Помоги проекту - поделись книгой:
Елена Арсеньева
Преступления страсти. Алчность
Тайны царя Мидаса
Наверное, не сыщется в истории человечества более алчного существа, чем сей царь, который пожелал однажды, чтобы все, к чему он прикоснется, обращалось в золото!
Вот как это было.
Богиня фригийской горы Ида как-то раз встретилась на дионисиях — то есть празднествах в честь бога винограда и вина Диониса — с одним сатиром. Ничего особенного в нем не было, в отличие, скажем, от учителя Диониса Силена, который всем известен. Ну, сатир да сатир, молод, козлоног, похотлив. Однако отчего-то именно он приглянулся Иде, и она пустила его в одну из пещер своей горы (так в тех краях говорят, когда намекают, что женщина дозволила мужчине все, что можно или нельзя дозволить)… Неведомо, что произошло с тем сатиром дальше (я же говорю, особой он был совершенно незначительной и никто не протоколировал его поступки), но вот с Идой случилось то, что случается со всеми женщинами, которые забывают об осторожности. Вскоре она ощутила себя беременной и очень тому обрадовалась. Может быть, она просто хотела ребенка. А может, хотела ребенка именно от вышеобозначенного сатира, и это значит, что он все же зацепил чем-то ее сердце.
Так или иначе, в положенный срок родила она ребенка и назвала Мидасом. Младенчик был просто красавчик — веселый, бойкий, непривередливый. Ида не могла на него налюбоваться! Однако она совершенно не собиралась отрешиться от своей жизни на горе и посвятить себя воспитанию сына. Да и пока она вынашивала ребенка, материнские чувства в ней несколько подостыли. К тому же вокруг мелькало множество молодых, козлоногих и похотливых сатиров, проводить время с которыми можно было куда веселей, чем с каким-то младенцем, который все же иногда плакал, да и пеленки ему нужно было менять, поить и кормить опять же.
Словом, полюбовавшись сыном и похвалив себя, что произвела на свет такого красавца, Ида поручила одной из своих ореад — так называются нимфы гор — отнести младенца в дом фригийского царя Гордия.
А Гордий был сам по себе фигурой весьма и весьма примечательной, и потому о нем стоит сказать несколько слов.
Он вовсе не родился царем. На свет Гордий появился в семье бедного крестьянина, крестьянином и сам вырос и смиренно пахал себе землю, как вдруг однажды на оглоблю его воловьей упряжки опустился орел — царский орел, символ верховной власти. Конечно, Гордий очень удивился. А еще больше он удивился тому, что орел как сел, так и не собирался никуда улетать, и вид у него такой, будто на той невзрачной оглобле он собирается сидеть весь день. Это неспроста, подумал Гордий, это что-нибудь да значит! Только вот что?
Он был простым человеком и не умел читать знаки судьбы, а потому погнал своих волов в город Тельмесс, что во Фригии. В Тельмессе находился надежный оракул, который мог дать ответ на вопрос: что означает появление царского орла. Но уже у городских ворот Гордий встретил некую юную предсказательницу, которая, увидев орла, продолжающего восседать на оглобле, настояла на том, чтобы Гордий принес жертву Зевсу-царю, лишь только войдет в город.
— Позволь мне отправиться с тобой, крестьянин, — сказала она с самым невинным видом, — ведь очень важно правильно выбрать жертвы. Боюсь, ты не сможешь без моей помощи.
— Конечно! — с готовностью согласился Гордий. — Ты, сразу видно, не только красивая, но и мудрая девушка. Именно о такой жене я мечтал. Может быть, ты выйдешь за меня замуж?
— Сразу же после жертвоприношений, — улыбнулась девушка, которая, как уже было сказано, была прорицательницей, а потому отлично знала,
А случилась эта история как раз в то время, когда царь Фригии неожиданно скончался, не оставив потомства, и оракул провозгласил: «Фригийцы, ваш новый царь приближается со своей невестой, сидя в повозке, запряженной волами!»
