Пророчество Апокалипсиса 2012

— Вот уж они-то точно играют человеческими черепами, — с трудом веря услышанному, заметил я.

— Ее не назвали бы «игрой жизни и смерти» просто так.

— А ваш правитель играет в тлачтли? — спросила Цветок Пустыни.

— Он один из лучших игроков, — с улыбкой ответил Звездочет.

18

За игровым полем высилось величественное здание, превосходившее все виденные мною доселе в городе строения, кроме храмовых пирамид. Вход в него, не уступавший по ширине игровой площадке, освещали жаровни и смоляные факелы.

— Что это? — спросил я у Звездочета. — Еще один город?

— Дворец, — ответил старик. — Здесь находятся резиденция и двор нашего правителя.

— Должно быть, у него очень большой двор, — заметил я.

— При нем состоят жрецы, придворные, сановники, военачальники, воины, музыканты, наложницы, родственники, слуги, уборщицы, повара… Да, это очень большой двор.

— Мне страшно, — призналась Цветок Пустыни.

— Чего? Друзьям Дымящегося Щита ничего бояться не стоит.

— А разве мы можем считаться его друзьями? — спросила девушка.

— В противном случае вас бы здесь не было.

— Так он не отдаст нас жрецам для принесения в жертву?

— Так вот чего ты боишься? — Звездочет погладил ее по голове. — Напрасно, большего заблуждения и быть не может. Успокойся, смотри по сторонам и получай удовольствие. Нам еще далеко идти.

По вымощенной кирпичом дорожке мы прошли к занавешенному дверному проему и, сдвинув в сторону великолепно расшитый малиновый занавес, вступили в город внутри города.

19

Звездочет вел нас по дворцу — по нескончаемому лабиринту комнат и коридоров. На первом этаже мы прошли мимо целого ряда помещений, где размещались гражданские, уголовные и военные суды Толлана, их приемные, залы заседаний, покои высших судебных чинов и военачальников.

Служебные помещения были обставлены просто и практично. Кроме низких деревянных стульев и помостов мы увидели там и скатанные у стены спальные матрасы, хотя сегодня никто из судейских на ночь на службе не остался.

Но большую часть первого этажа занимала общественная сокровищница. Многие люди уплачивали подати годными для хранения продуктами или домашними ремесленными изделиями, и наш путь пролегал мимо нескончаемых кладовых, где на полках стояли плетеные корзины с собранной данью: маисом, бобами, перцем чили, какао, вяленым и копченым мясом, веревками из волокон агавы, сандалиями, ножами, бумагой из коры, самоцветами, перьями, отрезами тканей и дорогими нарядами.

Миновали мы и мастерские, при которых жили придворные ремесленники, расщеплявшие обсидиан, занимавшиеся резьбой по нефриту, изготовлявшие украшения из перьев, серебра и золота. Их рабочие помосты были завалены изделиями, еще не законченными, но уже являвшими высокое мастерство.

Добравшись до внутреннего двора, мы повстречали там группы придворных музыкантов, певцов и танцоров. Их задачей было развлекать членов правящего дома, и они постоянно находились наготове на тот случай, если той или иной высокой особе будет угодно позабавиться. В просторных репетиционных помещениях артисты оттачивали свое умение, играя на барабанах, тыквенных трещотках, трубах из раковин, больших и малых колокольчиках и тростниковых флейтах, тогда как соблазнительно полураздетые женщины отрабатывали под эту музыку страстные, чувственные танцы.

Звездочет повел нас дальше, на второй этаж, где находились личные покои правителя и наиболее приближенных к нему особ: близких друзей, советников, воинов личной стражи, доверенных посыльных и наложниц. Здесь все дышало роскошью, подобной которой мы с Цветком Пустыни никогда в жизни не видели. Комната за комнатой, полные бесценных сокровищ.

