Острова на горизонте
«Плывите все время за мной, — говорит мальчик, когда мы входим в воду. — Я знаю один, как пройти через риф к глубинам». — «Только не слишком быстро, — прошу я, — а то отстану и заблужусь!»
Ныряю. Вода теплая и необыкновенно прозрачная. Кажется, можно разглядеть любую песчинку, лежащую на дне, и кораллы. Отдельными ветками и большими кустами они растут из песка… А это еще что? Змея? Испуганно шарахаюсь в сторону и, лежа на поверхности воды, гляжу вниз…»
А что же дальше? Что там еще невероятного, опасного и такого притягивающего в этом рассказе, в этой таинственной, ошеломляющей красотой глубине?
«Поплыли дальше!» — зовет мальчик. И хочется читать, читать! Хочется уходить в глубину, будто ты не читаешь, а сам погружаешься в эту теплую и холодящую от опасности тропическую воду. До того живо и маняще изображено это плавание. Читаешь и чувствуешь: нет, это не придумано! Это все правда! И сам плывешь, и сам вглядываешься в синеватые мельтешащие блики, и сам волнуешься. Потому что прежде чем это все описать, все сам, своими глазами видел писатель Юрий Николаевич Иванов.
Видел все, ныряя с мальчуганом в коралловые заросли на острове Маврикия. Видел, стоя за штурвалом на палубе корабля, видел на далеких землях, где рабочие люди вместе боролись с невзгодами, трудно зарабатывая свой хлеб, и помогали друг другу.
Увидел он все это, потому что очень хотел увидеть.
С детства мечтал о дальних полных опасностей путешествиях, о море, о встречах с людьми дальних стран. Мечтал даже в самое тяжелое в жизни время, в дни блокады Ленинграда, когда голодный, полуживой брел с друзьями-мальчишками к вмерзшему в лед крейсеру и матросы, отстрелявшись по врагу, делились с ребятами последними сухарями и рассказывали им о далеких-далеких плаваниях, про которые мечтали сами. Последним хлебом и мечтой они помогали ребятам выстоять, выжить и — превратить мечту в быль.
Я думаю, скорее всего, поэтому в книгах Юрия Иванова, полных доброты, так много людей, готовых поделиться последним хлебом, броситься человеку на помощь. Как толстяк Джо и его друзья в «Трубке Мэри Энн», как все бросаются на помощь матросу в рассказе «Одиссея Вальки Шубина».
Поэтому в произведениях Юрия Иванова так много людей, умеющих мечтать. Автор всюду прежде всего видит и рассказывает об этих людях, в каких бы краях и переделках он ни бывал. А был он сам в очень многих.
Солдатом — воспитанником одной из воинских частей с боями дошел до Кенигсберга. После войны хотел поступить в морское училище — ведь так мечтал о море! — не приняли: был очень слабым.
Закончил институт физкультуры и отправился на далекую Камчатку организовывать физкультурную работу.
Он ездил по тундре на оленях, на собачьих упряжках, спускался с друзьями в кратеры вулканов. Я до сих пор помню фотографию на обложке журнала «Огонек», где Юрий Николаевич снят с товарищем на вершине Ключевского вулкана.
С этой вершины еще лучше был виден океан и уходящие за горизонт суда. Куда они идут? Что там, вдали? Какая незнакомая жизнь? И председатель областного общества «Труд» Ю. Н. Иванов ушел матросом на рыбачьем траулере к берегам Южной Америки.
Даже от одного взгляда на карту, на этот голубой простор, перехватывает дыхание. А для моряка, который проплавал много лет, стал из матросов помощником капитана, это не просто карта. Это не одни летучие рыбы, киты и акулы. Это невероятные штормы. Это сбивающая с ног, таранящая, как танк, вода. Это сжигающая — посреди океана! — кожу жара. А сколько ночных тропических вахт! И сколько историй — то грустных и горестных, то неожиданно веселых! А сколько вытянутых своими руками тонн — тысячи тонн! — рыбы! И какие порой невиданные уловы! Чего только не зацепит со дна морской трал! И чью-то трубку, и сундучок, и старинный пистолет… И за каждым предметом своя история — и надежда, и беда, и целая жизнь.
Вот эти истории, эти ночи на вахте, эти берега Индии и Америки, Африки и Дальнего Востока, которые видел советский моряк, эти находки — а с ними и чья-то целая жизнь — попали в книги Юрия Иванова.
Все эти романтические и очень правдивые книги писателя — про людей. Он попадал в штормовые моря и на экзотические острова, он опускался на морское дно, а выносил оттуда… истории о хороших людях, которые дружно живут, вместе борются с бедой и всегда готовы, как когда-то в его блокадном Ленинграде, протянуть человеку и хлеб и руку.
В книгах «Карибский сувенир», «Сестра морского льва», «Торнадо», в книге, которую вы держите в руках, автор рассказывает обо всем, что с этими людьми происходит.
А что же происходит? Что там, на их пути, опасного, штормового, удивительного — в океане, в морской работе, в жизни? Что же там? И писатель, как мальчишка из его рассказа, желая показать нам удивительный мир, зовет каждой страницей: «Поплыли дальше!»
Виталий Коржиков
ТРУБКА МЭРИ ЭНН
(Из рассказов судового врача)
Знаете ли вы, что это за остров — Сейбл — и где он находится? Если вы не моряк, думаю, зря напрягаете память. Маленький, всего в двадцать две мили длиной, низменный и песчаный островок Сейбл затаился среди бурливых вод Северной Атлантики.
С северо-востока его омывает холодное Лабрадорское течение и, говорят, иногда к его берегу подплывают гигантские ледяные горы — айсберги, а с юго-запада — теплое течение Гольфстрим. Холодные и теплые потоки воздуха поднимаются над островом, перемешиваются, и большую часть года Сейбл скрыт от взглядов моряков плотными, стойкими завесами туманов.
Но нам повезло. В тот год, когда мы на нашем рыболовном траулере «Сириус» оказались возле его берегов — шли мимо Сейбла получать продукты на плавбазе, поджидавшей нас в северо-западных широтах океана, — погода стояла отличная. Светило вовсю солнце, было тепло, тихо, видимость — на десяток миль. И мы увидели остров Сейбл — зыбкую, золотистую полоску-змейку у самой кромки горизонта, а вскоре услышали и «голос» этого островка.
Итак, день был ясным, синим, спокойным. Я только что вернулся с палубы, в каюту, мылся. В том рейсе у меня был длительный профессиональный простой. Никто не болел, все были дьявольски здоровыми, и, чтобы не обалдеть от безделья, я вместе со всеми выходил на палубу и помогал, чем мог. Шкрябал ржавчину и красил надстройки траулера или спускался в рыбный цех и помогал матросам укладывать рыбу в морозильную камеру. Зазвонил телефон. Смахнув ладонью с глаз мыло, я потянулся за трубкой.
— Док! Сигнал бедствия с острова Сейбл, — услышал я встревоженный голос капитана. — Островитяне обращаются ко «всем-всем» о срочной помощи врача-хирурга, а ближайшие «все-все» — это мы.
— Что стряслось?
— Подозрение на острый аппендицит. Так что собирай свой инструмент и медикаменты.
— Минут через десять буду готов.
— Не суетись, до острова еще далековато. Соберешься — поднимайся в рубку.
Вот так в море и бывает: все тихо, покойно и вдруг… Аппендицит? Упусти момент, опоздай с операцией — и жди беды.
Я поднялся в ходовую рубку. Капитан сидел на откидном стульчике, листал лоцию. Вахтенный штурман следил за глубинами, а радист вызывал остров Сейбл на шестнадцатый канал радиотелефона.
— При подходах производить непрерывные промеры глубин, — громко читал капитан. — Пройдя Мидл-Банк, соблюдать особую осторожность.
— Восемьсот… восемьсот… восемьсот… — бубнил вахтенный штурман, вглядываясь в ленту эхолота, прибора, определяющего глубину океана. — Четыреста… четыреста.
— Хорошее место для стоянки — одна-две мили от северного берега острова. Слышите, старпом? — сказал капитан.
— Туда и проложен курс, — отозвался из открытой двери штурманской рубки старший помощник капитана. Склонившись над штурманским столом, он разглядывал карту. — Что там локатор? Зацепились за остров?
— Уже вижу, — сказал навигатор, вжав лицо в раструб локатора. — До острова восемь миль.
— Хорошее место для стоянки, — повторил капитан. — Глубина от девяти до восемнадцати метров. Грунт песчаный, хорошо держит якорь. При смене ветра немедленно уходить, опасаясь сильного волнения.
— Триста… Двести пятьдесят… двести метров, — бубнил штурман.
— До острова четыре мили, — сообщил радионавигатор.
На горизонте показалась золотистая полоска. Остров. В ходовой рубке стало тихо, лишь гудел движок гирокомпаса, резко, остро пощелкивал счетчик эхолота, да навигатор докладывал, сколько миль остается до острова.
— Самый малый, — приказал капитан и захлопнул лоцию.
— Остров на шестнадцатом канале, — сказал радист и протянул трубку радиотелефона капитану. — Говорят, что уже видят нас, спустили на воду свою шлюпку. Спрашивают: хирург ли наш врач?
— Спустили шлюпку? Ну и ладненько, — сказал капитан. — Нам меньше забот. Док, переговори! Ты ведь лучше всех английский знаешь.
— Алло, алло! Остров Сейбл! Остров Сейбл! — проговорил я в трубку и услышал потрескивание. — Я врач-хирург рыболовного траулера «Сириус». Сообщите, что с больным.
— Острые боли внизу живота, справа. Тошнота, головокружение, слабость, — донесся встревоженный голос — Нужна срочная консультация. Подозрение на острый аппендицит.
— Сто метров под килем… Восемьдесят, — сказал штурман. — А вот и шлюпка мчит.
— Док, тебе двое суток хватит? — Капитан оторвал от глаз бинокль. — На обратном пути заберем. Старпом, будем становиться на якорь?
— А зачем? — сказал старпом, выходя из штурманской.
— И я так думаю. Командуй. Пускай боцман парадный трап майнает.
— Боцман! Майнай парадный тр-рап! — скомандовал в микрофон старпом.
И тотчас с палубы послышался недовольный голос боцмана:
— Ишь парадный! Он что, старик какой? И по штормтрапу спустится.
Сделав суровое лицо и выглядывая в открытое лобовое окно, старпом повысил голос:
— Боцман! Р-разговорчики! — Покосился на капитана. — Говорю: майнай парадный! Приказ капитана!
Я пожал руку капитану и старпому. Вышел из ходовой рубки. Траулер едва скользил по сине-зеленой, усыпанной солнечными бликами, спокойной воде. Матросы толпились на верхнем пеленгаторном мостике, глядели на желтые холмы островной земли. Раздувая пенные усы, неслась к траулеру широкая, глубоко сидящая в воде шлюпка. Двое мужчин в ярко-красных куртках-штормовках сидели возле двигателя. Смуглые озабоченные лица, нетерпение во взглядах: «Быстрее, док!»
Скрежеща в блоках, трап закачался подо мной, запружинил. Сильные руки подхватили, потянули к себе, я спрыгнул в шлюпку. Сверху опустилась сумка с медикаментами, инструментом; борт траулера откатился в сторону. Капитан, старпом и штурман стояли на крыле мостика, и я махнул рукой — до встречи!.. Сердце отчего-то сжалось. От страха? Нет. От грусти? Пожалуй, тоже нет, какой тут страх, какая грусть: много ли пройдет времени, когда я опять поднимусь на палубу своего траулера? И все же такое бывало уже не раз, когда на какой-то срок я расставался с родным, привычным миром, расставался со своей обжитой уютной каютой, траулером, частичкой моей Родины, и с людьми, к которым так привык за время рейса.
Шлюпка мягко стукнулась о борт траулера, я увидел протянутую мне широкую, грубую ладонь и пожал ее.
— Зови меня Джо, дружище, — сказал мужчина.
Я стиснул крепкую ладонь, вглядывался в лицо говорящего, а было оно широким, большеротым, добрым. Из-под лохматой кепки, надвинутой на самые брови, на меня смотрели два маленьких, цепких глаза, одно ухо было примято кепкой, а второе смешно торчало в сторону, и на мочке его был вытатуирован синий якорек. Пошарив возле себя, мужчина, назвавшийся именем Джо, протянул мне спасательный жилет.
— Надень, дружок. Давай помогу… Знакомься — это Алекс. Эй, что же ты молчишь? Скажи русскому хоть словечко.
— Иди-ка в корму, Джо, — сердито сказал Алекс, — шлюпка носом в воду зарывается.
Громоздкий, неповоротливый Джо добродушно улыбнулся.
Топая громадными ножищами, он прошел в корму и устроился рядом с Алексом, огненно-рыжим, краснолицым мужчиной, который, встретившись со мной взглядом, дружелюбно помахал возле уха рукой: привет!
Траулер уходил к горизонту. Шлюпка приближалась к острову. Чем ближе к берегу, тем волны становились круче. Когда шлюпка вкатывалась на очередную волну, был виден остров.
Дюны, зеленая трава, колышущаяся под порывами теплого, дующего с моря ветра, несколько домов в низинке, группа людей на берегу. Волны с громом выплескивались на песчаный пляж и долго катились по нему. Стало страшновато: ни пирса, ни причала. Прямо на песок выбрасываться будем?
Шлюпка со все нарастающей скоростью неслась к берегу. Я уже слышал тяжкий гром наката и весь сжался, приготовился к броску через борт, как только шлюпка коснется килем дна. Люди что-то кричали, махали руками, какая-то девочка среди них плясала и прыгала, над ее худенькими плечами метались желтые, как песок дюн, волосы.
Шлюпка взлетела на гребень пенной волны и вместе с ней понеслась к пляжу… Гром, плеск, скрежет днища о гальку. С неожиданной для такого громоздкого тела сноровкой толстяк Джо махнул в воду и, вцепившись в левый борт медвежьей хваткой, с силой поволок шлюпку на песок. Алекс выскочил к нему на помощь. Рывок, еще один.
Пенный, остро пахнущий морскими глубинами, насыщенный песком и клочьями морских водорослей вал поднялся стеной, стеклянно заблестел и рухнул. Шлюпка, омытая бурлящей пеной, шевельнулась, вода потянула ее в океан, но люди оказались сильнее воды.
Здравствуй, незнакомый, таинственный остров Сейбл!
Мы шли по нагретому солнцем песку берега. Время от времени я поворачивался к океану — траулер уже скрылся за горизонтом. Мужчины шли молча, а девочка, мелькая синей юбкой, то забегала вперед и, оборачиваясь, разглядывала меня, то вприпрыжку спешила рядом. Лицо у нее было озабоченным, а широко расставленные глаза сияли лучиками солнца. Отбрасывая со лба тяжелые пряди волос, она выкрикивала:
— А вы действительно врач? Ой, как здорово! Советский врач, да?
— Врач, врач. Может, и ты чем-нибудь болеешь? Вылечу.
— Ха-ха, я никогда не болею! Я даже зимой, когда выпадает снег, бегаю босиком. И все ничего! Но вы смотрите вылечите отца, капитана Френсиса, слышите?
— Что, это твой отец?
— Я же сказала: отец! И толстяк Джо, он тоже мой отец, и вот Бен — тоже. И мистер Хофпул, и рыжий Алекс… Эй, Алекс, ведь верно?
— Что верно, то верно. Мы все ее отцы, а она — наша дочь, — сказал рыжий Алекс. И прикрикнул на девочку: — Перестань-ка болтать. А то русский хирург укоротит тебе язык.
— Ха-ха! Русский? Он добрый. Я это вижу по его лицу. — Девочка подбежала ко мне, улыбнувшись своим большим веселым ртом, заглянула в мои глаза и потянула сумку: — Давай понесу. Ты действительно русский, да?
— Послушай-ка, отстань от доктора, — сказал рыжий Алекс и, опережая всех, направился к крайнему из трех дому.
Груда поплавков-кухтылей. Красных, синих, желтых. Круглых, квадратных, четырехугольных. Гора спасательных кругов. «Омега», «Бисмарк», «Санта-Катарина» — уловили глаза надписи на некоторых из них. Куча полузасыпанных песком спасательных поясов и жилетов. Обломки весел, шлюпочных рулей, пробитые и целые бочонки-анкерки для пресной воды. Откуда все это? Океан повыбрасывал на берег?
— Вот мы и пришли, — сказала девочка. — Входите!
Алекс толкнул дверь бревенчатого дома ладонью, и я вошел в сумрачную, остро пахнущую валерьянкой комнату.
Больной — костлявый, широкоплечий мужчина — лежал на громоздкой деревянной кровати возле окна. Мутные от боли страдающие глаза, сухие искусанные губы, короткое жаркое дыхание. Я осторожно дотронулся до низа живота больного, и тот замычал сквозь желтые от табака, крепко стиснутые зубы. У двери комнаты столпились мужчины; толстяк Джо мял в своих ручищах кепку, улыбался жалко и растерянно, девочка стояла чуть в сторонке, настороженно сверкали ее глаза.
— Быстро освободите стол от посуды, — сказал я и стал стягивать куртку. — Необходима срочная операция. Кто будет помогать?
Рыжий Алекс, рванувшись к уставленному тарелками и бутылками столу, ухватился за края скатерти и потянул ее кулем. Оглядываясь, отрицательно покачал головой: «Нет-нет, я не могу». Он вышел из комнаты, а толстяк Джо показал мне свои громадные, неповоротливые ручищи, и я понял: какой же из него помощник?
— Давайте я! — окликнула меня девочка и слизнула розовым языком росинки с верхней губы. — Я ничего не боюсь. И крови не боюсь. Когда толстяк Джо разрезал себе руку ножом, я ее быстро забинтовала.
— Хорошо. Подойди ко мне, — сказал я, торопливо вынимая из сумки инструмент и бутылки со спиртом, эфиром, йодом. — Как тебя звать?
— Виктория. Хотя нет, меня звать… — девочка нахмурила лоб, сосредоточилась. — Вот! Для тебя я буду Арика. Рика!
— Что значит — для меня? Ну хорошо, вода готова?
— Эй, Джо! Русский спрашивает: вода готова? — крикнула девочка в приоткрытую дверь.
— Да, сэр! — отозвался из кухни Джо. Что-то там зазвенело, стукнуло, послышался тихий вздох — ошпарился, что ли?.. И в комнату просунулся Джо с громадным медным чайником. — Вот, сэр. Горячая вода.
— Быстрее таз. Лейте на руки.
— Джо, я сама. Но далеко не уходи! — скомандовала Рика. Она поставила на табуретку тазик, я намылил руки, и она стала поливать. Спросила: — А вы сделаете так, чтобы капитану Френсису не было больно? Он мой отец, и я очень его люблю.