Поморский капитан

Она посмотрела на Степана и Лаврентия с жалостью.

Оба друга напряглись и насупились. Как известно, мужчина может вытерпеть от женщины многое: грубые слова, презрение, иногда даже издевательства. Кроме одного – жалости. Жалость от женщины абсолютно нестерпима для мужчины. Если он настоящий мужчина, конечно…

– Даже если я помогу вам снять цепи, – продолжала Ингрид, разъясняя друзьям свою мысль доходчиво, как несмышленым детям, – то вам это не поможет. Будет только хуже для вас. Вы снимете цепи, и вас перебьет команда корабля. Думаете, Хаген и его люди станут щадить вас?

– А если у нас будет оружие? – быстро спросил Степан.

– Если у вас будет оружие, – сказала девушка, – то ваша смерть будет еще ужаснее. Безоружных вас просто перебьют, и вы умрете быстро, без мучений. А если у вас будет оружие, вы сможете победить в бою команду Хагена.

– Ну? – нетерпеливо спросил Степан. – Мы действительно можем победить Хагена и его людей. Кто они? Пираты, жалкие разбойники. А мы – стрельцы московского царя. Конечно, в бою мы их легко одолеем.

Глаза Ингрид оставались потухшими, этот разговор был скучен для нее. Наверное, прошлая партия пленников уже говорила с ней на эту же тему. И что? Результат известен – их благополучно доставили в нужное место и продали в рабство.

– Я уже много думала об этом, – ответила она. – Может быть, в бою вы их одолеете. И что дальше? Вы подумали об этом? Конечно, не подумали. Я расскажу вам, что будет дальше. Корабль останется без капитана и без команды. Сначала он будет носиться по морю, а потом его разобьет о скалы. И вы все утонете. Точнее, мы все утонем, и я вместе с вами. – Она снова вздохнула и рассудительно добавила: – Я не боюсь смерти. Я всегда готова к ней. Но погибнуть я всегда успею, незачем с этим торопиться.

– Ты уверена, что мы погибнем? – задал вопрос Лаврентий.

– Уверена, – кивнула девушка. – Как-никак, я дочь капитана. И я из Або, а это город моряков. Каждый житель Або знает: корабль без управления быстро затонет и все погибнут. А вы не умеете управлять кораблем.

Вот к этому Лаврентий и клонил разговор. Степан уже давно догадался, что задумал его друг, но не знал, как это может получиться. И вот – пожалуйста. Эх, может быть, и напрасно Лаврентий ушел вместе с ним из родных мест. С такими способностями он быстро сделался бы главным колдуном Поморского края…

Действительно, услышав последние слова девушки, Лаврентий словно преобразился. Он загадочно помолчал, а затем указал пальцем на стоявшего рядом у окошка Степана.

– Посмотри на него, – сказал он, – говорю тебе – посмотри внимательно. Ты видишь, кто перед тобой. Как ты думаешь, кто он?

– Степан, – улыбнулась Ингрид. – Я знаю его имя. А ты – Лаврентий.

– Обо мне поговорим потом, – решительно заявил колдун. – Сейчас говорим вот об этом человеке. Он мой лучший друг. Он – отважный воин. А кто он еще?

Сделав паузу, Лаврентий закончил, уткнувшись пальцем в Степанову грудь:

– А еще, и это самое важное, он – капитан. Что ты смотришь на меня? Мой друг Степан – самый настоящий капитан корабля.

Некоторое время девушка молчала, рассматривая лицо Степана, заросшее густой курчавой бородой почти до самых глаз.

Потом она засмеялась, решив, что нужно сгладить неловкость и отреагировать на шутку.

– Капитан? – переспросила она, заливаясь смехом. – И где же твой корабль, капитан?

Очень уж не вязался в ее сознании этот оборванный и заросший бородой русский стрелец с образом капитана корабля. Да и вообще, всем на свете известно, что русские не бывают моряками – они живут среди густых лесов и боятся моря.

– А где твой корабль, Ингрид? – в ответ спросил Степан. – У твоего отца ведь был корабль. Где же теперь твой корабль?

Это был суровый ответ, но девушка приняла вызов.

– Мой корабль у меня отобрали, – сказала она. – Мой корабль похитили самым подлым и гнусным способом.

– Ну да, – кивнул Степан. – А мой корабль сожгли.

– Кто сжег? – быстро спросила Ингрид, на какое-то мгновение вдруг поверившая в то, что с ней не шутят…

– Шведы сожгли, – усмехнулся Степан, – шведы. Наверное, тебе неприятно это слышать, но мой дом и мой корабль сожгли шведы.

