Помоги проекту - поделись книгой:
— Много ли ты знаешь о жизни отца в молодости? — спросила она.
— Вообще ничего. За исключением нескольких воспоминаний о Пендлбери, которые касались его детства, он ничего о ней не рассказывал. Это была одна из самых странных черт отца — он казался, так сказать, слишком замкнутым. Жил словно в вакууме.
Она кивнула:
— Вот именно. А знаешь, Стефан, ты можешь счесть меня крайне нелюбопытной особой, но я знала едва ли больше тебя.
— Вот как? — разочарованно сказал Стефан. — А я подумал, что ты скажешь мне что-нибудь новое.
— Скажу. Во всяком случае, кое-что интересное. Не знаю, насколько это окажется для тебя полезным, но, думаю, наша воображаемая полиция сочла бы необходимым это выслушать. Понимаешь, дело в том, что сейчас я знаю о нем гораздо больше, чем при его жизни.
Она встала, подошла к своему столу и достала из ящика толстую пачку писем, перетянутую эластичной лентой, которая растянулась от времени.
— Я нашла это вчера вечером, — объяснила она, — спрятанным подальше среди папиных вещей.
Стефан взглянул на пачку. Первое письмо было еще в конверте, на котором виднелась почтовая марка с изображением профиля короля Эдуарда VII.
— Похоже, это давняя история, — заметил он.
— Некоторые из них действительно очень стары. Я ж говорила, что нам придется возвратиться в далекое прошлое, не так ли? Но если ты возьмешь на себя труд ознакомиться с ними, как это сделала я, ты обнаружишь, что другие письма касаются недавних дней. Во всяком случае, вот тебе занятие. Боюсь, сейчас тебе тоскливо и тревожно,
— Так ты придумала это только для того, чтобы занять меня? — с некоторым раздражением спросил он.
Миссис Диккинсон улыбнулась.
— Согласись, для тебя же будет лучше чем-нибудь отвлечься, — сказала она. — Вместе с тем эти письма могут помочь в твоем деле. Во всяком случае, они касаются предмета, который тебе стоит знать. Когда прочтешь их, приходи ко мне, поговорим, и я думаю, я смогу объяснить тебе кое-какие места, которые покажутся тебе непонятными.
Стефан забрал письма в комнату, которая была рабочим кабинетом отца. Он уселся за безобразный огромный стол, занимавший всю середину неуютного и тесного помещения, и погрузился в чтение. Он еще читал, когда гонг возвестил о ленче.
— Ну? — спросила его мать, когда они встретились за столом.
— Прочел почти все письма.
— Да?
— И сегодня же снова перечитаю их. Мне это показалось просто ужасным, но, думаю, я должен через это пройти.
Миссис Диккинсон подняла брови в ответ на очевидное отвращение своего сына, но не стала об этом говорить.
— Да, милый, — сказала она и переменила тему разговора.
Ближе к вечеру она заглянула в кабинет. Стефан как раз засовывал письма под ленточку. Когда мать вошла, он взглянул на нее, но ничего не сказал.
— Ну, — начала она, усаживаясь в единственное кресло, — ты нашел интересными эти письма?
— Интересными? — с брезгливой гримасой отозвался он. — Я нахожу их отвратительными.
— Право, Стефан, — сказала миссис Диккинсон, — просто жаль, что ты такой пуританин. Это делает тебя таким... таким ребячливым. Понимаешь, такие вещи совершенно естественны. Мне иногда кажется, что, если бы ты был более нормальным в этом отношении, ты не играл бы так много.
— Если под словом «нормальный», — надменно сказал Стефан, — ты имеешь в виду такое непристойное поведение...
— Нет, конечно нет! Я имею в виду естественный интерес к противоположному полу, что у тебя никак не проявляется. В ту же минуту, как девушка наконец начинает по-дружески к тебе относиться, ты отшвыриваешь ее, как горячую картофелину! Так было, например, с милой Даулинг. Однако я не за тем к тебе пришла. Скажи мне, какое впечатление произвели на тебя эти письма.
— В самом деле, мама, мне не хотелось бы обсуждать это с тобой.
— Чепуха! Разумеется, мы должны их обсудить. Если ты боишься об этом говорить, то я — нет. Собственно, к чему сводятся эти письма? Что твой отец, будучи молодым, имел связь с некоей девушкой, что у них возникли проблемы из-за его отца и что он бросил ее в весьма неловкий для нее момент. Потом у нее появился ребенок, что, понятное дело, совершенно не устраивало эту женщину, как и многих подобных женщин, что твой отец добровольно и честно выплачивал на него алименты до тех пор, пока сыну не исполнилось шестнадцать лет, — как и предписывает в подобных случаях закон. — Она тихо засмеялась. — Ты знаешь, это так на него похоже — выполнять свои обязанности в строгом соответствии с законом, и не больше того!
— Довольно неприличная история! — вспылил Стефан.
Она пожала плечами:
— Может быть. История, конечно, очень давняя. Ребенок — это был мальчик, как я сказала, — сейчас, наверное, лет на десять старше тебя.
— Значит, отец еще долго выплачивал алименты, когда вы уже были женаты, и ни словом тебе не обмолвился!
— Может, он поступил не так уж плохо. Я не смогла бы тогда взглянуть на это так же философски, как сейчас. Но мы пока пересказали половину истории. Недавно, после довольно длительного перерыва, он снова стал получать письма, так ведь?
— Да, и на этот раз они приходили от человека, который называл себя «твой униженный сын Ричард».
— От твоего единокровного брата, Стефан.
— Пожалуйста, не растравляй рану. Полагаю, именно эти последние письма и были той причиной, по которой ты заставила меня прочитать всю пачку: в них содержится некоторая угроза папе. Парень заявлял, что только недавно обнаружил свое происхождение, что в жизни ему не везет и что он вправе рассчитывать на помощь отца.
— Именно так. И его тон стал весьма жестким, когда он выяснил, что ничего не получит.
— Что ж, думаю, все это могло бы принести нам пользу, если бы не две вещи. Этот униженный сын не указывает своего адреса, а только почтовое отделение Лондона, и мы знаем лишь его имя. Он, правда, сообщает в одном из писем, что взял фамилию матери. А подпись в ее письмах тоже мало что нам говорит, она называет себя просто Фанни.
— Вот здесь, мне кажется, я могу тебе помочь, — сказала миссис Диккинсон.
— Господи, мама! Не хочешь ли ты сказать, что знаешь эту женщину?
— Не совсем так. Но у меня есть представление, кто она. Ты помнишь завещание дяди Артура?
— Да, конечно. А какое оно имеет к этому отношение?
— Самое прямое. Женщину, которой после смерти твоего отца перейдет половина денег, зовут Фрэнсис Анни Марч.
— Но с какой стати дяде Артуру помогать старой любовнице отца?
— Это кажется эксцентричным, да? Но ведь дядя Артур действительно был очень странным человеком — боюсь, как и большинство Диккинсонов. Он так часто повторял, что хочет сделанное им состояние оставить в семье, что, как мне кажется, когда он с нами поссорился, он решил — и это соответствует его желанию — передать все незаконной ветви. Он мог думать, что выполняет данное им слово и вместе с тем наказывает нас.
— Извини, мама, это не больше чем предположение. То, что женщину зовут Фанни, не доказывает, что это одна и та же особа.
— Нет. Но если ты посмотришь некоторые из самых ранних писем, очень страстные, то увидишь, что они подписаны не «Фанни», а «Фаннианни». Если уж ей повезло быть крещенной Фрэнсис Анни, то Фаннианни — просто уменьшительное имя, к которому она привыкла, ты так не думаешь?
Стефан взглянул на мать, как будто впервые ее увидел.
— Тебе следовало бы стать детективом, — буркнул он.
