Помоги проекту - поделись книгой:
Петя вскочил красный, наверное до лопаток.
— Никакой не филиал! Просто человеку надо помочь. Показать надо, как можно хорошо, счастливо…
— Кому — хорошо?! Ей одной будет хорошо! — перебила Зина. — А мы все вещи в камеру хранения, да?! Арифмометр крутить буду, а сама думать, что она последние тряпки мои в чемоданчик — и на вокзал, да? Кто будет отвечать? Ты будешь охранять нас? Скажи, ты?!
— У-кра-дет! — не совсем уверенно произнес Зайцев. — Скажешь тоже! Да у нас до автобусной остановки вор с чемоданом не дойдет — сразу поймают! В автобусе не проедет до города незамеченным. Дураком надо быть, чтобы в поселке воровать. Скажешь, не так, Брыкина? Сама знаешь, что последние два года у нас ни одной кражи не было! Факт или нет?!
— Мы-то знаем, а твоя воровка не знает, — отрезала Зина Брыкина.
— Узнает! Надо, чтобы с доверием к человеку. Сергей Петрович говорил, чтобы самое полное доверие, понимаете?
— Доверие, доверие! Доверие надо заслужить. Его чувствовать я должна к человеку, понимаете, девочки?!. А если вы с Сергеем Петровичем играть в доверие собрались, — ваше дело. Я в этой игре не участвую. Так и скажи своему директору! — запальчиво заявила Зина Брыкина.
— Вот вытащим тебя на комитет, там и скажи! — пригрозил Зайцев. — Ее оторвать от преступной среды нужно, чтобы видела, как жить полагается!
— Ишь ты! А то она и кино не видела, и газет не читала, и книжек не листала. Там все расписано…
— Ну довольно, кончай полемизировать, — прервала Рита сквозь зубы, в которых держала пучок шпилек. — Во-первых, раз решили к нам — значит, думали. Во-вторых, к кому-то ее надо поселить. В-третьих, это даже интересно. Честное слово!
— Прямо как в кино! — съязвила Зина.
— Придется потесниться, коль уж так решили, — пожала плечиками Валя.
— А Люба? Ей же… уроки? — возразила Зина. — Она тоже имеет право голоса. — Тонкие ноздри у нее вздрагивали, глаза зло щурились.
— Она согласится. Что, вы Любу не знаете? Да девка на подоконнике спать ляжет, лишь бы другим хорошо было!
— Вот так на нас и ездят, — тяжело вздохнула Зина и придвинула к себе тарелку с колбасой. — А какая она, эта воровка, Зайчик? Красивая? — уже более мирным тоном спросила она.
— Я не видел ее, честное слово. Да ведь красивей тебя все равно нет! — искренне признался Петя.
— Ну, тогда пусть живет, — добродушно согласилась Зина и зарделась от удовольствия. Потому что даже самой красивой девушке приятно, когда признают это ее превосходство. — «Я ее окружил и теплом, и заботой…» — пропела девушка, бесшабашно тряхнув головой. Она встала, подошла к маленькому приемнику, что стоял на подоконнике, включила. Играла скрипка. Ей аккомпанировал рояль.
— Давид Ойстрах, — сказала она безапелляционным тоном. — Спорим!
— Ты прямо такая музыкально-грамотная, — засмеялся успокоившийся Розовый Зайчик. — Может, и что играет, знаешь?
— Тс-сс! — шикнула Зина. — Внемли или пропади! Это «Лунный свет». — Молча дослушали музыку. Зина тряхнула головой, спросила как о деле решенном: — А ее сюда как, этапом, с милицией, или сама изволит прибыть?.. Стол сервировать будем, а?
— Хватит тебе, Зина, — попросила Валя.
— Договорились, дружинники поедут за ней, — сообщил Петя, ставя стакан на стол. — Спасибо за угощение.
— Хоть съел бы чего, а сам — «спасибо», — сказала Рита. — Кто в кино, девочки?
Подруги стали одеваться.
— Я вас провожу, — предложил Петя. — Мне все равно ко дворцу…
— Ах, какие кавалеры пошли нынче! Рыцари! Хоть в огонь, хоть в воду, если по пути, — не преминула съехидничать красивая Зина.