В глазах девушки мелькнул бесовский озорной огонек.

– Шведы? – переспросила она, передернув плечами. – Ну, так что ж… В конце концов, мой корабль отобрали тоже шведы.

Она засмеялась и, внезапно сделавшись серьезной, спросила:

– Ты действительно умеешь управляться с парусами?

Глава IV

Морская свадьба

О свадьбе капитана Хагена и прекрасной Ингрид было объявлено всей команде. Для этого матросы собрались на палубе, и Хаген, стоя возле грот-мачты, сообщил радостную новость.

Корабль шел под всеми парусами, его раскачивало крупной волной, и поэтому одной рукой Хаген держался за мачту. Второй рукой он обнимал за талию прекрасную Ингрид. Именно так было приказано отныне именовать избранницу капитана – его будущую супругу.

– Прекрасная Ингрид, дочь капитана Нордстрема выходит за меня замуж! – торжествующе заявил Хаген, и все двадцать семь моряков ответили ему дружным приветственным воплем. Вопили они не напрасно: всем ясно было, что женитьба на Ингрид – давняя мечта капитана, и теперь, когда она исполнилась, выпивки для команды он не пожалеет.

Хаген был вне себя. Он даже не до конца верил в то, что самое желанное для него случилось так быстро. О, он знал, что когда-нибудь гордая девушка не выдержит. Знал, что когда-нибудь настанет день, и она смиренно придет к нему и сообщит о своем долгожданном решении. Придет сама, без принуждения, добровольно. Именно в этом была для капитана главная сладость.

Насильник по натуре, он слишком хорошо знал, что сладость, приносимая насилием, недолговечна.

Нет, жертва должна смириться сама, принять свою участь сознательно – только тогда она будет по-настоящему сломлена до конца, и ты испытаешь подлинное наслаждение от этого.

Ингрид пришла сама и объявила, что готова принять совет своего умершего отца.

– Если папа хотел, чтобы я стала твоей женой, – сказала она Хагену, – я готова исполнить его последнюю волю. Пусть он порадуется, глядя на меня с небес.

Главным тут было не переиграть, Ингрид это хорошо понимала. Она была печальной, поникшей и морально сломленной. Труднее всего было следить за своими глазами, за их выражением. В них не должно было ни на мгновение мелькнуть истинное отношение девушки к своему будущему супругу. А поскольку совсем избежать такой возможности было сложно, Ингрид часто опускала глаза. Что ж, для жертвы это даже естественно…

Морской свадьбе предшествовали напряженные переговоры и не менее тщательная подготовка.

Сначала, когда Лаврентий вдруг предложил Ингрид дать согласие капитану Хагену на брак с ним, девушка пришла в ужас и наотрез отказалась. Она смотрела на Лаврентия глазами, полными непонимания, и была готова вот-вот расплакаться. Она переводила взгляд на Степана, как бы спрашивая его, в чем дело и почему новые друзья приготовили ей такой подвох…

Но и Степан смотрел на нее с каменным лицом и кивал, соглашаясь с Лаврентием. Однажды угодив в ловушку, подстроенную Хагеном, Ингрид смертельно боялась попасть во вторую. Что задумали эти двое русских пленников? Чего они хотят? Уж не напрасно ли она доверилась им?

– Ты не станешь женой Хагена, – объяснял девушке Лаврентий. – Тебе нужно только дать ему согласие и поучаствовать в свадьбе. В своей собственной свадьбе, которая ничем не кончится.

– То есть как это ничем не кончится? – отказывалась понимать взбешенная девушка. – Что ты такое говоришь, колдун? Если я дам Хагену брачные обеты, то стану его женой!

– Ну, – вмешался Степан, – думаю, что до брачных обетов дело не дойдет. Вряд ли Хаген вытерпит столько времени. Нужно ведь прийти в какой-нибудь порт, найти там церковь и священника, договориться обо всем…

– Хаген наверняка устроит свадьбу прямо на корабле, – вставил Лаврентий. – Он захочет сыграть свадьбу на другой же день после того, как ты дашь ему свое согласие. Если не в этот же день. И тогда никаких обетов тебе давать не придется: ведь если обряд проводится не в церкви и не священником, то он попросту недействителен.

– Да-а, – окончательно приходя в ярость от сделанного ей недостойного предложения, заявила Ингрид, – вы что же, хотите, чтобы я стала женой Хагена вообще без венчания в церкви? Это же страшный грех!