— Во всяком случае, если бы воображаемая полиция обнаружила то же, что и мы, думаю, они сочли бы эту ниточку достойной исследования. Поэтому я могу только предложить, чтобы ты в ожидании информации от этого типа с Шафтесбери-авеню попробовал что-либо разузнать о Фрэнсис Анни Марч.
Стефан задумчиво потер подбородок.
— Эти письма более или менее определяют дату рождения Ричарда, — сказал он. — Полагаю, остальное можно выяснить в Сомерсет-Хаус. Первым делом пойду туда завтра утром. А тем временем давай не будем никому об этом рассказывать. Не стоит посвящать в это дело остальных до тех пор, пока не убедимся, что в этом что-то есть.
Таким образом на два ближайших дня у Стефана оказалось полно дел.
Глава 9
ОТЧЕТ ЭЛДЕРСОНА
Три дня, которые Элдерсон отвел себе на окончание расследования в Пендлбери, прошли. Утром четвертого дня почта принесла на Плейн-стрит только различные счета и рекламу. За завтраком Стефан и Анна молчали и лишь угрюмо поглядывали друг на друга. Слова были не нужны. Этот тип обманул их. Момент, когда они могли как-то приблизиться к разгадке тайны, был снова отложен, и кто знает, на какой срок. Каждый из них в первый раз осознал, каким сильным было напряжение ожидания и как невыносима перспектива снова его переносить.
— Конечно, — впервые за утро заговорила Анна, — я всегда считала, что три дня — слишком короткий срок. Но если он обнаружил, что не укладывается в него, он обязан был прислать нам промежуточный отчет, чтобы у нас хотя бы было с чего продолжать работу.
Стефан отделался только невнятным бурчанием.
Сразу после завтрака он ушел, попросив Анну ждать его возвращения дома. Погода испортилась, и противный юго-западный ветер гнал перед собой мелкий дождь. Полы плаща Стефана намокли и прилипали к брюкам, которые тоже быстро промокли и мешали ему идти. На улице было мерзко и холодно, и по контрасту даже теплый искусственный воздух подземки доставлял удовольствие.
Стефану пришлось дважды звонить в дверь Элдерсона, прежде чем ему ответили. Когда дверь наконец отворилась, он увидел перед собой пару больших серых глаз незнакомой молодой женщины. Она была, безусловно, красивой, очень высокой и как-то устрашающе хладнокровной. Вспомнив неуклюжего и мрачного посыльного, встретившего его в последний раз, Стефан подумал, что поднялся не на тот этаж, и попытался заглянуть за ее спину, чтобы убедиться, что правильно прочел табличку на двери. Делая это, он понял, что женщина следит за его растерянностью с неким спокойным весельем.
— Что вам угодно? — спросила она как раз в тот момент, когда он убедился, что попал куда нужно.
У нее был приятный спокойный голос.
— Мистер Элдерсон у себя? — спросил Стефан.
— Боюсь, сегодня его не будет, — был ответ. — Думаю, в понедельник. Собственно, я даже уверена, что он будет в понедельник.
— Я хотел увидеться с ним именно сегодня, — настаивал Стефан. — Вы не знаете, как я могу с ним связаться?
Она покачала головой.
— Не сегодня, — ответила она. — Может, я смогу вам помочь. Как ваше имя?
— Диккинсон.
Она просветлела:
— О, мистер Диккинсон! Вы пришли по делу о Пендлбери?
— Да. Мистер Элдерсон обещал мне представить отчет сегодня, но я не получил его. Он знал, что это крайне срочно, и я...
— Зайдите, пожалуйста, — предложила она и встала в сторону, пропуская его внутрь. Закрыв за ним дверь, она сказала: — Если вы немного подождете здесь, я посмотрю, готов ли для вас отчет.
Стефан остался ждать в узком коридорчике, а она прошла в глубь квартиры. Вскоре она возвратилась со странным выражением на лице, которое он тщетно пытался понять.
— Боюсь, вам придется пройти сюда и помочь мне, — заметила она и повела его в контору.
Мистер Элдерсон сидел за столом, усыпанным листами бумаги. Сложив руки на столе, он использовал их в качестве подушки, положив на них голову. Он глубоко дышал, время от времени издавая громкий храп. Рядом с ним стояла совершенно пустая бутылка из-под виски, а на полу валялся разбитый стакан. В комнате стоял тяжелый запах спиртного и застоявшаяся табачная вонь.
— Видите ли, — как ни в чем не бывало сказала молодая женщина, — проблема в том, что он сидит на бумагах. А для меня он слишком тяжел, чтобы его передвинуть. Если вы слегка приподнимете его, я смогу выдвинуть из-под него стул, забрать бумаги, а потом поставить стул на место.
Она изложила свое предложение поразительно спокойным голосом, как будто в мире не было более заурядного дела. Обхватив левой рукой мистера Элдерсона за спину, а правой приподняв его полные бедра, Стефану удалось переместить его вверх и вперед достаточно для того, чтобы она проворно выдернула стул, смахнула с сиденья согретые его телом и помятые бумаги и ловко поставила его на место, прежде чем мускулы у Стефана не лопнули от напряжения. Во время этой процедуры мистер Элдерсон в виде протеста пробормотал что-то нечленораздельное и сразу, как только она закончилась, снова заснул крепким сном.
— Спасибо, — невозмутимо поблагодарила девушка. — Думаю, теперь они все здесь. — Она собрала бумаги, валявшиеся на столе, добавив к ним добытые со стула. — Я только разложу их по порядку. К счастью, он всегда нумерует страницы. Положить их в конверт?
— Да, пожалуйста, — промямлил Стефан. — Но они... я хочу сказать, откуда вы знаете, что все в порядке?
Она оторвалась от заклеивания конверта.
— В порядке? — переспросила она. — Ах, вы имеете в виду отчет. Да, все должно быть как положено, вы увидите. Он никогда не принимается за это, — ока кивнула в сторону бутылки, — пока не закончит работу. Единственная проблема в том, что, когда он начинает пить, он не знает, когда остановиться. Вот почему... — Она пожала плечами, не докончив фразу. — Он вернулся из Пендлбери вчера поздно вечером и, должно быть, работал всю ночь. — Девушка протянула ему конверт. — Вот, мистер Диккинсон, — сказала она тоном, в котором чувствовалось желание поскорее избавиться от него. — Извините, что вам пришлось идти сюда.
Стефан взял конверт и запихнул его в карман плаща.
— Весьма признателен вам, — сказал он. — Но... — Он снова посмотрел на фигуру, распростертую на столе. — Вы собираетесь остаться здесь одна? Я не могу вам чем-нибудь помочь?
Ее губы сжались в твердую линию.
— Нет, благодарю вас, — ответила она. — Не стоит беспокоиться, со мной будет все в порядке. Позвольте мне проводить вас.
В дверях Стефан сказал:
— Что ж, до свидания и спасибо за помощь, мисс... э... мисс...
— Элдерсон, — резко сказала она и захлопнула дверь.
Как Стефан и ожидал, в кабинете он застал Анну в обществе Мартина. Почти член семьи, окутанный облаком едкого табачного дыма, погрузился в кресло. Анна сидела у ног жениха на низкой скамеечке и с обожанием глядела на него.
— Привет, Стив, — сказал Мартин не вставая. — Какая досада с этим детективом. Анна только что рассказала мне.
— Тебе удалось с ним повидаться? — спросила Анна.
— О да. Я действительно видел его, — ответил Стефан.
— И что у него нашлось сказать в свое оправдание?
— Собственно, он почти не говорил. Но я получил его отчет.
Мартин, как и опасался Стефан, приветствовал новость словами:
— Молодчина! — и спросил: — Много чего он нарыл?
— Именно это мы сейчас и узнаем, — пообещал Стефан.
Он достал пакет, все еще запечатанный, и начал открывать его. К его крайней досаде, у него дрожали пальцы, и он не сразу смог его раскрыть.
— Да, — заметил Мартин, наблюдая за ним, — мгновение очень волнующее, верно?
Поделиться книгой: