Цезарь

— Что скажет Катон? — спросили присутствующие.

Катон задумался.

— Поступим так, как предлагает Цицерон, — сказал он наконец. — Филипп Македонский не признавал неприступных крепостей, если мог заслать туда хоть маленького ослика, груженого золотом. Цезарь и Луций подкупают трибы, дадим больше — и они станут нашими.

— Все это прекрасно, но я не так богат! — воскликнул Бибул. — Я не могу потратить пятнадцать-двадцать миллионов сестерциев на выборы. Это может Цезарь, у которого за душой ни драхмы, но для которого открыты карманы всех римских ростовщиков.

— Это правда, — согласился Катон, — но мы вместе все равно богаче, чем он. Если не соберем нужных денег, можем взять из казны. Итак, давайте решать, кто сколько вложит.

Никто не поскупился. Даже Плиний[248] и Веллей[249] не упомянули о сумме, которую собрали. Кажется, она была огромной, поскольку в результате Луций проиграл, а Бибул был избран консулом вместе с Цезарем.

Встав у руля власти, Цезарь атакует аграрный закон. Все, кто до него связывались с этим законом, кто шел против него, непременно рано или поздно спотыкались и погибали.

Расскажем же в нескольких словах, что это был за закон, и вы убедитесь, что он ни в коем случае не похож на то, что мы себе представляем.

XXII

По правилам войны в античные времена, особенно в первый период после основания Рима, у побежденного отбиралась вся его собственность. Захваченная территория делилась на три доли: доля богов, доля Республики и доля победителей.

Последняя распределялась между ветеранами, и из нее создавались колонии.

Доля богов распределялась по храмам, и распоряжались ею жрецы и священнослужители.

Оставалась еще доля доля Республики, государственный земельный фонд: ager publicus.

Теперь представьте, что составляла эта доля Республики после того, как была завоевана вся Италия, а вслед за ней — Греция, Сицилия, Испания, Африка и Азия. Это были огромные территории, которые некому было обрабатывать, территории, которые Республика не имела права продать, но могла сдать в аренду.

Каков же был закон, позволявший сдавать эти земли в аренду? Он предполагал организацию небольших фермерских хозяйств на одну семью, причем крестьяне могли зачастую снимать с этой земли очень богатый урожай по два-три раза в год.

На деле этого, разумеется, не было. Работа на земле предполагала тяжкий и упорный труд, доставляла множество хлопот сборщикам податей. К тому же трудно было сосчитать, сколько кувшинов вина нужно взять за два или три погона земли. Вначале земли сдавались в аренду сроком на пять-шесть лет.

Умные фермеры сообразили, что при меньших затратах можно получить больше, то есть землю не пахать, но заниматься выпасом скота. Земли превратились в пастбища, на них расплодились овцы и крупный рогатый скот. Были места, где земли даже не превращали в пастбища — там просто выращивали свиней. Было и еще одно преимущество: для того, чтобы вспахать, засеять и собрать урожай с площади в четыреста погонов, нужно было иметь десять лошадей и двадцать рабов, а если имелись и стада, то вдвое больше рабов.

Аренда взималась натурой, как это и сегодня принято в Италии. За земли платили десятую часть полученного продукта, за леса — пятую, за пастбища — какое-то количество голов скота в зависимости от общего поголовья и площади земель.

Когда становилось ясно, что выгоднее заниматься скотоводством, чем земледелием, тогда пшеницу, овес, дерево закупали в другом месте и отдавали в качестве оплаты, после чего спокойно выращивали рогатый скот вместо пшеницы.

Постепенно аренда на пять лет превратилась в аренду на десять лет, а та, в свою очередь, удлинилась до двадцати. А потом уже растянулась на неопределенное количество лет.

Народные трибуны, заметившие, к каким нарушениям приводит такое положение дел, издали новый закон, запрещавший брать в аренду более пятисот погонов земли и выращивать более ста голов крупного рогатого скота и пятисот — мелкого. Этот закон обязывал фермеров нанимать определенное количество свободных граждан, чтобы те следили за их собственностью.

Но ничего из этого, конечно же, не вышло, закон не соблюдался. Квесторы получали кувшины с вином и на все закрывали глаза. Вместо положенных пятисот погонов наделы, благодаря различным комбинациям и подставным лицам, доходили до тысячи, двух, а то и десяти тысяч погонов земли. Вместо ста голов крупного рогатого скота имели по пятьсот, тысяче, полторы тысячи.

Должность свободного инспектора была упразднена под предлогом набора в армию. Какой квестор посмеет возразить, когда речь идет о служении отечеству? Закрыли глаза на отсутствие инспектирующих, как и на многое другое.

Рабы, которых не призвали в армию и которые не носили оружия, плодились в свое удовольствие, тогда как число свободных граждан, из которых периодически убивали каждого десятого, неуклонно сокращалось. Дошло до того, что самые богатые и почитаемые граждане возомнили себя хозяевами этой земли, которая, судя по самому своему названию, принадлежала всей нации.

Можете себе представить, какой отчаянный крик подняли эти лжесобственники, когда встал вопрос о том, что для спасения отечества, ради высшей идеи необходимо пересмотреть аграрный закон, на котором держалось все их благополучие, причем какое еще благополучие…

Братья Гракхи в этой борьбе потеряли свои жизни.

По возвращении из Азии Помпей также пригрозил Риму аграрной реформой. Он, конечно же, ничуть не тревожился о народе. Помпей как представитель аристократии нисколько не беспокоился об этом, он верил только в армию и хотел обогатить солдат. Но, как и следовало ожидать, он столкнулся с сопротивлением Цицерона.

Цицерон, человек половинчатых решений, предложил, чтобы земли выкупались, а не делились, и хотел использовать для покупки земель доходы Республики за последующие пять лет.

Отметим вскользь, что Помпей почти удвоил государственные доходы, подняв их с пятидесяти до ста тридцати пяти миллионов драхм, или с сорока до ста восьми миллионов франков.

Сенат восстал против предложения Помпея и, как это принято при конституционных правительствах, просто перешел к рассмотрению следующего вопроса.

Явился Цезарь и тоже поднял этот вопрос, но ему, в отличие от Помпея, удалось совместить интересы народа с интересами армии. Эта новая трактовка наделала много шума.

Естественно, что люди опасались нового аграрного закона — ведь интересы слишком многих были связаны с этими непомерными арендными платами, размерами угодий и прочим, о чем мы уже говорили. Но самым опасным, по мнению Катона, была бы популярность человека, добившегося решения этой проблемы. Надо сказать, что больше всего шансов было у Цезаря. По всей видимости, закон Цезаря был самым лучшим из всех, предложенных ранее.

Перед нами «История консулата Цезаря», написанная Дионом Кассием. Вот что он пишет:

«Цезарь предложил аграрный закон, к которому нельзя было придраться. В то время существовало множество ленивых и голодных людей, которых просто необходимо было отправить на сельскохозяйственные работы, с другой стороны, Италия со временем обезлюдела и ее надо было заселять.

Цезарь решил вопрос, не причинив Республике ни малейшего ущерба, он поделил эти общественные земли, в особенности Кампанию, между теми, у кого было по трое и больше детей, а Капуя становилась колонией Рима.

Но так как этой общественной земли все равно было недостаточно, то земли покупались еще и у владельцев за деньги, добытые Помпеем в войне с Митридатом, на общую сумму двадцать тысяч талантов; эти деньги надо было использовать для основания новых колоний, куда бы расселялись солдаты, завоевавшие Азию».

И действительно, о законе Цезаря нельзя было сказать дурного слова, он удовлетворял почти все слои, кроме Сената, боявшегося популярности Цезаря. Он устраивал народ, которому отдавались для освоения великолепные угодья, одно из самых красивых мест Италии, где были самые плодородные земли. Он устраивал и Помпея, который видел в нем исполнение своих чаяний, а точнее — получение привилегий для солдат, которыми он командовал. Он устраивал и Цицерона, чья идея легла в его основу.