Фригийцы с трепетом ждали решения своей участи, собравшись на рыночной площади Тельмесса, и вот появилась повозка Гордия. Да, она была запряжена волами, как и сулил оракул, а кроме того, на оглобле по-прежнему сидел царский орел, и горожане в один голос радостно вскричали:
— Вот наш царь! К нам прибыл наш царь!
Тогда орел наконец улетел, поскольку его дело было исполнено. На оглобле остался золоченый след его когтей, и все поняли, что орла, конечно, послал Гордию сам Зевс-громовержец, чтобы показать свою особую к нему благосклонность.
В благодарность за такое счастливое решение своей судьбы Гордий снял упряжь с вола, особым узлом привязал к оглобле, а потом и повозку, и упряжь посвятил Зевсу, после чего оракул объявил, что тот, кто сумеет развязать узел, станет владыкой всей Азии. Упряжь и оглоблю перенесли в акрополь Гордия — города, который основал новый царь, — и там их веками зорко берегли жрецы Зевса, пока Александр Македонский не дерзнул разрубить его мечом (тогда, между прочим, и возникло выражение — разрубить гордиев узел, то есть найти мгновенное и необычное решение запутанной проблемы).
Итак, вот этому самому Гордию ореада и принесла младенца, рожденного богиней Идой.
А надо сказать, что был Гордий бездетным, посему с большой охотой принял на воспитание сына богини Иды. Сразу стало ясно, что вырастет Мидас везунчиком: царь сам видел, как по колыбели, в которой лежал его воспитанник, взобралась вереница муравьев и сложила у него между губ пшеничные зерна. Это чудо прорицатели истолковали как знак, предвещающий огромное богатство, которое должно свалиться на Мидаса.
(Некоторые, впрочем, уверяют, будто сначала Мидас попал на воспитание к какому-то другому царю, а именно к тому, который жил в македонском Бромии и правил там бригами, или мосхами, как тот народ еще называют. И якобы после смерти того царя Мидас еще ребенком стал его наследником, но, спасаясь от врагов, пришел с толпой своих бригов в Азию, попал во Фригию — и был усыновлен бездетным царем Гордием. На самом деле не играет особой роли, когда именно Гордий усыновил Мидаса. Главное — что Мидас унаследовал его трон и стал править Фригией. Бриги, пришедшие с ним, стали тоже называться фригийцами, а цари Фригии долгое время носили потом имя то Гордия, то Мидаса.)
Итак, когда Гордий увидел, что его приемному сыну муравьи несут хлебные зерна, и когда это было истолковано как предзнаменование грядущего богатства и удачи, он очень порадовался, потому что его владения были не столь богаты, как ему хотелось, а он мечтал иметь сокровищницу, полную золота.
Свою мечту Гордий передал приемному сыну, она стала его путеводной звездой, ни о чем другом Мидас и думать не мог, как только о богатстве. Его учителем был сам Орфей, и Мидас оказался хорошим учеником великого певца и музыканта (недаром спустя много лет сам Аполлон призовет его быть судьей в одном музыкальном споре!). Однако голова его была занята другим — он думал не об искусстве, а о золоте, о деньгах, о богатстве! Частенько он отправлялся в святилище Зевса и смотрел на старую оглоблю, на которой виден был золотой след от когтей царственного орла. И упоенно мечтал: вот бы научиться так же оставлять золотой след на том, к чему прикоснешься!
Впрочем, нельзя сказать, что Мидас так уж сильно бедствовал или даже нищенствовал. Просто он желал несбыточного. А вообще-то проводил жизнь в удовольствиях, царствовал после смерти Гордия мудро и справедливо. Он ввел в стране культ Диониса, поскольку считал, что именно этому богу отчасти обязан своим рождением (все же сатир, его отец, был служителем Диониса, да и зачат Мидас был, как мы помним, именно на дионисиях!), и основал город Анкару. А еще он посадил знаменитые розовые сады, которые привлекали во Фригию множество путешественников и которые чуть было не назвали восьмым чудом света (а не назвали из-за недоброжелательных происков Аполлона, о которых будет сказано позже). Из-за красоты и аромата тех роз и произошла история, о которой пойдет сейчас речь.
В свите бога Диониса было много сатиров, но первым и самым почитаемым среди них был старый Силен, бывший учитель Диониса. Как-то раз, крепко подвыпив, он отстал от буйного дионисийского воинства, направлявшегося по лесистым скалам Тмола с песнями, плясками и традиционными криками: «Вакх[1], эвое!» из Фракии в Беотию, забрел невесть куда, попал в сады Мидаса и, сраженный сладким ароматом, завалился спать под одним из розовых кустов. На него наткнулись садовники (их у Мидаса было множество, и всем хватало работы, потому что роз в тех садах цвело несчетное количество!), связали гирляндами цветов, с трудом дотащили до царского дворца — Силен к тому времени пробудился, но никак не мог очухаться и понять, что с ним вообще происходит и куда его, собственно, влекут, — и поставили перед Мидасом.
Тут Силен наконец совершенно пришел в себя и с удовольствием принял знаки великого уважения, которые оказал ему Мидас. Царь чувствовал себя так, как будто встретился с ближайшим родственником (по сути, и верно, ведь все сатиры — дети богини Геи, а значит, братья, и Силена вполне можно было считать дядюшкой Мидаса).
Силену тоже понравился гостеприимный царь, который щедро напоил его фригийским вином, и в благодарность старый мудрый сатир принялся рассказывать царю чудесные сказки о том, что за потоком Океана (в древние времена люди считали Океан огромной рекой, омывающей землю) есть материк, полностью отделенный от прочих стран и земель, и там расположено множество прекрасных городов, населенных высокими, счастливыми долгожителями, живущими по справедливым законам. Это страна гипербореев, и туда на зиму улетают лебеди, рассказывал Силен. Великая экспедиция — по меньшей мере десять миллионов человек! — однажды отправилась на кораблях через Океан, чтобы посетить гипербореев, но, решив в конце концов, что их родная земля самая лучшая в Старом Свете, они, разочарованные, вернулись… Поведал Силен Мидасу и про ужасный водоворот, который не может преодолеть ни один из мореплавателей. Рассказал, что где-то на земле есть место, где две реки текут рядом. Деревья, растущие по берегам одной реки, дают плоды, которые, если их съесть, заставляют человека стонать, плакать, страдать, пока он не исчахнет. Ну а деревья, растущие по берегам другой реки, дают плоды, которые возвращают молодость даже очень старым людям. Но вот что смешно и странно: сначала к отведавшим тех плодов возвращается средний возраст, затем молодость, юношество, отрочество, детство, затем младенчество — и наконец они совсем исчезают с лица земли!
Мидас, очарованный выдумками Силена, держал его у себя целых пять дней и ночей и готов был оставить навеки, но он слишком глубоко чтил Диониса, а потому вынужден был проститься с его любимым учителем. Царь дал Силену охрану, чтобы та с почетом сопроводила старого сатира к лагерю Диониса.
А между тем веселый и могущественный бог был немало опечален: он уже забеспокоился о судьбе Силена. И вдруг увидел его перед собой живым, невредимым, полупьяным, веселым, счастливым и довольным!
Силен долго рассказывал Дионису о том, как чудно он проводил время у Мидаса, какой тот гостеприимный человек, обходительный, любезный, как приятно с ним беседовать, поскольку он верит всякому слову, какое ни скажешь, — самый лучший слушатель для рассказчика-вруна! Дионис решил наградить Мидаса, который доставил такое удовольствие его старому учителю, и отправил к царю Фригии людей — спросить, что же он желает в награду.
Мидас так и обмер. Золотой след от когтей орла словно бы вспыхнул перед его глазами! Алчность обуяла его, и, не раздумывая, он ответил:
— Хочу, чтобы все, к чему я ни прикоснусь, превращалось в золото.
Дионис, услышав такое, очень удивился и сам явился перед Мидасом, чтобы спросить:
— Да что хорошего в золоте? Прекрасны виноградины, когда солнце золотит их, и золотое вино чарует нас. Но твердый, холодный, мертвый металл… Его нельзя пить, нельзя есть, он не согреет, не развеселит… Мидас, не хочешь ли ты чего-нибудь другого?
— Как это — золото нельзя есть и пить? — удивился Мидас. — Да ведь за него можно купить все на свете, любую еду и любое питье! Даже виноград лучше всего выглядит, когда его подают на золотом блюде, а вино еще вкуснее в золотых чашах. Мое единственное, самое заветное желание — иметь все золото мира. — И он повторил: — Хочу, чтобы все, чего я касаюсь, превращалось в золото.
Дионис усмехнулся, но не слишком весело, ведь прекрасно знал, к чему приведет Мидаса его алчность. Но своего слова он не мог взять назад, а потому кивнул Мидасу:
— Твое желание исполнено!
И исчез так же внезапно, как и появился.
Мидас озадаченно посмотрел ему вслед, потом огляделся, размышляя, к чему бы прикоснуться. Ему не верилось, что Дионис не обманул его. Слишком уж просто все получилось. Вот если бы гремел гром, сверкала молния, происходили светопреставления земные и небесные, Мидас поверил бы. А так… Конечно, Дионис пошутил.
Царь сокрушенно покачал головой, понурился — да так и замер, обнаружив, что на ногах у него что-то блестит. Да ведь это его кожаные сандалии обернулись золотыми!
Мидас не поверил глазам. Недоверчиво махнул рукой — и обнаружил, что ему очень тяжело двигаться. Да ведь и туника его тоже сделана из тончайшего листа золота…
Получилось! Дионис не обманул его! Какое счастье!
Мидас помчался ко дворцу, касаясь всего, мимо чего проходил. Сорвет зеленую ветвь с дуба — в золотую превращается ветвь в его руках. Сорвет в поле колосья — золотыми становятся они, и золотые в них зерна. Сорвет яблоко — яблоко обращается в золотое, словно оно из садов Гесперид. Когда он мыл руки в придорожном источнике, вода стекала с них золотыми каплями. Все, к чему прикасался Мидас, тотчас обращалось в золото.
И вот он во дворце своем. Колонны стали золотыми, то же самое случилось и с полом, и со стенами, и со скамьями… Поскольку уже настал вечер, то зажгли светильники, и Мидасу чудилось, будто они горят в десять раз ярче, потому что золотые стены отражали их свет. Влетев в столовую, он был вне себя от возбуждения.
Здесь его ждала дочь, его любимая дочь.
— Что случилось, отец? — испугалась она, когда Мидас облегченно плюхнулся на стул. — Твоя одежда, твоя обувь, стул, на который ты сел… Они золотые!
— Да! — закричал Мидас. — Я самый счастливый, самый богатый человек в мире!
Дочь всплеснула руками не то испуганно, не то радостно, а Мидас почувствовал, что ужасно проголодался. Схватил кусок свежевыпеченного хлеба — и был очень озадачен, когда тот вдруг превратился в золото. А вслед за ним и мясо, и виноград, и яблоки…
Мидас испугался. Как же так? Все, чего он касался, становилось куском золота — он не мог ничего съесть.
Он глотал слюнки, так и бегая глазами по столу. Сыр, какой чудесный, свежий сыр… Но к нему не притронуться! Золотистый виноград стал теперь золотыми камушками. Вино, так любимое вино льется золотой струей… однако ведь человеку невозможно пить расплавленное золото, если он не хочет погибнуть в мучениях. Мясо — золото. Все — золото!
Дочь смотрела на него сочувственно. Богатство — это хорошо, но отец рискует умереть с голоду, сделавшись самым богатым человеком в мире.
— Я помогу тебе, — ласково сказала она, беря кусок хлеба и протягивая отцу. Невзначай она коснулась его плеча — и о ужас! Нежная, прелестная девушка вмиг стала твердой и холодной золотой статуей.
Слуги, которые видели все это, кинулись врассыпную, страшно перепугавшись.
Прижимая к себе дочь, онемев от ужаса, Мидас озирался по сторонам, словно не зная, к кому воззвать о помощи. Он стоял у окна, и звезды, взошедшие на небеса, были ему хорошо видны. Четко рисовались узоры созвездий. Он видел Волопаса, Деву, Пса. И Мидас вдруг вспомнил одну старинную историю, которая была связана с этими созвездиями.
…Щедро награждает Дионис людей, которые чтят его как бога. Так он наградил Икария в Аттике, когда тот гостеприимно принял его. Икарий хотел получить в дар нечто, что принесет ему счастье и богатство. Дионис подарил ему виноградную лозу, и Икарий первый развел в Аттике виноград. Он нажил огромные деньги, продавая плоды лозы, а еще больше испытал счастья и блаженства, когда пил первое вино. Но печальна была судьба этого человека. Однажды он дал вина пастухам, а они, не зная, что такое опьянение, решили, будто Икарий отравил их. Пастухи убили Икария, а тело его зарыли в горах. Дочь Икария, Эригона, долго искала отца. Наконец с помощью своей собаки Майры нашла она могилу Икария. В отчаянии повесилась несчастная Эригона на том самом дереве, под которым лежало тело ее отца. Дионис взял Икария, Эригону и ее собаку Майру на небо. С той поры горят на небе ясною ночью созвездия Волопаса, Девы и Большого Пса.
Стоя на золотом полу и глядя в небо, обнимая золотую статую, бывшую некогда его дочерью, голодный и испуганный до полусмерти Мидас горько плакал, и слезы, стекая по его щекам, падали на пол с металлическим звоном: ведь они тоже обращались в золото. Страшно был наказан царь за свою алчность, он и врагу не пожелал бы такое пережить!
— Ох, Дионис, — заплакал Мидас, — избавь меня от этого кошмарного дара! Верни мне мою дочь!
Но Дионис был слишком далеко и не услышал крика царя.
Всю ночь проплакал бедный царь, держа на руках золотую куклу и мечтая о том, чтобы исправить все, что он натворил.
— Я больше никогда не буду жадным, — молился он всем богам Олимпа. — Пожалуйста, пришлите ко мне Диониса!
Наконец до Диониса дошел слух о том, что Мидас зовет его, и он явился пред отчаявшимся царем.
— Ты по-прежнему все так же любишь золото и алчешь все обращать в него одним прикосновением? — спросил он.
— Нет, — вскричал Мидас, — забери у меня свой дар! Я хочу стать таким, каким был прежде. И пусть все вокруг меня станет таким, как было.
— Ну, это не так просто сделать, — сказал Дионис. — Тебе придется отправиться к истоку реки Пактол, что находится у подножия горы Тмол, и там искупаться.
Мидас осторожно положил на пол золотую статую своей дочери и ринулся вон из дворца. Дионис посмотрел ему вслед и покачал головой, ибо умел провидеть грядущее, а оно не сулило царю ничего хорошего: его алчность всегда будет мешать ему…
Между тем Мидас мчался быстрее скорохода и очень скоро оказался среди лесистых отрогов Тмола, там, где берет свое начало река Пактол. Он побежал по серому песку на берегу реки и прыгнул в воду. Касаясь его тела, вода начала обращаться в золотые шарики, но с каждым мгновением их становилось все меньше, и через какое-то время Мидас с восторгом и облегчением увидел, что теперь на его руке водяные, а не золотые капли. Постепенно и одежда его, и сандалии стали прежними: льняными и кожаными.
Не меньше часа провел Мидас в реке, проклиная свою алчность и давая слово никогда, никогда не мечтать более о богатстве…
Наконец он выскочил из реки, даже не обратив внимания на то, что серый песок по ее берегам так и блестел от вкраплений золота, и помчался во дворец. Первым делом он обнял золотую статую — и через мгновение она вновь стала живой девушкой. А потом он кинулся к столу и принялся хватать и запихивать себе в рот сыр, мясо, хлеб, оливки, виноград, яблоки, запивая все это огромными глотками вина.
Никогда в жизни ему не было так вкусно!
А Дионис насмешливо смотрел на него.
— Спасибо тебе! — воскликнул Мидас, насытившись. — Какое счастье, что дочь моя снова со мной, а пища моя так вкусна!
— А как же золото? — улыбнулся Дионис. — Ты больше не хочешь много, много, много золота?
Мидас призадумался. Конечно, дочь с ним, она жива и здорова, а мясо такое жирное и нежное, и хлеб дышит паром, и виноград сладок, а все же… Не поспешил ли он, столь необдуманно расставшись с даром Диониса?
Он вспомнил яблоки своего сада, похожие на яблоки из садов Гесперид, — и алчность снова ужалила его за сердце.
— Скажи пожалуйста, Дионис, — робко проговорил Мидас, — если ты отнял у меня свой дар, это значит, что ты ничем не наградил меня за гостеприимство по отношению к Силену, ведь так?
Дионис поразмыслил и согласился, что да, царь Мидас так и остался невознагражденным.
— Хорошо, — кивнул бог, — загадай еще одно желание — и я исполню его, клянусь, потому что высоко чту моего учителя Силена и бесконечно благодарен тебе за почет, который ты ему оказал.
Мидас счастливо улыбнулся. Он отлично знал, чего попросит теперь!
— Я хочу, — сказал он, дрожа от жадности, — чтобы все, что я выберу и пожелаю, обращалось в золото.
— Я сделаю это, — кивнул Дионис. — Но смотри, если ты снова причинишь кому-то вред, я уже не смогу ничего исправить.
— Все будет хорошо! — замахал руками Мидас. — Я буду очень осторожен.
А голос его дрожал и срывался от счастья, когда он представлял свою сокровищницу, доверху набитую золотом.
— Твое желание исполнено, прощай, — сказал Дионис и удалился туда, где его по-прежнему ждали сатиры, менады и вакханки, где звенели хмельные крики: «Вакх, эвое!»
Отвесив ему вслед прощальный и почтительный поклон, Мидас кинулся в сад и поднял там какой-то камешек. Камешек в его руке остался таким же, как был.
— Я хочу, — нетерпеливо выкрикнул Мидас, — чтобы камень стал золотым!
И тотчас на ладони его оказался золотой слиток.
О счастье!
Все в мире богатство теперь принадлежало Мидасу! Его самое заветное желание было исполнено!
Прошло какое-то время, и вот однажды царь Мидас, самый богатый человек на свете, повелитель самого богатого государства, шел по рыночной площади — и вдруг увидел жалкого нищего.
Мидас удивился: он давно не видал нищих в своей стране, ведь у всех было благодаря волшебному дару царя полным-полно золота. Потом он подумал, что этот несчастный забрел из какой-то другой страны.
— Я сделаю тебя богатым и счастливым, — сказал Мидас. — Не благодари меня, не надо!
Он пожелал, чтобы пыль вокруг нищего стала золотой, а камешки в ней — золотыми слитками. Усмехнулся, увидев их блеск, и пошел, довольный, дальше. Однако на углу он обернулся — и остолбенел, увидев, что нищий с отвращением отметает от себя золотую пыль и отшвыривает слитки.
Царь был так изумлен и оскорблен, что бегом вернулся к нищему и закричал обиженно:
— Что ты делаешь, несчастный, неразумный?!
— Да у меня и так полно золота, — грустно проговорил нищий. — У нас у всех девать его некуда. И что? На него не купишь даже кружку воды у водовоза. Нет ли у тебя, добрый человек, серебра или меди?
— Что ты такое говоришь? — спросил Мидас, ничего не понимая. — Зачем тебе серебро или медь, если есть золото, золото, золото!
Поделиться книгой: