имен я временами теряю ориентацию.
Но затруднения, оказывается, не только у меня одной. Точно также как я
теряюсь в своих именах, на западе — и востоке тоже — никто не может
свести концы с концами и понять, почему это я твердо и незыблемо считаю
себя русской.
- Но ведь родились и выросли Вы в Украине?
- Да.
- И гражданка Канады?
- Да.
- И какая же Вы русская после всего этого?
- Да. Русская. Потому что из Ялты.
А такой простой вопрос, как: where are you from? откуда Вы? – так он меня
вообще ставит в тупик. Из Украины я уехала двенадцать лет тому назад, но
Канада не стала моей долгосрочной средой обитания. Из Канады я тоже
уехала, и после этого несколько лет перемещалась по Индии, юго-восточной
Азии, Латинской Америке. Жила в Перу и Бразилии. Работала в Монголии и
во Вьетнаме. Как такое сказать, чтобы было незатейливо и коротко, а
главное — правдиво? А правда заключается в том, что от таких
перемещений в пространстве постепенно соскальзываешь в
экстерриториальность. И ответа на немудрящий вопрос: откуда Вы? – у меня
просто нет. И ничего тут уже не поделаешь.
Еще заодно хочу на всякий случай извиниться: иногда кому–нибудь может
показаться, что я избыточно употребляю слова из других языков. Это потому
что я годами не говорю по-русски, и в голове у меня, как в беспрерывно
работающем миксере, происходит смешение пестрых стран и разноязычных
народов. А главное – говорю это как филолог - некоторые реалии лучше
передаются именно английскими и испанскими словами или же на
санскрите. Так что не обессудьте.
На этом я и остановлюсь. Больше мне про себя сказать нечего, ведь в этой
истории я на второй роли наблюдателя и на третьей роли рассказчика.Так
что нам пора вернуться в Тамшияку.
Так вот, когда пару дней тому назад я познакомилась с проводником,
взявшимся сопровождать меня в сферы неизведанного, он тут же себя
позиционировал, сказав, что никакой он не шаман. Что он, наоборот,
курандеро, целитель.
- А шаманы что... – он махнул рукой куда-то вправо и в ту же сторону
почему-то посмотрел, словно именно там, сплотившись в компактной
группе, и расположились все дисквалифицированные им шаманы.
И его тон, и его жест ясно говорили о том, что на профессиональное
уважение моего курандеро проштрафившимся шаманам рассчитывать не
приходилось.
- Asi? Вот так? - вежливо спросила я.
- Si. Они только и умеют, что готовить аяуаску да поить ей иностранных
туристов. И при этом еще целительство имитируют, - сказал он с легким
возмущением в голосе. - А оно доступно на самом деле только курандерос.-
- Asi? - еще раз для поддержания беседы вежливо спросила я.
- Si, - твердо ответил он и для пущей эмфазы остановил на мне свой
немигающий взгляд и затем, словно чтобы внести окончательную ясность,
веско сказал: - Спектр работы у курандеро гораздо шире, и дом настоящего
курандеро всегда полон не заморских туристов, а местных пациентов. ?Asi
es — вот так!
Звали моего курандеро Вилсон, и когда я впервые попала к нему в дом, то
действительно застала там местную пациентку. Она полусидела-полулежала
в раскладном деревянном кресле, а он окуривал ее дымом мапачо. Мапачо
— это такие сигареты-самокрутки из дикого табака, произрастающего в
сельве. Пока я у него находилась, он курил их безостановочно, а между
затяжками тихо пел заклинания и похлопывал терпеливую пациентку по
голове веером из сухих плетеных листьев. С этим веером, кстати, мне тоже
потом пришлось познакомиться поближе, правда, уже не в такой
идиллической обстановке, которую я застала у него дома.
Почему я попала к нему — именно к нему? Наверное, случайно, хотя на
самом деле кто решится ответить на такой вопрос со всей определенностью?
Случайности, закономерности и предопределенности — все они в нашем
восприятии сплетаются самым причудливым образом. Поэтому следует на
всякий случай все-таки отметить, что возникла эта случайность совершенно
однозначно в результате моих целенаправленных действий. Какая часть в
ней отводилась закономерности и предопределенности — ничего
определенного сказать не берусь. Непростой это вопрос — почему и
оставляю выводы на Ваше субъективное усмотрение.
Вместо этого лучше расскажу, что предшествовало стакану бодрящего
апельсинного сока, который был выпит прохладным утром на базаре в
Тамшияку.
Так вот, ему предшествовал панамский период. Он начался год тому назад
высоко на гребне событий, потом постепенно стал утрачивать свой
кинетический заряд, после чего с гребня волны заскользил вниз, к ее
основанию. Становилось совершенно ясно, что нужно отчаянно работать
руками и если получится, головой тоже, и выбираться из-под накатившего
вала — и что после этого следует плыть дальше.
Дальше... но куда? Вот это был вопрос. Если раньше русская демократия
мучительно задумывалась, в основном, над вопросами «что делать?» и «кто
виноват?», то сейчас к ним добавился еще один, не менее напряженный по
накалу вопрос: «если ехать, то куда?»
Этим же вопросом, если Вы припоминаете, еще провидчески задавался
Пушкин, Александр Сергеевич, почти двести лет тому назад. Наверное,
задумывался потому, что его как визионера угораздило заглянуть в
мятущуюся душу нашего современника. Потому и написал он из своего
далекого далека берущие нас за душу строки: «плывем... куда ж нам
плыть???».
Дополнительные два вопросительных знака – это, кстати, уже мой личный
авторский вклад в развитие этой бередящей душу мысли.