Лаврентию казалось, что он проявляет ангельское терпение, растолковывая такой несообразительной девушке такие простые вещи. Он завел глаза кверху и повторил:

– Ингрид, тебе не придется стать женой Хагена, я тебе уже говорил. Нужно только устроить свадьбу.

– А как же? – все еще не понимала Ингрид. – Ведь после церемонии он первым делом потащит меня в свою каюту. Это же ясно, Хаген только того и ждет.

– Конечно, ждет, – согласился Лаврентий и вдруг подмигнул лукаво: – Только напрасно он ждет. Ничего этого не случится. Уж это я хорошо умею делать, можешь на меня положиться. Для карельского колдуна нет ничего проще.

Наконец девушка поняла. А поняв, не удержалась и смешливо фыркнула, затеребив подол длинного передника. Потом снова подняла глаза и с изумлением уставилась на Лаврентия.

– Ты правда умеешь делать такое? – спросила она.

– Говорю тебе, нет ничего проще, – улыбнулся Лаврентий. – Только тебе придется помочь мне.

– Колдовать? – снова испугалась Ингрид. – Я не умею, да и нехорошо это.

– Очень даже хорошо, – уверенно сказал Степан, поддерживая друга. – А что, было бы очень хорошо отдать тебя на растерзание этому Хагену? Мало горя он тебе принес? Не бойся, Лаврентий все сделает, как надо.

– Но ты должна мне помочь, – снова заговорил колдун. – Нет, не колдовством, тут мне помощь не нужна. Но ты должна принести мне что-то от Хагена. Лучше всего – часть его самого. Это будет самое надежное.

– Часть его самого? – переспросила девушка и зажала рот рукой. – Что ты говоришь? Как это – часть Хагена? Я же не могу от него отрезать кусочек.

Степан, услышав последние слова друга, тоже чуть не подпрыгнул от удивления. Он тоже не понимал, чего хочет Лаврентий. Хаген – не говядина, от него нельзя принести часть.

– Волос, – пояснил Лаврентий, который явно наслаждался страхом и недоумением, которое вызывали его слова. Впрочем, какой колдун не любит напустить туману?

– Волос, – повторил Лаврентий. – С головы или из бороды. Или ноготь с пальца. Кусочек ногтя, хотя бы самый маленький. Ну, если не получится этого, то можно попробовать с каким-нибудь предметом. Только предмет должен непременно принадлежать Хагену, и он должен быть для него важен. Лучше всего такой предмет, с которым Хаген не расстается, который он любит.

– А если я не сумею? – спросила девушка. Видно было, что она верит и не верит словам Лаврентия. Сомневается и в то же время очень хочет поверить…

– Если не сумеешь – то будет плохо, – заявил колдун. – Тогда я не уверен, что смогу помочь тебе, когда Хаген потащит тебя в свою каюту. Так что смотри сама.

Когда Ингрид ушла, друзья еще долго обсуждали задуманное. Безумная мысль завладеть кораблем, как ни странно, пришла в голову Лаврентию, никогда не отличавшемуся особенной смелостью и предприимчивостью. Когда он поделился ею со Степаном, тот сначала опешил от дерзости идеи, а затем долго думал.

Ясно было, что ничего может не получиться. Скорее всего, из их затеи ничего не выйдет, она обречена. Замысел их – глупый и самонадеянный. Им не освободить себя из цепей и ошейников. Им не совладать с командой корабля. Им никогда не справиться с управлением судном.

– Я видел твой сон, – сказал Лаврентий. – Помнишь свой сон? Тот, где ты стоишь на палубе корабля и несешься по морю?

– Тот сон не сбылся, – ответил Степан. – Сбылся твой: где мы сидим в трюме с ошейниками.

– Мой уже сбылся, а твой – еще нет, – заявил колдун. – Твой сон и мой сон показали нам будущее. Просто сначала сбылся мой сон, а теперь должен сбыться твой.

Как оказалось, Лаврентий сумел придумать и план освобождения. Вот уж никогда не ожидал Степан от своего молодого друга такой прыти!

План они обсуждали вполголоса, и с Ингрид переговаривались через окошко в двери тоже не слишком громко. Все же отдельные обрывки разговоров слышны были в кубрике, так что когда девушка ушла, эстонские рыбаки, обычно сидевшие, сбившись в кучу и молча, тревожно зашептались. Потом Каск, вероятно, уполномоченный говорить от имени всех, вдруг сказал:

– Нам кажется, вы что-то задумали. Мы кое-что слышали из ваших разговоров с девушкой, и думаем, что это неспроста.

Поскольку друзья молчали, Каск продолжил.

