Настя немедленно со всем этим богатством скрылась в душевой комнате.
– Все равно мне надо уходить, – заявил Игорь. – Переодевание не поможет. Если что, попробую оторваться от них. Не в первый раз.
Но старомодную соломенную шляпу и инвалидную палку все-таки он взял.
– Сволочи! – всхлипнула тетя Эльза. – Ничего не меняется. В сорок втором, когда я прятала здесь Броничку, маму Дэвида, за нами следили нацисты. В сорок шестом сюда с обыском явились русские. А теперь – венгры.
– Теперь еще неизвестно, кто явился, – задумчиво проговорил Игорь.
Дверь душевой внезапно открылась, и на пороге появилась забавная старушенция, весьма отдаленно напоминающая Настю. Платок был подвернут и почти полностью закрывал лоб. Под глазами красовались почечные тени, а от носа к уголкам рта бежали аккуратно нарисованные складки и морщины. В довершение ко всему юбка была перекошена так, что одна пола чуть не волочилась по полу, а другая задиралась намного выше щиколотки. Только глаза светились молодым блеском, но Настя уже доставала из сумки очки.
– Да ты художник, – вырвалось у Игоря.
– Скорее, скульптор, – засмеялась Настя. – В крайнем случае, как говорят в России, без куска хлеба не останусь.
– Ладно, спасибо за все. – Игорь аккуратно, чтобы не причинить боли, пожал руки тете Эльзе и Гжегошу. – Прощайте.
– Прощайте, Игорь Сергеевич Дорохов, – глядя Игорю прямо в глаза, произнесла Настя.
Игорь удивленно вскинул голову:
– Откуда ты?.. Впрочем, ладно, потом.
Входная дверь закрылась за ним почти неслышно.
Алекс в шикарном номере генерала Калягина чувствовал себя не совсем уютно. Хоть он и работал все последние годы с миллиардером Буртом, но к роскоши не привык. Да и не считал, что она нужна. «Она расслабляет, – думал Алекс, – а в нашей жизни это опасно».
– Вы проверили? Деньги дошли?
– Так точно, товарищ генерал.
– Вот и славно. А нашим венгерским друзьям мы должны помогать, – добавил он с ухмылкой. – Конечно, если они содействуют нам.
И Калягин набрал номер заместителя комиссара полиции.
– Как дела, дорогой? – спросил он в трубку. – Есть возможность серьезно отличиться…
Вилли Бон, прямо с самолета заявившийся в комиссариат полиции, уже битых три часа морочил голову комиссару Готтлибу, не давая тому работать.
– Чего вы от меня еще хотите, Вилли? – кипятился комиссар. – Я послал своих лучших полицейских на улицу Милоша Формана. Они уже больше двух часов разглядывают каждую доску на заборе пансиона, но никого, кроме двух десятков инвалидов и немощных стариков, они там не увидели. Может быть, это и есть ваши страшные агенты, Вилли? Может быть, они чертовски ловко научились стрелять из столовых ложек и костылей?
Бон слушал комиссара, выказывая чудеса терпения. В другой обстановке он бы уже давно объяснил этому надутому полицейскому, кто он такой и где его место. Но сейчас он слишком зависел от действий этого коммуниста. В том, что Готтлиб – коммунист, Вилли не сомневался ни секунды. Он считал, что во всей Восточной Европе только одни они и живут.
– Поверьте, господин комиссар, – продолжал уговаривать Бон, – мои данные верны. Точнее не бывает. Агенты обязательно появятся.
– А почему я должен вам верить? – продолжал кипятиться Готтлиб. – Один раз я уже поверил вашему человеку, и что в результате? Сожгли казарму. Что теперь испепелят? Пансион для калек? Больше всего мне хочется арестовать вас и хорошенько допросить.
– Послушайте, – Бон продолжал соблюдать спокойствие, хотя жилы на его обширной лысине порой надувались до неприличных размеров, – я работаю на частную компанию, которая тоже пострадала.
– Как?
– Эти бандиты захватили в заложники нашу сотрудницу.
– Женщину? – побагровел Готтлиб. – Там, где они, всегда проблемы. Поверьте моему опыту.
– Охотно верю, комиссар, – изобразил улыбку Бон. – Но объединить усилия – в наших общих интересах. Вам нужны агенты, а нам нужна наша сотрудница. И ничего с вашими полицейскими не случится.
– А что вы тут командуете? Что происходит? Русские в Будапеште делают что хотят, и никто не может их найти. А частный детектив из Лондона почему-то знает больше, чем все наше полицейское управление!
Раздался стук в дверь, и на пороге появился дежурный по комиссариату.
– Господин комиссар, – доложил он, – наблюдатели с улицы Милоша Формана сообщили, что из ворот пансиона вышел человек и теперь ждет автобуса на остановке.
– Они уверены, что это агент?
– Нет. Но говорят, что на инвалида или престарелого он не похож, хотя и опирается на палку.
– Пусть следят дальше, – распорядился Готтлиб. – Хромых агентов в КГБ не держат.
– Слушаюсь.
Не успел дежурный закрыть за собой дверь, как на его месте появился Имре Варга и объявил, что, по его сведениям, агенты, которые устроили бойню в гостинице, встретятся в четыре часа дня на старой ферме в двадцати километрах от города. Местонахождение фермы известно.
– Адрес казармы тоже был известен, – проворчал Готтлиб. – Каких бродяг вы сожжете на этот раз, Имре?
– Надеюсь, что на этот раз информация точная.
– Хорошо, возьми людей и поезжайте с тем расчетом, чтобы в начале пятого окружить эту ферму, – согласился комиссар. – Но учтите, что вся ответственность за провал ляжет на вас.
Когда Варга ушел, Готтлиб не спеша прошелся от стола к окну, отодвинул тяжелую штору и выглянул на наружу: улица жила своей жизнью – бежала, бродила, ехала, обедала в уличных кафе, смеялась и грустила.
И комиссара вдруг посетила странная мысль о том, что люди всегда остаются верными своим интересам, независимо от того, кто находится у власти: фашисты Миклоша Хорти, коммунисты Яноша Кадара или нынешние демократы, которые вчера еще были коммунистами, а завтра, может быть, снова станут фашистами. Люди всегда живут по-своему. Так было и так будет.
Эта мысль почему-то породила еще одну, совсем неожиданную: «Старею», – решил он.
Оглянувшись, Готтлиб вспомнил, что Бон все еще тут.
– Можете не сидеть, – раздраженно произнес он. – Вы же видите, что мы делаем все возможное. Одна группа находится у вашего пансиона, а другая поедет арестовывать агентов на старую ферму.
– А где она? – поинтересовался Бон.
– Если ехать строго на север по шоссе, то ровно в двадцати километрах от города.
Покинув комиссара, Вилли Бон задумчиво прошелся по улицам и вышел на набережную Дуная как раз напротив острова Маргит, гигантским кораблем плывшим по реке. Полюбовавшись красотами природы, удивительно органично вписанными в пейзаж большого города, Бон повернул назад. Дойдя до площади Вёрёшмарти, он отыскал телефон и набрал номер лондонского офиса «Денирс».
Барс действительно вышел из ворот пансиона, тяжело опираясь на палку, и направился к остановке 139 автобуса. У ограды он сразу же натолкнулся на двух любопытствующих, почему-то внимательно исследующих забор. Они равнодушно скользнули по нему взглядом и отвернулись. Доковыляв до остановки, Барс осторожно оглянулся и заметил, что двое смотрят ему вслед.
Но тут подошел автобус. Уже отъезжая, Игорь увидел через заднее окно, как двое энергично жестикулируют, явно подавая знаки еще кому-то. Повернув голову вправо, Барс засек по другую сторону дороги третьего.
Не желая испытывать судьбу, он сошел на ближайшей остановке и пересел в такси.
