Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)

Зеленая звезда

Пролог

Как не заплакать в небе

Жаворонку степному?

Как не поведать об участи

Бедной Гюльчехры?

Из песни

Давным-давно, в незапамятные времена, люди называли падишаха Муслима человеком мудрым и справедливым. Земли его были обширны и плодородны, города богаты, народ при нем жил мирно и зажиточно. Но не было у падишаха наследника. Это волновало и тревожило не только властелина, но и всех его подданных.

Проходили годы. И вот на склоне лет, когда владыка совсем уже отчаялся иметь детей, родился у него сын. Падишах, будучи вне себя от радости, повелел устроить невиданный пир. Сорок дней и сорок ночей пировал его народ. На сорок первый день он собрал всех своих ученых и мудрецов, предоставил им возможность полюбоваться наследником, которого он держал на коленях, и, по обычаю, попросил умных людей предсказать судьбу своего сына.

Мудрецы потупили головы, молчали… Падишах был немало удивлен.

— Что же вы молчите? — нетерпеливо спросил властелин.

Долго ждал он ответа, долго стояли молча мудрецы. И вдруг поднял голову и заговорил самый старый и самый мудрый из них, Сукрот Хондамир:

— Мой падишах, эти люди, которые, потупившись, стоят перед тобой, моложе меня. Я глубокий старик, никто не помнит времени, когда я явился на свет, и мне кажется, я испытал все в жизни, кроме смерти. Но я не хочу умирать. Если помилуешь, я попробую предсказать судьбу твоего сына.

— Говори.

И промолвил старый мудрец:

— Твоему сыну в этом мире не будет равных. Он превзойдет всех. Когда ему исполнится два месяца, он сможет делать то, что делает двухлетний ребенок, в два года его сила и разум будут подобны силе и разуму двадцатилетнего юноши. А в пятнадцать лет он объявит себя владыкой всех людей. Очень много бед он натворит, очень много горя причинит людям. И поэтому вторую половину жизни он будет только страдать…

— Палача! — крикнул падишах и прижал к груди своего маленького сына. Ребенок вдруг запустил ручонки в седую бороду отца и вырвал большой клок волос.

— Вот первое подтверждение моих слов! — печально сказал старый мудрец.

Но падишах не внял ему. Мудреца увели палачи.

Прошло время. Наследник рос не по дням, а по часам. Падишах не мог на него налюбоваться, радовался каждому его слову, каждому движению. В своей слепой любви он словно бы и не замечал, что наследник, завороженный своей красотой, силой и разумом, презирает всех людей, в том числе и своего отца…

Однажды ясным солнечным утром внезапно заколебалась, задрожала земля, и в один миг цветущее царство превратилось в развалины. Потом все небо над головой закрыла огромная черная туча. И столько воды пролилось из этой тучи, что начался потоп. Сильный ветер носил на гребнях волн людей и громадные деревья. Под толстым слоем бурлящей воды остались города, поля и горы. Когда стих ветер, падишах и его сын обнаружили, что они изо всех сил цепляются за доску, едва выступающую из воды. Слишком мала была доска. И сын сказал падишаху:

— Отец, ты должен умереть. Ты жаждал моего появления на свет. И теперь сделай так, чтобы я жил.

С этими словами он своей сильной рукой оттолкнул падишаха от доски. И падишах Муслим погрузился в пучину…

А сын его благополучно добрался до неведомого берега. Собрались люди, подивились на человека, вышедшего из моря. И тогда он объявил себя их владыкой. Однако недолго он правил этим народом. От жестокостей, творимых им, половина людей умерла, а другая половина разбежалась. И остался сын падишаха Муслима в одиночестве.

Жил он долго, но уже никакой радости не испытывал ни во сне, ни наяву. Он только мучился, страдал и раскаивался до конца своих дней, как предсказал ему старый, мудрый Сукрот.

По преданию, такие люди рождаются раз в сто лет…

1

В предрассветной мгле сторож Сулейман-ата обходил строительную площадку новой гостиницы. Внезапно он заметил неподалеку от себя женщину в белом платье, лежащую на широкой бетонной плите. Женщина лежала ничком, раскинув руки.

Старик рассердился.

— Уж коли ты женщина, — проворчал он, — зачем тебе надо было так напиваться?

Он подошел к ней поближе и обмер. То, что он увидел, было ужасно. У женщины, можно сказать, не было головы. Только черные волосы и кровь, много крови… Глаза Сулеймана-ата расширились, он попятился. А потом повернулся и со всей скоростью, на какую был способен, побежал к своей будке, к телефону.

Вскоре подоспела милиция — один в штатском, двое в милицейской форме. Сулейман-ата повел людей к тому месту, где лежала женщина, и все повторял:

— Она там… мертвая… мертвая!..

Кроме этих слов, он ничего не мог произнести.

И по телефону старик не сумел сказать больше. Он шел спотыкаясь, крупные слезы катились по его щекам, незаряженная винтовка, которую он держал за дуло, то и дело ударялась прикладом о камни.

— Она там… мертвая, мертвая, — показал он рукой на тело.

Милиционеры подошли к бетонной плите и остановились. А старик чуть не наступил на туфельку, лежащую в пыли. Он поднял ее, сдул с нее пыль. Туфелька была белая, с золотым ремешком, на высоком каблуке. Сулейман-ата осторожно приблизился к плите и наклонился, чтобы надеть туфельку на ногу женщины. В это время его строго окликнули:

— Откуда вы это взяли? Отнесите на место!

Сулейман-ата отскочил, словно мальчик, опустил туфельку в пыль и выпрямился. Человек в штатском вынул фотоаппарат и стал снимать. Однако Сулейман-ата не смотрел на него. Глаза старика были прикованы к маленьким часикам на левой руке женщины. Часики показались ему знакомыми. И вдруг Сулейман-ата задрожал всем телом и крикнул:

— Гюльчехра! Это Гюльчехра!

Ноги у старика подкосились, и он упал на землю. Когда старик пришел в себя и открыл глаза, то увидел над собой тех же милиционеров и еще человека в белом халате.

— Я… я ее… знаю, — проговорил Сулейман-ата, пытаясь встать. — Я знаю ее…

— Отец, успокойтесь, вы можете говорить яснее? — спросил кто-то. — Когда вы в последний раз видели эту женщину?

Сулейман-ата приподнялся и сел на край плиты.

— Я видел ее вчера. Она сюда приходила…

— В какое время?

— Вечером. Она приходила вечером, уже поздно было. Я спросил у нее, сколько времени. Она ответила, что сейчас без пятнадцати двенадцать. Да, так она и сказала — без пятнадцати двенадцать… О аллах, как такое могло случиться?..

— Отец, возьмите себя в руки, расскажите все по порядку, вы понимаете, как это важно, — сказал человек в штатском.

Сулейман-ата покачал головой, как бы выражая свое согласие. И рассказал все, что знал. Вчера вечером он, как всегда, обошел строительную площадку почти готового здания. Днем внутри гостиницы шли отделочные работы. Сулейман-ата даже посидел немного на этой бетонной плите, которая оказалась лишней. Какая-то компания с транзистором остановилась у забора. Сулейман-ата поморщился. Днем он не отдыхал дома от шума, который подымали его резвые внуки. Старик с досадой встал с места. Зашел к себе в будку и поставил чай. Сколько с того момента прошло времени, он не знает. Помнит только, что выпил два чайника фамильчая.

А потом чей-то силуэт промелькнул в окне.

«Кого это носит в такой поздний час?» — старик помянул шайтана и, приоткрыв дверь, выглянул наружу.

— Здравствуй, отец! — послышался в темноте женский голос.

— Ты кто?

— Это я, Гюльчехра…

Сулейман-ата узнал молодую женщину и вышел ей навстречу. Она была архитектором, автором проекта этой гостиницы. Сулейман-ата уже месяц как караулил строительную площадку и за это время видел ее раз пять-шесть, говорил с ней. Однако архитектор Гюльчехра Саидова никогда не приходила в такой поздний час.

— Что, дочь моя, не спится? — спросил старик.

— Скучно мне стало. Вышла погулять, прошлась немного по улицам. Сулейман-ата! Как вы думаете, понравится здание людям?

Гюльчехра явно волновалась, нервничала.

Сулейман-ата попробовал ее успокоить:

— Дочь моя, еще как понравится! Гостиница будет самым красивым зданием в городе. О аллах, сделай так, чтобы век твой, доченька, был долгим!

— Спасибо, ата.

— Да, уж можешь мне поверить. Сулейман-ата не врет. Люди будут хорошо о тебе думать. Это уж точно. Гостиница будет местом радости.

— Да сбудутся ваши слова, ата.

Молодая женщина призадумалась. А Сулейман-ата посмотрел какими-то новыми глазами на здание, и показалось ему, что оно похоже на громадную птицу, распростершую широкие крылья. Старик даже удивился вслух:

— Ты погляди только, гостиница-то словно полететь собирается!

Молодая женщина не ответила. Она еще постояла в раздумье, а потом исчезла в темноте. Сулейман-ата немного подумал, окликнул ее раза два. Гюльчехра не отозвалась. «Наверно, ушла», — решил он и пошел к себе в будку. Старик снова захотел чаю.

После этого он до самого рассвета никого не видел, ничего не слышал.

— Она упала сверху, с балкона пятого этажа, — сказал ему милиционер в штатском.

Сулейман-ата закрыл лицо руками, заплакал.

— И почему я не поднялся тогда наверх?.. Почему не поискал ее? Эх, Сулейман-ата, Сулейман-ата, глупый ты старик…

Ни в здании гостиницы, ни на строительной площадке не кашли никаких данных, подтверждающих версию об убийстве.

Гюльчехра упала с неогороженного балкона пятого этажа, перила там установить не успели. И было неясно только одно: случайно она упала, может, она оступилась — темно ведь было, — или же бросилась вниз сама. Следователь как раз над этим и раздумывал.

К часу дня в милиции уже знали, что Гюльчехра родилась в Коканде. Среднее образование получила в родном кишлаке Мингбулаке. Потом стала заочно учиться в политехническом институте. По ее проекту строится здание кафе «Ешлик» («Молодежное»).

Ректор института сказал только, что она была очень талантливая и скромная девушка.

— Может, ее кто-то обидел? — спросили у него.

— Нет, — ответил ректор. — Во всяком случае, в институте никто ее не обижал.

В таком же духе отвечали и секретарь партийной организации института, и преподаватели.

2

Скорый поезд Андижан — Ташкент точно по расписанию прибыл в столицу республики. Встречавшие и приехавшие длинным шумным потоком устремились к зданию вокзала. Когда перрон опустел, в дверях третьего вагона показался Абдулла. Он медленно спустился вниз. Абдулла не спешил, потому что не знал, что делать, куда идти. Рассеянно посматривая по сторонам, он добрался до привокзальной площади и долго стоял там у фонтана, все смотрел на струйки воды, стекавшие по разноцветным плитам. Потом направился в сторону Дворца железнодорожников. Обойдя дворец, вышел на какую-то аллею. Уже начинало смеркаться. На скамейке перед фонтаном, напоминавшим раскрытую коробочку хлопка, сидели двое аксакалов и тихонько говорили о чем-то.

Их лица показались Абдулле такими умиротворенными, спокойными, что теперь больше всего на свете ему захотелось посидеть так же, как эти старики, тихо и мирно. И он стал искать укромное местечко. Абдулла прошел аллею до конца и возле самой ограды увидел зеленую скамейку. Перед ней пять-шесть воробьев и пара голубей азартно клевали хлебные крошки. Птицы, занятые своим делом, не обращали внимания на то, что уже наступил вечер. Они даже не заметили появления человека. Абдулла тяжело опустился на скамейку. И лишь тогда почувствовал страшную усталость. Эта история с Гюльчехрой перевернула всю его душу. Что же произошло? Почему она погибла? Зачем ей было умирать?.. Абдулла замотал головой, сморщился, как от боли. Неужели он теперь всю жизнь будет так мучиться? Нет, это невозможно.

В глазах у него зарябило. Абдулла испугался. С силой провел рукой по лицу — не помогло. Подумал, что это сейчас пройдет, исчезнет, откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Однако теперь перед его закрытыми глазами стали происходить и вовсе странные вещи. Бешено закружились, завертелись похожие на патефонные пластинки маленькие железные колечки! «Наверно, давление поднялось, — промелькнуло у него в голове. — Но этого не может быть, ведь я молод! Значит, я с ума сошел», — решил Абдулла и неожиданно издал хриплый крик.

— Что с вами, молодой человек? — услышал он чей-то участливый голос.

Абдулла поднял голову и увидел высокого старика, сидевшего недавно со своим товарищем напротив фонтана. Когда только он успел подойти?

— Наверное, задремали и увидели страшный сон?

— Да, вы правы, — смущенно сказал Абдулла и тихо поднялся с места.

— Выпейте холодной воды, это помогает, — посоветовал аксакал.

— Спасибо.

Абдулла вытер лицо платком и, волоча ноги, пошел по аллее обратно.

Когда он добрался до улицы Карла Маркса, там уже горели фонари. Вся улица была отдана во власть пешеходов. Вечером машины по ней не ходили. Как и во всех других городах, центральная улица в Ташкенте по вечерам становилась местом отдыха, местом встреч.

Абдулла медленно ступал по краю тротуара и пытался не смотреть на людей. Ему ни с кем не хотелось встречаться.

Вдруг кто-то легонько взял его за локоть. Однако Абдулла не обернулся.

— Здравствуйте, — раздался звонкий голосок.

— Кого это шайтан принес? — прошептал Абдулла.

— Вы не узнали меня? — удивился голосок.

Абдулла обернулся. Девушка стояла рядом, улыбаясь, сверкая ровными белыми зубками. На боку у нее висела синяя сумка Аэрофлота. В маленьких ушах весело поблескивали клипсы в виде листочков. Абдулла узнал эти клипсы, где-то он их видел, может, в магазине? А вот девушка… Нет, никак он не мог ее припомнить… Одета просто: белая блузка, темная короткая юбка. Симпатичная — стройная, талия тонкая, высокая грудь.

Абдулла все смотрел, смотрел и, наконец, смутившись, протянул ей руку.

— Вы одна?

— Как видите. Я с работы иду, — сказала девушка и подала ему свою мягкую ручку.

Абдулла хотел было прямо спросить ее: «Где вы работаете?»— но удержался и, стараясь быть спокойным, произнес:

— У вас так поздно кончается работа?

— Нет, это сегодня пришлось сделать лишний рейс.

Теперь Абдулла ее узнал. Не напрасно носит она сумку Аэрофлота. Девушка была стюардессой. Один раз он летел в ее самолете в Коканд.

— Что будем делать?