– Вы не должны нас бояться, – сказал он. – Мы тоже очень хотим вернуться в свои дома. Наши семьи просто умрут с голоду, если мы не вернемся.

– Если уже не умерли, – мрачно заметил другой рыбак по имени Лембит, которого все остальные уважительно называли не по имени, а иначе. В отличие от других своих соотечественников, Лембит был не простым рыбаком, а хозяином большого хутора Хявисте. Так к нему и обращались: хозяин Хявисте.

– Если мы не ошибаемся, – сказал Каск, – и вы действительно замышляете нечто, то можете на нас рассчитывать. Это мы и хотели вам сказать.

В том, что другие стрельцы готовы на все, чтобы освободиться от рабства, друзья не сомневались. А теперь получили недвусмысленное предложение помощи и от рыбаков. Что ж, кто не стремится к свободе?

Теперь их было пятнадцать человек: десять стрельцов и пять рыбаков. В принципе – сила, и появлялась надежда на то, что они сумеют справиться с командой корабля. Пусть команда и многочисленнее, но ведь и люди, сражающиеся за собственную свободу, сражаются один за троих…

Но как освободиться от цепей?

– Если вы готовы помочь, – отозвался Лаврентий, – то у вас есть такая возможность. Отдай мне твои четки, – обратился он к Лембиту. Набожный хозяин Хявисте частенько молился, перебирая пальцами металлические шарики четок, нанизанные на черный витой шнурок.

– Зачем тебе? – удивился Лембит. – Разве у тебя нет своих?

– Конечно, есть, – отозвался Лаврентий, доставая из кармана кафтана свои четки, состоявшие из ста горошин. – Но наши четки деревянные, а мне нужны металлические. У тебя ведь железные? Обязательно нужно, чтобы они звенели. Дай посмотреть.

В наступившей тишине недоумевающий хозяин Хявисте протянул странному русскому свои четки, а тот, взяв, принялся внимательно их разглядывать.

– Хорошие, – наконец изрек он. – Одна беда – мало бусинок. У тебя их всего тридцать три. Что это за четки, если в них всего тридцать три бусинки?

– По числу лет земной жизни Иисуса Христа, – сказал Лембит. – У всех такие четки. Ты – странный человек. А сколько, по-твоему, должно быть?

Лаврентий даже засмеялся от неожиданности такого детского вопроса. Кто же не знает такой простой вещи?

– Сто девять, – ответил он, указывая на свои четки. – По числу ступенек.

– Каких еще ступенек? – не понял Лембит.

– Ступенек на небо, – терпеливо принялся объяснять Лаврентий. – Ты что, и этого не знаешь? С земли на небо ведет длинная лестница. В ней сто девять ступенек. Когда человек умирает, душа его поднимается к Богу по этим самым ступенькам.

– Никогда такого не слышал, – покачал головой Лембит, и за ним другие рыбаки тоже подивились. – Откуда ты это взял? Лестница какая-то…

– Ну, вы прямо как дети, – пренебрежительно заявил Лаврентий. – Сразу видно, что не православной святой веры. У нас в Поморье каждый помор такое знает с самого детства. Короче, вот что: шариков в твоих четках маловато для меня. Есть ли у вас еще четки? Только железные…

Нашлись и вторые металлические четки.

– А что ты собираешься с ними делать? – осторожно поинтересовались рыбаки. Но Лаврентий, едва получив четки, сразу же утратил интерес к собеседникам и занялся дальнейшими приготовлениями.

– Когда сделаю, – увидите, – коротко ответил он. – Это необходимо. Без шариков у меня ничего не получится.

Между тем Степан уже догадался, что терзает Лаврентия: при пленении он остался без своего мешка с пожитками, а в нем была колдовская шапка. Без шапки с нашитыми бубенчиками никакого общения с потусторонними силами быть не может.

Игла и нитки нашлись быстро, так что Лаврентий увлеченно занялся изготовлением шапки. Взяв свою – стрелецкую форменную, он решительно отодрал меховую опушку из белки и принялся пришивать соединенные по три вместе железные горошины из эстонских четок.

Беспокоить его в это время было нельзя: Степан видел, как друг сосредоточенно трудится. Лаврентий склонился над остатками шапки и, пришивая шарики, шевелил губами, наверняка произнося сакральные слова специальных заклинаний.

Видимо, о чем-то догадывались и все остальные, потому что в кубрике пленников воцарилась тишина.

Наконец не выдержал Ипат. Долго наблюдая за всем происходящим, он уставился черными угольями глаз на Лаврентия и сказал, как будто выплюнул: