Она удалась с оговоркой.
Вздохнут над могильной плитой
Святые Андрей и Георгий,
Заплачет Патрикий святой.
1992
НАД РУКОПИСЬЮ В АМСТЕРДАМЕ
Вставала полная луна.
В белила окунало
Кривую ветку у окна
Над зеркалом канала.
Душа моя была полна —
И знать меня не знала.
Гекаты страшной теплотой
Переполнялись вены.
Творился заговор святой,
Навет благословенный, —
И шар, нектаром налитой,
Катился над вселенной.
Была восполненным звеном
Адамова глагола
Кривая ветка под окном
Гостиницы
Точил созвучья метроном
Предвечного престола.
Воды, деревьев и камней
Был сладок гимн хвалебный.
Не выпало мне ласк нежней,
Мелодии целебней.
Языческим началом дней
Дышала ночь в молебне.
Кривую ветку у окна
Размеренно качало.
Я знаю: смерть мою она
В тот час обозначала —
Зато и жизнь была полна
Впервые от начала.
УТКИНА ДАЧА, НОЧЬ
В графском доме коммунальном
Тихим пеньем поминальным
Дверь печальная скрипит,
Светлый мрак в окне чердачном
Привиденьем новобрачным
Соблазнительно скользит.
А в конюшне сопредельной,
Ставшей газовой котельной,
Там, уединенью рад,
Сладкой мыслью увлечённый,
У котла сидит учёный,
Сочиняя самиздат.
Он сидит, нетленку пишет,
Топка ровным жаром пышет.
Вся-то жизнь ему ясна
Сквозь шальные упованья
Под ночные помаванья
Из чердачного окна.
* * *
Материнскою твердью
Осеняет Глагол.
Между жизнью и смертью
Он тропинку нашёл.
Сладкогласна основа.
Всякий вздох — волшебство
В сочетаньях родного
Языка твоего.
Задушевной свирелью
Отзовётся хорей
Над твоей колыбелью
И могилой твоей.
Пусть невнятны значенья:
Чем случайней, темней, —
Тем страшней приключенье,
Тем добыча верней.
Пусть болгарин Мефодий
И халдейское
А заёмных мелодий
Не желает душа.
От себя не отступим
Ни в каком далеке.
Мы страдаем и любим
На родном языке.