Помоги проекту - поделись книгой:
— И с чего его так зациклило?
— А с чего вас перед игровыми автоматами циклит? — с ухмылкой отвечал колдун. — Вот и его с того же… Азарт, Глебушка, азарт! Вся разница: вам-то, слышь, то поспать надо, то поесть, то на работу сходить… А ему ж ничего такого не требуется. Энергетика… — Ефрем выпрямил хребеток, приставил собранный лорнет к правому глазу, посмотрел на дребезжащий подпрыгивающий ветряк и, судя по гримасе, остался доволен изделием. — Поди взгляни…
Глеб подошёл, взглянул. Обычно старикан запрещал ему баловаться приборами астрального видения: сам, дескать, духовное зрение развивай! Вообще держал в ежовых рукавицах… Но тут, конечно, случай был особый: своей работой — да не похвастаться?
Физический мир сквозь закопченное стёклышко был почти не виден. Зато явственно проступил астрал: в частности, увлечённый ловлей собственной пятки барабашка, заодно приводящий в движение лопасти вентилятора. Строго говоря, барабашки четвероруки, но так уж принято выражаться: за пятку, мол, себя ловит.
— Да, круто подсел пацан… — заметил Глеб, возвращая хитроумное, хотя и простенькое устройство. — А домовые к тебе не заглядывают?
— Гоняю я их… — с кислой миной промолвил Ефрем. — Зверушки ничего, забавные, но линяют. И ладно бы физически, а то ведь весь эфирный слой от них в пуху…
— Значит, забредают иногда, раз гоняешь?
— А что это ты вдруг про них?
— Тетрадка у меня пропала! — досадливо напомнил Глеб. — Вот думаю теперь, кто взял…
— А чего тут думать? — удивился колдун. — Если нечисть какая спрятала, вежливенько попроси вернуть. А не вернёт — матом обругай, они этого сильно не любят, особенно домовые…
С лёгкой руки репортёров, введённых в заблуждение недобросовестными свидетелями, принято считать барабашек городской разновидностью домового. Когда подобную нелепость повторяет обыватель, его трудно за это винить, но когда то же самое слышишь от человека, имеющего дерзость называть себя специалистом, право, досада берёт. Невозможно даже вообразить более далёкое от истины утверждение, однако оно уже становится расхожим.
Дальше, как говорится, ехать некуда!
И стоит ли удивляться уровню профессиональной подготовки, если рынок заполонили проходимцы и самоучки, овладевавшие азами ремесла по одноразовым (и, как правило, уже использованным!) учебникам магии, а то и вовсе по комиксам. Будучи прямым наследником заборной живописи, данный вид бумажной продукции, несмотря на отчаянную борьбу министерства просвещения с грамотностью, у нас до сих пор приживается неохотно. И слава Богу! Вся эта эзотерика в картинках и оккультные книжки-раскраски способны лишь ввести потребителя в заблуждение, поскольку астральная фауна представлена в них с вопиющими ошибками.
Между тем достаточно сравнить носопырку домового с дрыхальцем барабашки, чтобы уяснить, до какой степени несходно их строение. То же касается и остальных органалей. Далее. Барабашка — исключительно потустороннее существо, способное, правда, перемещать физические предметы. Домовой, напротив, одинаково хорошо чувствует себя по обе стороны незримой грани, отделяющей грубоматериальный мир от тонкоматериального. Обычно он является нам в виде обаятельного пушистого зверька, но может принять и облик морщинистого карлика в ношеной национальной одежде. И наконец, главное: домовые в отличие от барабашек владеют членораздельной речью.
Происходя от разных корней, принадлежа к заведомо нескрещивающимся видам (барабашки вообще почкуются), и те и другие тем не менее делят один ареал и зачастую ведут себя очень похоже, что, видимо, и послужило причиной досадной путаницы.
— Шутик, Шутик, поиграй и отдай! — вежливо попросил Глеб Портнягин, сильно подозревая, что без мата тут всё-таки не обойтись.
