Запад. Феномен западнизма

Чтобы сравнение западнизма и коммунизма с точки зрения плановости экономики имело научный смысл, нужно определить объем планируемых феноменов экономики в обоих обществах, отвлекаясь от того, какие учреждения, организации, предприятия и лица занимаются делом планирования. По моим предположениям, процент планируемых феноменов в западной экономике ничуть не ниже, чем таковой в экономике коммунистической. И с точки зрения важности планируемых феноменов западное общество не уступает коммунистическому. Иное дело — распределение планирующих функций и операций по различным подразделениям, сферам, учреждениям, организациям и т. д. С этой точки зрения различие западного и коммунистического общества бросается в глаза, и прежде всего различие на уровне государственных учреждений и предприятий. Рассмотренные два аспекта (объем планируемого и распределение планирующих функций), как правило, не различаются, на первый план выдвигается второй, и плановость представляется как специфика коммунистической экономики, что неверно или бессмысленно.

Рассматривая экономику с точки зрения объема планируемых феноменов, можно констатировать как факт, что западная экономика является плановой в очень высокой степени, и степень плановости неуклонно растет. Это является неизбежным следствием усложнения делового аспекта общества. Более того, и с точки зрения распределения планирующих функций имеет место сильная тенденция в сторону сходства с коммунистической экономикой. Усиливающаяся роль государства в экономике (налоговая политика, кредиты, общественные заказы, инвестиции) и распределение гигантского бюджета вполне сопоставимы с планирующей ролью коммунистического государства.

ГОСУДАРСТВО И РЫНОК

В западной идеологии, по крайней мере начиная с сороковых годов, идет борьба двух направлений — государственников и рыночников (так бы я назвал их). Самыми характерными фигурами тут являются соответственно Кейнс и Хайек. Оба направления признают роль рынка и роль государства. Но каждое из них делает упор на то или на другое, причем так, что фактически получается их противопоставление.

Я считаю такое противопоставление лишенным научного смысла. Роль государства в функционировании рынка общеизвестна и очевидна. И дело не в том, слишком велико или слишком мало участие государства в работе рынка. Дело в том, что государство является не просто охранителем и регулировщиком (в какой-то мере) рынка, а в том, что оно само есть фактор экономики и крупнейший участник рынка. Обычно в государстве выделяют лишь один его аспект, а именно — власть и управление обществом как целым. Но государство одновременно есть гигантское предприятие, дело которого заключается в том, чтобы выкачивать средства для своего существования. А это средства для 10–15 % работающих граждан и их семей.

Государство распоряжается колоссальными денежными суммами. Оно является самым крупным покупателем на рынке, размещая заказы бесчисленным фирмам и предоставляя им кредиты. А образование наднациональных рынков и мирового рынка с необходимостью превращает государственную власть "национальных государств" в участников рынка наряду с гигантскими концернами и банками.

Скажу коротко о таком явлении, как государственный долг. В 1950 году государственный долг Западной Германии был 18 миллиардов марок, а в 1992 году стал 1300 миллиардов. В 1995 году ожидается 2000 миллиардов. В Италии в 1991 году государственный долг был 2000 миллиардов марок. А США побили все рекорды на этот счет: в 1992 году их государственный долг превысил 4000 миллиардов долларов (более 6000 миллиардов марок).

Государственный долг есть явление не случайное. Это не результат плохой политики, хотя и этот фактор играет роль. Он неизбежен в условиях западнизма при любой политике. От него не могут избавить никакие политические гении, ибо это явление экономическое. В 1989 году США выплатили около 20 % национального дохода в качестве процентов за государственный долг. Кому идут эти платы? За чей счет, если государство само по себе ничего не производит? На эти вопросы вы вряд ли найдете подробные и правдивые отчеты в средствах массовой информации и в общедоступных книгах. И тем более не найдете научно-убедительного объяснения этого феномена. Но и без этого очевидно одно: государство тем самым производит перераспределение средств в соответствии с объективными экономическими законами, которые в такой форме устанавливают некую социальную «справедливость». Вместе с тем рост государственного долга есть признак того, что в обществе увеличиваются диспропорции между его сферами и частями, и это вносит свой вклад в общую сумму условий и причин назревающего кризиса.

Я думаю, что наступает время, когда придется говорить не просто об экономике и политике как о связанных, но различных факторах западного общества, а о едином политико-экономическом или экономико-политическом комплексе. Я имею в виду при этом не слияние этих феноменов, а образование нового уровня в структуре западного общества в связи с превращением экономики в межнациональную и глобальную. Пока этот уровень еще слит с экономикой и политикой в старом смысле, еще не выработал адекватные себе формы. Это дело будущего. Но к этому идет. К данной проблеме я вернусь ниже.

УПРАВЛЕНИЕ ЭКОНОМИКОЙ

Я выше уже касался проблем управления. Добавлю к сказанному еще ряд соображений, связанных с темой рынка.

Рыночная экономика Запада противопоставляется коммунистической экономике как командной, управляемой «сверху». Это противопоставление точно так же является идеологически-пропагандистским. Во всяком достаточно большом и сложном обществе экономика так или иначе управляется, причем «сверху», ибо управление по самому смыслу понятия есть управление "сверху".

В эпоху «старого» ("атомарного") капитализма степень управляемости того, что образовывало капитализм, была низкой. Идеологи и теоретики, вырывавшие в абстракции капитализм из его социальной среды, создали иллюзию, будто капиталистическая экономика вообще есть царство анархии. В эпоху «нового» ("тотального") капитализма последний стал почти всей (практически всей) экономикой западного общества. Став тотальным, он утратил свое исключительное право быть анархичным, слабо управляемым или неуправляемым совсем. "Невидимая рука" превратилась во вполне видимую и ощутимую управляющую руку.

Существуют различные формы управления. В советском обществе имело место единое, централизованное и прямое (командное) управление экономикой. Не следует преувеличивать его силу и педантизм. В изображении идеологов обеих сторон (как апологетов, так и критиков) оно тенденциозно искажалось. На самом же деле отступления от абстрактных норм этой системы управления были настолько велики, что огромная часть советской экономики была вне сферы официальной системы управления. Такой была, например, теневая экономика. Таким было мизерное в отдельных случаях, но огромное в общей массе частное «предпринимательство», которое тоже было полузаконно или совсем незаконно юридически.

Экономика современного западного общества отличается от советской с точки зрения управления. Но это не значит, будто она вообще никак не управляется. Во-первых, процент управляемых «сверху» действий людей в сфере экономики тут не меньше, чем в обществе коммунистическом. Во-вторых, тут существует совокупность учреждений, организаций и личностей, которые совместно выполняют функции, аналогичные функциям высшей власти коммунистической системы управления экономикой. В этот управляющий комплекс входят государственные учреждения, советы банков и предпринимателей, эксперты и т. д. Они управляют экономикой не прямыми командными методами, а опосредованно, то есть путем принятия определенных законов и манипулирования денежными суммами. Но их решения должны кем-то претворяться в жизнь, а для этого требуются командные методы и контроль. Так что элемент командной системы управления присутствует и в западной экономике и имеет тенденцию к усилению.

ПРОБЛЕМА ЭФФЕКТИВНОСТИ

Вряд ли в мире найдется хотя бы несколько человек, которые будут оспаривать утверждение, что западная экономика является самой эффективной в мире и в истории человечества вообще. Но что это такое — высокий уровень эффективности экономики? Технический уровень? Открытия и изобретения? Производство хороших вещей, причем в большом количестве? Высокая производительность труда? Рациональная организация? Если присмотреться к тому, что на Западе пишется и говорится на эту тему, то можно заметить односторонность и тенденциозность в понимании эффективности экономики и в отборе критериев ее оценки, переходящие в идеологическое извращение и фальсификацию. Это особенно сильно стало проявляться в последнее время, после окончания "холодной войны" в пользу Запада. При этом восхваление экономики Запада сопровождается дискредитацией экономики бывших коммунистических стран. Я не собираюсь заниматься здесь апологетикой экономики коммунизма и критикой экономики Запада. Я хочу лишь сказать, выражаясь метафорически, следующее. Когда на том основании, что птицы лучше летают, чем рыбы, начинают доказывать, будто птицы и плавают лучше, чем рыбы, то получается ложное представление как о рыбах, так и птицах.

Говоря об эффективности западной экономики, надо принимать во внимание то, что подход к этой проблеме различен на различных уровнях, — на уровне отдельных предприятий, отраслей экономики, экономики целой страны и, наконец, всего западного мира. Надо далее различать абстрактную и реальную эффективность. В случае абстрактной эффективности принимаются во внимание лишь некоторые признаки экономики, причем в наиболее развитых и характерных образцах. В случае же реальной эффективности принимается во внимание вся совокупность важных признаков экономики, причем во множестве реально существующих факторов.

Надо, далее, различать экономический и социальный подход к экономике. В первом случае экономика рассматривается сама по себе, во втором же случае она рассматривается с точки зрения проблем социальных (условия труда, занятость, жизненные гарантии и т. д.). Наконец, надо различать эффективность экономики и экономическую эффективность общества. В последнем случае нужна суммарная оценка экономики с учетом не только экономических и социальных критериев, но и факторов иного рода, касающихся общества в целом (способность переживать природные катастрофы и кризисы, вести войны и т. д.). Одним словом, проблема эффективности экономики и общества с точки зрения экономики есть на самом деле сложный комплекс разнородных проблем, исключающий единое и однозначное решение.

Возьмем такой пример. Всего от 3 до 6 % работающих людей в западных странах занято в сельском хозяйстве. Идеологи истолковывают это как якобы бесспорный показатель высокой производительности труда. Мол, этих 3–6 % достаточно, чтобы удовлетворить потребность страны в продуктах сельского хозяйства. Это, однако, неверно фактически, так как страна может ввозить более половины продуктов сельского хозяйства из других стран. Так что надо учитывать и тех, кто занят в сельском хозяйстве стран-экспортеров. Кроме того, надо учитывать не только тех, кто непосредственно занят в производстве продуктов, но и тех, без которых это производство и реализация его продуктов вообще невозможны, то есть иначе подходить к проблеме, иначе расчленять общество, иначе производить измерения.

Кроме того, эти 3–6 % можно интерпретировать совсем иначе, а именно так: лишь 3–6 % работающих могут заработать на жизнь в сфере сельского хозяйства, На этом примере отчетливо видно различие двух подходов к эффективности экономики — западнистского и коммунистического. Принцип первого — минимизировать число занятых в каком-то деле и максимализировать интенсивность труда. Принцип второго — дать возможность максимально большому числу людей существовать за счет этого дела и облегчить условия труда. С точки зрения решения проблем социальных коммунистическая экономика эффективнее западной, уступая ей в чисто экономическом плане.

Экономическую эффективность общества в целом принято измерять стоимостью суммарной продукции общества. Прирост суммарного продукта считается признаком нормальной и даже цветущей экономики. Многие специалисты отмечали бессмысленность такого критерия и несоответствие его реальному положению.[63] При таком подходе не принимаются в расчет другие, более существенные факторы, например — инфляция, рост налогов, удорожание жизни, рост безработицы, загрязнение окружающей среды, структурные изменения в экономике и многие другие.

С принятыми критериями оценки экономики теоретики могут создать любую желаемую картину состояния экономики в зависимости от социальной, политической и идеологической конъюнктуры. Замечу между прочим, что годовой прирост национального продукта в коммунистическом Китае в 1992 году был 10–12 %, а в передовой в экономическом отношении стране Запада — в Западной Германии — он был близок к нулю. А колоссальный прирост в Советском Союзе когда-то повергал в панику Запад.

ОЖИРЕНИЕ И ПАРАЗИТИЗМ

В западной экономике производятся не только жизненно необходимые продукты, но и излишние, без которых люди в принципе могут обойтись, сохраняя жизненный уровень. Примером производства такого рода может служить производство пиротехнических средств и праздничных безделушек, которых в одной только Западной Германии ежегодно продавали на несколько миллиардов марок. B США сложилась целая отрасль экономики, занятая контролем за весом людей, которая в 1992 году имела оборот 43 миллиарда долларов. В Германии выпускалось более 200 предметов для операций с куриными яйцами. Трудно сказать, каких огромных размеров достигает производство избыточных предметов потребления и роскоши. Производительность труда в этой сфере может быть высокой, но это показатель не экономической эффективности, а своего рода ожирения общества. Степень такого ожирения западного общества необычайно высока и имеет тенденцию увеличиваться.

Характерным для западного общества является также высокая степень паразитарности. Я имею в виду большое число людей, ничего не дающих от себя обществу, живущих паразитами за его счет. Тут существуют и процветают группы таких людей, целые слои и категории. Большое число людей занято производством ценностей для этих паразитов и обслуживанием их, тем самым включаясь в сферу паразитарности. К этим явлениям относятся также паразитарные аспекты деятельности в целом непаразитарных слоев, учреждений и организаций. Это, например, возникновение должностей и функций, без которых в принципе можно было бы обойтись. Тенденция к росту степени паразитарности Запада является очень сильной и, пожалуй, неодолимой. Между прочим, превращение западного общества в постиндустриальное означает фактически превращение его в ожиревший социальный организм с высочайшей степенью паразитарности. Со временем это неизбежно скажется на его способности самосохранения самым негативным образом.

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Экономика западного общества не есть нечто застывшее, монотонное, однообразное. Это процесс, в котором бывают подъемы, бумы, застои, спады и кризисы. Обобщающие теоретические исследования на эту тему мне неизвестны, если не считать сочинения Маркса, Ленина и их последователей. Эти сочинения не соответствуют современному состоянию западного общества, так что то, что я собираюсь высказать здесь, есть результат моих непрофессиональных наблюдений.

В начале девяностых годов экономический спад на Западе стал очевидным всем и был признан как факт повседневной жизни. Хотя некоторые политики и теоретики и поговаривали о скором улучшении, их слова мало кого убеждали. А в 1993 году стали повсеместно говорить уже не просто о спаде, но о кризисе. В качестве критерия оценки ситуации как кризисной по негласному сговору множества специалистов и вообще пишущих и говорящих на темы экономики были приняты величины некоторых факторов (безработица, налоги, цены, инфляция, курс акций и т. п.), которые вышли за пределы терпимых ("нормальных").

Я считаю, что понимание экономического кризиса просто как нарушения границ «нормального» состояния экономики является поверхностным и неадекватным его сущности. Кризис проявляется в спаде экономики. Но не всякий спад есть кризис, каким бы сильным он ни был. Тут есть более глубокое различие, связанное с характером современного ("нового", "тотального") капитализма. Современная западная экономика не является стихийно-капиталистической, какой она была во времена Маркса и Ленина и в какой-то мере сохранялась до Второй мировой войны. Она стала организованно-западнистской. К тому, что я уже сказал выше на эту тему, добавлю еще следующее.

Современная экономика западного общества имеет сложную социальную структуру с иерархией уровней, функционирующих по разным законам, причем не только экономическим, но и коммунальным. Высшие уровни иерархии, играющие решающую роль в экономике, функционируют вообще не столько как феномены экономические, сколько как феномены коммунальные, — как всякого рода союзы глав и представителей банков и крупных концернов, как надэкономические учреждения, организации, сговоры, блоки и т. п., которые превращают экономику в нечто подобное государственной организованности. А с другой стороны, государство входит в сферу экономики не как нечто внешнее ей, не просто как орган охраны экономики, а как крупнейший владелец и распорядитель капиталов наряду с банками и концернами.

Положение современной западной экономики зависит теперь главным образом от ее социальной организации и способности руководства экономикой ("видимой руки") управлять экономикой теми методами, какими оно действует в нормальных условиях, и принимать меры, благодаря которым экономика удерживается в определенных рамках. О кризисе, в отличие от просто спада экономики, можно говорить тогда, когда экономика становится неуправляемой, и обычные меры "видимой руки" оказываются неэффективными. Подчеркиваю, об управлении здесь речь идет в том смысле, в каком об этом говорилось выше.

Сейчас руководители западной экономики предпринимают меры к тому, чтобы остановить спад экономики, не допустить настоящий кризис. Ситуацию в западном мире пока еще нельзя считать кризисом. Это скорее спад и депрессия на грани кризиса.

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

В наше время главные источники прогресса втекают в экономику Запада сверху и извне, а не пробиваются снизу и изнутри. Они не являются разрозненными и стихийными. Они организованны и преднамеренны, заранее спланированы и задуманы. Это научные открытия и технические изобретения, являющиеся результатом огромных усилий со стороны государства и государствоподобных предприятий с участием больших масс и объединений специалистов высокой квалификации. Это рационализация экономики в соответствии с рекомендациями, разработанными специалистами на высотах экономики и вне ее. Это — потребности в решении крупных задач, которые под силу лишь сверхкрупным объединениям предприятий и государству. Это интернационализация и глобализация экономики, рождающие более высокие уровни экономики с закономерностями более высокого порядка.

Уже в период подготовки ко Второй мировой войне основные стимулы экономического прогресса пришли в экономику извне, из потребностей глобально-политического порядка. А в годы "холодной войны" эта тенденция усилилась настолько, что теперь и речи быть не может о возврате к прежним стимуляторам прогресса. Думаю, что победоносное для Запада окончание "холодной войны" послужило одной из главных причин экономического спада и усиления тенденции к кризису.

На Западе сложилось убеждение, будто прогресс экономики на основе капитализма безграничен. Это идеологическое заблуждение. Всякий прогресс имеет потолок. Причем причины его ограниченности заключены в нем самом. Одни и те же факторы, стимулируя прогресс, одновременно порождают и его ограничители. Мне кажется, что Запад близок к потолку своего экономического прогресса. Прогресс требует затрат. А затраты растут с каждым шагом прогресса так, что выгоды от него относительно сокращаются. В конце концов затраты превзойдут выгоды, и регресс в других отношениях будет доминировать. К тому же экономический прогресс Запада происходит на более широкой основе, чем только капитализм, — на основе западнизма, в котором все большую роль играет аспект коммунальный (коммунистоподобный, если не коммунистический).

СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА НАСЕЛЕНИЯ

Население западных стран распадается на множество категорий, групп, классов, слоев, короче говоря — на множество подразделений по самым различным признакам и в самых различных разрезах общества. Рассматривая различные сферы общества, мы тем самым рассматриваем и структурирование населения страны. И я на эту тему уже сказал довольно много. Сделаю к сказанному еще ряд дополнений. Они будут касаться суммарного структурирования населения.

В течение длительного времени на Западе имел влияние марксистский подход к социальной структуре населения. В основе его лежало деление людей на основные классы, противостоящие друг другу. Основными классами западного общества как общества капиталистического считались владельцы средств производства и наемные рабочие — капиталисты и пролетарии. Этот подход в XX веке был несколько модифицирован немецким социологом Максом Вебером и сохранил некоторое влияние до сих пор. Например, американский социолог Эрик О. Райт[64] разделяет население на класс капиталистов, которые контролируют денежные капиталы, средства производства и рабочую силу, класс рабочих, которые не контролируют ничего, и множество прочих неопределенных категорий между ними. Но большинство авторов считает деление людей на такие классы в отношении современного западного общества лишенным смысла. И не без оснований.

Анализ деловых клеточек западного общества обнаруживает сложную социальную структуру занятых в ней людей с иерархией социальных позиций и с отношениями начальствования и подчинения. А если принять во внимание разнообразие и иерархию клеточек, а также систему коммунальных клеточек, включая систему государственной власти, то обнаружим социальную структуру членов общества в десятки раз более сложную, чем на уровне отдельных клеточек.

В реальной структуре западных стран нет такой поляризации классов, на какой базировалась марксистская идеология. Вместо абстрактного капиталиста Марксовой схемы можно увидеть множество людей различных социальных категорий — занятого тяжким трудом мелкого или среднего предпринимателя, находящегося в вечном долгу у банка; наемных лиц, выполняющих функции управляющих и надсмотрщиков; менеджера, распоряжающегося акционерным или частным капиталом; директора банка; президента банковского совета или еще какой-то вариант. И лишь в порядке исключения тут увидишь Марксова капиталиста, да и то в частичном виде.

Точно так же обстоит дело с другим элементом схемы — с наемными лицами. В их числе окажутся директора банков, получающие больше денег, чем миллионеры-предприниматели; менеджеры; государственные чиновники вплоть до президентов, министров, генералов; инженеры; профессора; артисты; спортсмены и прочие лица, ничего общего не имеющие с пролетариатом. В промышленности западных стран занято меньше трети работающих людей, по крайней мере половина которых не является рабочими по профессии. Рабочие в сельском хозяйстве суть ничтожная часть населения. Много людей в сфере обслуживания заняты физическим трудом. Но они не образуют никакой социальный класс. Рабочий класс в том виде, в каком он послужил основой для марксистских идей классовой борьбы и диктатуры пролетариата, вообще больше не существует в западных странах.

Выше я уже говорил о таком явлении в структуре населения, как превращение многих миллионов рядовых граждан в собственников каких-то денежных сумм, которые в совокупности образуют огромные капиталы. Хотя эти люди не становятся капиталистами, они становятся участниками жизни капиталов отнюдь не в роли наемных рабочих, а в роли мелких собственников и участников капиталов. Наемные рабочие, попадающие в это множество, теряют свою "классовую чистоту", если так можно выразиться.

Упомянутый выше Райт подробно описал категорию граждан США, которую он назвал выражением "Символические аналитики". Эту категорию образуют наемные лица. Большинство из них окончили колледжи или университеты. Многие имеют ученые степени. Они имеют дело с теми или иными жизненными проблемами не непосредственно, а путем манипулирования с символами, — со знаковыми данными о реальных явлениях, операциях, процессах. Их орудия — математические алгоритмы, научные теории, кодексы законов, финансовые операции, психологические средства, логические рассуждения. Они отражают реальность в абстрактных образах, перерабатывают последние и экспериментируют с ними, передают другим специалистам и в конце концов воплощают результаты своей деятельности в реальность. К этой категории относятся, например, ученые, инженеры-дизайнеры, юристы, финансовые советники, советники по налогам, издатели, журналисты, работники телевидения, создатели фильмов, работники рекламы, деятели искусства, проектировщики и т. д. Представители этой категории работают в одиночку или небольшими группами. Они редко вступают в непосредственные контакты с теми, кто использует их труд. Они чаще имеют партнеров или помощников, чем начальников или надзирателей. В США в начале девяностых годов число таких людей составляло 20 % работающих, то есть больше, чем число работающих в старом смысле.

Означает ли это, однако, что общество уже не распадается на классы с различными интересами, что наступила эпоха единства всех слоев населения и классового примирения? Ни в коем случае! Изменилась структура расслоения членов общества на различные категории, слои, классы и т. п., так что старые представления утратили реальный смысл, что было воспринято как исчезновение социального расслоения вообще.

Договоримся относительно смысла слов. Я уже говорил о том, что надо различать два смысла слова «класс», а именно — логический и социальный. В логическом смысле образовать класс предметов — значит взять какой-то термин «А» и построить новый термин "Класс А" (или "Множество А"). Например, из термина «стол» образуется термин "Класс (множество) столов", из термина «рабочий» — термин "Класс рабочих", из термина «капиталист» — термин "Класс капиталистов". В социальном смысле под классом понимают нечто большее. Обычно при этом предполагают общность интересов людей (членов класса) и совместность действий. Например, говоря о рабочем классе, имеют в виду то, что общим для них является стремление улучшить условия труда и увеличить зарплату, а их единство образуется и проявляется в профсоюзах, забастовках, политических партиях. Волна организованных профсоюзами мощных забастовок в Германии в 1992 году за повышение зарплаты вновь вернула в употребление выражение "рабочий класс", казалось навечно выпавшее из социального лексикона.[65]

ИСТОРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Прежде чем непосредственно изложить мой взгляд на классовую структуру западного общества, сделаю краткое историческое отступление. Принято считать, что основными классами феодального общества были феодалы (владельцы земли) и крестьяне, находившиеся в той или иной зависимости от них (крепостное право, барщина, оброк). Бесспорно, в феодальном обществе были и феодалы, и крестьяне, и феодальная зависимость вторых от первых. Но такое членение есть членение по принципам мясника, а не по принципам органичности. В реальности в основе имела место поляризация между первичными феодальными группами (буду употреблять такое выражение) и крестьянскими общинами. В феодальную группу входил феодал (а возможно — несколько родственников), члены семьи, слуги и вооруженные дружины. Элементарным членом логического класса «Феодалы» были не отдельные люди, а именно феодальные группы. Благодаря системе вассальной зависимости и в конечном счете благодаря монархическому государству феодалы объединялись в социальный класс феодалов.

Крестьяне тоже не были всего лишь элементами логического класса. Они образовывали общины, вступали в личные контакты с крестьянами других общин. Они не образовывали целостный социальный класс в масштабах страны или вообще большого региона, как феодалы. Тем не менее и тут были отношения, позволяющие говорить о классе в социальном смысле. Образованию такого класса способствовала церковь, а также развитие буржуазных отношений. Возникавшие время от времени крестьянские бунты и войны были признаками классовости крестьян. Между прочим, ведь и рабочий класс в западных странах не имел единой организации в масштабах страны. Он всегда был расколот на различные группы, причем обычно преднамеренно, с целью помешать революционной ломке общества.

КЛАССЫ ЗАПАДНОГО ОБЩЕСТВА

И в западном обществе, если к нему подойти не с принципами мясника, а с принципами органичности, можно обнаружить самым очевидным образом основные классы, а именно — класс работодателей (или нанимателей) и класс работодателей (или нанимаемых). Элементами первого класса являются не только отдельные предприниматели, но и группы людей, совместно распоряжающихся ресурсами дела и организующих дело. В наше время такие группы играют решающую роль. Они имеют различные размеры — от нескольких человек до многих тысяч, как это можно видеть в больших компаниях. В эти группы входят как собственники средств деятельности, так и наемные лица — менеджеры, работники контор и канцелярий, короче говоря — все те, кто представляет и отстаивает интересы группы работодателя, будучи членами этой группы. Работодателем может быть не только группа, владеющая и распоряжающаяся средствами частной компании, но и общественное и государственное учреждение. Определяющим признаком работодателя является то, что он распоряжается средствами деятельности и может нанимать других людей, то есть функция в отношении "Наниматель — нанимаемый". Вне этого отношения работодатели и члены групп работодателей обладают другими признаками, в том числе сходными с представителями класса нанимаемых. Классовое расчленение общества есть лишь одна из частичек его структуры, а не вся структура.

В класс нанимаемых входят не только рабочие, но и служащие всякого рода, включая государственных служащих. Важно отметить одну особенность членов класса нанимаемых: это — отдельные люди, а не группы людей, не организации, не учреждения. Если работодатель имеет дело с группой, учреждением или организацией, он имеет с ней дело не как работодатель и не как с нанимаемым, а как предприниматель с другим предпринимателем. Это отношение иного рода, не отношение классовое.

Как показало забастовочное движение в Германии в последние годы, работники общественных служб (почта, уборка мусора, транспорт) и даже государственных учреждений (включая полицию) ведут себя в качестве нанимаемых по отношению к нанимателям точно так же, как рабочие. Это вызвало волну возмущения в общественном мнении. Но никто не обратил внимания на то, что имевшие тут место конфликты суть конфликты классовые, которые раньше признавались только в от ношении собственников-капиталистов и наемных рабочих, занимавшихся в основном физическим трудом. Теперь же можно констатировать новый вид классовых отношений и классовых конфликтов.

В класс наемных работников входят и лица, сами являющиеся собственниками денежных сумм, акций, имущества (домов, земельных участков, вещей). В подавляющем большинстве это не пролетарии в том смысле, как их описывали Маркс и Энгельс. Тем не менее это не устраняет того, что они занимают определенное положение в отношении "Наниматель — нанимаемый", а именно являются в этом отношении нанимаемыми. Этим классовым отношением не исчерпывается их социальный статус. Их интересы как нанимаемых не совпадают полностью с интересами нанимателей. А иногда они вступают в конфликт.

Члены логического класса нанимателей образуют различного рода объединения, разумеется — в своих интересах. Тем самым они организуются в класс нанимателей в социальном смысле. Именно организуются. Эта их классовая организация есть существенная часть структуры общества. Объединяются в социальный класс и нанимаемые. Происходит это благодаря профсоюзам, партиям, демонстрациям, забастовкам. Тут организация не является такой сильной, как у нанимателей. Однако она настолько сильна, что некоторые апологеты капитализма видят в этом угрозу демократии и рыночной экономике.[66]

Класс нанимаемых не есть нечто единое для всей страны. Это множество социальных объединений нанимаемых, к каждому из которых применимо понятие класса в социальном смысле. Такие классы существуют в различных частях страны, порою — по нескольку в одном и том же регионе. Различные профсоюзы и партии создают такие классы в самых различных районах, сферах и аспектах общества. Единый класс нанимаемых, на мой взгляд, в современных условиях вряд ли возможен. К тому же правящие силы общества заинтересованы в такой раздробленности. Логический класс нанимаемых по другим признакам состоит из людей, интересы которых различны и даже враждебны порою. Классовые интересы не являются всеобъемлющими, а порою они вообще являются второстепенными. Аналогично существует несколько социальных классов нанимателей. Но тут возможности объединения лучше, чем у нанимаемых. В некоторых отношениях тут имеет место объединение в масштабах страны благодаря совокупности организаций, союзов, учреждений, сговоров и т. д., образующих систему управления экономикой.

Западное общество является многомерным, то есть одновременно структурируется в различных аспектах. Рассмотренное классовое расслоение является лишь одним из многих, причем не главным.

Одна черта классовых конфликтов, о которых я упомянул выше, заслуживает особого внимания. Борьба шла лишь за перераспределение в пользу нанимаемых долей доходов и средств, которыми располагали предприятия и учреждения и которыми распоряжались работодатели, а также за незначительные (с социалистической точки зрения) изменения в условиях труда. Социальные отношения вообще не подвергались критике и не ставились под сомнение. Они устраивают обе стороны. Борьба шла в этих рамках. В этом смысле классовые конфликты уже не являются антикапиталистическими, какими они были в XIX столетии и в начале XX. В связи с теми изменениями, какие произошли в структуре собственности, вопрос о собственности вообще потерял смысл как вопрос классовой борьбы. Доля нанимаемых в распределении благ зависит не столько от того, сколько капиталисты оставляют себе, эксплуатируя наемных лиц, сколько от общей экономической конъюнктуры и от положения предприятий и учреждений в этой конъюнктуре, а также от общей экономической политики государства. Сокращение личной доли работодателей в распределении благ не удовлетворило бы претензий нанимаемых даже в ничтожной мере. По этой причине классовые конфликты такого рода разрешаются путем переговоров враждующих сторон и экономических расчетов, составляющих часть экономических расчетов в обществе в целом. Классовая борьба в старом смысле перестала существовать. Ее роль борьбы социального масштаба перешла к массовым движениям иного рода и к борьбе между различными феноменами внутри системы западнизма.

СОВРЕМЕННОЕ РАБСТВО

При рассмотрении социальной структуры населения Запада нельзя игнорировать миллионы иностранных рабочих и иммигрантов, без которых современное западное общество вообще немыслимо. В 1991 году в Западной Германии жило около пяти миллионов иностранных рабочих, то есть 6,5 % населения. Во Франции иностранные рабочие составляли 8 % населения, в Швейцарии — 16 %, в Люксембурге — 23 %. Большое число иностранцев проникало на Запад в качестве иммигрантов. В США иммигранты составили чуть ли не основную часть прироста населения. Помимо легальной иммиграции, огромное число иностранцев проникало на Запад нелегально. Правительству США время от времени приходилось давать права гражданства миллионам нелегально живших в стране иностранцам, которых было уже невозможно (да и нежелательно) выселить обратно на родину. До последнего времени на такой наплыв иностранцев смотрели сквозь пальцы. Лишь когда этот наплыв превысил всякие границы, стали принимать решительные защитные меры. В США построили металлическую стену от потока беженцев из Мексики. В Германии построили электронную охрану границы от нашествия с Востока. В Италии пришлось использовать армию, чтобы сдержать поток албанцев.

Жажда многих миллионов людей из незападных стран добровольно переселиться на Запад ничуть не влияет на их социальный статус в западном обществе. Они тут образуют особый устойчивый социальный слой, сопоставимый с рабами Римской империи. Они бесправны, как и рабы. Во всяком случае, права их ограничены сравнительно с коренным западным населением. Условия их жизни тоже сопоставимы с рабскими. Конечно, с ними обращаются лучше, чем с рабами в Риме или в США в прошлом веке. Тем не менее они попадают в западные страны извне в качестве дешевой рабочей силы и для видов труда, какими граждане западных стран считают недостойным себя заниматься. Например, в Германии турки получают в два или три раза меньше немцев за ту же работу, а нелегально живущие тут люди из бывших коммунистических стран готовы работать вообще за гроши (за плату в десять и более раз меньше, чем немцы). Эти люди производятся в западных странах в этом их статусе, как воспроизводились (а не только захватывались в войнах) рабы в Риме. Создаваемая западными идеологами идиллическая картина, будто современные рабочие являются совладельцами предприятий или по крайней мере соучастниками дела, заинтересованными в его процветании, к рассматриваемому слою не относится.

В процентном отношении класс рабов в Римской империи был менее многочисленным, чем класс современных рабов в западных странах.[67] Но римское общество считается рабовладельческим, а западное демократическим. Впрочем, рабство в греческих демократиях было обычным явлением, а рабство в США даже в XX веке не мешало им считать себя самой демократической страной в мире.

К сказанному следует добавить еще тот факт, что большое число западных предприятий вынесено вовне, в те места планеты, где имеется дешевая рабочая сила и не действует западное законодательство в отношении работающих на этих предприятиях туземцев. Эти люди косвенно суть тоже элемент социальной структуры множества людей, вовлеченных в жизнедеятельность западного общества.

Существование рассматриваемого слоя уже породило на Западе проблемы, которые вошли в число важнейших и труднейших проблем современности. Представители этого слоя утвердились в западных странах и начали борьбу за условия жизни и работы, по крайней мере близкие к таковым коренного западного населения. Последнее увидело в них конкуренцию и угрозу своему будущему. Естественно, начались конфликты, получившие название расовых. В США они давно стали привычными. Теперь и Западная Европа становится ареной для них.

Не играет роли, как мы будем называть эти проблемы и конфликты. Важно то, что они стали фактом жизни Запада. Важно то, что они пришли надолго и всерьез. Важно то, что рассматриваемый слой объективно необходим для существования западного общества, причем именно в таком полурабском состоянии. А Запад сам загнал себя в ловушку, проповедью гражданских свобод, прав человека и западного общества как общества равных возможностей. В какой-то мере Западу повезло с тем, что проблемы такого рода приняли форму расовых: это позволяет скрыть их социальную сущность и органичность их для западнизма. В противном случае они давно обнаружили бы себя как проблемы классовые.

БЕЗРАБОТИЦА

Безработица считается одним из самых страшных дефектов западнизма. Она является постоянным, а не временным состоянием общества. Как установил Уильям Беверидж[68], даже в случае полной занятости число безработных будет достигать 3 % от числа занятых. В последнее десятилетие безработица в западных странах устойчиво держится на уровне 7–9 % от числа работающих, так что приведенную выше величину 3 % следовало бы удвоить.

Наличие безработных вызывает недоумение по целому ряду причин. В стране миллионы безработных граждан, а одновременно тут занято в два раза больше иностранных рабочих. С другой стороны, предприниматели данной страны инвестируют свои капиталы и создают предприятия в других странах, давая там работу большому числу людей. Почему эта «нелепость» имеет место? То, что предпринимателям это выгодно, очевидно и общеизвестно. Иностранным рабочим меньше платят, чем своим. Они не имеют профсоюзов. Не надо тратиться на их социальное обеспечение. В других странах рабочая сила дешевле. Не надо думать о социальных проблемах чужого населения и т. д. Но дело не только в этом. Безработица, возникнув как постоянно действующий фактор, воспроизводится уже с необходимостью и выполняет разнообразные функции, не заложенные в ней как таковой. Она играет роль фактора трудовой дисциплины, сдерживает претензии работающих, заставляет благополучных ценить то, что они имеют. Многие граждане страны не хотят работать на тех же условиях, на каких работают иностранцы, и заниматься тем же унизительным трудом. А другие хотели бы, да не могут, так как места уже заняты, и требуется профессиональная подготовка, какой у них нет. Многих устраивает пособие по безработице. Безработица вполне уживается с дефицитом рабочей силы. Имеются профессии, в которых условия труда тяжелые, а оплата низкая (например, низший медицинский персонал), и люди не идут на эту работу, предпочитая пособие по безработице или случайные заработки. А с другой стороны возникают новые профессии, требующие высокой и необычной квалификации, на овладение которой нужно время, усилия и способности, какими обладает далеко не всякий. Развитие западнистской цивилизации пошло в таком направлении, что проблема способностей большого числа людей для овладения новыми профессиями приобретает все более важное значение. Думаю, что дефицит людей, способных на это, будет возрастать и может со временем стать препятствием прогресса.

Когда приводят данные о безработице, то указывают только зарегистрированных в качестве таковых. Но существует еще скрытая безработица. В Германии в 1992 году, например, было зарегистрировано около трех миллионов безработных, а скрытая безработица (по сообщениям газет) превышала два миллиона.

Нет надобности говорить о том, что означает безработица для людей в материальном и в морально-психологическом отношении. В США миллионы людей из поколения в поколение не имеют постоянной работы. О том, что они живут на уровне ниже нищенского, не раз говорили президенты США. Страх потерять работу является важнейшим фактором, определяющим душевное состояние людей в странах Запада. Спад экономической активности в начале девяностых годов и рост безработицы резко усилили, по моим наблюдениям и по сведениям прессы, состояние душевной депрессии в широких слоях населения.

БОГАТСТВО И БЕДНОСТЬ

Структурирование населения западных стран не исчерпывается классовым. Оно происходит по многим другим линиям, в том числе по линии распределения жизненных благ. Неравенство людей с этой точки зрения в западных странах чудовищное. На одном полюсе общества происходит накопление баснословных богатств, на другом — беспросветной нищеты. Одна часть членов общества имеет доступ ко всем жизненным благам, ко всем достижениям цивилизации, о которых еще совсем недавно не могли мечтать даже самые привилегированные люди, а другая часть лишается той крупицы благ, какою раньше располагали даже бедняки.

Во всяком обществе так или иначе происходит разделение на богатых и бедных. Но в различных обществах это принимает различные размеры и формы, а также различно переживается людьми. Вот некоторые данные на этот счет. В Великобритании[69] в 1987 году 0,1 % высшего слоя населения владело 7 % богатства страны, а 50 % средних и низших слоев — лишь 4 %. Девять миллионов граждан (то есть 17 % населения) в 1986 году жило на уровне нищеты. B 1989 году треть жителей Лондона жила в нищете.[70] Во Франции 1 % населения владел 30 % национальных богатств, зато 10 % самых бедных имели всего 0,03 % национальных богатств. Восемь миллионов жило в нищете.[71] В Западной Германии 17 семейств владеют имуществом стоимостью более 100 миллиардов марок. Одновременно здесь до трех миллионов взрослых не умело читать и писать[72], шесть миллионов человек не имело средств существования, крова и надежд на будущее.[73] В других странах положение было не лучше. В 1963 году в США произвела сенсацию книга Майкла Харрингтона[74], в которой говорилось о десятках миллионов людей, живших в нищете. Несмотря на меры правительства как-то улучшить положение, в 1989 году в США жило в нищете 31,5 миллиона человек, а в 1990-м — 33,6 миллиона, то есть 13,5 % населения.[75]

Аналогичную картину контрастов богатства и бедности можно увидеть, рассматривая размеры доходов работающих граждан. В Великобритании в 1985 году 5 % работающих получало 16 % общенационального дохода, а 50 % — всего 5 %. Во Франции 1 % имели месячный доход не менее полумиллиона франков. То, что высокие доходы имеют капиталисты, это привычное явление. Новым тут является возникновение класса наемных лиц, имеющих очень высокие доходы и занимающих экономически влиятельные позиции. Например, глава Шпрингеровского концерна в Германии имел в 1969 году оклад 1,2 миллиона марок, хотя он не был владельцем предприятия (по нынешним ценам — это более трех миллионов). Многие авторы считают, что решающим фактором в разделении общества на слои становится позиция в социальной иерархии, а не собственность.[76] А это один из важнейших признаков общества коммунистического.

К категории сверхбогатых людей следует причислить главарей преступных организаций, кинозвезд, модных певцов и танцоров, выдающихся спортсменов и музыкантов, изобретателей и представителей других категорий, сохраняющих или приобретающих огромные состояния благодаря общепризнанным и стабильным условиям западного общества.

Согласно сообщениям в средствах массовой информации и в профессиональных сочинениях большинство жителей западных стран имеет высокий жизненный стандарт. Но это не отражает фактическую роль бедности, пусть в процентном отношении она и выглядит вроде бы безобидно. Бедность особенно страшна не тогда, когда она всеобщая (тогда она воспринимается как нормальное состояние), а именно тогда, когда бедных сравнительно немного. Тогда бедные, видя благополучие большинства, ощущают себя отверженными, а большое число благополучных живет в страхе попасть в это меньшинство отверженных. Бедность при этом воспринимается как самая страшная и неизличимая болезнь. Окружающие сторонятся бедных, как заразных больных.

Бедность не есть злой умысел каких-то сил западного общества. Она есть неизбежное следствие объективных законов западнизма. Положение вряд ли улучшилось бы в этом отношении, если бы вдруг отобрали богатства у сверхбогатых. Последние не сами проедают свои богатства, они играют роль своего рода пунктов перераспределения общественных богатств. Объем жизненных благ, особенно современных, не безграничен, на всех все равно не хватит. К тому же по законам капитализма выгоднее не ликвидировать бедность, а повышать интенсивность и производительность труда одних, выбрасывая в категорию отверженных других.[77]

УРОВНИ ДОХОДОВ

В западной социологической и экономической литературе принято делить население на три уровня (класса, слоя) — на высший, средний и низший. Основанием для деления служит размер собственности и дохода. Каждый такой уровень разделяется в свою очередь на подуровни, обычно — на три. Например, по одной из таких классификаций средний уровень подразделяется на такие:

1) собственники мелких предприятий, местных магазинов, небольших ферм; 2) управляющие фирмами и представители профессий высокого уровня; 3) служащие контор, учителя, низший медицинский персонал и т. д. Низший класс делят на квалифицированных рабочих, неквалифицированных рабочих, работающие этнические меньшинства. По другим классификациям в низший класс попадают безработные и вообще лица, имеющие доход ниже минимального.

Такого рода классификации очевидным образом искусственны. Почему три уровня, а не четыре или пять? В реальности имеет место непрерывная линия уровней собственности и доходов. В ней просто нет естественных точек разграничения. Фактическая роль таких классификаций — идеологическая: признав очевидный факт социальных и материальных контрастов, направить внимание людей на удобную для апологетики статистическую середину. Когда сообщают, что высший слой составляет пять процентов населения, низший — десять, а средний — восемьдесят пять, то всякая социальная критика общества должна умолкнуть. В средний слой при этом попадают мелкие и средние предприниматели, государственные служащие, профессора, артисты, квалифицированные специалисты, адвокаты, врачи и т. д. О какой тут классовой борьбе может идти речь?!

Сами жители западных стран зачастую затрудняются идентифицировать свою социальную категорию с точки зрения такой классификации. По одним опросам 80 % американцев отнесли себя к среднему классу, а по другим — лишь 43 %.

Разделение населения на высший, средний и низший слои и установление их численности не есть конец анализа социальной структуры населения. Это — только начало анализа. Средний слой не есть всего лишь один из слоев наряду с другими. Он есть основное население страны, социальную структуру которого надо еще исследовать. Именно эта структура образует основу западнизма, а не крайности в распределении власти, собственности и доходов. Жизнь среднего слоя порождает крайности западнизма, а не наоборот. Западнизм вообще возник как революция "третьего сословия", развившегося в "средний слой".

СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС И ЛИЧНЫЕ СВЯЗИ

Социальный статус человека есть его суммарная характеристика, определяемая многочисленными факторами: уровнем богатства и доходов, положением на иерархической лестнице социальных позиций, престижным уровнем профессии, степенью известности, образованием, культурным уровнем, сферой общения, связями, перспективой роста и другими.

Одинаковый социальный статус сводит в одну группу людей самых различных категорий. Например, в одну группу могут попасть политики, банкиры, танцоры, кинозвезды и ученые, не связанные никакими коммерческими и государственными отношениями. Различный социальный статус разбрасывает по разным группам коллег по работе и соседей, а зачастую и родственников.

В обществе образуется множество групп из лично знакомых людей с более или менее одинаковым социальным статусом. Устанавливается иерархия таких групп. Между ними устанавливаются различного рода пересечения, так что складываются более сложные и обширные объединения, слои, касты и т. д. Общество таким путем оказывается совокупностью лично связанных людей, структурирующихся в зависимости от их социального статуса.

Мне не попадались конкретные данные о том, какой процент деловых операций и решений происходит в таких группах и слоях и какова роль этих решений и операций в жизни людей. Исследование этого аспекта социальных отношений западного общества практически невозможно в силу его интимного характера и формальной недоказуемости утверждений. Я думаю, однако, что процент таких решений и операций высок, а важность их огромна.

В рассматриваемом аспекте происходит структурирование населения, отличное от делового, можно сказать — социальное структурирование. Тут образуются свои клеточки, ткани и органы. Изображение их жизни можно найти в литературных произведениях и кинофильмах, а также в прессе. Но обобщающие научные исследования на эту тему мне неизвестны. Я сомневаюсь в том, что они есть. Это — одно из табу западного общества.

ВЕРТИКАЛЬНАЯ ДИНАМИКА НАСЕЛЕНИЯ

Вертикальной динамикой населения называют переход людей из одного слоя (класса) в другой более высокого или низкого уровня, то есть повышение или понижение их социального статуса. В западной идеологии и пропаганде создают видимость, будто западное общество есть общество равных возможностей и будто любой в принципе может подняться из низших слоев в высшие. И приводят примеры людей, наживших за короткий срок огромные состояния или добившихся успехов в других сферах. Однако многие западные авторы[78] утверждают, что вертикальная динамика, наоборот, в западных странах незначительна. По их мнению, для подавляющего большинства людей главным условием приобрести социальный статус родителей или подняться выше является их рождение в определенном слое, а не другие факторы.

Вертикальная динамика населения в коммунистических странах на первых порах была необычайно высокой. Это и понятно. Социальная иерархия тут складывалась вновь, и все высшие ее уровни создавались за счет выходцев из низших слоев — из «народа». Но уже через одно поколение наметился спад в этом отношении, а через два поколения преимущества рождения стали важным и устойчивым фактором карьеры и жизненного успеха вообще. Я думаю, что суммарные показатели вертикальной динамики населения мало что говорят о реальной ситуации в обществе с этой точки зрения. Тут необходимо выяснить соответствующие показатели для различных категорий членов общества. Так, для представителей слоев, занятых в коммунальном аспекте общества, возможности продвигаться вверх по иерархической лестнице социальных позиций лучше, чем для других. И на низших ступенях иерархии вертикальная динамика выше, чем на высших.

НАСЛЕДОВАНИЕ

В западном обществе существуют две формы наследования. Первая из них — наследование материальных ценностей (имущества, земли, денег и ценных бумаг) и дела родителей или других лиц в соответствии с правовыми нормами. Исторически оно было необходимым условием возникновения и укрепления капитализма. Со временем тут произошли изменения, но сущность этого наследования сохранилась.

В мелком и среднем (в какой-то мере и в крупном) бизнесе большое число наследников продолжает дело предшественников, чаще — в силу необходимости зарабатывать на жизнь. Но в той сфере бизнеса, которая задает тон в экономике, наследование занятий происходит редко и не по правовым нормам. Многие дети бизнесменов предпочитают профессии иного рода.

Наследование материальных ценностей остается незыблемой основой общества. Тут имеют место юридические ограничения (налоги), но они не меняют сути дела. К тому же находятся способы их обойти. Далеко не все наследуемые ценности используются как капитал. Многое просто проживается. Но значительная часть используется как средство наживы и накопления богатства, причем применительно к новым условиям. Приведу один пример. В Германии около миллиона человек владеет домами, квартирами и участками земли стоимостью более 300 миллиардов марок. Они передаются по наследству. Наследники, как правило, сами имеют достаточно высокие доходы. Создается особая категория богатых людей.[79] Они из поколения в поколение становятся все богаче исключительно в силу права наследования. Одновременно растет число людей, не обладающих таким имуществом, для которых траты на жилье становятся бичом их жизни. Их буквально грабят владельцы жилья. Из-за этого даже люди со сравнительно высоким доходом попадают в категорию бедняков. В экономике в целом, однако, обогащение за счет наследования ценностей теперь, как мне кажется, не является главным способом обогащения. Конкретные данные на этот счет мне не встречались.

Вторая форма наследования заключается в том, что наследуется социальный статус. Происходит это не в силу правовых норм, а благодаря тем возможностям, какие родители и родственники предоставляют наследникам, чтобы они смогли удержаться на том же социальном уровне и даже повысили его. Наследники начинают жизненный путь не с нуля, а уже с более или менее высокого уровня, будучи подготовлены к выполнению определенных функций и к борьбе за успех.

Эта форма наследования играет роль не только заботы родителей о потомстве. Она есть явление социально значимое и целесообразное. В огромном обществе с колоссальным разнообразием выполняемых людьми функций и иерархией степеней их сложности и важности невозможно, чтобы все дети начинали жизненный путь с нуля и проходили одинаковую подготовку. Они должны стартовать с разных уровней и с разными возможностями. Изображение западного общества как общества равных возможностей есть идеологический миф, в который никто не верит.

Вторая форма наследования приобретает все более важное значение и оттесняет первую форму на второе место. В коммунистическом обществе она является главной.