На стенах и помостах красовались бирюзовые мозаики с вкраплениями лигнита, пирита, раковин, жемчуга, меди, серебра и золота. Более всего восхищали искусной работы декоративные маски и щиты, украшенные перьями орлов, ястребов и попугаев. Изготовленные из сверкающей, полированной меди, самые роскошные из этих щитов и масок переливались самоцветами, ракушками, жемчугами, серебром и золотом — точно так же, как выставленные напоказ великолепно разукрашенные головные уборы, венцы и жезлы. Развешанные по стенам или установленные на помостах зеркала из полированного пирита или обсидиана отражали и зрительно приумножали все эти сокровища.

На многих таких помостах были выставлены обтянутые кожей человеческие черепа со вставками из лигнита и бирюзы, а в нескольких случаях в глазницы были вделаны искрящиеся пириты.

Я рассматривал один из таких, отделанных с особым мастерством, черепов, когда вдруг ко мне подошел Дымящийся Щит. В непритязательной черной набедренной повязке, таком же плаще и высоких сандалиях, с длинными черными распущенными волосами. Украшений он не носил вовсе — ни перьев, ни браслетов, ни колец. У него не было даже татуировки.

— У тебя хороший вкус, Рубец, — похлопав меня по плечу, промолвил Дымящийся Щит. — Этот череп принадлежал моему близкому другу и товарищу. Он возглавлял команду и был лучшим игроком в тлачтли, какого я когда-либо знал, и столь же превосходным воином. Я собирался наполнить и покрыть череп резиной и вернуть его в столь любимую другом игру, но понял, что не могу расстаться с этой реликвией. Однако пойдем дальше. Вы гости, и я хочу предложить вам угощение.

Дымящийся Щит провел нас еще по одному лабиринту коридоров и вывел в очередной, просторный и великолепно украшенный внутренний двор, ярко освещенный не только луной и звездами, но и великим множеством пылающих жаровен и факелов. Площадью этот двор был, наверное, с десяток площадок для игры в тлачтли, в самом его центре находилось маленькое озеро, а по всей территории цвели и благоухали чудесные сады с яркими цветами, переплетающимися лозами и сладкоголосыми певчими птицами. Повсюду были расставлены клетки с пумами, ягуарами, анакондами, гремучими змеями, игуанами и аллигаторами. В фонтанах и прудах плескались лебеди, гуси, утки и белые цапли, многочисленные разноцветные рыбки и черепахи. Под сенью деревьев разгуливали ручные олени и пробегали кролики. На ветвях деревьев и камнях сидели орлы, ястребы и соколы — они были прикованы к насестам тонкими цепями, а глаза их сверкали неукротимой свирепостью.

Справа от меня находился огромный, путаный лабиринт из множества пересекающихся проходов между густыми, непроницаемыми кустами вдвое выше человеческого роста. Когда я с любопытством воззрился на этот сад, Звездочет взял меня за руку.

— Лучше тебе туда не соваться, юный Рубец, а то мне придется идти следом и вызволять тебя. Ты ведь пока совсем не знаешь дворца… и его обитателей.

В передней части внутреннего двора находились низкие помосты, уставленные яствами: медовыми маисовыми лепешками, тамале с мясом, бобами, горячим перцем чили, диким луком и томатами, какао из джунглей Жарких земель, сдобренным ванилином, охлажденным в кувшинах и подслащенным сиропом из агавы. Тут же стояли блюда с жареным мясом оленей, индеек, уток, диких свиней и кроликов, громоздились горы копченой рыбы, лягушек в соусе из красного перца, пресноводных креветок с красным перцем и томатами, горшки, полные бобов, маиса, каши, перца, дикого лука и томатов.

— Угощайся, Рубец, — предложил мне Звездочет, указывая на помост с напитками. — Тут полно напитков на любой вкус: от имеющего скверную репутацию октли до охлажденного шоколада.

А вот Дымящийся Щит повел себя по-иному: вручил каждому из нас по искусной работы чаше, богато украшенной мозаикой из бирюзы и обсидиана и до краев наполненной крепким неразбавленным октли, и предложил тост:

— За павших!

С этими словами он осушил чашу, и в тот же миг, словно по сигналу, площадку заполнили музыканты, певцы и танцоры. Под устойчивый ритм набитых зерном тыквенных и калебасовых погремушек зазвучали мелодичные, слаженные голоса. Потом в дело вступили настойчивые барабаны, странную, печальную мелодию подхватили трубы из раковин и длинные тростниковые флейты, а причудливо и маняще одетые женщины принялись соблазнительно крутиться и извиваться ей в такт.

Я неспешно потягивал полученный от воина октли, но тут Звездочет отвел меня в сторонку от нескончаемых блюд с закусками и кувшинов с напитками.

— Имей в виду: дворец нашего правителя — это яма со змеями и совсем неподходящее место для беззаботного пьянства. Чтобы здесь выжить, нужно всегда быть себе на уме. Будь поосторожнее с октли.

— Не похоже, чтобы Дымящийся Щит осторожничал, — бросив взгляд на воина, заметил я.

— О, так ты уже стал благородным воителем-Ягуаром? — съязвил Звездочет.

Я улыбнулся.

— Ты хоть знаешь, что представляет собой октли? — спросил Звездочет.

— А что, разве это яд, сваренный в преисподней рогатыми и клыкастыми демонами?

— Его получают из агавы, растущей на полях.

— Ну да, у нас из стеблей агавы строят хижины.

— Да, из агавы много чего делают. Одежду шьют иголками из ее шипов, из ее волокон вьют веревки, ткут грубые ткани.

— Мы высаживаем агаву рядами, разделяя ею посадки маиса, бобов или перца. Иногда делаем из ее сока сироп, но по большей части используем его для получения лекарства.

— Получить октли совсем не так трудно, — сказал старик. — Подрезаешь стебель у снования и собираешь сок, которым истекает растение, в меха или калебасы.

— А еще мы используем его как сладкую приправу.

— А здешний народ предпочитает, чтобы этот сок перебродил в октли, напиток демонов.

— Ему этот напиток, похоже, не вредит, — заметил я, указывая кивком на Дымящегося Щита, который опустошал уже вторую чашу.

— А у тебя он может отнять и без того уже ослабленный разум. Между тем тебя тут окружают отнюдь не друзья.

Я вообще не заметил, чтобы хоть кто-нибудь здесь со мною заговорил.

— Может, это из-за твоего великолепного наряда, — поддразнил меня Звездочет.

На мне не было ничего, кроме набедренной повязки, да никакой другой одежды я и не имел.

— На сей счет будь спокоен, — уже серьезно произнес старик. — Ты получишь лучшую одежду из хлопка, какую пожелаешь. Ты нравишься Дымящемуся Щиту.

— А тебе я нравлюсь?

— Рубец, я ведь вроде как предложил тебе стать моим помощником, так? — Звездочет смерил меня долгим, задумчивым взглядом.

— И что?

— Да то, что я не предложил бы такое человеку, который мне не нравится.

Теперь мы находились напротив возвышения, где лежали глиняные и тростниковые трубки. Люди подходили, брали их, возжигали их кончики от ближайших жаровен или установленных на держателях сосновых факелов и вдыхали, а потом выдыхали едкий дым.

— Похоже, — заметил я, — от этого занятия мне тоже лучше держаться подальше.

— Верно мыслишь. Дым так же опасен, как и хмель, если не хуже.

Но, судя по всему, гости воинов придерживались на сей счет иного мнения. Они с воодушевлением налегали на октли и вовсю дымили трубками, причем как мужчины, так и женщины. Особенно отличался по части выпивки наш Ягуар. Со временем несколько мужчин из числа гостей присоединились к танцующим женщинам. Танцевали они куда медленнее, чем профессионалы, а скоро и вовсе прекратили танцы и разошлись по укромным уголкам, где, как я заметил, некоторые из них… хм, обнимались.

— В нашей деревне заниматься таким у всех на виду запрещено, — сообщил я. — Конечно, охотники, вернувшиеся с добычей, или воины, проявившие себя в бою, получают особое… поощрение, но не на виду у остальных.

— А старейшин нашей деревни это не заботит. Ты находишься во дворце высшей власти, Рубец. И если у тебя есть власть, ты можешь все.

— В том числе пьянствовать, распутничать и вдыхать дурман?

— А как ты думаешь, почему во многих дворцовых помещениях лежат наготове спальные матрасы? Придворные, сановники, воины должны порой иметь возможность отвлечься от служебных обязанностей и расслабиться.

— И как они расслабляются?

— В частности, с помощью ауианиме — незамужних женщин, становящихся подругами наших воинов или служителей.

— А почему они вместо этого не выходят замуж?

— Когда мужья узнают, что их жены неспособны вынашивать детей, многие немедленно разводятся. Бывает, что мужчина насилует женщину или совращает ее, а потом отказывается жениться. Таким женщинам трудно выйти замуж. Оставшись без средств к существованию, многие охотно становятся спутницами… если, конечно, они достаточно привлекательны.

— Эта скотина Теноч насиловал Цветок Пустыни. Ей что, теперь один путь — в наложницы? — спросил я, приметив, как съежилась Цветок при виде того, как пьяный сановник лапал молодую женщину.

— Мы позаботимся о ней, пока ты этого хочешь… пока у нас будет возможность.

Я с любопытством воззрился на него.

— Ты говоришь как друг, Звездочет.

— Ты удивлен?

— Никогда раньше у меня не было друга.

Мы стояли возле помоста, уставленного по краям чашами с октли. Старик осушил свою чашу и тотчас взял другую.

— Я уже стар и могу убивать себя, как заблагорассудится. А ты щенок койота и должен следить за собой. — С этими словами он осушил полную чашу.

Я тоже взял вторую чашу.

— Не могу допустить, чтобы старый человек напивался в одиночку.

Повернувшись, я присмотрелся к ауианиме. Как и многие женщины в нашем селении, они в большинстве своем не прикрывали грудь, но зато пользовались притираниями и мазями, старательно осветляя кожу разного рода снадобьями. Их груди, ладони и шеи украшали татуировки цвета индиго. Губы у всех были ярко-красными от кошенили, а некоторые красили в алый цвет заодно и зубы. Волосы эти красотки носили распущенными, почти все беспрерывно жевали тциктли и были умащены маслами, распространявшими чувственные ароматы. Очень многие курили длинные камышовые трубки и попивали крепкий, неразбавленный октли.

Сзади к нам вдруг подошел Дымящийся Щит.

— Заметил, как часто наши женщины делают себе татуировку в виде черепа, особенно на груди? — поинтересовался воин. — А у многих маленькие, ярко окрашенные лазурью или кармином черепа висят на шее, на цепочке или шнурке.

Воитель-Ягуар был прав. Присмотревшись получше, я убедился, что немало женщин и вправду носят на шее маленькие черепа.

— А что, мужчины разве не находят черепа… отталкивающими? — спросил я.

— Будь это так, то стали бы наши подруги их носить? Они живут за счет своей привлекательности и прекрасно знают, что нравится мужчинам и возбуждает их.

— А сам ты какого мнения? Тебя смерть не отвращает?

— Смерть всегда рядом с воином, сидит у него на плече, словно птица на насесте. И я нередко находил ее привлекательной и даже тосковал по… нескончаемой ночи.

— Но если ночь никогда не кончится, ты не сможешь вернуться на землю грифом.

— То был сон. А смерть — это реальность.

— И она никогда не устрашала тебя?

— Боец относится к войне, как любовник, Рубец. Геройская гибель — это то, к чему он стремится. Для воина такая смерть есть мудрейший советник и высочайший дар.

— Это в том случае, если человек умирает ради высокой цели, — сказал я.

— Безусловно.

— А как насчет смерти на камне? — спросила Цветок Пустыни.

— Считается, что мужчины и женщины идут на нее добровольно.

— Они видели сегодняшнее жертвоприношение, — сказал Звездочет. — Жертвы были… мало похожи на добровольцев.

— То, как человек умрет, определяет его посмертную участь, — уклончиво отозвался наш воин. — Если он не был готов, Миктлантекутли не возрадуется. Забирать жизни людей, когда они не готовы, — это грех.