– Живая! – радостно закричал в трубку Дэвид, услышав голос Насти.
– Живая, – иронично откликнулась Настя из своего далека. – Твоими стараниями. Еще немного, и ты бы разговаривал исключительно с моим велосипедом, который стоит у входа в офис. В следующий раз, шеф, не надо проявлять такую бурную инициативу.
– Но я же хотел помочь! Я желал, чтобы тебя освободили.
– А я просила?
– Хорошо, я виноват, – сдался Дэвид. – Но я сам переживал, хоть ты теперь и не поверишь. Скажи, по крайней мере, что тебе удалось?
– Кое-что, – туманно ответила Настя. – Я на пути к цели.
– На пути к цели – это где?
– Так я тебе и сказала. Хочешь опять полицию прислать?
– Она и без меня уже действует. Вилли Бон доложил…
– Так, и Вилли здесь? – перебила его Настя. – Еще этого не хватало! Ну, и что он доложил?
– Полиция готовит две операции. Одну явно в пансионе тети Эльзы, а вторую где-то в двадцати километрах к северу от города, на какой-то ферме. Будь осторожна.
– Если ты не поможешь мне умереть, я обязательно выживу, – обнадежила его Настя и повесила трубку.
Глава девятая
Доехав до северной окраины Будапешта, Барс предусмотрительно отпустил такси и двинулся вдоль шоссе пешком. Здесь, за городом, строения были уже довольно редки, а те домики, что попадались, прятались за палисадниками, укрытыми плющом и виноградными лозами. Сама дорога с двух сторон словно охранялась остроконечными пиками пирамидальных тополей, за которыми возникали заросшие кустарником редкие перелески. Начало августа выдалось знойным, и редкие перистые облака на небе почти сливались с душным воздухом.
Пройдя около двух километров, Барс остановил попутный грузовик и уже через полчаса лежал за высокими кустами, внимательно оглядывая несколько небольших каменных строений, которые и были обозначенной на карте фермой.
Вытянутое поперек заросшего травой луга здание со множеством маленьких окошек и с двумя широкими, давно не крашенными воротами, очевидно, было коровником.
Справа от него пристроились еще два маленьких обшарпанных домика, к которым от шоссе вела узкая грунтовая дорога. Даже отсюда было видно, что черепица по углам крыши то ли провалилась, то ли снята, и на ее месте темнели дыры.
В целом от всей фермы веяло крайним запустением, и чувствовалось, что ни люди, ни коровы здесь давно не обитают. «Издержки переходного периода, – подумал Барс. – Ферма есть, а владельцев уже нет».
В принципе расчет Барса оправдался, и он появился у фермы за сорок минут до встречи, надеясь опередить Орла. Но идти напрямую через луг было рискованно. На всякий случай Барс вернулся назад, обошел ферму со стороны перелеска и вышел к маленьким домикам.
Оттуда он увидел, что с тыльной стороны коровника есть небольшая дверь. Полуоторванная створка, по всей видимости, висела на одной петле, и даже было видно, как она слегка покачивается. Это немного насторожило: похоже было, что ею недавно пользовались.
Но выхода не было. В несколько прыжков Барс добрался до дверцы, приоткрыл ее и, едва войдя, плашмя упал на пол. Было тихо. Барс поднялся и огляделся: проникавшие в маленькие окошки солнечные лучи выхватывали длинный коридор, заброшенные стойла и полусгнившие перегородки между ними. Бетонный пол был устлан старой соломой, поэтому шаги были не слышны. Осторожно прокравшись вдоль стены, Барс заметил еще одну дверь. Она была распахнута настежь и вела, скорее всего, в подсобное помещение. Подойдя поближе, Барс на долю секунды заглянул внутрь и тут же отпрыгнул. Пуля пробила штукатурку и застряла в стене прямо напротив головы.
Перед тем как Алекс должен был вылететь в Будапешт, Костик на свое имя забронировал номер в гостинице «Москва», в котором помощник Бурта скрылся после перестрелки и где, как планировалось, он должен был встречаться с нужными людьми.
В Костике Алекс был уверен. Это был его человек. Его и только его. Но поразмыслив, он забронировал себе дополнительно бунгало на берегу маленького озера, расположенного неподалеку от города. О нем не знал никто, кроме одного человека, без которого вся операция была бы немыслима.
Предположить, что Алекс был подозрителен и расчетлив, – ничего не сказать. Сам он думал, что эти его качества – от природы. Так оно, в общем, и было. Но профессия их удвоила, даже утроила. Иногда Алекс думал, что и в разведку в свое время он пошел из-за врожденного умения никому не доверять, все перепроверять, держать чувства в узде и оставлять в дураках всех, кто был лишен подобных качеств.
Конечно, генерал Калягин числился его прямым начальником, но это совсем не значило, что перед Алексеем Ивановичем надо открывать душу и посвящать его во все тайные мысли, которые с годами стали появляться все чаще. Долгая жизнь за границей да еще при дворе миллиардера все дальше отодвигала в его сознании и родину, и Контору, благодаря которой он оказался за рубежом, и саму цель пребывания там. Все чаще возникал вопрос: зачем? И все чаще Алекс не мог себе на него ответить.
Он не мог понять, зачем, а главное, для кого они с Буртом зарабатывают деньги. И какой смысл делать это для других? И кто они? Родина – слишком абстрактное понятие. Для Алекса она сводилась к тем, кто отдавал приказы. Но ему надоело их выполнять бескорыстно. Или почти бескорыстно. Сказать, что он себе в чем-то отказывал, нельзя. Но это было не то. Мелочь. Причем ненадежная мелочь. Даже Бурт, который слыл миллиардером и некоронованным королем Африки, не мог спать спокойно: чего стоят его миллиарды, если их в любой момент могут отобрать? Нет, главное сейчас – свобода. Надо избавиться от дряхлеющей Конторы. И он освободится от нее. Первый шаг уже сделан. Сегодня будет начат второй. А там – пусть ищут.
Алекс машинально взглянул на часы и заторопился. До встречи оставалось меньше часа.
– Ну что, жив, крысеныш? – спокойный голос Орла раздался из глубины подсобки. – Надо было тебя еще в гостинице шлепнуть.
– Не валяй дурака, идиот! – закричал Барс. – Давай поговорим.
– О чем? Ты нас сдал, сучонок. Больше некому было.
– Если ты так думаешь, тогда убивай, – решительно заявил Барс. – Я кладу пистолет и выхожу.
Положив пистолет на пол и мысленно попрощавшись с жизнью, Барс поднялся и встал в проеме двери. Орел сидел за столом с пистолетом в руке. Перед ним стоял увесистый кожаный саквояж.
– Успеешь прикончить, – повторил Барс. – Разберемся?
– А что тут рассуждать? Решил прикарманить алмазы и скрыться? Так и скажи. А нас сдал Интерполу.
– Какие алмазы, Орел? Ты же сказал, что мы чертежи продаем. А на кой хрен мне они? Головой-то поразмысли.
Орел действительно задумался.
– И что ты хочешь сказать? – спросил он. – Ты не знал, что в саквояже алмазы?
– Тогда нет, а теперь – да. Но не от тебя. И не от тех, кто нас сюда послал.
– От кого же, интересно?
– От представителя конкурирующей фирмы, – сообщил Барс. – Ты, Орел, совсем мозги потерял. Ты же был в курсе, что мы продаем алмазы? Да. А что существуют международные квоты на продажу? А о монополисте на алмазном рынке слышал? О фирме «Денирс»?
– Нет.
– А надо было знать. Скорей всего, нас подставил покупатель. У него свои игры. А «Денирс» связался с Интерполом.
– Что-то я не понимаю, Барс. Зачем «Денирсу» светиться перед Интерполом?