Потом вспомнил, что под приглядом ни барабашка, ни тем более домовой никогда ничего не возвратят, и отвернулся. Выждав с полминуты, украдкой покосился на тумбочку. Там, как и предполагалось, было по-прежнему пусто. Глеб набрал уже воздуху, собираясь приступить ко второму, решающему этапу убеждения, когда заметил вдруг торчащий из-под подушки клетчатый уголок тетради.
Ну то-то же…
Кто бы это, интересно, проказничал?
Созерцать потустороннее, не покидая при этом бренной своей оболочки, Портнягин ещё не умел, так что застукать незримого озорника можно было всего двумя способами. Первый: временно позаимствовать собранный Ефремом приборчик. Второй: возлечь, как полагается, на топчан, отрешиться, сосредоточиться — и выйти в астрал целиком. Посомневавшись, Глеб остановился на втором варианте, поскольку первый был чреват нешуточной разборкой.
Лёг на спину, изгнал мысли — и вскоре ощутил дрожь, сопровождаемую примерно тем же дребезжащим звуком, что издавал разгоняемый зациклившимся барабашкой напольный вентилятор, только гораздо громче, словно вертушку вставили прямиком в череп. Затем ученик чародея почувствовал, как тело его (астральное, разумеется) всплывает над топчаном. Предметы налились тусклым светом неопределённого оттенка, из стены справа вынырнула стайка полупрозрачных удлинённых клочков позитивной энергии и, торопливо пересёкши тесное помещение, сгинула в той стене, что слева. Продолговатики.
Внезапно Глеба с необоримой неспешностью развернуло и поставило торчмя, хотя сам он ничего подобного делать не собирался. На секунду стало страшновато, однако вскоре Портнягин сообразил, что астральное тело просто-напросто выполняет установку, неосознанно данную хозяином перед вылазкой в тонкие миры. А установка была: выйти на виновного. Наконец невидимая сила уткнула Глеба лицом в простенок между углом и дверью. Всмотревшись, он различил контуры некрупного барабашки, припавшего к эфирной притолоке. Хватательный рефлекс в отличие от логического мышления в астрале не утрачивается — напротив, обостряется, и, прежде чем ученик колдуна успел оценить собственные действия, его пятерня, не дожидаясь приказа, сграбастала прозрачный загривочек твари, сопротивления, кстати, не оказавшей.
Поначалу Глебу почудилось, что барабашка — тот самый, из вентилятора. Хотя их ещё поди различи! Да и Ефрем недавно сказал, что если зациклился, то навсегда… Или опять пошутил?
Пройдя с неожиданной добычей прямо сквозь хлипкую гипсолитовую переборку, Портнягин вновь очутился в комнате, но учитель был там уже не один. Клиент пожаловал.
Старый колдун бросил неприязненный взгляд на физически незримого питомца, однако смолчал и знака удалиться не подал. Поэтому Глеб счёл себя вправе подождать конца визита, так сказать, инкогнито. Вентилятор трясся и дребезжал, как всегда.
— Ну, что тебе тут можно посоветовать… — неторопливо вещал Ефрем. — Лестница у тебя в особняке как закручена? По часовой стрелке или против?
Клиент был исполнен почтения.
— Если поднимаешься — против… — отвечал он как на духу.
— Вот! — Старый колдун многозначительно понял палец. — Потому-то у тебя с делами порядок, а дома нелады… Ты ж, Господи прости, в офис-то свой из особняка, получается, по часовой стрелке идёшь, а домой-то возвращаешься — наоборот! Вишь, незадача какая… — Ефрем задумался. Клиент смотрел на него с надеждой. — Слышь! — вскричал осенённый чародей. — А ты возьми и вторую лестницу пристрой! Чтобы, значит, и подыматься так же, как спускаешься, по часовой… Или накладно?
— Что вы, что вы! Какое «накладно»! Да я ради семьи…
— Вот и славно… Теперь паркет. — Колдун опечалился, помотал бородёнкой. — С паркетом — бяда-а…
— А что такое? — всполошился клиент.
— Ну как… Ежели, не дай Бог, хоронить кого, гроб-то положено вдоль половицы ставить! Иначе повымрут все! А как ты его на паркете вдоль половицы поставишь? Крути, не крути — всё поперёк получается!
— И как же тогда? А то линолеум, знаете… несолидно…
— Значит, обычай такой: купи новые тапки, отдай у церкви и, помянув усопшего, скажи: «Нам в разные стороны».
— Вслух?
— Можно и про себя…
Чужой барабашка понуро свисал из ухватистой пятерни Глеба без единой попытки вырваться и лишь иногда вяло поджимал четырёхпалые ручонки. Странно. Ефрем предупреждал: брыкучие, хрен удержишь… Может, больной? Как бы от него ещё инфекцию какую-нибудь астральную не подцепить…
Тем временем владелец особняка расплатился, откланялся и в задумчивости отбыл. Лестницу пристраивать пошёл. Или тапки покупать. Старый колдун с интересом повернулся к энергетической ипостаси ученика.
— Гляди-ка! — одобрительно заметил он. — И впрямь поймал… А чего это он у тебя квёлый такой?
— Да я вот тоже думаю: вдруг заразный… — озабоченно отозвался Глеб.
— Покажи-ка поближе…
Портнягин подплыл к Ефрему, предъявил задержанного.
— Не-е… — приглядевшись, успокоил наставник. — Зараза тут ни при чём. Это, видать, тяпнул его кто-то… Лапка-то, а? Ай-яй-яй-яй…
Действительно, задняя хватательная конечность потустороннего существа была заметно тоньше, прозрачнее других и вдобавок рахитично скрючена.
— И кто же это нас так тяпнул? — задумчиво продолжал Ефрем. — А-а… Понятно. На хыку нарвался, — сообщил он Глебу. — Может, даже и на нашу…
— А разве хыки негативку хавают? — усомнился ученик.
— С голодухи? Запросто!
— И что с ним теперь делать?
— Ну не наказывать же! — резонно молвил колдун. — И так вон досталось задохлику… Тетрадку, небось, из последних силёнок прятал… Сразу вернул или материть пришлось?
— Сразу.
— Ну вот видишь… Отпусти. Может, ещё оклемается…
Снова преодолев гипсолитовую перегородку, Глеб Портнягин, колеблясь в обоих смыслах этого слова, завис посреди чуланчика. Отпускать пойманных на месте преступления барабашек ему ещё не доводилось. Просто разжать кулак: ступай, дескать, на все шесть сторон? А ну как не захочет? Ну как останется и опять что-нибудь заныкает?
Однажды Ефрем в присутствии Глеба выхватил из воздуха нечто недоступное глазу и кинул ко всем чертям сквозь стену. Кстати, а вдруг не сквозь? Вдруг именно об стену? Точнее — об эфирный её эквивалент…
Живодёром Портнягин никогда не был. Пусть даже наставник уничтожил в тот раз нечто зловредное, но сейчас-то случай другой… В сомнении Глеб подплыл к внешней капитальной стене и, бережно просунув руку с барабашкой во двор, растопырил пальцы.
Ныне отпущаеши…
Физическое тело Портнягина лежало навзничь на топчанчике и, прикрыв веки, с блаженным идиотизмом улыбалось в потолок. Каждый раз после выхода в астрал, вновь одеваясь, как говорят староверы, в ризы кожаные, Глеб неизменно испытывал неловкость за свою бренную оболочку, хотя прикид у него, конечно, был — позавидуешь: рост, размер, покрой. Да и качество — дай Бог каждому!
И вот тем не менее…
Совсем уже собравшись вернуться в наш суетный мир, ученик чародея внезапно уловил лёгкое движение в изголовье топчанчика. Вернувшийся со двора барабашка пытался ослабевшей, но всё ещё шаловливой ручонкой запихнуть уголок тетради под подушку. Прятал.
Решительно облачась в грубую материю, Глеб покинул чуланчик.
— Ефрем! — хмуро молвил он, снова появляясь в комнате. — Может, подкормить его сначала? Пропадёт же…
— А что ж? — согласился покладистый чародей, снимая очки и кладя на стол чёрную книгу. — Подкорми…
— Как?
— А посади вон на плаху…
Оба посмотрели в угол, где стоял набрякший негативной энергетикой замшелый плоский пень, на котором, согласно легенде, простился когда-то с жизнью известный Рафля.
— В самый раз для барабашки, — заверил Ефрем. — Заодно угланчиками подхарчится… Вон их сколько! Роем ходят…
Действительно, даже не навострившийся ещё глаз ученика и то различал слабое поползновение стеклистых пузырьков над трухлявым древесным обрубком.
— Это с тех пор отрицаловка не выдохлась? — недоверчиво хмыкнул Глеб.
— Подновляем помаленьку… — не стал запираться колдун. — Да и начальный заряд сильный был… Мало что казнили, ещё и надсмеялись! Рафле-то, слышь, стрелецкий полковник предложил: выбирай, мол, сам, что тебе отрубить…
— А он?
— Отрубите меня, говорит, ваша милость, всего сразу.
— Ловко! — восхитился Глеб.
— Чего ловко-то? — насупился колдун. — Всё равно четвертовали… Ироды! Ну давай тащи сюда инвалида своего…
В отличие от тамтама, туттут требует длительного нагрева — и всё равно звучит глуховато. Плотно задрапировав застеклённую бойницу байковым одеялом, Портнягин расположился на коврике в позе астраханского лотоса, зажёг свечи, спиртовку и, сунув руку под топчан, не обнаружил там инструмента.
— Шутик, Шутик, поиграй и отдай! — процедил он, нечеловеческим усилием воли смирив соблазн сразу же прибегнуть к матерному ритуалу.
Выждав, взял одну из свечей, посветил под дощатое ложе. Нету.
Встал, включил лампочку. Туттут преспокойно лежал на топчане. И Глеб Портнягин заматерился всуе.
Дверь чуланчика приоткрылась.
— Воюешь? — насмешливо полюбопытствовал старый чародей, окидывая зорким оком спиртовку, свечи, туттут, задрапированное оконце, магические знаки на полу, меловой круг и лежащую посередине финку с наборной рукоятью.
— А чо она! — в остервенении проговорил Портнягин.
— Она? — опешил колдун. — Барабашка? Они ж бесполые!
— Его счастье! — проскрежетал доведённый, видать, до белого каления ученик. — Оторвать нечего, а то бы…
— Опять спрятал что-нибудь?
— Всю медитацию мне сломал! — Глеб задул свечи, погасил спиртовку, сорвал одеяло с окна. — Весь расслабон…
— А чего ты хотел-то? Финку, что ли, на остриё поднять?
— Ну!
— Так вроде уже…
Портнягин обернулся. Холодное оружие стояло отвесно в центре мелового круга — и даже не покачивалось.
— Брысь! — рявкнул Глеб.
Финка упала со стуком.
— Вот ведь дёрнуло меня… — гневно отфыркиваясь, ученик чародея швырнул одеяло на топчан. — Пожалел дистрофика… Нет, но за неделю так обнаглеть, а? Подыхал ведь… А теперь, глянь, отъелся на наших угланчиках — щёки из-за спины видать!
— Щёки? — прыснул колдун. — Откуда?.. Не щёки это, Глебушка, это у них ощущалки такие. Два пузыря, как у лягушки: надует — и всё ими чувствует. Да-а, братец ты мой, — с удовольствием продолжал он. — Прикормил калачом — не отбить кирпичом. Так-то вот… Ну да не кручинься. Шутик твой вроде из перелётных. До октября пошкодит, а там и на юг махнёт… в горячие точки…
— До октября?! — ужаснулся Портнягин. — Да я его в святой воде утоплю до октября! Своими руками!.. — Устыдился, поднял с пола нож, положил на тумбочку. — Может, отнести подальше в астрал да оставить? — понизив голос, озабоченно предложил он.
— Попробуй, — одобрил колдун.
Бородёнка у Ефрема Нехорошева произрастала реденько, поэтому спрятать в ней ухмылку было крайне затруднительно.
Поделиться книгой: