глазах. Когда «молочная» синева стала янтарем отрочества, выяснилось, что Перец — злополучный обладатель «волчьих», зеленоватых глаз. Хотя насчет удачи можно бы и поспорить — щенок в итоге достался Лив, и все сложилось как нельзя лучше. Лорду Эспиту для престижа хватило и пары «императорских» собак, а даму Тенар мало волновали стандарты экстерьера, лишь бы человек, то есть пёс, был хорошим. Тем паче, что самого Перца ничуть не тяготили ни недостатки внешности, ни «плебейская» кличка.

Рыжего контрабандиста пёс любил настороженной любовью ревнивого самца, который в каждом встречном кобеле видит соперника. А потому на охоту за Бертом вдоль линии прибоя выбегал всегда с радостью, предвкушая удовольствие погоняться, настичь, повалить на влажный песок, прижать лапами и с гордостью предъявить добычу запыхавшейся хозяйке. Весил Перец едва ли меньше, чем взрослый мужчина, зато бегал гораздо быстрее.

Впрочем, и Берт бывал куда как прыток. Если Рыжий не хотел, чтобы его поймали, проделать это было непросто. К счастью, обычно он все-таки хотел. А еще чаще — сам появлялся словно из ниоткуда: только что горизонт был чист, и вдруг негромкая скороговорка мотора, и вот же он, лавирует, неся на борту очередной сюрприз. Чутье у него на сюрпризы, что ни говори. А точнее — на «своих». А здесь чужие не выживали. Либо ты становишься одним из обитателей острова навечно, либо отправляешься прочь. Но покинуть Эспит, когда ты уже пророс в его каменистой земле, невозможно. Лив не смогла бы назвать ни единого островитянина, кто уехал бы и не вернулся. Да и сама имперская эмиссарша по прошествии первых, самых тревожных, пяти лет не унесла ноги подальше с этого заброшенного на край света клочка суши, а твердо, можно сказать — каллиграфически, вывела на желтоватом листке писчей бумаги прошение о продлении ее пребывания на Эспите. А спустя еще пять лет — снова. После второго раза в департаменте, видимо, вздохнули с облегчением, убедившись в том, что Скайра, к тому моменту ставшая владелицей башни Тенар и соотвествующего титула, накрепко пришвартована к историческим развалинам, на радостях прибавили жалованье и сделали должность пожизненной. Теперь уже и захочешь, а не уедешь. Только она не хотела, и вряд ли уже когда-нибудь испытает желание покинуть это место.

Верэн Раинер. Мурран

До станции пришлось пешком идти, на своих двоих. А всё потому, что мать с вечера подговорила водителя грузовика ехать с фермы в город другой дорогой. Верэн постояла на обочине, постояла, да и потопала в сторону станции. Рассчитывать на попутную машину в окрестностях славного города Озанн было просто смешно.

Верэн Раинер шла, не оборачиваясь, хотя точно знала, что ей прямо сейчас в спину смотрят двенадцать пар глаз. Отец специально ушел из дому еще засветло, полагая, что лишение родительского благословения — это ужасная кара. Кому-то может быть и страшное наказание, а Верэн вздохнула с нескрываемым облегчением. Говорено уже переговорено и про то, что она — дурища набитая и бесстыжая, и про то, что обратно «такую дуру» не примут, даже если на коленях приползет. Ползти, если ноги откажут, Верэн собиралась только в одном направлении — куда подальше от Озанна и родительского дома, главное, чтобы в сторону острова Эспит. Правда, о конечной цели своих устремлений девушка никому не говорила, как если бы собиралась поселиться в жерле действующего вулкана. Остров у местных кумушек считался местом проклятым, а островитяне, конечно же, только тем и занимались, что колдовали и злобничали против всего рода человеческого. Во всяком случае, массовый рыбий замор так и назывался — эспитская болячка.

Но с тех пор, как Верэн исполнилось двенадцать, она сбегала из дому с одной целью — постоять на обрыве над прибоем и глядеть неотрывно в сторону острова до рези в глазах. С хадрийского берега Эспит не виден и в самый ясный день, но это вовсе не мешало девочке всматриваться в линию горизонта. Иногда она была четкой, точно первая борозда в поле, иногда мерцающей и серебристой, но там, где море сливалось с небом, проходила невидимая граница, делящее мир Верэн на опостылевшее «здесь» и зовущее «где-то». За регулярные побеги влетало ей изрядно — родители в четыре руки пороли, лишали ужина, запирали в чулане. Но все без толку, «зов» Эспита становился с каждым годом все настойчивее.

И вот настал день, когда старшая дочь в почтенном семействе Раинер бодро зашагала навстречу новой жизни. Не обязательно хорошей и обеспеченной, не факт, что безопасной, самое важное — она должна стать другой, отличной, непохожей. В честь отъезда Верэн даже новые туфли обула, о чем, конечно, быстро пожалела. Но пока не скрылся за поворотом дороги опостылевший дом, а случилось это нескоро, сцепив зубы, терпела боль в натертых ногах. Как любила говорить госпожа Камелет: «Лопни, но держи фасон!», а она — наипервейшая озаннская сплетница и модница, знала толк в дамских штучках. Даром что такая же фермерша, как и Раинеры. Вот Верэн и держала фасон перед глядящими ей во след домашними. И только когда уверилась, что никогошеньки вокруг нет, со стоном сбросила орудия пытки. До мяса растерла, до злых слёз и закушенной, чтоб заглушить скулеж, губы.

К станции девушка еле-еле приплелась и, разумеется, опоздала на пассажирский поезд «Феликин-Дайон». К счастью, жена станционного начальника — госпожа Сур считала самостоятельность не пороком, а добродетелью, и, узнав, что девица Раинер твердо намерена добиться успеха и достатка в большом городе, пустила приличную барышню переночевать у неё в саду на лавке.

«Ничего-ничего, — сказала себе девушка, сворачиваясь клубочком на своем жестком лежбище и укладывая гудящую голову на саквояжик, — Было бы очень странно, если путешествие началось с везения. Всем поначалу тяжело, неуютно и страшно! Зато потом…» Что случалось потом с искателями приключений, Верэн знала из двух источников, твердивших прямо противоположное. Первый — сплетни и пересуды, второй — книги. Сходство начиналось и заканчивалось обязательными трудностями, встречающимися на пути авантюрных натур, а дальше выходило по-разному: в книгах — подвигами и полцарством в придачу, а в жизни — придорожной канавой или тюрьмой.

Но в отличие от неудачливых землячек, Верэн Раинер ехала не столичную сцену покорять, а на остров Эспит. Существенное, можно сказать, радикальное отличие обязательно должно сыграть в её пользу. Непременно! Так и будет… И на этой оптимистической ноте Верэн заснула крепким сном очень молодого и очень здорового человека двадцати лет от роду, который и знать пока не знает про всякие бессонницы.

А утром все опасения девушки развеялись, как туман над ленивой и медленной Оз. В юности горе — не беда, а яблоко и четвертинка лепешки — целое пиршество, не говоря уж про вид дымного столба из паровозной трубы, который в молодых и зорких глазах уже не просто последствие работы паровой машины, а целое знамение.

Верэн поправила шляпку, выпрямила спину, подтянула перчатки и решительно предъявила контролеру свой билет.

— Тебе сколько лет, девочка? — подозрительно спросил он.

Но барышня Раинер была готова к такому повороту. С её ростом и телосложением всегда было трудно рассчитывать на серьезное отношение.

— Смотрите в паспорт, сударь. Мне уже двадцать.

— Мда? — кондуктор с большим сомнением переводил взгляд с девицы на документ и обратно. — А на вид больше тринадцати и не дашь. Ишь ты какая!

Более взрослая женщина восприняла бы его слова как комплимент, но Верэн расстроилась и разозлилась не на шутку.

— Болела много в детстве, — рыкнула она.

— А! Калека, значит, — засмеялся тот. — Ну, проходите, барышня, проходите.

На «калеку» девушка не обиделась. Так считали все её родственники. Откуда же еще взяться в роду крепких потомственных землепашцев такому изящному созданию, как не из-за хвори. Даже если Верэн в жизни своей болела всего один раз — корью, да и то — в легкой форме. К тому же, «малютка Вер» всегда хорошо дралась и ела за троих. Но разве этих упертых Раинеров переспоришь? Если Криз Раинер вдолбил себе, что «девка эта для хозяйства бесполезна, так пусть хоть в школу ходит», то никто его не переубедит, хвала Вечной Мельнице. Теперь, в свете поступка Верэн, его умозаключения звучали так: «выучили на свою голову неблагодарную дрянь!» И не возразишь! Потому что таки дрянь, причем неблагодарная. Хорошие дочери из дому не уходят — это всем известно.



Поделиться книгой:

На главную
Назад