Мне есть что сказать Вам, люди (Рассказы)

Абдуманап Алимбаев

Мне есть что сказать вам, люди

Если б кто-нибудь знал,

Что рвется мое сердце наружу,

Словно его кто-то гнал,

Как табун лошадей в зимнюю стужу!

И нежный женский голос звал: «Милый,

Я очень тебя прошу:

Выдержи, даже если ты очень устал.

Я жду и навстречу к тебе выхожу.

Единственный мой, ты никогда не плакал.

Что с тобой? Тебе больно!

Я слышу…»

Рук волшебных доброта

Далеко в Каршинской степи раскинулось небольшое селение Каспи. Многое довелось ему пережить. Здесь проходил Великий шелковый путь, связывающий Азию и Европу, мчалась конница Александра Македонского, двигались татаро-монгольские полчища, отдыхали в боевом походе воины Тимура… Притягивал большой колодец Сардоба — хранилище хрустально чистой воды.

Под его сводами, как и прежде, гуляет ветер, слышатся таинственные звуки: кажется, где-то рядом на базарской площади разговаривают люди, раздаются окрики погонщиков верблюдов и звучит нежный голос матери, поющей колыбельную песню… Вокруг колодца, как немые свидетели жизни предков, разбросаны многочисленные осколки гончарной посуды, различной домашней утвари, каких-то замысловатых предметов.

Веками по безжизненному пространству пустыни шли караваны. Палящее южное солнце касалось своими огненными лучами земли, сжигая вокруг все живое. Ни один росток не мог пробиться через раскаленный песок. Но люди все равно поселились здесь, рядом с живительной влагой колодца.

На Востоке говорят: человек в пути всегда рад встрече. А встреча с людьми, живущими в пустыне, радостна вдвойне. Таким местом встреч в пустыне и стало селение Каспи.

Жители Каспи встречали и провожали караваны с надеждой, что они еще раз пройдут через их селение. И караваны приходили, потому что в этом селении жили замечательные умельцы. Неподалеку они нашли залежи удивительной глины, которая в их руках превращалась в кумганы и пиалы, тандыры и в удивительные игрушки. С давних пор шла молва о местных мастерах. Не проходят теперь здесь большие караваны. Остался колодец, остался древний памятник XVI века Султан Мир Хайдар, да волшебная глина для волшебных человеческих рук. Не надо спрашивать, где живет гончар в селении Каспи — постучитесь в любой дом.

И нет человека в Касин, который бы не знал дом Анбар-аны Саттаровой. В большом дворе под аккуратным навесом виноградника за низким столиком работает мастерица игрушки — Анбар-апа. Родилась она в начале века. В ее семье гончарами были и прадед, и дед, и отец. Гончаром стала и она.

Рассматривая изящные изделия — кувшины, тандыры, посуду и игрушки, невольно задумываешься о неугасающей энергии человека, о его интересе к жизни и могучих силах творчества и фантазии.

Руки Анбар-апы похожи на руки хирурга перед сложной операцией. В них заключено все: талант, жизнь, время.

Вот бесформенный кусочек глины превратился в диковинного петуха, забавного верблюжонка, хитрого ослика, фантастическую лошадь с колесами вместо ног.

Вместе с тандырами — печами для изготовления лепешек и домашней посудой делали и делают люди игрушки-свистульки, которые радуют не только детей, но и продолжают удивлять взрослых. В этих краях природа отвела весне короткое время. Весна приносила зелень на прогретые солнцем лужайки, весенний праздник Навруз, который так ждали дети и взрослые. Какой же праздник без игрушки! Во всей округе у детишек были в руках изделия Анбар-апы — свистульки, дудки, погремушки. И все гудело, трещало и свистело в праздничный весенний день. И считали люди, что этот гомон принесет сюда ветер и тучи, и пойдет дождь, и будет богатый урожай. Но под палящими лучами солнца быстро тускнели все краски, кроме одной, серо-желтой, символизирующей жажду.

Жители Каспи стремились украсить свои игрушки веселыми красками весны. Люди приобретали для своего дома тандыр и игрушки с доброй надеждой, что родится у них сын, и каждое утро перед восходом солнца мать будет для него печь чудесные лепешки. Вырастет сын смелым и добрым, полетит он на лихом коне в далекие края, где много озер и рек, где рождается вода.

Мечта эта сбылась: сегодня не нужно лететь в далекие края — в пустыню пришла вода и преобразила этот край.

Забыты старые обряды, но живет забавная красочная глиняная игрушка-свистулька, радуя малышей, живет весенний праздник Навруз, и Анбар-апа продолжает делать свои удивительные, сказочные изделия.

Не сосчитать, сколько сделано ее руками посуды, игрушек, которые красуются в домах ее односельчан, да и в других местах, где есть поклонники мастеров селения Каспи.

Анбар-апа не знает, сколько стоит ее игрушка на базаре. Самая главная награда для нее — радость детей, улыбки взрослых и почтение односельчан.

Глина не такой уж стойкий материал, да еще в руках детишек. Пусть бьют. Важно, чтобы игрушка оставила свой яркий, добрый след. Прекрасен человек, пока есть в жизни стремление приносить людям радость — даже из обычной глины сотворить праздник.

Цветение граната

Долгожданная поездка в Самарканд к народным мастерам творческого объединения. Вот мы на месте. Вокруг мастерских расположено кладбище. А напротив — обыкновенная городская свалка мусора. Нас поразило, что мастера, работая в таких условиях, создают уникальные вещи, получившие мировую известность. Встречали два пожилых мастера. Мы, оглядываясь по сторонам, вновь обратили внимание на большую свалку. И каково было удивление: среди хлама — цветущее дерево. Оно было алого цвета. Это казалось чудом из чудес.

Оставив своих спутников, я двинулся к цветущему дереву. Шел, не глядя, не обращая внимания на груды хлама. Подойдя ближе, я увидел, что дерево было небольшой высоты, ниже человеческого роста, но цвело оно удивительно. Алые цветы напоминали горение факела, который освещает местность. Они будоражили сердце, душу. Но самое интересное, что корни дерева уходили в выжженную огнем глину разрушенного старого тандыра, который был приподнят кирпичной кладкой над землей. Когда-то здесь пекли лепешки, теперь проросло дерево…

Как могло на выжженной огнем глине вырасти такое красивое дерево? Я стоял и с удивлением рассматривал его то справа, то слева. Но чем выше поднималось солнце, тем быстрее цветы закрывались и прятались за зеленые листья. Это, как позже я узнал, цвел гранат.

И я подумал, а ведь и в жизни так бывает: чем некрасивее корень, тем прекраснее и слаще плод. Чем труднее бывает путнику, тем счастливее, слаще конец его путешествия.

Уезжали мы с надеждой, что придет время и вместо старых мастерских будут построены удобные производственные корпуса. Беспокоило одно — зацветет ли яркими цветами гранат, и главное — сохранятся ли традиции, искусство народных мастеров, кудесников, сотворяющих своими умелыми руками чудеса, которые украшают лучшие музеи мира?

Уезжали мы из Самарканда с какими-то новыми чувствами, мыслями и надеждами, что не оскудеют руки умельцев. Уверенность этому придавало увиденное нами яркое цветение граната…

Бухарские мотивы

Бухару издавна называют городом мастеров. Как и прежде, каждое утро с восходом солнца на торговых площадях открываются мастерские и лавки. Просыпается город. Где-то раздаются тихие удары молоточков: тук, тук. Где-то — скрипы гончарных кругов: шир, шир, шир. Кажется, город проснулся от мелодии, которую играет слаженный оркестр, состоящий из различных музыкальных инструментов.

Над городом, в прозрачной глубине неба, делая круги, низко летает белый аист. На открытой веранде чайханы шумно беседуют белобородые старики, показывая руками на большой хауз. Пять высоких вековых чинар, как пять братьев, крепко обхватив друг друга зелеными кронами, обрамляют хауз. На среднюю, белоствольную, с блеском серебра под лучами солнца чинару, сделав несколько кругов приветствия, в свое гнездо садится аист. В гнезде он совершает своеобразные движения, подобные восточному танцу, хлопает крыльями, как бы обращаясь к спорящим старикам:

— Не спорьте! Не спорьте!

На что старики отвечают, улыбаясь, низким поклоном.

В воздухе витают запахи различных приправ от готовящихся ароматных восточных блюд.

Рядом на постаменте веселый и неунывающий Насреддин, прищурив правый глаз, сидит на своем упрямом ослике.

Бухара… Памятники истории, высокие конусообразные купола. Изящная чеканка по меди, виртуозная резьба по ганчу и дереву. Самобытная посуда и… разнообразные игрушки.

На обыкновенную ветку плакучей ивы, согнув ее в полукруг, мастер натянул тетиву. Ребенку подарен лук со стрелой, и счастью его нет предела.

Мастера радует это небольшое мгновение жизни. А сколько их у него. На полках уютной мастерской, как в музее, вызывая у каждого добрую улыбку, выставлены красочные игрушки. Для девочек деревянные бешики — качалки, красочные шкатулку для мальчиков — тележки, различных размеров ходули.

При продаже сундуков, расписных столиков, бешиков для новорожденных мастер не предлагает игрушку, ее и так возьмут.

На базарной площади многолюдно. Для покупателей выставлены, как на весенней ярмарке, различные предметы и изделия. Здесь и ковры ручной выделки, самовары, гончарная посуда и, конечно же, игрушки.

Они ненавязчиво присутствуют везде, то тут, то там, детские металлические свистульки, звенящие тарелки, изящные совочки, ведерки, деревянные кони на колесиках, разнообразные шкатулки, гончарные каталки, верблюжата, птицы, тряпичные куклы, мячи…

По узким прохладным переулкам возвращаются с покупками горожане, к которым из-за глиняных дувалов низко свисают кроны плодовых деревьев. Слышится смех детворы. Играют дети игрушками народных мастеров из кишлака Уба.

Уба — небольшой бухарский поселок. Здесь в каждом доме делают игрушки. А вокруг — запах миндаля, светящиеся капельки росы в зелени травы и сияющие лица детей.

Красивые старики и старушки, с которыми трудно расставаться — сколько у них историй, одна другой лучше.

Здесь на большой чинаре аист тоже свил гнездо. И люди рады птице, как и своей волшебной глине, из которой сделано немало красивого.

Простая глина — это еще не все. Вот пришли в движение руки человека, и ожила она. Теперь в ней отблески красавицы луны, граната яркий цвет. Кажется, игрушек чересчур много: они в каждом доме. О каждой можно многое сказать. Игрушки живут сами собой.

— Откуда же они? Из сказки?

— Нет! Из печи! Где пекут чудесные лепешки, — объясняют дети. И хором просят — Пожалуйста, в наш дом войдите, наш цветущий сад осмотрите, где сегодня рано утром расцвел гранат небывалой красоты.

— Войдите, испейте глоток воды из родинка, хранилища прозрачной влаги жизни…

Уходит с неба солнце спать до утра. Витают вокруг дутара нежные звуки и вечерние напевы матерен:

— Алей-балям, алей…

До новой встречи, Бухара!

Красота восходящего солнца

Их путь от Карши до Бухары на старом газике был безрадостным. Ехали ночью, так как днем температура воздуха была выше сорока градусов. Машина принадлежала Каршинской экспедиции и повидала на своем веку немало. В ней были выбиты боковые стекла, задние сиденья были изуродованы, брезент на крыше рваный.

В Средней Азии дневную жару сменяет ночная прохлада, поэтому спутники невыносимо мерзли, ерзали на сиденье, стараясь усесться поудобнее. В машине ехали четверо. Водитель Батыр, молодой парень лет тридцати, выросший в этих краях и хорошо знающий местность: малоразговорчивый, но с красивой улыбкой Саид, лет тридцати пяти, не имеющий никакого отношения к искусствоведческой работе, но жаждавший увидеть красоту земли и уговоривший нас, двух пожилых людей, перелететь самолетом расстояние от Ташкента до Карши и прокатиться на попутных машинах от Карши до Бухары, от Бухары до Самарканда, а там, если удастся, из Самарканда до Ташкента.

Два немолодых путника всю дорогу ворчали. Вначале — на Саида, а потом, наверное, поняв, что это бесполезно, ворчали на себя.

— И какой черт сбил нас с толку? — ругался Сергей Петрович, человек пенсионного возраста, профессиональный фотокорреспондент, вчера утром вернувшийся из Франции, а вечером севший в самолет и прилетевший в Каршинскую степь. Теперь он маялся на заднем сиденье, проклинал себя на чем свет стоит и, обращаясь к Рустаму Ибрагимовичу, говорил:

— Ты подумай только, еще вчера был в Париже, а сегодня, с моим-то давлением, оказался в безводной пустыне…

Рустам Ибрагимович на это ничего не ответил. Он немного похрапывал, дремля. Ему было под шестьдесят, и Саид сам до сих пор удивлялся, как он смог убедить его, главного редактора известного издательства, поехать в столь утомительное путешествие. Ведь он в течение полувека никуда не выезжал из своего города.

— Кажется, рассветает, — тихо сказал Батыр.

Справа медленно поднималось солнце, разгоняя ночной мрак, и проступали нетленные краски земли: ровно бегущие вдаль посевы хлопчатника, блеск журчащей воды в подвесных лотках, аккуратно расчесанные, низко опущенные ветви плакучей ивы.

Впереди появилось небольшое селение, теперь до Бухары рукой подать.

— Послушай, — обратился к водителю Саид, — давай остановимся. Зайдем в это селение. Смотри, какое оно красивое. Угостим наших стариков парным молоком с горячими лепешками.

Водитель весело засмеялся, свернул на обочину и остановил машину. Старики ничего не говорили, хотя на востоке обычно они дают молодым мудрые, нужные советы.

Они медленно выбрались из машины и присели прямо тут же, на шоссейной дороге. Напротив, на небольшой возвышенности, женщина вынимала из тандыра горячие лепешки и сбрызгивала их молоком.

— Мать честная! Красотища-то какая! — воскликнул Сергей Петрович.

От тандыра шел удивительный по щедрости запах, который живет в нас с детства, — запах душистого хлеба.

Солнце поднималось над землей все выше, и яркие лучи его пробивались сквозь густорастущие стебли подсолнечника.

Возле тандыра искрилось залитое водой, недавно скошенное поле. Из дома вышел мальчик в белой рубашонке и почему-то неожиданно побежал навстречу солнцу. И когда он бежал, раскинув руки, крича: «Здравствуй, солнце! Здравствуй, это я, твой сын — человек!», казалось, из-под ног мальчика в небо взлетали блестящие капли, осыпали лицо его и плечи серебром, а он смеялся все громче и громче.

Мать у тандыра плавным движением руки поправила косынку на голове и вынула очередную лепешку, не теряя из вида сына.

Мальчуган поскользнулся и упал. Но мать не бросила свою работу, не кинулась поднимать сына. Она лишь крикнула ему ласково:

— Ну что, родной, вставай, ты же сын земли! Беги навстречу солнцу!

Все вокруг плыло в бело-бирюзовом мареве, струилось, дышало, жило.

— Рустам Ибрагимович! Где твой фотоаппарат? — воскликнул Сергей Петрович.

— Поздно, — сказал Саид. — Идемте завтракать.

— О чем он говорит? Вокруг такое происходит! — возмутился Сергей Петрович.

— Это уже нельзя отснять на фотопленку. Смотрите! — воскликнул Саид.

Солнце поднялось еще выше, и живший и дышавший до того бледно-розовый туман расстаял.

— Что это такое, Сергей Петрович?! Сон!? — размахивая руками, возбужденно говорил Рустам Ибрагимович. — А все ты, Саид. Молодец! Уговорил меня поехать с тобой. За всю свою жизнь я не видел таких чудес. Расскажу жене, детям, друзьям — не поверят. Ведь не поверят же, а, Сергей Петрович?!

— Ты прав, Рустам Ибрагимович. Конечно, прав! Такого даже в Париже не увидишь. Ради всего этого, что я увидел сегодня, стоило ехать, — радуясь, как ребенок, утру и солнцу, говорил Сергей Петрович.

Через полчаса они сидели за дастарханом и с наслаждением ели горячие, только что вынутые из тандыра лепешки, запивая ароматным чаем…

А впереди их ждала дорога и новые встречи и истории.

Лучше бы она умерла

…Мальчик и девочка сидели рядом за школьной партой.

— Ты сегодня плакала у школы? — спросил мальчик.

— Я не плакала, — ответила девочка.

— Нет, плакала, я видел, — возразил мальчик. — Хочешь, я его побью?

— Кого? — удивилась девочка.

— Того высокого мужчину, который каждое утро дарит нашей учительнице цветы, — с волнением сказал мальчик.

— Не смей его трогать! Это мой папа, — ответила девочка.

— А почему он не дарит цветы твоей маме? — удивленно спросил мальчик.

— Мы с папой живем без мамы, она давно ушла к другому, — глядя в окно, грустно ответила девочка.

— А тогда почему же ты плачешь? Все в порядке, — удивленно сказал мальчик.

— Я бы совсем не плакала и, возможно, была бы рада, если бы она умерла, — ответила девочка.

Мальчик смотрел на девочку и молчал…

Сад над головой

Это произошло (или могло произойти) не в Венеции, не в Испании. Это происходило рядом с вами, в вашем родном городе.

Ему было лет сорок. Желтое, задубевшее на солнце лицо его было покрыто глубокими морщинами и шрамами. Он, как обычно, с восходом солнца стоял на бирже труда, терпеливо ожидая очередного заказчика.

«Жаль, — подумал он. — Нет моего старого друга. Рано я его схоронил. Плохо мне без него. Вдвоем было бы куда легче. Такая уж наша участь, — думал он. — Всегда приходится начинать работу в жаркий полдень. Пока пригласят, пока договоришься, пока доберешься — так и проходит самое лучшее для работы время.»