— Где кровать ей лучше поставить, девочки? — Практичная Рита Белоусова внимательно, будто впервые, оглядела комнату. — Если стол подвинуть к двери, встанет рядом с твоей, Валя, у окна.
— У окна так у окна, — живо согласилась Зина Брыкина.
Валя надевала перед зеркалом плащ из модной в то время ткани «болонья» и ничего не сказала, только молча поглядела на то место, где предлагали поставить кровать новой жиличке, перевела взгляд, на Зину и направилась к двери.
— Пойдем, Зайчик, проводи…
— Пошли! Только я минуточку задержусь в мужском общежитии. Еще два места определить надо…
НЕБОЖИТЕЛИ
…Шаги приближались. Звук их был необычайно гулок в длинном высоком коридоре. Шаги замерли перед дверью. Громко, как пистолетный выстрел, щелкнула пружина замка, и дверь бесшумно и широко распахнулась в полутемный коридор.
— Выходите!
Дурнов, продолжавший лежать на нижних нарах, продекламировал:
— Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня, коня, бабу и все, что причитается по списку, подготовленному А. С. Пушкиным. — И уже будничным, заискивающим тоном закончил: — Дайте закурить, гражданин начальник!
— Не курю, — ответил тот.
Дурнов поднялся, припадая на правую ногу, прошел в угол, подобрал с пола несколько окурков, вылущил из них на ладонь остатки табака вместе с пеплом.
— Значит, закрывают! Тюрьму, говорю, закрывают, а?! — выкрикнул, скручивая цигарку. — А ты куда же подашься, начальник? На завод? К станочку?! Отошла лафа, а?!
— Могу и к станочку. Когда срок службы кончится. А пока охрану нести буду. Вот тебя, чтеца-декламатора, выпустили — значит, надо добро стеречь… Ну, выходите! Парашу захватите! Уборщиков нет!..
— Цыган! Прихвати! — распорядился Дурнов и первый пошел в полутемный коридор, за ним, послушно держа в вытянутых руках зловонный сосуд, Одинцов.
— То, что я вам обязан сказать, вы уже слышали не раз от других начальников тюрем и трудовых колоний… И все равно я повторяю вам это напутствие. — Начальник тюрьмы майор Турсунходжаев поднялся со стула. Встали Лихова, Дурнов и Одинцов, сидевшие напротив. — Так вот, кончайте с преступным прошлым. Перед вами открыта широкая дорога. Я желаю вам честной трудовой жизни и счастья. Вы не знаете многого потому, что сами лишили себя этого многого. Вам незнакомы ни счастье настоящей любви, ни чувство искренней товарищеской дружбы. Вы еще не испытали удовлетворения от усталости после работы. Вы здорово обворовывали прежде всего себя… Вас принимают в свой коллектив хорошие люди. Остальное зависит от вас.
Дурнов стоял, как цапля, на одной ноге, чуть поджав простреленную, и тупо глядел перед собой широко открытыми глазами. Одинцов глядел под ноги, на пол, а Лихова — выше головы начальника, в зарешеченное окно, распахнутое в этот час; там виднелась белая стена и выше — голубой клин неба.
— Это давно поняли многие, — продолжал начальник. — Не случайно закрывается тюрьма. Вы — последние в ней. Но закрыта не последняя тюрьма! Об этом не забывайте. Ну, как говорят русские, с богом! Здесь, между прочим, больницу откроем. Не попадайте сюда даже с температурой! Вопросы ко мне есть?
— Спасибо, гражданин начальник, за науку! Все понятно, — откликнулся Дурнов почтительно. И только в глазах его, загляни в них кто-нибудь, можно было прочесть недобрую усмешку.
— Ну, забирайте… Везите к себе на завод, — поправился бывший начальник бывшей тюрьмы, почувствовав, что слово «забирайте» как-то не подходит к обстановке.
Они взобрались в золотисто-голубой заводской автобус — первым Дурнов, за ним Ольга Лихова и Одинцов. Шофер закрыл за дружинниками дверцу.
Майор стоял на низеньком крылечке, наблюдал за отъезжающими. Он был похож на путника, достигшего цели после долгой дороги: на лице его были написаны и радость, и усталость, и растерянность. Майор был последним начальником этой старой тюрьмы. Ему довелось распахнуть ворота, сваренные из стальных листов, и проводить последних обитателей мрачных камер. Он прослужил в органах четверть века. Все эти годы боролся с преступностью. И вот дождался ликвидации тюрьмы в родном городе, еще одной — в стране.
Автобус скрылся за воротами. Майор как-то обмяк весь, присел на краешек верхней ступеньки крыльца, чего не позволял себе ни разу.
Сейчас, когда он уже не начальник тюрьмы и пока еще не сотрудник ОБХСС, куда получил назначение, можно вот так буднично посидеть на согретом осенним солнцем цементном крылечке, как на привале в пути. С кустов «ночной красавицы» осыпались на цементированную дорожку черные горошины семян. Майор ссыпал на ладонь несколько семян — сухих, шершавых, жестких — и бездумно глядел на них.
…Автобус выехал из ворот, свернул вправо на широкую улицу, обсаженную в шесть рядов акациями и карагачами. Проехали высокий беленый забор с вышкой на углу. Трое бывших заключенных проводили вышку неприязненным взглядом. Дурнов, ни к кому не обращаясь, просительно произнес:
— Эх, покурить бы!..
— Не курю, — откликнулся живо и виновато Петя Зайцев.
Стародумов глухо кашлянул в ладонь и машинально, привычным жестом провел ладонями по карданам пиджака и брюк, будто хотел в них что-то найти на ощупь.
— А это что за копилка? — минутой позже поинтересовался Дурнов и похлопал бледной рукой но железному ящику с узкой прорезью на крышке. — Для сбора пожертвований, а?
— Это касса, — с обидой заметил Зайцев. — Ни для каких не пожертвований. Без кондуктора, значит.
— Ну да?! Так и без кондуктора! — усмехнулся Одинцов и подмигнул заговорщицки цыганским глазом. — Это как же так — без кондуктора?
— Очень просто! Едешь — плати! На честность…
— Смехотища! — Одинцов поднялся, держась за спинки сидений, прошел к кассе, наклонился и заглянул в узкую щелку. — Едешь — значит, плати! На честность, значит! — Он недоверчиво дотронулся до маленького замочка, повисшего серьгой сбоку ящика. — Смехота!.. При мне такого из было. Давно все честными стали?
— Подумаешь — честность! Пятак — не деньги! — пренебрежительно откликнулся Дурнов и полез в карман. — Пятак и я заплачу, я не фраер. Могу даже за всех набросать медяков.
— Не надо платить, — откликнулся шофер. — Этот рейс бесплатный. Сверх расписания…
— А я думал, на мопр или на помощь беспризорным, — не унимался Дурнов. — Когда я маленьким был, помню, пионеры ходили с такими умывальничками на пузе, собирали на беспризорных. На крышечке у умывальничка замочек, а в крышке дырочка… И давно вы так катаетесь?.. Ну, без кондуктора?
— Второй год, — сообщил Зайцев с гордостью.
— Отстали мы с тобой, Цыган, от жизни. Ай-яй-яй, как нехорошо получилось! Пока ты парашу таскал да небом в мелкую клетку любовался, на воле без тебя порядка не стало.
— Ты, Мокруха, парашу подольше меня потаскал…
— Это что — без кондуктора! У нас сколько магазинов без продавцов открыли! — сообщил Петя и зарделся от гордости. — У нас столовая самообслуживания! Без официантов!..
— Ха! Без официантов! Удивили Москву блинами! Мы с Цыганом, к примеру, несколько лет без официантов обходились. Тоже на самообслуживании. — Дурнов рассмеялся и презрительно плюнул под ноги. — А про магазины — темнишь?
— Что значит «темнишь»! — обиделся Петя и горячо воскликнул: — Да у нас на заводе рабочие в цехах зарплату получают сами, без кассира, знаете это?!
— Врешь! Как без кассира? — переспросил Одинцов.
— Чего ты им, Зайчик, рассказываешь! Все равно не поверят! Они же с другой планеты, — заметил шофер. — Небожители! Они и газет, наверное, не читали…
— Нам их воспитатель читал. Как в детском садике, — сообщил Цыган. — Нам даже кино показывали!
— Шикарно вы там жили! — заметил шофер. — А насчет без продавцов, так сейчас такой магазин проезжать будем.
— Ты знаешь, куда они нас везут, Цыганок? — привстал на сиденье Дурнов. — Так вот! Они нас этапируют прямо в коммунизм! Без остановок! «Наш паровоз летит вперед!»… А я не хочу! В ресторан хочу! Чтобы меня обслуживали! Чтобы культурненько, с красавицами и официантками!
Дурнов говорил все громче и быстрее. Его лицо, заросшее щетиной, побледнело, в уголках губ выступила пена. Старый вор решил показать «характер». Пусть знают, что хоть и согласился он работать на их заводе, но не все принимает и не со всеми порядками согласен. У него свой характер и свои взгляды на жизнь.
Шофер сбавил газ, раз и другой оглянулся, прикрикнул:
— Кончай митинговать!
Ольга Лихова только раз без любопытства посмотрела на Дурнова, перевела взгляд на Одинцова и отвернулась, прижалась лбом к мелко дрожащему прохладному стеклу. Дурнов прокричал ей в спину:
— А ты чего молчишь?! Ты же своя в доску! Скажи! Пойдешь со мной в ресторан?! «Лиловый негр вам подавал манто!»
Она оглянулась, полные губы скривились в брезгливой усмешке, крыльца чуть курносого носа трепетали.
— Заткнись! Тоже мне хахаль нашелся!
— Сама заткнись! — прикрикнул Цыган. — Не видишь, плохо человеку. Свежего воздуха нахлебался без привычки.
— Все равно пусть заткнется! Тебя как звать?
— Цыган…
— Дай ему по морде! Сразу перестанет пузыри пускать.
Мокруха рвал непослушными пальцами и не мог порвать ставший тугим ворот сорочки, а сам сползал с пружинного сиденья.
— Это что же у него, вроде кессонной болезни? — удивленно спросил Зайцев. — Как у водолазов, да?
— Чего? — переспросил Цыган и, хотя вряд ли слыхал об этой болезни, согласился: — Ага! Она самая…
— Останови машину! — закричал Стародумов и, когда автобус встал у обочины дороги, попросил Зайцева: — Воды, быстро!.. Ах ты незадача! — Он не знал, как и чем помочь Дурнову.
«Опять притворился», — понял Одинцов, уже видевший такой «фокус» старого вора в камере. Но раз Мокруха разыгрывает припадочного, значит, это ему нужно. А его долг — поддержать нового приятеля.
— Пусть полежит, — посоветовал Одинцов. — Нервный он до невозможности. А тут еще воздуха наглотался вольного.
Он, не вставая, наклонился над Мокрухой, с трудом просунул палец под воротник и рванул. Пуговицы отлетели, Одинцов ловко расстегнул остальные, обнажил грудь, покрытую редкими седыми волосами, через которые проступала синяя татуировка.
— Пусть полежит, — повторил Цыган. — Где вода?
С угла квартала, от будки с газированной водой, прибежал Розовый Зайчик со стаканом воды.
— Принес, вот, — сказал Петя.
— Плесни. На грудь, — посоветовал Цыган. — Где тут этот твой магазин без продавца? Курева добуду.
— Я провожу, — нерешительно предложил Петя.
— Не бойся! — Цыган подмигнул вороватым глазом, показал в улыбке золотой зуб, позвенел мелочью в кармане. — Я куплю.
Держась за поручень крепкой ладонью, легко спрыгнул на дорогу, пошел, мягко ступая с носков на пятки, в сторону магазина — руки в карманах брюк, подавшись корпусом вперед, напоминая хищного зверя, вышедшего за добычей.
Стародумов взял из рук Пети стакан и, поливая на ладонь, принялся брызгать на лицо, шею и грудь успокоившегося, но не пришедшего в сознание Дурнова.
Вот морщинистые с красными жилками веки дрогнули, Дурнов глубоко вздохнул и открыл глаза. Провел ладонью по мокрому лицу, будто снял остатки недуга. Держась за спинку сиденья, поднялся, сел. Произнес:
Поделиться книгой: