Оборотень

— Привет, папка! Где ты его откопал? Он что, бомж?

— Да, точно, бомж. Только ты его так не называй.

— Что ж я не, понимаю! А как называть?

— Гриня… Впрочем, спроси отчество. И вообще, шефствуй над ним, но не надоедай. Я постараюсь вернуться рано.

Парень у Игоря был самостоятельный, надёжный, он за него не беспокоился. Сбегая вниз по лестнице, достал сигареты, выходя из подъезда, закурил. Похоже, всё складывалось даже удачнее, чем он предполагал. Этот Гриня — интересный тип! И какая-то загадочная криминальная история вдобавок. Здорово!

Радостное, лихорадочное и чуть-чуть тревожное предчувствие будоражило Лунёва. Он вдохнул утренний, но уже слишком тёплый воздух, мимоходом подумал: «Нет, опять гроза прошла стороной». И пошёл вдоль дома, за угол, к трамвайной остановке.

Мимо легко, бесшумно скользнула красивая машина: плавные, как у ракеты, обтекаемые формы, матово-серебристый цвет, затемнённые окна. «Корветт» замедлил ход, и Игорь непроизвольно оглянулся: к кому же такой красавец? Но тут машина остановилась, распахнулась дверца, и девушка — узкие джинсы, длинные русые волосы на плечах — бросилась к нему:

— Игорь! Игорь!

Лёгкие руки обхватили его за шею, губы прижались к щеке, а глаза — счастливые, смеющиеся, блестящие, — оказались прямо напротив его глаз. Он растерялся, но она отстранилась, держа его за плечи, смотрела неотрывно, смеялась, теребила:

— Ну узнавай же, узнавай! Я ведь сразу тебя узнала!

И вдруг такой свежестью дохнуло на Игоря, словно хлынул долгожданный дождь.

— Даша! — воскликнул он. — Боже мой, Дашенька!

Она вновь на секунду прижалась к нему, вновь отстранилась и смотрела, смотрела… Словно вспоминала, или сравнивала. Краем глаза Игорь видел сквозь распахнутую дверцу машины, как крутоплечий парень за рулём, слегка повернув голову, глядит на них.

— Это сколько же мы не виделись, малышка? — Игорь провёл рукой по её пушистым волосам, и она вдруг таким забыто-знакомым движением потёрлась щекой о его ладонь.

— Одиннадцать, Игорь, одиннадцать лет.

— С ума сойти! И ты меня сразу узнала?

— А ты не изменился. Такой же — самый лучший и красивый!

Они оба рассмеялись. Это тоже была фраза из прошлого — игоревых девятнадцати и дашуткиных пяти лет. Игорь наконец опомнился.

— Какими судьбами ты здесь, Дашенька, и откуда?

— Да всё оттуда же, из заграничной глубинки. Из Женевы. А сюда — к бабушке на каникулы. Ты не забыл: у меня ведь здесь бабушка живёт!

Точно, в соседнем подъезде жила Мария Александровна. Первые года два после отъезда Дашиных родителей и самой девочки Игорь ещё забегал к ней. Но это было так давно! Теперь, встречая старушку, он просто здоровался с ней, как с другими соседями. Спрашивать у неё, как поживает её сын, не имело смысла: Глеб вёл одну из самых популярных телепередач из-за рубежа — «Европейский круиз», и видеть его можно было еженедельно.

— Пойдём со мной, Игорь, пойдём к бабушке!

— Я на работу, малышка. Я ведь, знаешь ли, работаю.

— Да, я знаю, где ты работаешь… И что делаешь… И как живёшь… Ладно, я тебя подвезу! Садись.

Девушка подтолкнула Игоря к машине, скользнула на заднее сидение, потянула его за собой. Мимоходом кивнула на водителя:

— Это Шурик, мой приятель, здесь по делам фирмы своего отца. Поехали… прямо, на проспект и за мост!

На полу стояла красивая спортивная сумка. Игорь удивлённо вскинул брови:

— Ты что, у бабушки ещё не была?

— Нет, только приехала. А-а, ерунда, успею!

Она взяла Игоря за руку, и от прикосновения её тёплой ладошки он вздрогнул. И вдруг ясно ощутил, как не хочется девушке расставаться с ним. В тот же миг она произнесла:

— Я ведь всё так же тебя люблю, Игорь.

