– Да, я мимо проходила. Никогда бы не подумала, что это тот самый Марк Мэдден. Я-то себе какого-нибудь старичка представляла. Собственный магазин… А деньги где взял?
– Ну, папа помог. Я ему отдам. Обязательно.
Меня вызвали.
Я встал и что-то пробормотал на прощание.
– Постой!
Я замер. Каро достала из сумочки ручку, схватила меня за руку и записала телефон – прямо на коже.
– Если вдруг захочется – позвони.
Вечером в пабе Уоллес спросил, откуда у меня на голове взялся грейпфрут. Я рассказал про маньяка-поджигателя, потом – про татуированного маньяка, и друг быстро потерял интерес. Но когда я заговорил про Каро, он прямо-таки подскочил.
– Она просила ей позвонить? Что, правда?
– Да.
– Ты отказался?
– Я промолчал.
– Слава Богу! – Уоллес поставил стакан на барную стойку и внимательно посмотрел на меня. – Надеюсь, ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз.
– Помню.
Но Уоллес был полон решимости освежить мою память.
– Вы встречались месяца два.
– Пять с половиной, – буркнул я.
– А потом тебе стукнуло восемнадцать, и прямо в твой день рождения она бросила тебя ради Дэнни Куррана.
Я мрачно кивнул.
Уоллес рассмеялся:
– Ей же лучше, если любовник он не такой плохой как учитель. Господи, ну у тебя И рожа была, когда ты их застукал! Она сосала ему член прямо на твоем дне рождения!
– Заткнись. – Я покраснел.
– Да ладно, все быльем поросло. – Он улыбнулся и покачал головой. – Бедняга Дэнни. Интересно, что стало с этим одноногим доходягой?
– Ничего он не одноногий. Просто одна нога короче.
– Точно, а я и забыл. Ты же его без штанов видел? – Уоллес набрал в рот пива и постарался состроить серьезное лицо. Старался он так прилежно, что пиво полилось у него из ноздрей.
– Рад, что тебе весело.
Отсмеявшись, Уоллес откинулся на спинку стула и пожал плечами.
– Ничего хорошего у них не вышло. Он из-за связи с ученицей из школы вылетел. Расстался с женой, а потом и Каро его отшила.
– Не Дэнни, так кто-то другой… – кивнул я.
– Точно. – Уоллес повернулся ко мне лицом. – О чем и речь. Зачем тебе ее номер? Ты не хуже меня знаешь – стоит тебе раз ее увидеть, и ты за ней, виляя хвостом, побежишь.
– Ничего подобного!
– А сейчас ты что делаешь? Не понимаю, на кой тебе эта пустышка?
Вот вам весь Уоллес: пытается выглядеть круто, а сам говорит «пустышка». Это слово даже наши родители старомодным назовут.
– Мы были подростками, – напомнил я. – Каро льстило, что любимый учитель обратил на нее внимание. Сейчас ей двадцать три. Люди меняются. А ты все такой же.
Некоторое время он дулся, потом опять взялся за свое:
– Вот что я тебе скажу. Кое-чего ты не знаешь. Она над тобой смеялась – за спиной.
– Нет. Другие, может, и смеялись. Придурки вроде тебя. Но не Каро.
– Мэдден, говорю тебе, она над тобой прикалывалась, даже когда вы встречались, довольно грубо. Звала тебя Мэдлен.
– Чушь собачья.
Уоллес посмотрел на меня так, как солдаты в старых фильмах смотрят на товарищей за пару секунд до смертельной атаки.
– Марк…
– Что?
– Обещай, что не станешь ей звонить.
– Зачем? Тебе-то что?
– Обещай, и все.
– Ну ладно. Обещаю.
Я позвонил ей, как только добрался домой.
Глава вторая
Моя девочка
Вечером ровно в восемь я подъехал к дому Каро. Она жила на втором этаже с видом на ботанические сады Кью. Удома стоял спортивный «BMW», по сравнению с которым мой «фиат» выглядел колымагой для старушек. Борясь с испугом и радостным возбуждением, я позвонил в дверь. Каро – уже без гипса – открыла дверь, обняла меня и приветствовала фальшивыми поцелуями, которые так свойственны женщинам среднего класса.
В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро:
– Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь.
Каро хрипло рассмеялась.
Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны, В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку.
– Ты уже была здесь? – спросил я.
– Нет. А ты?
– Приходилось пару раз. Это лучший ресторан в Ричмонде, если не считать индийского ресторанчика «Нью-Манзил».
– Где бесплатно дают вино?
– Да. И спичечные коробки у них со слонами.
В ресторане тихонько играла музыка.
– Слушай! Это же наша песня? – поразился я.
Звучала песня «Трахай меня, а не мои мозги» Сола Хоррора в исполнении оркестра Мантовани – как на той вечеринке, которая нас свела.
– Это судьба, – сказал я.
– Сомневаюсь, – хмыкнула Каро.
За соседним столом сидели седовласый мужчина и женщина, годившаяся ему в дочери – по годам, но не по внешности.
– Гляди-ка, – громко заявила Каро, – красавица и чудовище. У нее вся жизнь впереди, а толку? Он обещал ради нее оставить жену. Только никакие деньги не помогут, когда ей стукнет сорок, а ему – семьдесят пять, и он будет ссать в штаны.
Каро изменилась. В семнадцать, несмотря на попытки казаться невозмутимой, она была так же ошеломлена жизнью, как и я. Теперь она стала чудовищно хладнокровна (если это, конечно, не игра на публику).
– Да уж… – Я не нашелся, что возразить, – Ты всегда такая циничная?
– Не циничная, – возразила Каро. – Циники не верят, что на свете бывают хорошие люди.
– И много ты знаешь хороших людей?
– Донни Осмонд.
– Неужели? Донни Осмонд?
– А что тебе не нравится? Если вдруг выяснится, что Донни Осмонд наркоман, насильник или педофил, я потеряю веру в людей.
Мы заказали бутылку шардонэ.
Вино наливал тощий французишка. Он лебезил перед Каро, как перед особой королевской крови. Даже вино дал пробовать ей, несмотря на то, что платил я. Каро одобрительно кивнула.
– Прекрасное вино для прекрасной дамы, – заявил официант.
– Спасибо.
Официант обслуживал и другие столики, но не сводил глаз с Каро. Гумберт Гумберт за соседним столом также был очарован ею. Не знаю, почему я о них так пренебрежительно говорю. Я ведь тоже не мог от нее оторваться.
Первый бокал я осушил одним глотком – так волновался. Когда я принялся за второй, Каро похлопала меня по руке:
– Я никуда не спешу.
– Чем ты Занимаешься? – спросил я.
– Это что, допрос? – хмыкнула она.
– Да.
– Фигней страдаю, – ответила Каро. – А ты чем занимаешься?… Как же, помню. Редкие книги продаешь, как Хью Грант в «Ноттинг-Хилле».
– Он продавал не романы, а путеводители.
– Ничего себе! И ты помнишь?
– У меня цепкая память.
– Цепкая задница, хочешь сказать.
Я решил пропустить корявый выпад мимо ушей.
– Если у тебя есть первые издания Ника Хорнби, я мог бы купить. Это моя специализация: книги, написанные мужчинами про мужчин.
– Нет уж. – Каро энергично затрясла головой. – Все эти мужские сопли не про меня.
Я терпеливо улыбнулся, желая показать, что ее презрение к моей работе не умаляет моего желания с ней переспать.
– А толку? – продолжала Каро. – Что, книги Хорнби чего-то стоят?
– «Футбольную лихорадку» можно за двадцать фунтов продать. Подписанное издание на все сорок потянет.
– Неужели?
Вот тут мне стало не по себе.
– Да, не все сразу, – согласился я. – Но вот увидишь, через пару лет цена на них взлетит.
– А если нет? А если старина Ник станет одним из никому не нужных бумагомарателей? Вроде Матвея, Марка, Луки и Иоанна.
– Значит, я потратил время зря.
Каро удовлетворенно кивнула. Разговор определенно не клеился.