Но, как известно, коллегой Цезаря стал Бибул, в нем Сенат видел серьезную оппозицию Цезарю. И Бибул воспротивился этому закону. Решительно и твердо!

Сначала Цезарь не хотел прибегать к силе. Он заставил народ упрашивать Бибула. Бибул не сдался.

Тогда Цезарь решил взять быка за рога, как это говорится в современной поговорке и как, наверняка, говорилось в одной из поговорок древности. Он зачитал закон в Сенате, затем стал спрашивать каждого сенатора в отдельности о его мнении.

Все соглашались кивком головы, но отклонили закон при голосовании.

Тогда выступил Цезарь и обратился к Помпею:

— Помпей, знаком ли ты с моим законом, согласен ли с ним, поддерживаешь ли его? — спросил он.

— Да! — ответил Помпей громко.

— Каким образом? — осведомился Цезарь.

— О, будь спокоен, — ответил Помпей. — Если кто-нибудь атакует его мечом, я защищу его мечом и щитом!

Цезарь протянул руку Помпею, Помпей протянул руку Цезарю.

Народ зааплодировал, видя, что два великих человека нашли общий язык при решении столь важной проблемы, напрямую касавшейся их.

Красс в это время выходил из Сената. Подошел к Помпею, с которым, как мы уже говорили, благодаря Цезарю помирился.

— Если речь идет о согласии, то я тоже участвую, — сказал он.

— Хорошо, — обратился к ним Цезарь. — Соединим наши руки.

Сенат проиграл. Против него была популярность, то есть Помпей, гений, то есть Цезарь, и деньги — Красс.

С этого момента ведет свой отсчет первый триумвират.

Голоса этих людей приравнивались к голосам миллионов других.

XXIII

Итак, соглашение между Помпеем, Цезарем и Крассом должно было решить возникшие проблемы.

Но против них восстал Сенат. Всю его ненависть олицетворяли Катон, Бибул и Цицерон. Последний, бывший верным и преданным сторонником Помпея, так и не удостоившись, по его словам, благодарности, становится отныне самым заклятым его врагом.

Сначала решили скрепить союз весомым договором.

Как мы уже упоминали, Помпей прогнал свою жену из-за простого подозрения, правда, позднее было доказано, что она все же была любовницей Цезаря. Помпей женился на дочери Цезаря.

Цезарь в свою очередь тоже прогнал жену, дочь Помпея, под предлогом, что жена Цезаря должна быть выше всяких подозрений. И женился на дочери Пизона. Пизон станет консулом в следующем году.

Цепион, обрученный с дочерью Цезаря, которая вышла замуж за Помпея, женился на дочери Помпея.

— О, Республика! — воскликнул Катон. — Вот и стала ты сводницей, а твои провинции и консулаты — свадебными подарками!

В чем же подозревалась жена Цезаря? Расскажем.

Человек, скомпрометировавший ее, сыграет весьма своеобразную роль в событиях 693, 694 и 695 годов от сотворения Рима, так что стоит немного заняться и им.

В Риме существовал праздник, всеми очень почитаемый, в честь Благой богини[250]. Местом его проведения всегда избирался дом важного магистрата, претора или консула. В январе 693 года празднование проходило в доме Цезаря. К его началу дом должны были покинуть все особы мужского пола, даже животные, из дома выносились и статуи с мужскими половыми символами.

Кто же была эта Благая богиня?

Ответ весьма сложен, так как основывается лишь на предположениях.

Благая богиня была, по всей вероятности, символом плодородия и изобилия, «матерью возрождения», если можно так выразиться. Для одних это была Фавна, жена Фавна[251], но имя это читалось вульгарным, для других — Опа, жена Сатурна[252], или Майя, жена Вулкана[253]. Специалисты называли ее Террой, Землей, носившей семя всего сущего.

Откуда же явилась эта Благая богиня? Вероятно, из Индии, и в связи с этим отметим, что символическое ее изображение хранилось в Пессинунте[254], городе в Галатии. Камень, очень похожий на статую, упал с небес и стал предметом культа у галатинцев.

Расчеты римлян строились на следующем: необходимо было собрать всех богов в своем Пантеоне. Таким образом Рим становился центром не только Италии, но и всего мира.

Они отправили почетную депутацию к Атталу[255] — просить статую. Аттал передал послам священный камень. По понятиям одних, это был метеорит, другие считали его куском магнита.

Хотите знать, какой путь прошел корабль со статуей на борту от берегов Фригии до Рима? Тогда почитайте Овидия. Он плыл по Эгейскому морю, затем через пролив Мессина вошел в Тирренское море[256] и наконец доплыл до священного острова на реке Тибр, посвященного Эскулапу. Там корабль остановился и не мог тронуться с места ни с помощью других кораблей, ни с помощью парусов.

В те времена жила в Риме весталка по имени Клавдия Квинта. Ее подозревали в том, что она не сдержала обета целомудрия. И ее ждала скорая смерть. Она вызвалась доказать свою невиновность, отправив корабль в дальнейший путь. Предложение было принято.

И вот Клавдия Квинта пошла к Тибру, на берегах которого раскинулся Рим. Привязала свой поясок к мачте корабля и потянула. И корабль последовал за ней с такой легкостью, словно был игрушечным суденышком, забавой ребятишек, что в наши дни тянут на веревочке где-нибудь у пруда в парижском парке.

Само собой, обвинение тут же было снято, и Клавдия Квинта прославилась на всю Италию репутацией чистейшей и непорочной женщины. Весталки построили храм в честь Благой богини на холме Авентин.

Давайте же посмотрим, что происходило на праздниках, посвященных этой богине.

Теперь трудно воспроизвести во всех подробностях, что происходило в Риме в день праздника Благой богини. Мужчинам присутствовать категорически запрещалось, потому как, по всей вероятности, у женщин были причины хранить кое-какие дела в тайне.

Одни говорили, что там исполнялись бесстыдные танцы, другие утверждали, что там устраивались настоящие оргии, связанные с культом фаллоса, аналогичные тем, что происходили в Фивах[257] и Мемфисе[258].

Ювенал[259] более точен, а потому мы отправляем любопытного читателя к нему, но предупреждаем, что Ювенал презирал женщин.

Итак, обряд, как мы уже говорили, должен был свершиться в доме Цезаря, точнее — у Помпеи, жены Цезаря. И вдруг неожиданно разнесся слух, будто бы среди матрон был пойман мужчина, переодетый в женское платье. Разразился невероятный скандал.

Вот как описывает Цицерон этот случай в письме к Аттику от 25 января 694 года от основания Рима:

«Кстати, произошел здесь один ужасный случай, и я очень опасаюсь, как бы эта история не развилась еще дальше и не принесла больших осложнений, чем кажется на первый взгляд. Думаю, ты уже знаешь, что мужчина, переодетый женщиной, проник в дом Цезаря и именно в тот момент, когда там свершался обряд жертвоприношения. Так что весталки были вынуждены затем начать весь обряд сначала, а Корнифаций доложил об этом Сенату. Сам Корнифаций, понимаешь? И не подумай, что инициатива исходила от кого-нибудь из наших. Затем последовали сообщение от Сената понтификам и декларация понтификов о совершении тяжкого преступления с требованием прибегнуть к правосудию и осудить этот поступок. В связи с этим и с сенатским постановлением выходит обвинительное заключение и… Цезарь прогоняет свою жену».

Это известие взбудоражило весь Рим в начале января 60 года до нашей эры; оно наделало много шума и стало на несколько дней притчей во языцех у всех болтунов и сплетников, как мы назвали бы их сегодня. И нет ничего удивительного в том, что Цицерон, самый что ни на есть большой сплетник своего времени, тут же сообщил Аттику эту новость.

Надо признаться, становится весьма любопытно, когда натыкаешься на столь грандиозную сплетню в частном письме, которому около двух тысяч лет.

Мужчиной, застигнутым в доме Цезаря, оказался Клодий. Мы уже упоминали вскользь об этом знаменитом развратнике, который во времена Цезаря и Катилины заслужил титул «распутного царя». Говорили, что он принадлежал к роду Пульхров, а слово «пульхр» означает «красивый».

Вспомним — именно он был послан против гладиаторов. Флор[260] считает, что то был Клодий Глабер, но Тит Ливий[261] утверждает, что Клодий Пульхр. Мы склонны принять сторону Тита Ливия.

В походе Клодию не повезло. Затем, служа Лукуллу, своему тестю, он подтолкнул к восстанию его легионы в поддержку Помпея.

Что же убедило Клодия перейти на сторону Помпея и стать противником своего тестя? Может, то были амбиции? Прекрасно. Но в этом случае все было бы слишком просто.

Вот что говорили, и не шепотом, а во всеуслышание о Клодии в Риме.

Говорили, что он был любовником трех своих сестер: Теренции, вышедшей замуж за Макса Рекса — не забывайте имя Рекс, потому как Цицерон скоро о нем заговорит; Клавдии, жены Метелла Целия, которого прозвали Квадранарий[262], так как один из любовников пообещал ему в обмен на чары и расположение жены полный мешочек золота, но отправил кошелек, набитый квадрантами — самыми мелкими римскими монетами; и наконец еще одной, самой молодой из них, которая вышла замуж за Лукулла; возможно, именно из-за нее и произошла стычка Лукулла с Клодием, и после выяснения отношений Клодий предал Лукулла.

Не очень красиво и порядочно копаться теперь во всех этих дрязгах, зато почти все становится понятно.

Упомянем мимоходом: у Клодия была еще одна сестра, четвертая, незамужняя, в которую влюбился Цицерон и к которой Теренция, жена Цицерона, так ревновала.

Как же поймали Клодия?

Вот что известно нам об этой истории.

Влюбленный в Помпею, он, переодетый певицей-арфисткой, проник в дом. Будучи молодым и безбородым, Клодий надеялся, что его не узнают, однако заблудился в огромных помещениях дома и его встретила одна из служанок Аврелии, матери Цезаря. Он хотел бежать, но движения, слишком уж мужские, выдали его. Аура, так звали служанку, спросила: «Ты кто?» Он с трудом ответил, голос подтвердил худшие подозрения. Служанка подняла тревогу, римские матроны примчались тут же и, смекнув, о чем идет речь, заперли все двери, а затем начали тщательно искать, как это умеют делать любопытные по природе женщины, и в конце концов обнаружили Клодия в комнате молоденькой рабыни, которая была его любовницей.

Вот подробности, о которых Цицерон не сообщил Аттику, так как они стали известны не сразу, а лишь в ходе расследования.

Цицерон сам расскажет об этом процессе. Он выступал там свидетелем. Некогда Цицерон был большим другом Клодия и очень помогал ему во время заговора Катилины. Но вот что произошло во время расследования.

Цицерон был влюблен в незамужнюю сестру Клодия. Она жила в двух шагах от дома знаменитого оратора. Некоторые слухи о связи Клавдии и Цицерона дошли до ушей Теренции, женщины властной и ревнивой, державшей Цицерона в ежовых рукавицах. Цицерон вознамерился прогнать ее и взять в жены сестру Клодия.

Что же говорил Клодий в свою защиту?

Он сказал, что в то время, когда все считали, что он находился в доме Цезаря, он на самом деле был на расстоянии ста лье от Рима. Говоря современным языком, он хотел обеспечить себе алиби.