«Я тоже тебя люблю, детка», — хотел ответить он и уже повернулся к ней. Девушка смотрела на него серьёзно и счастливо, не отрывая взгляд, подняла его руку, вновь прижалась щекой. И Игорь наконец-то по-настоящему понял, что Дашеньке не пять и даже не девять лет. Двадцать…

Игорю было девятнадцать, когда он познакомился с Дашиным отцом Глебом Елисеевым. Давно знал, что в соседнем подъезде живёт самый известный в городе тележурналист, ведущий отличной публицистической программы «Двенадцать без пяти». Но ведь не подойдёшь, не скажешь: «Здравствуйте, я ваш будущий коллега…» Можно было бы и так, но Игорь стеснялся. Боялся холодно-вежливой улыбки. И вообще, быть навязчивым унизительно. Но на третьем курсе практика у Игоря оказалась на телестудии, и он попал в редакцию Глеба Елисеева.

— Ну что, практикант, поехали? — сразу же предложил Глеб Алексеевич. — Сюжет печальный, но интересный.

Они снимали на кладбище, сначала официальные братские могилы — заботливо ухоженный показательный мемориал. А потом — в другом конце — заброшенные и заросшие могилы, где с трудом на деревянных досках или остатках памятников можно было прочесть фамилии и надписи: «фронтовик», «участник войны», «офицер запаса»… Когда съёмки закончились, Игорь отозвал Елисеева в сторону и показал живописную картинку: четверо молодых ребят-могильщиков у вырытой ямы ожидали, видимо опаздывающую похоронную процессию. Двое курили, что-то обсуждали, похохатывая, один лежал на чёрной свежевырытой земле, смотрел в небо, а четвёртый сидел на краю развёрстой могилы, свесив ноги и сосредоточенно глядя туда, в глубину… Эту великолепную сцену быстро сняли и потом она стала началом другого сюжета. А Игорь и Глеб Алексеевич с этого первого совместного выезда хорошо подружились, хотя, конечно, со стороны Игоря дружба была почтительной, а со стороны Елисеева — покровительственной. Но лишь через две недели, после поздних съёмок, телевизионный автобус развозил бригаду по домам. В родном дворе затормозил. Елисеев махнул рукой: «Пока, ребята!», и спрыгнул с подножки. Игорь — следом. Тот удивился:

— Ты что, где-то рядом живёшь?

Игорь указал на свой подъезд, и Елисеев недоумённо пожал плечами:

— Что же ты молчал?… А-а, боялся показаться навязчивым! Значит, в наказание, прямо сейчас идёшь ко мне в гости! Или дома кто ждёт?

— Нет, я живу один.

Родители Игоря, уже пенсионеры, недавно уехали к его старшей сестре. Та жила с мужем-офицером в закрытом военном городке на севере. После трудных родов тяжело и надолго заболела. Вот мать с отцом и переселились туда, помогать дочери и новорожденной внучке.

Первый приход к Елисеевым Игорь хорошо помнил. Едва только они распахнули двери, как навстречу, протянув руки, помчалась чудная малышка. Словно эльф из сказки: огромные серые глаза под пушистыми ресницами, русые волосы, овальным венчиком облегающие лоб и щёки, звонкий смех. Она обхватила отца за шею, но из-за плеча лукаво поглядывала на него, незнакомца… Это была она, Даша. Скоро эта семья стала для Игоря родной. Его там любили, ему радовались. Особенно Даша. Никто никогда не смотрел на него такими счастливыми глазами. Наверно поэтому он охотно заходил за ней в садик, в выходные дни брал на долгие прогулки с обязательным заходом в зоопарк и детское кафе. На парковых лужайках они гонялись друг за другом. И катались на финских санях зимой. Шагая рядом, малышка держала Игоря за руку, и его ладонь приходилась на уровень её щеки. Первый раз она прижалась случайно, но ей понравилось, и она стала делать это часто. Прижмётся щекой к его ладони, смотрит снизу вверх весёлыми, радостными глазами…

Если Игорь засиживался у Елисеевых допоздна, а Даше время было спать, она звала его из соседней комнаты.

— Иди, — смеялся Глеб Алексеевич, — всё равно без тебя не заснёт.

Девчонка, уже в пёстренькой байковой пижаме, из постели тянула к нему руки. Он садился на край, и она тут же крепко обнимала его за шею. Начинала шептать какие-то свои секреты, смешные или обидные садиковские истории. Он тоже ей рассказывал: когда что-то из своего детства, когда придуманную фантастическую сказку. Так они потихоньку болтали, пока глаза у Даши не закрывались и она, незаметно для себя, засыпала.

Как хорошо было Игорю в этой семье и особенно рядом с этой девочкой! И однажды, когда он потихоньку вышел от спящей Даши, а Глеб Алексеевич смешливо протянул: «Однако… Малышка на тебя имеет виды…» — он ответил:

— А что? Смех смехом, а вот возьму и женюсь на Дарье. Лет через двенедцать-тринадцать.

— Ого! — Глеб Алексеевич кивнул жене. — Видишь, любовь у них взаимная!

И объяснил Игорю:

— Даша на днях меня спрашивает: «Папа, а когда мне уже можно будет выходить замуж?» Я отвечаю: «Лет в двадцать хотя бы». А она: «А сколько тогда будет Игорю?» «Тридцать четыре», — говорю. «А сколько это?» Я прикинул: «Да вот мне как раз столько». Она, знаешь ли, обрадовалась, головой закивала: «Так это ещё молодой! Вот я и выйду тогда замуж за Игоря».

Они все весело посмеялись — так живо Елисеев передал эту сценку. И закончил словами:

— Да только ты, Игорёк, к тому времени уже успеешь жениться. А может — и не один раз.

— Нет, убеждённо покачал головой Игорь. — Я дождусь Дашу, вот увидите!

Через год после этого разговора он женился. Ездил по молодёжной студенческой путёвке в Домбай и там познакомился со Светкой. Вместе учились кататься на горных лыжах, вместе пели у костра «Домбайский вальс», не отрывая глаз друг от друга, и однажды вместе ушли в его комнату, а двое его соседей, всё правильно поняв, не мешали им до утра… Разъехались, но через две недели Игорь помчался в город Курск и привёз Светлану уже своею невестою.

Свадьбу отгрохали весёлую, по-студенчески многолюдную, вскладчину. В какой-то момент Светлана сжала руку Игоря под столом:

— Гляди-ка, твоя невеста-первоклашка глаз от меня не отводит, не нравлюсь я ей!

Игорь был счастлив. Он чмокнул жену в щёчку, весело, через стол помахал рукой Дашеньке. Она засветилась улыбкой, махнула в ответ.

— Вот видишь, девчонка радуется за нас с тобой!

— Ох, Игорёк! Боюсь, отобьёт она тебя! Сразу видно, упрямая…

Светлана, конечно, шутила. Они пошли танцевать, но Игорь мимоходом всё же заметил, что Даша уже не смеётся, а смотрит на них, насупив брови. Правда, он тут же забыл об этом.

А потом Елисеевы уехали в Москву. Это произошло тогда, когда у Лунёвых только родился Серёжа. Глеб Алексеевич уже какое-то время жил в столице, работал на центральном телевидении. Но только получив свою программу, студию и съёмочную группу, поверил, что это надолго, приехал увезти с собой семью. Игорь провожал друзей, радовался успеху Глеба, печалился о расставании. Пусть даже Москва и недалеко и туда можно наезжать, всё же это не соседний подъезд, не заскочишь в любой момент — по поводу и просто так…

Даша, длинноногая вытянувшаяся девочка, на глазах превращающаяся в подростка, обняла его за шею и долго не отпускала. Игорь вспомнил их посиделки перед сном и растрогался: последнее время девочка была с ним сдержана. Но вот она отстранилась, посмотрела, как прежде, ему прямо в глаза, и прошептала:

— Я тебя всегда буду любить…

Так Игорь ни разу и не выбрался к Елисеевым в Москву. А потом Глеб Алексеевич обосновался в Женеве, стал вести свои программы из Швейцарии. Франции, Бельгии, Голландии…

И вот теперь девушка, такая красивая и родная, держит его за руку, смотрит в глаза и говорит, что любит его. Как когда-то, давно. Плечистый Шурик в зеркальце глянул на них и вновь невозмутимо уставился на дорогу. Но Игорь не увидел этого. Он смотрел на Дашу. И пока они ехали, ни разу не вспомнил о человеке, которого оставил дома наедине со своим сыном.

СЕРЁЖА

Странный гость в отцовском спортивном костюме стоял на кухне у окна, смотрел вниз. Этаж у них был хороший — шестой. Не высоко, но и не низко. Обернулся, приветливо улыбаясь. «А ничего мужик, — подумал Серёжа. — Молодой ещё, как папа».

Гриня выглядел иначе, чем ночью. Подбритые щёки, аккуратно выровненная светлая бородка, волосы длинные, но не сальные — чисто вымытые, зачёсанные на косой пробор.

— Привет. — Мальчик остановился в дверях. — Я Серёжа. А как ваше отчество?

— А не надо по отчеству. Все зовут Гриня, я уже так привык.

— Ну ладно… — Серёжа пожал плечами, ему было как-то всё равно. — Я тут до завтрака пробежечку делаю. А вы, я смотрю, уже в костюме? Побежали вместе?

Гриня тоненько засмеялся.

— Шутник ты… Нет, куда мне, силёнок маловато, дыхание слабое, быстро запыхаюсь. Ты беги, Серёженька, беги, делай что нужно, не обращай на меня внимание.

— Тогда не скучайте. Вернусь — позавтракаем.

Мальчик быстро умылся, натянул шорты и футболку, носки и кроссовки. В один карман сунул шуршащий пакет, в другой — деньги: на обратном пути нужно забежать в булочную. Прицепил к поясу ключ на брелке и захлопнул за собой дверь.

Он побежал через двор, ещё в полсилы, насвистывая, увидел, как из гаража Олег выводит свой шикарный «Харлей», подумал: «Пусть увидит меня, махнёт рукой…» Олег и вправду поднял голову, заулыбался, поднял руку. Серёжа вскинул обе в приветствии и пошёл набирать скорость. Настроение было отличным. Этот Олежка — классный парень! Одевается шикарно, мотоцикл у него — из самых лучших. А он вовсе не задавака, хотя ему уже восемнадцать наверное. С ним, Серёжей, всегда приветлив, останавливается охотно, разговаривает, как с равным. Они могла бы быть хорошими друзьями. Может, и будут…

Два последних года, которые Серёжа живёт с отцом, он по-настоящему счастлив. Так, как не был даже в детстве, до родительского развода. Ну, может в детстве всё и было хорошо, только он этого не помнит, маленький был. А когда стал помнить, родители уже конфликтовали вовсю. Маме почему-то всё не нравилось, раздражало, отец злился… А потом мама вдруг взяла и ушла к своему Виталику. Да, он так и сказал восьмилетнему Серёже: «Зови меня Виталиком». Такой весь из себя крутой бизнесмен на «Мерседесе», шагу без телефонной сотовой трубки не ступит. Он, конечно, маму одел, обвешал золотом! Когда она выходила из «Мерседеса», легко, грациозно, в мехах зимой или в шикарном летнем платье, и её светлые, почти пшеничные волосы струились по плечам, на неё все оглядывались. Ещё бы — красавица! Серёжа сам всегда ею любовался! А Виталик, хоть молодой и здоровый, а уже брюхо висит! Не то, что отец — стройный, спортивный…

Игорь, ещё когда шёл бракоразводный процесс, просил Светлану:

— Оставь мне Серёжу! У тебя новая семья, муж, дети будут. Он может просто не вписаться.

— А ты, разве ты вновь не женишься?

— Может быть… Но ещё не сейчас, не скоро. Пусть он живёт со мной.

— Ни за что! Мой сын всегда будет со мной! И вообще, о каких детях ты говоришь? Зачем они нам с Виталиком? Глупости! Вполне хватит Серёжи. Мы ему такую жизнь обеспечим, какой с тобой ему век не видать. Отдых на Кипре, машина, учёба в престижных заведениях, может даже за границей…

Голос у Светланы вибрировал от восторга, глаза блестели. И Игорь понял: нет, не отдаст она сына. Он — тоже атрибутика её престижной новой жизни. Так ему тогда тоскливо и тошно стало. Одним только и жил — работой да ожиданием встреч с сынишкой. Мальчишка — Игорь это ясно видел, — тоже тосковал. В дни, когда они встречались и которые проводили вместе, радовался так бурно и безудержно, словно набирал запас этой радостной энергии на долгое время. И всеми силёнками, разными немудреными детскими хитростями оттягивал час расставания с отцом. Однажды даже притворился, что сломал ногу… И от этого Игорь чувствовал себя ещё больше предателем и ещё более одиноким. А жалость к сынишке — ох, это чувство захлёстывало разум. Но всё-таки он был взрослым человеком и умел держать себя в руках.

Конечно, Светлана знала, как мальчик тянется к отцу. Ей это не нравилось. Каждый раз, передавая Серёжу ей, из рук в руки, он видел нескрываемую гримасу недовольства на красивом и, что бы там ни было, родном лице бывшей жены. Родном хотя бы потому, что Серёжа был её копией. Но и не только, нет, не только…

На Виталия у Игоря обиды не было. Главное — он хорошо относился к мальчику. Игорь знал это, потому что Серёжа отчима не боялся, говорил о нём с симпатией. Но в один прекрасный день Виталий продал квартиру в городе, купил что-то шикарное в Петербурге и увёз туда семью…

Два следующих года были для Игоря самыми тяжёлыми. Хотя об этом знал лишь он сам. Друзья, коллеги видели энергичного, быстро набирающего силу и известность журналиста. А что ему ещё оставалось — только работа! Он нравился женщинам, но в характере у Игоря было нечто, что не позволяло ему легко заводить связи и легко разрывать их. Он боялся обидеть искреннее чувство.

А потом Светлана родила ребёнка — дочку: ему написал об этом Серёжа. А через полгода пришло письмо и от неё, чего Игорь совсем не ждал. «Приезжай, пожалуйста, нам надо поговорить…» В лихорадочном состоянии радостного ожидания он помчался в Санкт-Петербург: сердце чуяло, о чём пойдёт разговор. Он позвонил ей с вокзала, как она просила в письме, и они встретились в кафе на набережной, недалеко от её престижного жилья. Она шла к его столику по длинному проходу, чуть располневшая, невероятно красивая, в строгом фирмовом костюме. От неё глаз нельзя было оторвать. Честно говоря, Игорь побаивался этой встречи. Но… нет, на своё удивление он остался спокоен, просто подумал: «Как всегда — лучше всех…»

— Игорёк! — Светлана потянулась к нему, и он легонько и нежно поцеловал её в щёку. — Прости, что сразу не позвала домой. Отсюда пойдём туда, Серёжа будет счастлив. А пока я ему ничего не сказала. Сначала поговорим…

— Ты отдаёшь мне сына?

Игорь решил сразу помочь Светлане: не так-то просто матери признаться в таком. Она растерялась, замешкалась, пальцы сминали край скатерти. Но вдруг лицо её вспыхнуло, глаза налились слезами.

— Да, ты прав! Да!

И она зарыдала — негромко, но так горько! Игорь быстро подвинул свой стул, обнял её плечи, стал гладить волосы. И только когда его ладонь коснулась Светкиных волос, таких пушистых и светлых, только тогда щемящее чувство, загнанное глубоко в сердце, пробилось, жаром запульсировало в висках. Захотелось прижаться лицом к её волосам… Но он не сделал этого, вдохнул несколько раз глубоко. Отпустило.

— Понимаешь, Виталик так любил Серёжу, пока не родилась Анжелочка. Вообще-то мы думали, что своих детей у нас не будет. Я и не хотела, а он… Он сам говорил мне, что от него женщины не беременеют. Думал, что бесплодный и даже доволен был. А я вдруг забеременела. Тут он как с ума сошёл — рожай, и всё! Вот… И теперь Серёженька его раздражает. Дочку с рук не спускает, а на Серёжу всё покрикивает. А недавно рассердился на что-то и… ударил! Нет, не думай, не сильно! Но я чувствую, что дальше будет всё хуже. Серёжа ведь тоже на него смотрит волчонком. Игорь! Что же мне делать?!

В этом последнем вскрике женщины было столько отчаяния и боли! Игорь покачал головой.

— Я не хочу вникать в подробности вашей семейной жизни — это не моё дело. Я просто рад, что Серёжа будет со мной. И не беспокойся, у меня ему будет хорошо.

— Я знаю, — сказала Светлана тихо, промокая платком глаза. — Он всегда хотел к тебе. Все эти годы просто мечтал. Так, наверное, лучше.

Из Петербурга отец и сын приехали вместе, притащили два чемодана, две сумки — Светлана настояла, чтоб Серёжа забрал все свои вещи. И в первые же дни десятилетний мальчик сказал отцу.

— Ты, папа, не беспокойся ни о чём. Со мной у тебя проблем не будет.

И точно: ни разу не пришлось Игорю вмешиваться ни в школьные дела сына, ни в дворовые. Серёжа отлично учился, был любимцем учителей, легко и просто ладил со всеми, а, если надо, мог сам защитить себя. Он следил за состоянием холодильника и аккуратно раскладывал по местам разбросанные Игорем вещи. Он увлечённо слушал рассказы отца о работе и давал советы. Никогда не жилось Игорю так легко и счастливо, как эти последние два года.

Сам Игорь не расспрашивал сына о той, другой семье. Но Серёжа иногда к слову вспоминал какую-то фразу или эпизод. Однажды, в первые дни после приезда сына, у Игоря вечером засиделась небольшая компания друзей-коллег. Пили чай и немного хорошего массандровского вина, разговаривали. Серёжа сидел со взрослыми, смеялся, когда смеялись все, радостно отвечал, если спрашивали. Но больше молчал, глядел во все глаза и только головой вертел от одного говорившего к другому. Ему давно пора было спать — завтра рано в школу, — но Игорь не трогал мальчика. Зато, когда все разошлись, сам уложил того в постель. И когда укрывал сына одеялом, тот сказал:

— Папа, как здорово: никто ни разу не выругался матом! Только «болван» да «ко всем чертям» говорили.