Повседневная жизнь британского парламента

Лишь во второй половине XIX века правила изменились, и спикер получил возможность действенно исполнять роль председателя палаты. Начиная с 1877 года Чарльз Парнелл и депутаты от Ирландской националистической партии повели борьбу за затягивание рассмотрения и создание препятствий на пути правительственных законопроектов, используя все доступные им средства процедуры. Они выдвигали множество поправок к законопроектам, а потом прибегали к «флибустьерству» (обструкции), специально внося на рассмотрение проекты резолюций «о прекращении прений» или об оставлении председателем своего кресла. Палата быстро изменила правила, чтобы подобные проекты можно было выдвинуть только раз, но этого оказалось недостаточно, чтобы унять ирландских националистов. Они растянули дебаты по проекту о защите личности и собственности (ирландский билль) на пять дней (в общей сложности 41 час), пока спикер Бранд не положил этому конец, отказавшись предоставлять слово любому депутату. Тогда палата общин приняла новый регламент, и правительство взяло под свой контроль работу палаты. Впервые спикер получил полномочия довести выполнение повестки дня до конца, не объявляя перерыва. Тогда окончание работы было назначено на 1 час ночи; сегодня — на 22.30.

Итак, за последние сто лет спикер окончательно утвердился в роли председателя палаты, обязанного быть совершенно беспристрастным. После своего избрания он исполняет обязанности до тех пор, пока является членом палаты общин. В случае всеобщих выборов он должен участвовать в них, как все прочие депутаты, но не как член политической партии. Он выступает как «господин спикер, добивающийся переизбрания»; даже на его предвыборных афишах не должно быть цветов никакой определенной партии, поэтому спикер Ветерилл, представляющий Кройдон, выбрал зеленый цвет.

До сих пор спикер еще не терпел поражения, даже если на его место находился другой претендент. Сложилась целая традиция, по которой у спикеров не было соперников на всеобщих выборах, и она соблюдалась во время первых десяти всеобщих выборов XX века. Только в 1935 году лейбористы выдвинули своего кандидата в Давентри, избирательном округе спикера Фицроя. Это решение осудили не только журналисты и консерваторы: письмо протеста подписали, среди прочих, лейбористы Рамсей Макдональд, Стэнли Болдуин и Дэвид Ллойд Джордж. Джордж Лэнслери, депутат-лейборист от Поплара, отстаивал решение насчет Давентри, говоря, что Лейбористская партия возражает против принципа, по которому спикер представляет какой-либо избирательный округ, как любой другой депутат. Этому правилу пытались найти альтернативу, но в 1938 году специальный комитет отверг все рассмотренные варианты. Было заявлено, что любая попытка лишить электорат округа права избрать собственного представителя в парламенте будет серьезным нарушением демократических принципов. Даже идея о создании особого мандата для спикера, выдвинутая в 1963 году, не пришлась по душе многим председателям палаты. У спикера не возникает трудностей с решением проблем своего округа: он занимается такими делами преимущественно через частную переписку, тогда как прочие депутаты часто поднимают вопросы округа публично.

Часть дня спикер обычно тратит на ознакомление с письмами избирателей и разбор записок после депутатских приемов. Джордж Томас, бывший спикером с 1976 по 1983 год, стал первым, кто продолжал заниматься этими делами на своем посту, поскольку, как и большинство депутатов, считал их важным способом поддержания связи с избирателями. Остаток утра уходит на переговоры по частным вопросам, запросы отчетов правительства, рассмотрение требований от депутатов принять участие в дебатах и на встречи с управляющими делами от правительства и оппозиции. Каждый день в половине первого спикер встречается с председателем бюджетной комиссии и другими двумя своими заместителями, чтобы принять окончательное решение о повестке дня.

Сегодня спикер занимает свое место в половине третьего пополудни, но, в отличие от своих предшественников, он не обязан оставаться там до конца работы. С 1855 года стали назначать заместителей спикера, поочередно восседающих в его кресле. В прошлом спикеры либо покидали свой пост, загубив здоровье, либо подкрепляли свои силы, постоянно прикладываясь к бутылке портера, запас которого держали за креслом.

Как только спикер займет свое место, его обязанностью является поддерживать порядок, охлаждать горячие головы и быть готовым к любым неожиданностям. Но самая сложная проблема — решить, кому и когда предоставить слово. Члены парламента, вскочившие со своего места, пока предыдущий оратор заканчивал свою речь, могут высказываться только тогда, когда спикер вызовет одного из них. Раньше спикер указывал взглядом на человека, которому собирался предоставить слово. Такую привычку завел сэр Джон Тревор, первый спикер-валлиец, избранный в 1690 году, но поскольку он был косым на оба глаза, это приводило к большой путанице, так что, в конце концов, члены парламента стали умолять его вызывать их по имени.

Спикер Шоу Лефевр, занимавший свой пост с 1839 по 1857 год, однажды столкнулся с ситуацией, когда одновременно с мест поднялись более 20 членов парламента, желавшие выступить. Друг потом спросил его, как он сумел выбрать нужного человека. Тот ответил: «Не зря же я всю жизнь охотился на кроликов». В 1971 году спикер Селвин Ллойд начал записывать, как часто депутатам предоставляли слово во время дебатов и как долго они выступали, а спикер Томас даже вел список тех, кого вызывали, когда на вопросы отвечал премьер-министр. Спикер Ветерилл последовал их примеру. В наши дни все спикеры подвергаются большому давлению, чтобы предоставить депутатам возможность поучаствовать в правительственном часе или дебатах: частично это вызвано тем, что заседания парламента транслируются по телевидению, а частью тем, что теперь в палате больше профессиональных парламентариев. В результате этого давления продолжительность выступлений «переднескамеечников» сократили с более часа в 1960-е годы до менее получаса.

Спикер уполномочен «указать» на члена палаты, повинного в недостойном поведении, и тогда палата может проголосовать за то, чтобы отстранить этого человека от заседаний на определенный период времени. Спикеру Томасу не раз приходилось «указывать» на депутатов; среди них был преподобный Йэн Пейсли — лидер североирландских экстремистов из Демократической юнионистской партии. Однажды, во время ответов на вопросы о Северной Ирландии, Джерри Фитт (ныне лорд Фитт) попросил слова по вопросу о регламенте и заявил, что ясно слышал, как Пейсли сказал, что Хэмфри Аткинс, бывший тогда министром по вопросам Северной Ирландии, — лжец. Фитт коварно спросил, соответствует ли это правилам ведения заседания, прекрасно зная, что не соответствует. Пейсли признал свои слова и попытался покинуть палату, прежде чем спикер перейдет к делу, но на него указали без дальних проволочек. Пейсли закричал: «Нет!», но ни один депутат не был готов выступить в роли счетчика голосов, так что голосования не состоялось (по поводу отстранения от заседаний обычно голосуют). В среднем после Второй мировой войны в каждую сессию от заседаний отстраняли двух-трех депутатов.

Спикер также властен приостановить заседание на короткое время, пока палата не успокоится — этим правом он пользуется редко, благоразумно и осторожно. Это всегда отчаянный поступок; если депутаты находятся вне палаты и вдруг видят мерцающую надпись «заседание приостановлено» на экранах местного телевидения, установленных по всему отделению палаты общин, они тотчас бросаются в зал, чтобы выяснить, что случилось. Больше ста лет назад спикер Денисон описал один из таких моментов в своем дневнике от 4 июня 1863 года: «Палата была в весьма раздражительном настроении; малейшее движение с моей стороны могло вызвать бурю. Это была внезапная вспышка, все разом. Но именно так всегда и разражаются сильнейшие ураганы. Барометр их не предсказывает». Палата общин и сейчас так же непредсказуема для спикера.

Он или она должны быть способны «разруливать» самые неожиданные ситуации и разряжать обстановку, и каждому спикеру остается только надеяться, что молниеносно принятое им решение — самое верное. Спикер Селвин Ллойд оказался в подобной ситуации 31 января 1972 года. Реджинальд Модлинг, бывший тогда министром внутренних дел, сделал заявление о трагических событиях, произошедших накануне в Лондондерри, когда погибло много людей.[5] Бернадетт Девлин, депутат от Ольстера, перебила министра, обвинив его во лжи, и впоследствии называла его «лицемерным убийцей». Хотя она использовала «непарламентские выражения», спикер Ллойд намеренно притворился глухим. Однако несколько минут спустя мисс Девлин промчалась через весь зал и набросилась на министра с кулаками, вызвав жуткий кавардак. Спикера было не слышно, но главный «хлыст» оппозиции и правительственный «хлыст» вытолкали скандалистку из палаты. Мисс Девлин потом еще раз поставила спикера в затруднительное положение. Будучи на восьмом месяце беременности, в 1971 году, она задала вопрос на заседании палаты, а в дополнительном вопросе сделала несколько оскорбительных замечаний. Спикер снова притворился, будто ничего не заметил, и тут же перешел к рассмотрению другого вопроса. Впоследствии депутаты-лейбористы оспорили его решение, но он сказал в свое оправдание, что просто не знал, как поступить, и не рискнул вывести силой из зала беременную женщину. Так что мисс Девлин опять все сошло с рук.

Спикер должен поддерживать достоинство палаты при любых обстоятельствах, а это может оказаться непросто, в чем убедился спикер Томас. Однажды, в конце 1970-х годов, Сирил Смит, депутат-либерал от Рокдейла, выступал с речью в палате, однако его постоянно перебивал Артур Льюис, депутат-лейборист от Паддингтона. Несмотря на призывы спикера «К порядку!», Льюис всё не унимался. Он кричал до тех пор, пока Сирил Смит (184 кг) не повернулся к Артуру Льюису (120,5 кг) и не сказал: «Замолкни, козявка». Томас признался, что стал первым спикером, громко расхохотавшимся прямо на заседании.

Спикер председательствует на заседаниях палаты общин, охраняет ее привилегии и является ее официальным представителем. Как мы уже знаем, он является избранным членом парламента, однако после избрания должен отойти от партийной деятельности, согласно традиции, твердо установленной Онслоу. В определенном смысле он обречен на одиночество, поскольку спикер не может общаться с другими членами парламента в барах или чайных салонах, где депутаты обычно сплетничают, или обедать вместе с ними в столовых. Возможно, именно поэтому Онслоу имел привычку ускользать из Вестминстера, чтобы спокойно выкурить трубку и пропустить стаканчик в «Джус Харп» — знаменитой гостинице с кегельбаном в Мэрилебон-Филдс, пока хозяин не «засветил» его.

Его день уходит на собрания персонала, заседания министров, «хлыстов» и депутатов от всех партий. Спикер не должен благоволить ни одной из них, иначе палата обвинит его в пристрастности, но он поддерживает разнообразные контакты с депутатами. Ветерилл делил «любовь и виски» с депутатами, которые приходили к нему со своими проблемами, зная, что могут положиться на его скромность и опыт. Даже личные проблемы членов парламента могут иметь политические последствия, и в их решении лучше довериться человеку, имеющему реальное представление о деятельности парламента и о политике.

Заместители спикера

Только с. 1855 года палата общин решила назначить заместителя в помощь спикеру, облеченного теми же полномочиями, что и он сам. До тех пор палате приходилось откладывать заседания, если спикер заболевал или отсутствовал по другой уважительной причине. В случае тяжелой болезни спикер временно оставлял свой пост, и ему выбирали заместителя, который, в свою очередь, уходил с этого поста, когда спикер возвращался к исполнению своих обязанностей. На протяжении столетий спикеры, судя по всему, были людьми крепкого здоровья, хотя палата и не заседала столько месяцев в году, сколько сейчас — с 1547 по 1853 год непродолжительное отсутствие спикера отмечалось только 29 раз.

В XIX веке заваленная делами и заседающая все более продолжительное время палата общин была вынуждена признать, что спикеру требуется помощник, чтобы справляться со своими непростыми обязанностями. В 1853 году был учрежден специальный комитет для рассмотрения этого вопроса, который рекомендовал назначить заместителем спикера председателя бюджетной комиссии. Палата дала на это согласие в 1855 году.

Председатель бюджетной комиссии обычно ведет заседания палаты на правах комитета, когда та обсуждает какой-либо законопроект, прошедший второе чтение. В этом случае он сидит за столом клерков вместо спикера, а булаву укрепляют под столом, чтобы показать, что комитет образует вся палата. Он руководит палатой и в других случаях, обладая практически такими же полномочиями, что и спикер. Ни он, ни его заместитель никогда не надевают парик и мантию спикера, а носят визитки (если это мужчины).

Спикеру и председателю бюджетной комиссии теперь помогает заместитель председателя (этот пост был учрежден в 1902 году), а также второй заместитель председателя бюджетной комиссии (с 1971 года). Они выполняют работу, сменяя друг друга, но спикер всегда находится на своем посту во время особо важных заседаний палаты, например во время «правительственного часа».

Спикеру Ветериллу помогали Гарольд Уокер, депутат-лейборист от Донкастера, ставший председателем бюджетной комиссии в 1983 году, сэр Пол Дин, депутат-консерватор от Вудспринга, занявший место первого заместителя председателя бюджетной комиссии в июне 1987 года, побыв прежде вторым заместителем, и Бетти Бутройд, депутат-лейбористка от Уэст-Бромвича, ставшая вторым заместителем председателя бюджетной комиссии в июле 1987 года. Как и спикер, его помощники должны быть совершенно беспристрастны и не участвовать в партийной жизни. Бетги Бутройд пришлось выйти из Национального исполнительного комитета Лейбористской партии, членом которого она являлась с 1981 года. Как и спикер, но в меньшей степени, его помощники играют ключевую роль в парламентских буднях.

Последние изменения

С 1945 года на место спикера обычно претендовал один кандидат. В 1992-м, а потом в 2000 году за эту должность возникло соперничество. В 1992 году претендентов было всего двое: бывший министр Питер Брук и Бетти Бутройд, уже являвшаяся заместителем спикера. Она одержала победу, получив 372 голоса против 238, и стала первой женщиной-спикером, являясь к тому же членом оппозиционной партии, что тоже было необычно. Она была избрана при поддержке собственной партии, а также членов правительственной партии (около 80 голосов) и малых партий. Она последовала по пути, ставшему традиционным с 1965 года: пять из шести спикеров прежде были заместителями спикера (Кинг, Томас, Ветерилл, Бутройд и Мартин), а это значит, что, во-первых, они заняли свой пост, уже имея председательский опыт, а во-вторых, палата могла оценить их в этой роли.

Бетти Бутройд была переизбрана на безальтернативной основе в начале работы парламента 1997 года, а когда она вышла в отставку в 2000 году, ее считали одним из самых уважаемых и успешных спикеров. Теперь она является членом палаты лордов. После ее ухода состоялись беспрецедентные выборы спикера, в которых участвовали целых 12 претендентов. Выдвижение кандидатуры имело форму ходатайства, к которому можно предложить поправку, и спикера всегда выбирали именно так, — предложение о том, чтобы «X занял кресло председателя этой палаты», можно исправить, вычеркнув X и вписав Y. Итак, в 2000 году в ходатайстве значился Майкл Мартин, а остальных кандидатов представляли палате по очереди в серии поправок. Речи, представляющие и поддерживающие кандидатов, и выступления самих претендентов вместе с голосованием по каждой поправке и окончательному решению заняли девять часов. Поскольку спикера еще не было, председательствовал «Отец палаты» (то есть член парламента с самым большим непрерывным стажем), бывший премьер-министр сэр Эдвард Хит.

Палата была недовольна тем, как прошли выборы спикера; никто не хотел повторения этого «безумного дня» в парламенте. После доклада Комитета палаты общин по процедурным вопросам в 2001 году была принята новая процедура. Спикер, вернувшийся в палату после всеобщих выборов, может сохранить свое место. Если же предложение о том, чтобы вернувшийся спикер занял место председателя, не пройдет, должны состояться альтернативные выборы, но уже по новым процедурным правилам.

При альтернативных выборах кандидатуры (которые должны поддержать 12–15 депутатов, причем как минимум три из них не могут принадлежать к партии кандидата) представляют секретарю палаты в день выборов. После открытия заседания палаты кандидаты по очереди выступают перед ней в порядке, определенном жребием (поскольку на выборах 2000 года нынешний спикер получил возможность выступить первым), а затем депутаты приступают к тайному голосованию. Если один из кандидатов наберет больше 50 % голосов, его или ее имя сразу называют палате; если же нет, то из списка вычеркивают кандидата с наименьшим количеством голосов или кандидата, набравшего менее 5 % процентов голосов, и проводится второй тур голосования. Процедура повторяется до тех пор, пока один из кандидатов не получит более 50 % голосов. Это максимально честный подход, лишающий преимущества того кандидата, которого выдвинули первым.

В прошлом выбор спикера определялся не столько количеством голосов, поданных депутатами, сколько соглашением между двумя основными партиями при поддержке малых партий, исходя из тщательной оценки его качеств и способности годами управлять палатой. Соперничество в речах между кандидатами показалось бы в прошлом нелепостью, поскольку способности того или иного депутата уже были оценены, и выступление с трибуны ничего бы не изменило. Вряд ли речи кандидатов оказали бы существенное влияние на голосование депутатов, поскольку у тех было полно времени, чтобы оценить их достоинства.

Процесс выбора никак не сказался на полной свободе действий спикера относительно того, какие поправки к законопроектам или предложениям, внесенные в палату, ставить на обсуждение и голосование, однако популистский подход к отбору кандидатов позволяет понять, в какой обстановке принимались самые спорные решения последних лет. Вот два примера тому в подтверждение. В феврале 2003 года правительство представило в палату общин варианты будущей организации палаты лордов. Варианты имели форму семи отдельных резолюций, по каждой из которых палата должна была проголосовать (в конечном итоге все семь были отвергнуты). Ни один из вариантов не предусматривал голосования по поводу того, должна ли вообще существовать палата лордов, однако спикер разрешил внести такие поправки к каждому из семи вариантов, поскольку ни один из них не «согласуется с принципом однопалатного парламента». Спикер выбрал поправку, подразумевающую, что палата должна обсудить это и проголосовать, но ее отвергли 390 голосами против 172: иными словами, большинство депутатов не поддержали идеи об однопалатном парламенте, хотя в пользу упразднения второй палаты высказалось существенное меньшинство.

Дебаты по иракской проблеме в феврале и марте 2003 года были еще более напряженными. Когда 26 февраля в парламенте шли прения по заявлению правительства, призывающему Ирак использовать последнюю возможность выполнить свои «обязательства по разоружению», спикер выбрал предложение одного рядового депутата-лейбориста о том, что необходимость военных действий против Ирака еще «не была обоснована». Хотя поправку отклонили 393 голосами против 199, в это последнее число входили 122 депутата-лейбориста, восставших против действий собственного правительства. В то время поправка могла быть поддержана мятежными лейбористами, но не всей страной.

В марте 2003 года правительство внесло в палату общин еще одно предложение, дающее ему разрешение использовать все необходимые средства, чтобы гарантированно лишить Ирак оружия массового уничтожения, но спикер опять выбрал поправку, утверждающую, что «аргументов в пользу войны с Ираком еще недостаточно, особенно принимая во внимание отсутствие особого разрешения со стороны ООН». В этот раз поправку провалили 396 голосами против 217, и снова 139 мятежных лейбористов пошли напролом. Принимая во внимание подавляющее большинство лейбористов в палате общин, этот жест мог быть расценен как попытка обеспечить действующим депутатам переизбрание после очередных всеобщих выборов. Таким образом, во власти спикера задавать политическую повестку дня, что в очередной раз подчеркивает значение выборного процесса. Вот почему многие депутаты и наблюдатели в палате общин считают, что спикера следует выбирать из оппозиционных партий, а не из правительственной.

Глава третья

Премьер-министры, министры и кабинеты

Премьер-министры

Премьер-министры, министры, входящие в кабинет (обычно их 15–20), и младшие министры (их около 80, и они не заседают в кабинете) подотчетны парламенту. Они отвечают на вопросы парламентариев, делают заявления, вносят законопроекты и отстаивают политику правительства во время дебатов и в специальных комитетах. Они отвечают за общее управление правительственными департаментами и несут одновременно индивидуальную и коллективную ответственность за главные решения, касающиеся жизни страны и ее экономики. Премьер-министры, но и другие министры тоже, определяют рамки отношений между Великобританией и остальным миром.

Центральная роль премьер-министра в правительстве и его главенство в парламенте, хотя бы в том, что касается определения программы работы, сложились не сразу. Пост премьер-министра оформился постепенно, по мере того как парламент вырывал для себя все больше и больше власти у монарха на протяжении двух веков после «Славной революции» 1688 года. Обычно первым премьер-министром называют сэра Роберта Уолпола, приступившего к исполнению своих обязанностей в 1721 году, однако эти обязанности сильно отличались от функций нынешних премьер-министров по некоторым важным пунктам. Когда Уолпол утратил доверие палаты в 1742 году и был вынужден подать в отставку, его коллеги-министры не сочли себя обязанными, по конституции или как-то иначе, уйти вместе с ним. Такого не случалось, пока 40 лет спустя со своего поста не ушел лорд Норт. Разница между премьерами XVII века и современными главами правительства состоит в том, что тогда главой исполнительной власти все еще являлся король. Главы государственных департаментов считали себя подотчетными королю, а не обязанными премьер-министру своими должностью и властью. Сам Уолпол был обязан своим положением частично королю, а частично своей способности держать под контролем бурный, раздираемый интригами парламент того времени, причем так, как до него никому не удавалось.

Парламент не мог выбирать премьер-министра. Не мог он и влиять на выбор короля, однако, используя все доступные процедурные рычаги, члены парламента могли ослабить влияние королевского фаворита в палате общин и таким образом заставить короля лишить премьер-министра своей поддержки. Так случилось с лордом Нортом, который с 1770 по 1782 год был первым лордом казначейства, отказываясь называться премьер-министром: по его мнению, в британском государстве не было места для премьера. Норт придерживался этой позиции во время антикатолического бунта Гордона в 1780 году и американской Войны за независимость. В 1782 году по призыву генерала Конвея палата общин проголосовала за резолюцию, которая провозглашала «врагом общества каждого, кто порекомендует его величеству продолжать войну в Америке». «За» высказались 234 депутата, «против» — 215. Затем на голосование поставили вотум недоверия правительству, который провалился, недобрав всего лишь 9 голосов. Норт захотел удалиться от дел на некоторое время. Он в самом деле был ставленником Георга III, а не независимым советником, а потому лишился благоволения короля. Георг III расстался с ним грубо, даже не поблагодарив, и сказал: «Помните, сэр, это вы бросаете меня, а не я вас».

Хотя у короля был ограниченный выбор в плане людей, которые могли бы ладить с парламентом, он обладал значительной свободой действий, и его поддержка дорогого стоила. Уже оставив свой пост, Уильям Питт, бывший премьер-министром в 1783–1801 и 1804–1806 годах, сказал лорду Мелвиллу, что «существует настоятельная необходимость в общепризнанном и действительном главе правительства, имеющем решающий вес в Совете и обладающем полным доверием короля». Роль короля в правительстве начала меняться уже во времена Питта, поскольку болезнь Георга III все больше затрудняла его практическое участие в делах управления, а наступившее в 1810 году безумие сделало его и вовсе невозможным.

Сам кабинет достиг важной стадии развития, так как «внешний кабинет» уступил место «узкому», или «действительному» кабинету. Много позже Питт создал прецедент, которому потом следовали многие премьер-министры: когда лорд-канцлер Терлоу раскритиковал в палате лордов его предложение учредить амортизационный фонд, принятое кабинетом, Питт дал понять, что хочет исключения Терлоу из кабинета и снятия его с поста лорда-канцлера, однако обсудил этот вопрос с королем, вместо того чтобы уволить его самому. Тем не менее королю пришлось обратиться к премьер-министру с просьбой о том, чтобы лорд-канцлер вернул Большую должностную печать, дав тем самым понять, что монарх уже не уполномочен самостоятельно отправить министра в отставку.

На протяжении XIX века правительство постепенно подпадало под влияние партии вместо монарха. Власть короны начала ослабевать по мере того, как парламент отобрал у монарха возможность влиять на выборы посредством «гнилых местечек» типа Олд-Сарума (где число избирателей сократилось с 50 в XVII веке до 11 в 1820 году, однако этот городишко по-прежнему посылал своего представителя в парламент, тогда как крупные города были лишены этого права) и попечительство (даже королева Виктория использовала деньги из «королевского кармана» для финансирования предвыборной кампании вигов в 1841 году).

Законы о Реформе от 1832, 1867 и 1884 годов завершили этот процесс, расширив избирательную базу; наконец, в 1928-м было введено всеобщее избирательное право, а женщины уравнены в правах с мужчинами. Первый Акт о реформе вновь внес изменения в полномочия короля. В 1834 году после смерти графа Спенсера пэром сделали его сына лорда Олторпа, лидера палаты общин. Король Вильгельм IV не согласился с назначением лорда Джона Расселла лидером палаты,[6] поэтому он отправил в отставку тогдашнего премьер-министра лорда Мельбурна и назначил на его место сэра Роберта Пиля, лидера партии тори, который сформировал недолго просуществовавшее правительство. Однако виги были полны решимости добиться его ухода. Администрация Пиля потерпела множество поражений в парламенте, поэтому Пиль подал в отставку в апреле 1835 года и проиграл следующие выборы. Вильгельму IV пришлось снова призвать лорда Мельбурна на должность премьер-министра и назначить лорда Джона Расселла лидером палаты. Это был последний раз, когда монарх отправил в отставку премьер-министра.

Сэр Роберт Пиль усвоил урок. Он понял, что если хочет сформировать правительство, то должен заручиться поддержкой избирателей. Поэтому он изменил название старой партии тори на новое — Консервативная партия, — издал Тамвортский манифест 1835 года, стратегически обращенный к новому электорату, и победил на выборах 1841 года, предварительно инициировав принятие палатой общин вотума недоверия правительству лорда Мельбурна.

Партийное правительство в современном смысле этого слова окончательно сложилось в 1870-х годах. В 1879 году портрет Гладстона, лидера Либеральной партии (виги постепенно получили известность под этим названием), впервые развесили на всех столбах во время предвыборной кампании, и он победил. Наступила эра персонализированных избирательных кампаний; правда, тогда главных действующих лиц знали по карикатурам, памфлетам, благодаря митингам и репортажам в прессе, а не телевидению. Генри Локк, губернатор острова Мэн, писал своему другу в Индию: «Когда начинается обсуждение вопросов, будь то утром, днем или ночью, в любых сословиях и среди обоих полов возбуждение так велико, что часто прорывается наружу в самых резких выражениях, причем все они чисто личностного характера. Мнения расходятся по поводу чувств, которые внушают к себе лорд Биконсфилд[7] или мистер Гладстон».

Только в XX веке должность премьер-министра была утверждена законом. Правда, Дизраэли подписал Берлинский договор 1878 года как «премьер-министр Англии», однако впервые эта должность была упомянута в Законе о поместье Чекере от 1917 года, в котором Чекере объявлялся официальной загородной резиденцией «лица, исполняющего должность, известную под названием премьер-министра». Окончательное признание она получила лишь после принятия Закона о министрах британской короны от 1937 года, по которому премьер-министр получал жалованье и пенсию после отставки. Но даже в этом законе не говорилось, что именно премьеру следует делать, поскольку это было, скорее, делом не закона, а обычаев и личного выбора, зависящего от стиля премьерства.

Эти обычаи легко перечислить. Премьер-министр является лидером партии и ее парламентской фракции; он формирует правительство, назначая около сотни министров и их парламентских заместителей и может отстранить некоторых из них от должности в период полномочий парламента данного созыва; он подбирает и возглавляет кабинет; учреждает и иногда руководит работой правительственных комитетов; информирует монарха о решениях правительства и представляет страну в Совете министров ЕЭС, на собраниях Британского Содружества и прочих встречах на высшем уровне. Однако в этом перечне мало говорится о роли и власти премьер-министра. Неудивительно, что Гладстон однажды заметил: «Нигде больше нет человека, облеченного такой большой властью и наделенного столь малыми возможностями показать ее в рамках официальной должности или прерогатив».

В своих мемуарах «Время и удача» лорд Каллагэн поднимает вопрос о том, что же все-таки делает премьер-министр — помимо, разумеется, «управления страной». Назначив свой кабинет в 1976 году, он «откинулся на спинку стула и понял, что ему нечего делать. Министры занимались своей департаментской работой; телефон молчал, поскольку… люди не звонят премьер-министру». «Разумеется, это была иллюзия», — тут же добавляет он. Иллюзия — потому что премьер-министр отвечает перед парламентом и страной за проведение своей политики и управление делами. Премьер-министры отличаются друг от друга тем, в какой мере они берут на себя прямую и непосредственную ответственность за главные политические решения: «Премьер-министр сам задает себе ритм». Но он (или она) должен быть начеку, следя за тем, все ли ладно в кабинете, парламенте или партии, получая информацию по конфиденциальным каналам. Лорд Каллагэн подчеркивал необходимость слегка отойти в сторону от повседневной работы кабинета, чтобы «увидеть общую картину», прекрасно зная, что наступят кризисные моменты, когда это будет невозможно. Такие времена настали и для Каллагэна, потребовав твердой руки, в то же время предоставлявшей коллегам по кабинету возможность в полной мере участвовать в дискуссиях о том, как справиться с трудностями.[8]

Частично это вопрос стиля, но в большей степени — следствие выбора самого премьер-министра, решающего, как ему поступить. Гарольд Вильсон резюмировал различия между двумя периодами своего премьерства[9] (в целом — четыре правительства) в футбольных терминах: в 1960-х он «побыл на поле и голкипером, и средним игроком, пробивая пенальти и угловые и навлекая на себя неприятности», а в 1970-х играл как «старомодный полузащитник, отходя на заднюю линию, пасуя мяч тем, чье дело — забивать голы, а в случаях редких спланированных операций продвигаясь в зону противника». Для непосвященного эта метафора означает, что в 1974–1976 годах Вильсон в гораздо большей степени, чем в свое первое премьерство, старался поощрять и подталкивать министров к действию, при условии, что их инициативы не выходили за рамки его собственных представлений о направлении деятельности правительства, и для этого он был готов действовать разумно и решительно, заменяя членов своей команды. Как записала в своем дневнике Барбара Касл[10] по одному такому случаю, «старый лис вновь провел обманный маневр», так что, возможно, обезоруживающее спортивное сравнение не стоит принимать за чистую монету. Однако хотя Вильсон и решил не так активно вмешиваться в деятельность министров в 1970-х годах, он создал в своей резиденции стратегический отдел, набрав туда специалистов извне в качестве временных сотрудников. Отдел до сих пор снабжает премьер-министра анализом проводимой им политики, позволяя ему более эффективно и деятельно вмешиваться в работу других министров, хотя Вильсон и не использовал эту возможность так широко, как мог бы.

Другие премьер-министры, например Гарольд Макмиллан (впоследствии лорд Стоктон) и Эдвард Хит, сосредоточились на одном первостепенном вопросе: в их случае это было вступление Великобритании в Европейское сообщество. Маргарет Тэтчер поставила перед собой четкие цели в области налогообложения, государственных расходов, отношений с Советским Союзом и НАТО, связей между государственным и частным секторами в жилищном строительстве, здравоохранении, образовании и экономике в целом. Если премьер-министр собирается выступать с инициативами по столь широкому кругу вопросов (а не направлять работу команды, предоставляя министрам шанс вести собственную политику, но натягивая поводья, если это необходимо), это потребует нечеловеческих усилий от специальных комитетов и политических советников, сочувствующих идеям премьер-министра, а также поддержки расширенного стратегического отдела.

Несмотря на всю эту административную и политическую поддержку, премьер-министры ото всех партий могли видоизменять политику «на ходу», вследствие ответа на вопрос журналиста в телевизионном интервью или мельком оброненной фразы во время выступления. Политическую машину тогда приходилось запускать на полную мощность, чтобы представить проработанную политическую линию, подкрепляющую собой слова премьер-министра. Парламентская фракция и партия в целом часто с удивлением и неудовольствием обнаруживают, что им придется подумать именно об этом. Сегодняшние премьер-министры слишком зависят от своей партии, чтобы часто менять свою политическую линию, чего не скажешь о некоторых премьерах прошлого. Сэр Роберт Пиль, например, обычно держал соратников в неведении относительно своих намерений. Когда лорд Джон Расселл внес законопроект о реформе муниципальных образований, «все пошли в тот вечер в палату, чувствуя несомненно, что сэр Роберт заявит о своем решительном несогласии не только с законопроектом, но и с самим принципом», но «с удивлением и ужасом услышали, что он не только согласен с принципом законопроекта, но и поддерживает подавляющее большинство его положений».

Собственно говоря, поскольку правил, определяющих обязанности премьер-министра, не существует, он вполне может руководить любой областью, причем ссылаясь в этом на исторический прецедент. В XVIII и XIX веках премьер-министры часто играли роль канцлера казначейства (министра финансов), лидера палаты, а при случае и других министров. Но какова бы ни была трактовка премьер-министром своей должности, он подотчетен парламенту.

Определение политического курса — лишь дополнение к основной работе премьер-министра, которая состоит в проведении совещаний кабинета и правительственных комитетов, написании речей и заявлений, чтении сводок, подготовке к выступлениям в парламенте, переписке, государственных визитах, приеме глав правительств, участии в международных конференциях и переговорах с официальными делегациями национальных организаций разного рода — Конфедерации британской промышленности, профсоюзов, Британской медицинской ассоциации и многих других. Премьер-министр может быть месяцами лишен личной жизни.

Его рабочей резиденцией является знаменитый дом № 10 по Даунинг-стрит — теперь это еще и место его проживания. Внешность обманчива, и дом № 10 больше, чем кажется снаружи: в нем 160 комнат (в основном кабинетов), в том числе зал правительства, залы для приемов, столовые и небольшая квартира на втором этаже. На самом деле это два дома, соединенные переходом; тот, что побольше, стоит напротив плаца Королевской конной гвардии. Дом № 10 соединен сквозным переходом с № 11, офисом главного парламентского организатора, и № 12 — официальной резиденцией канцлера казначейства.

Премьер-министр опирается на обширный персонал в 70–80 человек. В последние годы к существующему аппарату госчиновников добавились политические советники, так что в 1983 году в «Ежегоднике государственной службы» часть личного кабинета премьер-министра впервые была признана «политическим кабинетом». В отличие от многих других офисов личный кабинет премьера работает круглосуточно, и кто-то постоянно дежурит у телефона. Личные секретари — государственные служащие, откомандированные на три года своим департаментом, — поддерживают связь с каждым правительственным учреждением, подготавливают премьер-министра к любому раскладу в парламенте и ни на минуту не оставляют его без присмотра. Каждый телефонный звонок и каждый разговор протоколируется, если только премьер-министр не попросит этого не делать. Такое роскошное обслуживание не идет ни в какое сравнение с временами, когда Невилл Чемберлен получил известие от посла в Германии (по настенному телефону в комнатке дворецкого) о начале Гитлером войны.

Премьер-министры не только наведываются время от времени в палату общин: у них там есть свой кабинет. Время, которое премьер проводит в палате с рядовыми депутатами своей фракции и министрами, варьируется в зависимости от его личности. Премьер-министра редко увидишь прохаживающимся по коридорам Вестминстерского дворца, а если такое и случается, то он никогда не бывает один. Гарольд Вильсон нередко приглашал депутатов-лейбористов и младших министров выпить с ним кофе после ленча в столовой для членов парламента или уходил поболтать в чайный салон для депутатов. Держать двери премьерского кабинета в палате общин открытыми в 1970-х годах стало сложнее, чем в 1960-х, из-за возросшего объема работы. Маргарет Тэтчер всегда была готова поговорить с депутатами от своей партии, когда те пожелают. Опытные парламентарии, однако, скептически наблюдают за пребыванием премьер-министра в чайном салоне, депутатской столовой или кафетерии. Частые посещения указывают на «нелады в королевстве» — недовольство в парламентской фракции, а может быть, тактичный намек от личного парламентского секретаря премьер-министра на то, что лучше бы показаться людям, а то уже говорят, что премьер стал недосягаем…

С 1974 года в доме № 10 сменились три премьер-министра, оставив его с тем же оснащением, а то и с тем же персоналом, однако каждый из них наложил на резиденцию свой отпечаток. Конечно, ни один из них не безупречен. Только одному премьер-министру, Уильяму Палтни, удалось остаться вне критики: «Он не совершил ни одного необдуманного поступка, более того: оставил после себя в казне столько же денег, сколько там было до него». Правда, он исполнял свою должность только 48 часов и 45 минут в феврале 1746 года.

Министры и их парламентские заместители

Премьер-министр назначает около сотни министров и их парламентских заместителей (младших министров), в основном из числа членов правящей партии (но не только), входящих в палату общин. Остальные члены правительства входят в палату лордов, поскольку правительство должно иметь своих представителей в этой палате, чтобы представлять там законопроекты и отстаивать свой политический курс. Премьер-министр также может назначить пэра статс-секретарем — членом кабинета, стоящим во главе какого-либо ведомства. В последние годы лорд Каррингтон исполнял обязанности министра иностранных дел, а лорд Янг был статс-секретарем промышленности и торговли. Премьер-министру позволяется выбирать членов правительства из числа сторонников своей партии в палате лордов, но это не слишком приветствуется палатой общин, полагающей, что министр должен быть подотчетен ей.

Каждый министр отвечает перед парламентом за работу своего ведомства, в том числе за расходование бюджетных средств и все другие аспекты его деятельности. Министры и младшие министры регулярно появляются в палате общин и становятся возле курьерского ящика, чтобы ответить на вопросы депутатов о своем министерстве и обо всем, что к нему относится. Взять, например, статс-секретаря по занятости. Во время любых дебатов по безработице ему придется открывать и/или заканчивать дебаты в палате общин и защищать политику правительства. Законопроект, скажем, о правах профсоюзов должен быть представлен статс-секретарем по занятости и проведен через разные стадии рассмотрения министрами из департамента труда. Министры должны являться в соответствующий ведомственный специальный комитет (см. главу четырнадцатую), как делают чиновники их министерства, чтобы ответить на более подробные и глубокие вопросы, касающиеся департамента, чем те, что успевают задать в палате общин в отведенное для этого время. Теперь министры стоят во главе весьма крупных ведомств; в 1900 году под началом 60 министров находились 50 тысяч чиновников; теперь сотня министров руководит примерно 600 тысячами сотрудников.

Правительственные министры, включая и младших министров, берут на себя ответственность за решения кабинета и их осуществление на практике, и если кабинет принял какое-либо решение, он должен представить его, выступая единым фронтом. Это и есть «коллективная ответственность кабинета» — еще одно нововведение XIX века, которое лорд Мельбурн выразил в немного циничной формулировке: «Неважно, что мы говорим, лишь бы говорили одно и то же».

После победы на всеобщих выборах и, возможно, позднее, во время перестановок в середине срока полномочий премьер-министр должен избрать около 20 членов кабинета (их число с 1900 года колебалось от 19 до 23) и до 80 младших министров. При этом ему приходится учитывать множество самых разных соображений, меняющихся в зависимости от партии. Премьер-министр-лейборист, формирующий кабинет сразу после победы на всеобщих выборах, более или менее обязан назначать на министерские посты членов «теневого кабинета» и держать в уме членство депутатов в профсоюзах, но премьер-министр-консерватор не сталкивается с подобными дополнительными трудностями. Региональное представительство тоже играет свою роль. Премьер-министры от любой политической партии могут почувствовать себя обязанными назначить на министерские посты членов партии, занимающих в ней руководящие должности. Это стало одной из причин, по которым Гарольд Макмиллан ввел в правительство Рэба Батлера и Селвина Ллойда, а Гарольд Вильсон — Джорджа Брауна, Джеймса Каллагэна и Патрика Гордон-Уокера в 1960-е годы. Однако они могут и не считаться с этим обстоятельством. Джеймс Каллагэн не назначил Барбару Касл в кабинет, став премьер-министром в 1976 году, хотя та уже входила в правительство и двадцать лет была членом Национального исполнительного комитета лейбористов. А Маргарет Тэтчер не ввела в 1979 году в правительство Эдварда Хита — бывшего партийного лидера и премьер-министра.

Премьер-министры часто принимают во внимание политическое равновесие в кабинете и партии; поэтому Тэтчер во время своего первого мандата решила не рисковать, вводя в правительство исключительно своих верных сторонников. Во время второго и третьего сроков правления, почувствовав, что ее позиции укрепились, она назначила тех, кто искренне разделял ее политические взгляды и методы руководства или, по меньшей мере, не возражал против них. Бывает, что премьер-министры испытывают давление со стороны парламентской фракции их партии, настаивающей на присутствии тех или иных депутатов в правительстве. Например, говорят, что во время перестановок в кабинете в 1988 году старшие депутаты от Консервативной партии заставили Маргарет Тэтчер оставить на своих постах министра финансов Лоусона и министра иностранных дел Джеффри Хау. Но какими бы соображениями ни руководствовался премьер-министр, выбирает и рискует только он один. Каким бы политическим опытом, навыками и авторитетом ни обладали потенциальные члены кабинета, они знают, что никакие из этих качеств не гарантируют им места в правительстве.

После того как премьер-министр сделает свой выбор, заинтересованных лиц нужно оповестить. «Вопреки всему, что вам говорят, первые несколько дней после выборов члены парламента действительно сидят у телефона, ожидая звонка с Даунинг-стрит», — пишет один депутат. Некоторые не ждут. Барбара Касл вспоминает, что сама позвонила Гарольду Вильсону после выборов 1974 года и услышала строгий ответ: «Ты будешь статс-секретарем [департамента здравоохранения и социальной защиты], и я полагаю, что тебе понадобится Брайан [О’Малли] и остальная команда Джона Силкина [оппозиционное министерство здравоохранения и социальной защиты]… Ты будешь в Элефант-энд-Касл[11]». Она также описывает свое нежелание принимать эту должность: куча бумажной работы, никакой личной жизни и более реалистичный взгляд на то, что значит быть статс-секретарем, чем во время первого назначения в 1965 году. Назначение министров должно было быть утверждено королевой, но она тогда находилась на королевской яхте «Британия» где-то между островами Тонга и Новой Зеландией. В той части света было шесть часов утра, и «не представлялось разумным беспокоить королеву из-за нашего назначения до восьми утра. Поэтому мир узнал о нем около 8 часов по тонганскому времени 21 февраля 1974 года». Один младший министр прочитал о своем назначении в «Таймс», находясь на дальнем островке в Эгейском море.

В прошлом члены парламента иногда сами просили для себя министерской должности. В 1857 году, серьезно посовещавшись с друзьями и лордом Стэнли, Чичестер Фортескью написал лорду Пальмерстону, а затем навестил его, прося для себя должности заместителя статс-секретаря по делам колоний. Ему понадобилось около недели, чтобы обеспечить себе назначение на этот пост, на который Пальмерстон поначалу прочил Роберта Пиля. Сегодня таким способом можно добиться лишь прямо противоположного результата.

После назначения члены кабинета — но не младшие министры — отправляются в Букингемский дворец «целовать ручки» (младшие министры формально являются назначенцами статс-секретаря, о чем речь пойдет ниже, хотя на самом деле их назначает премьер-министр). Обычно эта церемония — чистая формальность, хотя для первого в истории кабинета лейбористов она таковой не была. Король Георг V тогда болел, поэтому церемония прошла в Виндзорском замке. Маргарет Бондфилд, получившая 7 июня 1929 года телеграмму о своем назначении первой женщиной-министром, и остальные члены кабинета отправились с вокзала Виктория специальным поездом в Виндзор, а затем проехали в открытом экипаже по улицам Виндзора, вдоль которых стояли ликующие толпы, к самому замку. Поскольку Маргарет первой из женщин стала членом тайного совета, никакого прецедента для церемонии не существовало. Коллеги хотели, чтобы она надела шляпку, но она отказалась, чтобы «не оцарапать нос королю». Обычно церемония проходит в молчании, однако король счел своим долгом заметить, что ему приятно приветствовать первую женщину-тайного советника за всю историю Англии. Когда она вернулась в свой кабинет, ее завалили поздравлениями от женщин со всего мира.

После назначения надо освоиться с работой. Джеральд Кауфман вспоминает, как личный секретарь Гарольда Вильсона спросил его, что делают министры целый день, на что тот ответил, закрывая тему: «Ходят на собрания». Это действительно так. Барбара Касл вспоминает о своем ужасе перед возобновлением «лихорадочного круговорота заседаний и бумаготворчества»; за министрами повсюду следуют красные коробки с парламентскими запросами, документами на подпись и сводками для изучения. Помимо совещаний, официальных ужинов и речей члены кабинета до поздней ночи занимаются бесконечной канцелярской работой; в этом им помогают личные секретари и другие чиновники.

Объем работы у сегодняшних министров гораздо больше, чем у статс-секретарей XVIII–XIX веков, даже уровня лорда Пальмерстона.[12] В те времена департаменты были маленькими. Например, персонал министерства внутренних дел в 1782 году состоял из двух помощников министра, главного клерка, четырех старших клерков и шести младших. Пальмерстон признался, что в первый срок своей службы, в 1830-е годы, он был способен прочесть «каждое донесение, каждое письмо, каждую отправленную депешу… вплоть до самого маловажного письма от самого захудалого вице-консула», но даже он уже не справлялся с этим, вновь оказавшись в кресле министра в 1840-х годах. Даже в 1870–1880-е годы министерство иностранных дел все еще представляло собой группу клерков, развозивших приказы министра, и собирало очень мало информации. Только после реформ, инициированных в 1906 году сэром Фрэнсисом Бьютом, сэром Луисом Маллетом и сэром Эдвардом Греем, оно превратилось в организацию по сбору информации.

В палате к министру предъявляли в некотором отношении гораздо больше требований. До введения регламента для ответов на вопросы в парламенте и ограничения прений министры могли застрять в палате общин, отвечая на бесконечные вопросы. Они были «обязаны в любой день и каждый день защищаться в парламенте», поэтому «они должны до тонкостей знать все подробности о деятельности своих ведомств», а единственным способом для этого было самим вести и направлять эту деятельность. Таковы были принципы лорда Пальмерстона, и он строго их придерживался. Вероятно, ему было не в пример труднее, чем его современным коллегам, отвечающим на несколько вопросов за час, а то и меньше, и читающим начало ответов со старательно отпечатанных записок, подготовленных чиновниками министерства.

Лидер палаты и его коллеги в XIX веке занимали место на передней скамье Казначейства примерно в пять часов дня и находились там, готовые ответить на все вопросы, вплоть до окончания заседания палаты, где-то между одиннадцатью вечера и часом ночи. Им редко приходилось иметь дело с более чем двумя сотнями депутатов. Жизнеспособность кабинета зависела от выносливости министров. По крайней мере, одного министра парламент XIX века довел своими вопросами до гроба. Военному статс-секретарю Сиднею Герберту, помимо исполнения своих нелегких обязанностей, пришлось выступить в парламенте около двухсот раз за одну сессию, и это подорвало его здоровье.

Лорд Пальмерстон проводил строгое различие между рангом правительственного министра и парламентского заместителя министра (младшего министра), описывая последнего с некоторым пренебрежением: «Он нужен, чтобы отвечать на несущественные вопросы по сути дела… выстраивая свою линию в строгом соответствии с той, что ему наметили». Эти слова до сих пор задевают некоторых младших министров.

Различие между парламентскими и постоянными заместителями министра проводится также в отчете специального комитета по жалованью чиновников от 1831 года. С 1830 по 1914 год количество младших министров увеличилось всего с одиннадцати до пятнадцати. До 1831 года младший министр, или парламентский заместитель министра, мог быть государственным чиновником или членом палаты общин. В правительство графа Грея в 1830 году входило небольшое число младших министров: финансовый секретарь казначейства, парламентский заместитель министра иностранных дел, внутренних дел, военного министерства и министерства по делам колоний, парламентский заместитель главы Контрольного бюро по Индии, гражданский лорд и первый секретарь (один пост) Контрольного бюро по Индии, гражданский лорд и первый секретарь (один пост) Адмиралтейства, вице-президент Торговой палаты, клерк, хранитель и генеральный инспектор Артиллерийского бюро. Число младших министров постепенно возрастало; в конце 1950-х годов в большинстве департаментов было только по одному парламентскому заместителю, тогда как сегодня их по меньшей мере четыре.

Младшие министры далеко не сразу были приняты в парламенте. Даже в 1870-х годах один депутат покинул палату от возмущения, когда на вопрос, который он задал канцлеру казначейства, ответил финансовый секретарь этого департамента. Если бы такое отношение возобладало, то пропал бы весь смысл назначать младших министров, поскольку их посты и учреждались-то для того, чтобы переложить на их плечи бремя необходимости отвечать на вопросы парламентариев, довлевшее над министрами. По этой самой причине их изначально назначал статс-секретарь. Теперь это делает премьер-министр, который может согласовать назначение с заинтересованным в этом статс-секретарем, но бывает, что член кабинета понятия не имеет о состоявшемся назначении. Реджинальд Модлинг вспоминает о первой встрече в 1952 году со своим новым начальником, министром гражданской авиации. У них состоялся такой разговор: «Здравствуй, Реджи, у тебя ко мне дело? — Вообще-то, Джек, я твой новый парламентский заместитель. — Правда?» Еще один младший министр, назначенный после выборов, пришел к Тони Кросленду в министерство охраны окружающей среды, чтобы сообщить, что он его первый заместитель, и услышал: «О Господи, неужели?» Но в большинстве случаев с членами кабинета проводятся консультации, хотя они и не всегда получают заместителей по своему выбору (во многих министерствах есть младшие министры двух уровней: один первый заместитель и один или несколько парламентских заместителей).

Младшие министры занимают подчиненное положение. Им надо отстаивать решения, в принятии которых они могли вовсе и не участвовать, а бывает, что и знать о них не знали, пока не прочли о них в газетах, как любой другой. Министр торговли Уильям Грэм, входивший в лейбористское правительство 1929–1931 годов, сказал главе Горного департамента (входящего в министерство) Эммануэлю Шинвеллу, что тот может руководить своим департаментом, но при этом отчитываться перед Грэмом в своих действиях. «Иначе решай свои проблемы сам, — предупредил он. — Я буду носить перья, а ты ими скрипеть». Правда, другие министры руководят своим ведомством как одной командой и стараются как можно больше вовлекать младших министров в принятие решений.

Младшие министры приобрели больший вес в правительствах 1970–1980-х годов. Они могут отвечать за один конкретный аспект работы департамента, например за малые предприятия или обеспечение нетрудоспособного населения, и, разумеется, участвуют в работе правительственных комитетов. С другой стороны, на них могут взвалить тяжелую работу — являться день за днем на постоянно откладываемые дебаты. Чаще всего с таким риском сталкиваются младшие министры департаментов по охране окружающей среды, а также здравоохранения и социальной защиты. Они пашут как волы, по 12–14 часов в день. Успешное исполнение обязанностей младшего министра может привести к повышению; это первая ступенька служебной лестницы, и многие члены кабинета в свое время были младшими министрами. О младших министрах судят не по специальным знаниям или навыкам, а по их общим управленческим способностям и по тому, как они справляются с делами в парламенте. В этом смысле с XIX века мало что изменилось.

Изнуряющий дневной круговорот совещаний, красные коробки с документами, необходимость мелькать у курьерского ящика — ничто из этого не отбивает у членов парламента желания стать министрами. В самом деле, уже тот факт, что они в большей степени являются «профессиональными» (не имеющими другой работы) парламентариями, чем когда-либо прежде, подталкивает их честолюбие. Бывшие министры могут дать ценные советы по поводу того, как себя подать, чтобы тебе сделали предложение, не сообщив при этом прессе, какой именно пост ты бы хотел получить: премьер-министры не любят, когда им говорят, что им делать. Вхождение в «теневой кабинет» парламентской фракции лейбористов потенциально гарантирует место в реальном кабинете, если эта партия победит на всеобщих выборах, членство в Национальном исполнительном комитете — тоже большое подспорье. В обеих партиях должность личного парламентского заместителя премьер-министра — верный путь к министерскому посту.

Восстание против своего собственного правительства тоже может обеспечить назначение на министерскую должность, если только критиковать втихаря. Но бунтарь должен быть осторожен и учитывать совет Гарольда Макмиллана: «Никогда не восставайте против двух вещей одновременно. Это сбивает с толку «хлыстов»». С другой стороны, если член парламента подозревает, что его назначили по ошибке, ему следует молчать об этом как можно дольше. По настоянию Черчилля некий бригадир Маккесон был назначен министром торговли. Он был совершенно безнадежен. «Хлысты» тактично обратили на это внимание Черчилля, который отверг их возражения такими словами: «За этими старыми седеющими усами скрывается бездна мудрости». У бригадира Маккесона была совершенно лысая голова, как бильярдный шар.

Увольнение министра может состояться в два счета. Встреча Фрэнсиса Пима с премьер-министром вечером в пятницу 10 июня 1983 года была «короткой и деловой». «Фрэнсис, — сказала Маргарет Тэтчер, — мне нужен новый министр иностранных дел». Одни подают в отставку сами, и для членов кабинета речь перед уходом, произносимая с задней скамьи, — пристойный способ изложить причины, по которым они покидают правительство. Иные предпочитают, чтобы их уволили. Джеральд Кауфман описывает драматический уход Эрика Хеффера, когда тот создал интересный прецедент, выступая как «заднескамеечник» против правительства, членом которого все еще являлся в 1975 году. Рассматривался вопрос о референдуме по поводу вхождения в Общий рынок Как он и ожидал, его быстро отправили в отставку.

Министры также оставляют свою должность, но на сей раз без личных обид, если их партия проиграет всеобщие выборы. Иногда министры теряют депутатские мандаты. Один новоиспеченный министр заявил своим избирателям: «Теперь вы редко будете меня видеть». На следующих выборах избиратели решили, что не хотят видеть его вообще. Он лишился депутатского кресла, но и для тех, кто в нем удержался, красные коробки, министерский автомобиль и зарплата, частный офис и департамент — все это когда-нибудь исчезнет в грубом, но демократичном круговороте британской политики. Даже в этом можно найти утешение. Один бывший член кабинета говорил, какое облегчение он испытал от того, что министерский автомобиль больше не появляется неумолимо у его ворот каждый день, и он может ехать, куда захочет.

Кабинет

Статс-секретари являются членами кабинета, сформированного и возглавляемого премьер-министром. Кабинет координирует деятельность всех правительственных департаментов, принимает все важные решения по вопросам внутренней и внешней политики и берет на себя урегулирование всех кризисных ситуаций, возникающих в правительстве.

Такая система управления медленно эволюционировала последние три столетия, на протяжении которых кабинет постепенно отбирал власть и авторитет у монарха. Изначально средневековые короли назначали советников, платили жалованье чиновникам, например лорду-канцлеру и хранителю Большой королевской печати, выслушивали соображения судей и других членов тайного совета. Этот совет существует до сих пор: он состоит из кабинета и бывшего кабинета министров, в него также входит лидер оппозиции. Тюдоры считали тайный совет полезным инструментом власти и наделили его законодательными и исполнительными полномочиями при поддержке знаменитого суда Звездной палаты, который судил обвиняемых в политических преступлениях и добивался признаний пытками.

Оливер Кромвель упразднил тайный совет, но Стюарты восстановили его в 1660 году. Они сочли его слишком громоздким для правительства и учредили орган, именовавшийся по-разному: кабинет, «кабальный совет», комитет по иностранным делам, — и состоявший из королевских фаворитов. Когда королем в 1688 году стал Вильгельм III, он сначала намеревался вообще обходиться без советников. Однако его частые зарубежные отлучки и волнения в Ирландии вызвали необходимость выделить из тайного совета или «широкого» кабинета узкий круг министров или советников. Именно этот «узкий» кабинет, члены которого стали известны как «комитетские лорды», стал прообразом современного кабинета министров.

Король посещал собрания кабинета, чего теперь не бывает. Все его члены были назначены королем, и хотя, по ходу истории, кандидатуры министров стали утверждать в парламенте, своим влиянием и местом в парламенте они были обязаны покровительству Его Величества. Однако постепенно связь между королем и кабинетом ослабевала. Королева Анна регулярно посещала заседания кабинета каждое воскресенье, но сменивший ее Георг I появлялся там от случая к случаю. Его невежество и глупость не позволили ему внести реального вклада в управление страной. Георг II не любил расширенных заседаний кабинета, вероятно, разделяя мнение Роберта Уолпола о том, что от них не может исходить ничего хорошего, и предпочитал иметь дело со своими немецкими советниками. Георг III время от времени участвовал в дискуссиях кабинета, пока первый приступ безумия в 1788 году не заставил его отказаться от подобных попыток. С 1717 года, когда Георг II перестал являться на заседания, кабинет уже ни разу не собирался в присутствии короля для обсуждения практических вопросов.

К концу XVIII века кабинет мог рассматривать любые вопросы по своему выбору без королевского дозволения. Напротив, короли должны были действовать по указке своих министров, и им было трудно обходиться без советов кабинета. Тем не менее монарх еще обладал кое-какой властью. Например, Георг IV умудрялся не допускать вигов в правительство, пока был жив, и препятствовал принятию законов, которые ему не нравились, с помощью своих «друзей» в палате общин. Это было возможно, поскольку король действительно мог выбирать членов парламента от разных «гнилых местечек», используя патронажное право. Все это исчезло после реформы избирательной системы в 1832 году.

Только тогда сущность кабинета действительно изменилась. С тех пор премьер-министр и кабинет должны были представлять главенствующую партийную группировку в палате общин. Дальнейшие реформы избирательной системы в 1867 и 1884 годах, увеличившие число избирателей до примерно пяти миллионов, поощряли членов кабинета обращаться ко всей нации, чтобы заручиться ее поддержкой. Кабинет стал органом парламентских фракций, разрабатывающим политический курс. Впервые премьер-министрам и членам кабинета пришлось разъяснять свою политику избирателям на публичных собраниях. Столичная и провинциальная пресса печатали их речи слово в слово — современные политики могут этому только позавидовать: многим из них приходится довольствоваться случайным упоминанием о себе в местной газетенке. Члены парламента начали понимать, что их отношения с избирателями изменились; теперь они уже не могли для переизбрания в парламент делать ставку на помощь местных «авторитетов» или на свои экономические возможности.

После выборов кабинет, естественно, стремился осуществить свою политику на практике. Вмешательство монарха уже не могло стать серьезным препятствием для этих планов, хотя королеве Виктории бывало нелегко прийти к согласию с электоратом, существенно расширившимся после различных реформ XIX века; позднее ей пришлось смириться с премьер-министром Гладстоном, которого она не любила и которому не доверяла. Она называла Гладстона «полоумной головешкой, которая скоро все разрушит и станет диктатором», но либералы победили на выборах 1880 года, и Гладстон, лидер партии, стал премьер-министром. Когда королева попыталась вмешаться в назначение двух парламентских заместителей министров, Гладстон закипел от ярости и сказал лорду Гренвиллу, что «Ее Величеству сообщили об этих назначениях только из учтивости».

Однако парламент все еще стоял у кабинета поперек дороги, поскольку обладал тогда значительными полномочиями, чтобы отсрочить, изменить или провалить правительственные законопроекты. С 1882 по 1902 год прошла серия «реформ» парламентской процедуры, частично затеянных в ответ на подрывную тактику ирландских националистов в этот период, за которые «заднескамеечники» заплатили своей властью. Теперь парламент уже не мог стеснять исполнительную власть. Оппозиция и «заднескамеечники» от лидирующей партии сохранили за собой право критиковать действующее правительство и голосовать против него, однако, по мере развития политических партий, они все больше беспокоились о том, чтобы кабинет проводил в жизнь их законодательную программу. В конце века Джозеф Чемберлен так выразил господствовавшее настроение: «Главным делом парламентского собрания является осуществление решений, принимаемых нацией… а не срыв и отсрочивание решений избирателей, как сейчас». По мере развития партийной системы усиливалась власть «хлыстов». Лорд Джордж Гамильтон, вспоминавший в 191 6 году о событиях 1860-х годов, сказал, что в парламенте уже не осталось «влиятельных депутатов», всё, что им надо делать в палате общин, — это «бездельничать и голосовать».

Как только полномочия парламента были ограничены, система кабинета как средства управления страной стала быстро развиваться. Кабинет задавал политический курс и принимал меры к разработке законопроектов, собираясь по субботам, чтобы определить программу работы палаты общин на следующую неделю, пока в моду не вошли «выходные за городом», и такие собрания не перенесли на среду. Кабинет разросся, поскольку были учреждены новые департаменты. Министерства иностранных и внутренних дел существовали с 1782 года, а министерство финансов (казначейство) — возможно, со времен назначения лордов-уполномоченных в 1612 году. Однако министерство образования и министерство сельского хозяйства и рыболовства были образованы только в 1901 и 1903 годах, тогда как пост министра по делам Шотландии был учрежден в 1885 году. Другие привычные нам ведомства, например министерство труда и министерство здравоохранения и социальной защиты, — порождения XX века. В то же время некоторые ведомства XIX столетия, например министерство по делам Индии, разумеется, исчезли вместе с империей.

Власть премьер-министра над кабинетом усилилась по мере того, как министры все глубже погружались в работу своих департаментов, и им нужен был один человек, который руководил бы кабинетом и следил за успехами правительства. К 1870 году созывать совещание кабинета стало обязанностью премьер-министра, и Гладстон писал лорду Гренвиллу: «Этот кабинет не был созван мною в обычной манере». Премьер-министр не только собирал кабинет, но и устанавливал повестку дня. Все, что требовалось от кабинета, чтобы он соответствовал своему изначальному названию «эффективного», — это иметь некую дублирующую административную структуру, которая появилась с учреждением в 1916 году Ллойд Джорджем секретариата кабинета министров. Своими корнями он восходил к Комитету имперской обороны, который был создан из-за сильной обеспокоенности поражениями армии в Англо-бурской войне на заре XX века. Его первым секретарем стал капитан морской пехоты Морис Ханки — талантливый организатор, который в конечном счете поставил кабинет на деловую основу, со своей повесткой дня и протоколами заседаний.

В XX веке кабинет занял центральное место в британской системе управления, однако его нынешние функции описать еще труднее, чем историческое развитие. Некоторые говорят, что основной задачей кабинета стало уже не возглавлять партию, руководить парламентом или определять политический курс, а принимать, пересматривать или одобрять главные решения или политические направления и отражать превалирующую точку зрения и соотношение сил внутри кабинета, если между его членами возникают разногласия. Он должен рассматривать любые предложения, которые могут отразиться на будущем правительства, а также обсуждать важные правительственные решения. Кабинет должен координировать политику правительства и задавать ей единое направление.

Кабинеты могут действовать по любому из перечисленных вариантов. Подобно хамелеону, они перенимают личностные особенности действующего премьер-министра, хотя некоторые члены кабинета могут этому сопротивляться. Питер Уокер, статс-секретарь по делам Уэльса, любил рассказывать после ужина историю о том, как отреагировал герцог Веллингтон на первое заседание кабинета, которое он провел в качестве премьер-министра: «Невероятное дело. Я раздал им указания, а они пожелали остаться и обсудить их». После этого Уокер делал паузу и добавлял: «Я очень рад, что сегодня у нас нет таких премьеров».

Премьер-министр, конечно, использует кабинет для разных целей в разное время. Лорд Каллагэн вспоминает о том, как, столкнувшись с экономическим кризисом 1976 года, он принял решение поддержать министра финансов, «зачастую самого одинокого человека в кабинете», сражавшегося с департаментами-транжирами. С другой стороны, он хотел предохранить кабинет от обычной забавы казначейства — бомбардировки совершенно новыми предложениями, выдвигаемыми одно за другим. Поэтому он решил «защитить кабинет и себя самого», позволив обсуждать кризисную ситуацию сколько нужно, и решение о займе у Международного валютного фонда рьяно обсуждалось всем кабинетом. Положение было настолько серьезным, а принимаемое решение — настолько сложным, что лучше было подключить к нему всех министров.

Кабинет собирается в полном составе раз в неделю, обычно по четвергам, с 10 утра до часу дня. Члены кабинета уже не так говорливы, как в XIX веке: например, Гладстон в 1853 году три часа разъяснял министрам свой проект бюджета. Если требуется дополнительное совещание, его обычно назначают на утро вторника, хотя оно может состояться и в другой будний день. По согласованию с главой секретариата, самым главным государственным чиновником, премьер-министр составляет повестку дня и созывает совещание кабинета. Любое важное решение, принимаемое министром-членом кабинета, которое может отразиться на репутации правительства, должно быть представлено на рассмотрение кабинета. Контроль со стороны премьер-министра над повесткой дня был продемонстрирован, когда кабинет Гарольда Вильсона в 1964–1967 годах почти не обратил внимания на крайне важные вопросы о девальвации фунта и выводе войск с баз к востоку от Суэца. Положение о том, что любой вопрос, касающийся всего правительства в целом, должен подниматься на заседаниях кабинета, было введено, когда военный министр лорд Панмур во время Крымской войны объявил, что жалованье, выплачиваемое в армии, будет удвоено. Пальмерстон пришел в ярость, и Панмуру пришлось передать это дело на рассмотрение кабинета, поскольку для увеличения жалованья требовалось одобрение казначейства. Он извинился, но предлагаемое повышение расходов на содержание армии было сокращено наполовину.

Члены кабинета получают все необходимые документы и повестку дня за два дня до совещания. Какое бы предложение ни вносилось на рассмотрение кабинета, следует указать его стоимость: это правило внедрил премьер-министр Эттли, возглавивший послевоенное правительство лейбористов. Если заинтересованный департамент и казначейство не могут прийти к согласию по поводу расходов, следует привести обе цифры. Гарольд Вильсон считал делом чести рассмотреть все вопросы, стоящие на повестке дня, однако это не всегда бывает возможно: кабинет мог запросить дополнительную информацию или решить провести предварительно консультации с НАТО или ЕЭС. «Зеленые книги» (анонсы правительственных инициатив) и «Белые книги» (правительственные доклады, содержащие информацию или предложения по какому-либо вопросу) обсуждаются в кабинете до их публикации. В «Зеленой книге» в самых общих чертах обозначаются новые законопроекты, тогда как «Белая книга», зачастую следующая за ней, содержит гораздо больше подробностей. Публиковать их необязательно, хотя правительство склонно это делать, если задумало важную реформу. Например, закону о социальном обеспечении 1986 года предшествовала изданная в 1984 году «Белая книга» с изложением предлагаемых реформ.

Среди первых пунктов повестки дня значится доклад главного парламентского координатора о работе парламента на будущей неделе. Этот вопрос предварительно обсуждается с главами департаментов, желающими внести законопроект, и с главным парламентским координатором от оппозиции. Иногда переговоры могут затянуться до позднего вечера среды, прежде чем удастся прийти к согласию. Программа деятельности должна быть утверждена кабинетом, но бывает, что изменения, проработанные с оппозицией, вносятся в последнюю минуту, поэтому она может быть объявлена в палате в четверг во второй половине дня. Главный парламентский координатор также предлагает круг вопросов на каждый день, и это тоже может подвергнуться обсуждению.

Другим постоянным пунктом повестки дня является внешняя политика и дела Содружества. Министр иностранных дел вводит коллег в курс текущего международного положения и докладывает о каждом решении, принятом возглавляемым им правительственным комитетом. Теперь, когда на политику британского правительства во многом влияют решения Евросоюза, кабинет уделяет время и их обсуждению тоже. При Эдварде Хите на повестке дня всегда стояли Европейское экономическое сообщество, а также Северная Ирландия. Другие министры могут поднять любой вопрос, касающийся их в связи с мидовским курсом, даже если этот вопрос не предусмотрен повесткой дня. У них появится шанс его обсудить, однако премьер-министр может оборвать обсуждение или перенести его на следующее заседание.

Кабинет также обсуждает повестку дня и сопровождающие документы, которые уже были розданы. Глава соответствующего департамента должен навести разговор на интересующий его вопрос, поясняя департаментское резюме. Другие министры излагают свои взгляды, и кабинет принимает решение. Никакого голосования не проводится. Раньше премьер-министры «считали носы», но теперь такого не бывает. Зато премьер-министр «собирает голоса», по выражению Клемента Эттли, и резюмирует общее настроение кабинета.

По окончании совещания его протоколы раздают членам кабинета, а также посылают в департаменты Уайтхолла. Протоколы составляют секретарь кабинета со своими помощниками, основываясь на стенограммах заседания. Секретарь может также воспользоваться личными заметками премьер-министра или наброском его заключительного выступления. Распространение и ведение протоколов заседаний кабинета — разумеется, нововведение XX века; раньше премьер-министры писали официальное письмо королю или королеве, отчитываясь о деятельности кабинета, пока Ллойд Джордж в 1916 году не положил этому конец. Некоторые премьер-министры довольно пренебрежительно относились к протоколам: например, сэр Роберт Пиль иногда писал их еще до заседания кабинета. В другие времена протоколы бывали сфабрикованы. Гарольд Вильсон однажды признался, что как-то раз в 1940 году написал протокол заседания кабинета, на котором сам не был; его попросил об этом сэр Эдвард Бриджес, секретарь кабинета, который не мог разобраться в собственных записях. «Вы знаете, какое они должны были принять решение. Напишите протокол по этим заметкам, никто ни о чем не догадается». Вильсон так и сделал, и никто не задал никаких вопросов по этому протоколу. Однако, если бы об этом случае узнали, подозрения вильсоновского кабинета в отношении протоколов наверняка бы усилились. Как говорила по этому поводу Барбара Касл, «кабинет, в частности, рискует тем, что каждый попадает в зависимость от протокола, хотя бывает, что тот противоречит его воспоминаниям. Однако изменить его потом практически невозможно, в особенности если в официальной версии заинтересован премьер». Но, что бы кто ни думал о протоколе, сразу после заседания кабинета его рассылают по департаментам для приведения в действие.

Кабинет не принимает всех решений, да и не может этого сделать. Многие из них передаются на рассмотрение специальных комитетов по конкретным проблемам, таких, как комитет по внутренним проблемам больших городов, созданный после волнений 1981 года.[13] Еще один, так называемая «Звездная палата», собирается каждую осень, чтобы убедить департаменты, тратящие много денег, сократить их бюджеты на следующий финансовый год. Этот комитет прозвали так, поскольку аргументы в отношении трат выстраиваются «политической силой», а не рациональными доводами в пользу тех или иных приоритетов. Есть еще постоянные комитеты, учрежденные для консультирования министров и сбора исходной информации для рассмотрения, например проблем Европейского сообщества. После Второй мировой войны комитеты при кабинете «размножались, как кролики», по словам одного помощника секретаря, который видел в этом «доказательство слабой способности кабинета к принятию решений». Ни одно современное правительство не может существовать без того, чтобы комитеты подробно прорабатывали важные вопросы, хотя рассуждать о том, эффективно или нет создавать такое изобилие комитетов, значит породить бесконечный спор: множество бывших членов кабинета, например лорд Барнетт, считают их «самым худшим способом прийти к разумному решению, какой только можно вообразить». Что касается количества, то на протяжении срока полномочий парламента действуют от 160 до более 300 комитетов, рассматривающих самые разные вопросы. Премьер-министры могут использовать правительственные комитеты и в иных целях, чем те, что изложены выше: как способ отложить принятие непростых решений, проигнорировать или приструнить неудобных министров.

Премьер-министр может пойти еще дальше и избрать небольшую группу министров из 5–6 человек — «узкий кабинет», помогающий ему в принятии главных решений или дающий советы по поводу возможной реакции кабинета на ту или иную инициативу. Его состав может меняться, остается только, естественно, сам премьер-министр. Бывший член кабинета Дэвид Хауэлл, депутат-консерватор от Гилдфорда, относится к этому философски: «Нашей страной с XVI века обычно управляли 5–6 человек. Сегодня мало что изменилось: 5–6 человек — это то, что нужно, именно столькими людьми стремится окружить себя любой премьер-министр».

Не все бывшие члены кабинета с такой же невозмутимостью относятся к возвышению специальных комитетов и «узкого кабинета». Лорд Хейлшэм, бывший лордом-канцлером с 1979 по 1987 год и входивший в правительства Макмиллана, Дуглас-Хьюма и Хита, явно придерживался иной точки зрения. В одной из лекций в ноябре 1987 года он сказал: «Очевидно, что коллегиальность кабинета была в определенной степени ослаблена менее частыми совещаниями и меньшей личной вовлеченностью в принятие многих важных решений правительства. Так же очевидно, что регулярное участие действующего премьер-министра в специальных совещаниях укрепляет его положение… в ущерб коллегиальной ответственности всего кабинета. Только малая часть самых важных решений принимается кабинетом».

Один такой специальный комитет возглавлял Кеннет Бейкер, бывший тогда статс-секретарем по охране окружающей среды, а в его работе принимал участие Уильям Уолдегрейв, младший министр того же департамента. Комитет собрался в марте 1985 года вместе с небольшой группой чиновников. Их целью было подготовить альтернативу местным налогам, и в ходе нескольких заседаний была разработана концепция подушного налога. Они представили свои идеи на собрании в Чекерсе в конце марта, и те были встречены гораздо теплее, чем можно было ожидать, из-за назревающего недовольства среди шотландских тори по поводу пересмотра ставок налогов в Шотландии. После этого началась детальная проработка вопроса, но теперь уже, хотя члены кабинета и были посвящены в суть дела, общее направление менять было поздно. «Зеленая книга» была закончена к концу 1985 года и опубликована в январе под заглавием «Платежи местной администрации». О передаче законопроекта о подушном налоге в комиссию было сказано в манифесте Консервативной партии от 1987 года, однако он так ни разу и не обсуждался кабинетом в полном составе. Смысл существования специальных комитетов и увеличения числа комиссий при кабинете вообще заключается в том, чтобы дать возможность премьер-министру отобрать для принятия решений таких людей, которые разделяют его взгляды и поддерживают его политику. В приведенном нами примере и Патрик Дженкин, и Майкл Хезлтайн, бывшие министры окружающей среды, однозначно выступили против подушного налога.

Члены кабинета не должны разглашать информацию о том, что происходит на заседаниях всего кабинета или комитетов, само существование которых и членство в них практически отрицаются. Будучи премьер-министром, Маргарет Тэтчер согласилась признать существование лишь четырех таких комитетов. При этом список членов самого кабинета известен, так что нет никаких разумных причин скрывать существование и состав специальных комитетов. На протоколы заседаний кабинета в полном составе распространяется «правило 30 лет», то есть их не выдают в государственном архиве до истечения данного срока, однако каждый четверг пресс-секретарь премьер-министра информирует аккредитованных журналистов о заседаниях кабинета.

Члены кабинета повязаны «коллективной ответственностью»: министры отстаивают решения кабинета в парламенте и голосуют за них, а также выдвигают аргументы в их пользу во время общественных выступлений. Однако в последние годы эта доктрина утратила свою непреложность; например, когда в 1975 году Гарольд Вильсон позволил семи членам кабинета вести кампанию против членства Великобритании в Европейском сообществе, он «ясно дал понять, что, как только всё это кончится, он вернется к строгим правилам в отношении кабинета и коллективным взглядам». Один раз Маргарет Тэтчер приостановила действие правила о коллективной ответственности, когда не поддержала решение Майкла Хезлтайна рекомендовать продажу компании «Вестланд хеликоптерс» одному европейскому консорциуму, чтобы это решение, как он считал, выглядело «не столь авторитарным, как другие». Гибкость этой доктрины хорошо выразил лорд Каллагэн в бытность премьер-министром, во время обсуждения во втором чтении в 1977 году европейского законопроекта о прямых выборах: «Коллективная ответственность существует, когда я говорю, что она есть, и не существует, когда я говорю, что ее нет».

Глава четвертая

Члены парламента: кто они?