Что будет дальше?

— Инспектор, инспектор, она опять взялась за свое!

Эти слова практически утонули в рыданиях и всхлипах.

Терри присмотрелась к матери Дженнифер: было заметно, что женщина долго плакала. У нее потекла тушь, под глазами застыли черные разводы, отчего лицо стало похоже на маску для Хеллоуина. Сами глаза опухли от слез. Казалось, Мэри постарела: Терри не раз замечала, сколь пагубно сказываются рыдания на внешности женщин средних лет. Слезы словно смывают весь грим, выдавая тщательно скрываемый возраст.

Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, Мэри Риггинс повернулась к своему бойфренду Скотту и уткнулась ему в плечо, чтобы поплакать еще немного. Скотт был слегка постарше своей подруги — седовласый, статный, он эффектно выглядел даже в джинсах и застиранной, полинявшей домашней рубашке. Он был врачом новой формации — психологом со специализацией по интегральному (попросту говоря — целостному, а по-современному — холистическому) лечению любого букета нервных и психиатрических заболеваний и имел вполне успешную практику в академическом сообществе, питавшем некоторую слабость ко всякого рода медицинским и психологическим новшествам: люди попроще порой с таким же восторгом воспринимают появление новой, непременно чудодейственной диеты. У Скотта была спортивная «мазда»-кабриолет, и его не раз видели за рулем открытой машины зимой. Убрав крышу, он ездил по городу и окрестностям, закутавшись в куртку-танкер и натянув поглубже меховую шапку-ушанку. В его поведении чувствовалась не просто экстравагантность, скорее, это был демонстративный вызов общепринятым нормам и привычкам. Полиции Скотт Вест был хорошо знаком — и не только благодаря штрафам за превышение скорости, которые регулярно выписывались на его имя. Местной полиции уже не раз приходилось разбираться в последствиях профессиональной деятельности этого горе-психолога. Так, несколько самоубийц — людей с нездоровой нервной системой — в последний период жизни проходили курс лечения у доктора Веста. Совсем недавно еще одна история потребовала вмешательства полиции, хотя дело и не дошло до трагической развязки: пациент того же модного психолога, страдающий параноидальной шизофренией, стал угрожать ножом своим домочадцам после того, как по совету сего эксцентричного эскулапа заменил галдол, назначенный ему более традиционно настроенным врачом, на сушеный зверобой, купленный без всякого рецепта в ближайшем магазине здорового питания.

«А ведь сигаретам, банкам из-под лимонада и даже кофе здесь не место», — мысленно усмехнувшись, подумала Терри. Ведь Скотт принадлежал к той йогокалланетической традиции, в которой употребление диетической кока-колы или, например, капучино из «Старбакса» считалось отрывом от благотворно действующих на неиспорченного человека сил природы, что могло привести к самым страшным последствиям. Терри вообще была склонна полагать, что система, которую исповедовал этот «спаситель» душ человеческих, имела гораздо больше общего с астрологией, чем с психологией.

Будь она не при исполнении, можно было бы и приколоться над этим субъектом, поглумиться над привораживающей силой лжи и двойных стандартов, из которых одни применялись в лечении пациентов, а другие — в собственном быту. Впрочем, за годы работы в полиции Терри успела свыкнуться с мыслью, что в жизни людей порой бывает так много противоречий (в основном между декларируемыми ценностями и реальной ежедневной практикой), что возмущаться двойственностью стандартов — себе дороже будет. Особенно непродуктивно было упоминать об этих противоречиях в разговоре с такими людьми: они, как правило, обижались, замыкались в себе — и о нормальном взаимодействии можно было забыть. Терри предпочитала принимать роль прагматичного, даже чуть циничного профессионала. Если бы при таком подходе кто-то назвал ее не слишком любезной, она бы не обиделась. Другое дело — сознательно портить с трудом выстраиваемые отношения ради того, чтобы кого-то унизить или зацепить. Такого Терри позволить себе не могла.

Скотт подался вперед и заговорил, как обычно говорят врачи, в особенности психологи, — глубоким спокойным голосом, уверенно и в то же время доверительно и проникновенно. Всем своим видом он старался показать, что готов оказать любую помощь в этом деле, что выступает целиком и полностью на стороне Терри, хотя на самом деле (она была в этом практически уверена) все было ровно наоборот.

— Инспектор, Мэри очень расстроена, очень! Несмотря на все наши усилия — ежедневные, ежеминутные… — Он замолчал, выразительно не закончив начатую фразу.

Терри кивнула. В этот момент сержант подошел к ней и протянул лист бумаги — самый обыкновенный листок из блокнота. Такой блокнотик, а то и не один, непременно найдется в рюкзаке любого старшеклассника. Писать в нем удобно, а понадобится — и вырвать лист-другой не проблема. Буквы были выведены ровно и аккуратно: с первого взгляда становилось понятно, что автор записки сделал все возможное, чтобы каждое слово было прочитано и понято правильно. Записки, которые подростки пишут наскоро, чтобы предупредить о чем-то родителей, обычно выглядят совершенно иначе. Над этим листочком явно хорошо поработали. «Скорее всего, — подумала Терри, — я держу в руках второй, если не третий или четвертый вариант, тщательно продуманный и проработанный. Можно представить, сколько ему предшествовало черновиков». А еще инспектор подумала, что, покопавшись в мусорном контейнере у черного входа в дом, можно найти обрывки этих предварительных вариантов записки, адресованной матери. Терри трижды перечла краткий текст, прежде чем сделать выводы. Записка гласила:

Мама!

Я иду в кино с подружками. Мы договорились встретиться в торговом центре. Мы там потом перекусим, и я, может быть, еще загляну в гости к Саре или Кейт. Если решу задержаться у них попозже — позвоню, если нет — приду домой без звонка. Очень поздно задерживаться не буду. Все уроки я сделала, и до следующей недели у меня никаких домашних заданий.

Очень разумно. Весьма убедительно. И при этом заведомая ложь.

— Где она это оставила?

— Повесила на холодильнике, на магните, — ответил сержант. — Не заметить записку там было бы попросту невозможно.

Терри еще дважды перечла текст. «А ты, Дженнифер, я смотрю, быстро учишься, — подумала она. — По крайней мере, записку составила — не придерешься. Лучше не придумаешь».

«Кино»: следовательно, есть законный повод отключить телефон. Даже если мама хватится или надумает позвонить просто так, часа два можно не отвечать, не вызывая особых подозрений. Можно, кстати, и потом «забыть» включить звонок, когда кино кончится.

«Подружки»: не слишком детально, но вполне убедительно и, главное, благонадежно (не «мальчики» какие-нибудь). Пара имен, кстати, в записке имеется. Хотя на самом деле эти Кейт и Сара с готовностью прикроют подругу, если, конечно, сами окажутся в досягаемости для матери Дженнифер.

«Я позвоню»: значит, мать и Скотт будут ждать звонка, а когда всерьез забеспокоятся, драгоценное время будет уже упущено.

«Уроки сделаны»: этим аргументом Дженнифер просто обезоружила мать, выведя за скобки самый очевидный внешний повод для звонка из дому.

Терри не могла не признать, что девочка изощреннейшим образом сумела выиграть этой запиской немало времени, смогла направить мать по ложному следу и скрыть свой настоящий план. Посмотрев на Мэри Риггинс, Терри поинтересовалась:

— Вы ее подругам звонили?

— Ну конечно, инспектор, — ответил за нее Скотт. — После того как закончился последний сеанс, мы обзвонили всех возможных Кейт и Сар. Впрочем, должен признаться, что ни я, ни Мэри никогда не слышали от Дженнифер о подружках с такими именами. Тогда мы стали перебирать всех ее друзей и знакомых — всех, о ком она хоть когда-то что-то рассказывала. В общем, вскоре выяснилось, что никто сегодня ни в какое кино не ходил, да и с Дженнифер никто встречаться не собирался. Короче говоря, подружки и одноклассники не видели ее с того часа, как закончились занятия.

Терри кивнула. «Умная девочка», — почти с одобрением подумала она.

— У нее вообще друзей мало, — сказала вдруг миссис Риггинс сиплым, заплаканным голосом. — Ни в начальной, ни в средней школе она не отличалась компанейским характером. И вообще всегда с трудом устанавливала отношения с ровесниками.

Терри подумалось, что эти слова и формулировки принадлежали не Мэри. Откуда ветер дует — понятно. Причем мать повторяет мысли своего бойфренда без запинки, как свои собственные. Похоже, он не раз вдалбливал ей эти оценки во время домашних дискуссий.

— Но может быть, она все-таки договорилась о встрече с кем-то, кого вы не знаете?

И мать, и новоявленный отчим только покачали головами в ответ.

— А парня у нее, случайно, нет? Вдруг она с кем-то встречается и старательно скрывает от вас свою личную жизнь?

— Нет-нет, — заявил Скотт. — Уж поверьте мне как профессиональному психологу. Случись такое в жизни Дженнифер, я бы, несомненно, определил, что с нею происходит, по целому ряду признаков.

«Это уж точно», — неодобрительно подумала Терри. Чтобы не выдать своего отношения к Скотту, она на всякий случай на пару секунд уткнулась в рабочий блокнот, якобы делая в нем какие-то важные пометки.

Мэри собралась с силами и попыталась поучаствовать в разговоре, не срываясь поминутно в рыдания. Тем не менее голос по-прежнему едва слушался ее, а в интонациях, буквально в каждой фразе, звучал явный, ничем не прикрытый материнский страх за пропавшую дочь:

— Когда стало понятно, что дело неладно, я решила сходить к дочке в комнату. Думаю, а вдруг она еще какую-нибудь записку оставила или еще что… Так вот, я как-то сразу заметила, что ее любимого плюшевого мишки тоже нет. Знаете, обыкновенный такой игрушечный медведь. Она его называла Мистер Бурая Шерстка. Так любила его… Даже на ночь в кровать к себе брала… Эту игрушку отец ей подарил незадолго до смерти. В общем, она теперь без этого медведя никуда — так его любит.

«А вот это прокол, — подумала Терри. — Сентиментальность — плохой помощник в запретных делах. Да, Дженнифер, если бы не этот медведь, ты бы сутки форы получила, пока мама начала бы всерьез волноваться. Впрочем, и без того у тебя часов шесть оказалось — тоже немало».

— В последние дни в ее жизни ничего необычного не происходило? Ничего, что могло бы спровоцировать ее на такой поступок? — поинтересовалась инспектор Коллинз. — Я имею в виду какую-нибудь ссору дома или, например, неприятности в школе…

Миссис Риггинс успела только удивленно всхлипнуть, ответил же за нее Скотт:

— Нет, инспектор. Если вы думаете, что мы с Мэри могли подтолкнуть Дженнифер к каким-то необдуманным действиям, то вы ошибаетесь. Никаких жестких требований мы к ней не предъявляли. Никаких упреков, претензий, наказаний. Никаких конфликтов в семье в последнее время не было. Она, кстати, тоже вела себя вполне пристойно — не капризничала, не устраивала сцен, как это принято у подростков… Ни ругать, ни наказывать ее было просто не за что. В общем, мы с Мэри как-то даже успокоились и решили, что все самое тяжелое в отношениях с Дженнифер уже позади. И вдруг — такое…

«Похоже, девочка давно все это задумала, — поняла Терри. — Усыпить бдительность домашних ей вполне удалось».

Инспектор чувствовала, что за благостными речами Скотта скрывается как минимум фальшь, если не откровенная ложь, и была намерена рано или поздно выяснить, насколько справедливы ее подозрения, и вывести бойфренда Мэри Риггинс на чистую воду — вне зависимости от того, поможет это разыскать пропавшую девочку или нет.

— Вообще-то, инспектор, по моему мнению, Дженнифер — весьма проблемный ребенок, — заявил Скотт. — Она, несомненно, очень умна и восприимчива, но внутренне очень напряжена, неустойчива и уязвима. Я несколько раз пытался заняться ею профессионально, но она и слышать не хочет ни о какой психотерапии. Чего-чего, а упрямства ей не занимать. Какими упертыми бывают подростки, вы, инспектор, и сами прекрасно знаете.

Терри действительно это было известно. Другое дело, что в данном конкретном случае, как ей казалось, проблема заключалась вовсе не в упрямстве подростка.

— Есть какое-нибудь место, куда она могла бы поехать? К кому-нибудь из родственников? К подруге, которая переехала в другой город? Вспомните, не мечтала ли она в последнее время о том, чтобы поработать моделью в Майами? Или стать, например, актрисой и жить в Лос-Анджелесе? А может быть, она упоминала что-нибудь вовсе экстравагантное — например, что было бы неплохо поехать в Луизиану и наняться на рыболовецкую шхуну? Какими бы безумными и далекими от реальности ни казались подобные фантазии, в такой ситуации даже их стоит рассмотреть всерьез.

Ответ на этот вопрос был Терри заранее известен: нет, нет и еще раз нет. Инспектор уже задавала его, когда приезжала в этот дом по поводу предыдущих побегов ребенка, и ответ был абсолютно таким же. Другое дело, что в те разы уйти далеко Дженнифер не удавалось: она сумела преодолеть буквально пару миль в первый раз и добраться до соседнего городка — во второй. Сейчас дело обстояло немного иначе.

— Нет-нет! — сказала Мэри Риггинс, всплеснув руками, и потянулась за очередной сигаретой.

Терри заметила, как Скотт попытался перехватить руку подруги, чтобы не дать ей добраться до лежавшей на столе пачки «Мальборо», но женщина нервно сбросила его ладонь со своего предплечья и закурила, несмотря на то что другая сигарета, недокуренная, еще дымилась прямо перед ней в пепельнице.

— Нет, инспектор, мы с Мэри уже перебрали все варианты, — опять ответил за подругу Скотт. — Но не обнаружили ничего — никакой зацепки. Мы не знаем, куда могла отправиться Дженнифер.

Терри кивнула, погруженная в свои мысли.

— Мне, кстати, понадобится фотография девочки, — сказала она. — Чем свежее, тем лучше.

— Вот, пожалуйста, — с готовностью отозвался Скотт и протянул Терри заранее приготовленный снимок.

Инспектор бросила взгляд на фотографию: ничего особенного — обычная улыбающаяся девочка-подросток. «Какая же за всем этим скрыта ложь!» — мелькнула мысль.

— Мне также понадобится ее компьютер, — продолжала Терри.

— Это еще зачем? — встрепенулся Скотт, но Мэри перебила его и, обращаясь к Терри, сказала:

— Да, конечно. Он на столе в ее комнате. Ноутбук.

— Но ведь в нем может быть информация сугубо частного характера, — запротестовал Скотт. — Мэри, я не понимаю тебя. В конце концов, как мы объясним Дженнифер, когда она вернется, что с нашего разрешения полиция рылась в ее личных файлах?

Скотт замолчал, похоже поняв или, быть может, почувствовав, сколь глупо выглядит в этот момент и сколь смешно звучат его доводы. Впрочем, Терри догадалась, что, скорее всего, волновало его не только то, как он выглядит. Поведение Скотта выдавало страх — проколоться. В чем, интересно?

Терри задала вопрос, которого — она прекрасно это понимала — было бы лучше избежать:

— Где похоронен отец Дженнифер?

В гостиной воцарилось неловкое напряженное молчание. Стихло все — даже всхлипывания миссис Риггинс, которые все это время аккомпанировали разговору.

Терри заметила, как Мэри подбирается, расправляет плечи и берет себя в руки.

— На Северном побережье, инспектор. Неподалеку от Глостера, — сказала Мэри напряженным, но ровным голосом, без всхлипываний и иканий. — Я только не понимаю, какое отношение это имеет к делу.

— Вполне возможно, что никакого, — ответила Терри.

На самом деле она прекрасно понимала, зачем ей нужна эта информация: она представила себя обиженным на весь мир, впавшим в депрессию подростком, которому вдруг страшно захотелось бежать из родного дома куда глаза глядят. Как бы поступила она в таком случае? Не решила бы для начала, перед по-настоящему длинной дорогой, взглянуть на могилу того единственного человека, который, как ей казалось, любил и понимал ее такой, какая она есть?

Чтобы вернуться обратно к реальности, Терри даже пришлось слегка потрясти головой. Сделала она это, впрочем, аккуратно и незаметно — никто в комнате не обратил внимания, что некоторое время она мыслями была совсем в другом месте.

«Кладбище или Нью-Йорк, а может быть, по порядку то и другое, — подумала она. — Кладбище — прощание с прошлым, а Нью-Йорк — отличное место, где можно потеряться навсегда».

Знать бы только, думает ли так же беглянка Дженнифер, или, в ее представлении, к вольной и независимой жизни ведет другой путь.

Глава 5

Где-то в амстердамском офисе…

В спальне в Бангкоке…

В каком-то кабинете в Токио…

В интернет-кафе в Сантьяго…

На экране ноутбука в читальном зале университетской библиотеки в Найроби…

На огромной плазменной панели, висящей на стене просторного зала в шикарном московском пентхаусе. В помещении с телевизором было не протолкнуться: гости отдыхали, веселились и, как и следовало ожидать, пили водку из хрустальных стопок и закусывали икрой. Рвущуюся из мощных колонок техно-музыку сделали тише, и бо́льшая часть собравшихся переключила свое внимание на экран, где беззвучно заканчивалась трансляция футбольного матча. Московский «Локомотив» играл против киевского «Динамо». Высокий властный мужчина, с усами в стиле Фу Манчу, поднял руку, призывая всех к тишине. Он имел на это право: это была его вечеринка и его квартира, балконом выходящая на парк Горького. На мужчине были дорогой черный костюм и сиреневая шелковая рубашка без галстука, из-под расстегнутого воротника которой виднелась толстая золотая цепочка. На запястье у хозяина дома поблескивал драгоценными камнями браслет с роскошными часами «Ролекс». В современном мире криминал очень тесно связан с бизнесом. Порой трудно отличить, кто перед тобой: представитель преступной группировки или добропорядочный успешный предприниматель. Хозяин пентхауса запросто мог быть либо тем, либо другим, либо же — и тем и другим одновременно. Стоявшая рядом с ним молодая, лет на двадцать моложе его, женщина, с прической и ногами супермодели, одетая в свободное вечернее платье с блестками, мало скрывавшее от посторонних взглядов ее ладную, легкую — быть может, чуть по-мальчишески — фигуру, обратилась к гостям поочередно по-русски, по-французски и по-немецки. «Нам сообщили, — объявила она, — что сегодня вечером начнется очередной цикл трансляций нашего любимого онлайн-шоу. Мы думаем, что многим из вас оно также придется по вкусу». Женщина воздержалась от дальнейших пояснений, не без оснований полагая, что гости и так поняли ее правильно. Судя по тому, с какой готовностью собравшиеся стали занимать места в уютных креслах, на диванах и на стульях, принесенных в гостиную, они действительно были в курсе анонсированного зрелища. Более того, по блеску, появившемуся у многих в глазах, можно было сделать вывод, что и собрались они здесь в первую очередь ради этой загадочной интернет-трансляции.

На экране появилась заставка с большой стрелкой и надписью PLAY. Хозяин дома навел курсор на стрелку и щелкнул кнопкой мыши. Послышалась музыка — «Ода к радости» Бетховена. Мелодия исполнялась на синтезаторе. На экране тем временем появилось изображение еще совсем юного Малкольма Макдауэлла в роли Алекса из кубриковского «Заводного апельсина». Алекс был как в фильме — в белом трико, черных клоунских ботинках, с театрально подведенными глазами и в шляпе-котелке. Именно в таком образе этот герой стал знаменит на весь мир, именно таким создали его талант актера и гений режиссера картины, прогремевшей в международном прокате в начале семидесятых.

Этот кадр вызвал оживление и даже аплодисменты у аудитории, собравшейся в пентхаусе в центре Москвы, — особенно у представителей старшего поколения: они отлично помнили и книгу, и пьесу, и, разумеется, знаменитый фильм.

Портрет Алекса исчез, и экран погрузился в напряженную пульсирующую темноту. Через несколько секунд на черном фоне появилась надпись, выполненная острым как бритва кроваво-красным шрифтом: «Что будет дальше?»

Название программы побледнело, и на его месте всплыл очередной титр: «Часть 4».

На экране появилось изображение какого-то помещения, судя по всему — подвала. Изображение было неожиданно зернистым и как будто плоским, одномерным, несмотря на то что для трансляции явно использовалась современная недешевая высококачественная камера. Помещение выглядело пустым, унылым и необитаемым. Ни окон, ни дверей в поле зрения камеры. Догадаться, что это за место, — невозможно. Место без названия, без координат. Гостям московской вечеринки, помимо серых бетонных стен и пола, была видна только старая кровать с металлическим каркасом-сеткой. На кровати лежала молодая женщина, раздетая до белья. Голова ее была укутана в какой-то черный колпак или капюшон. Ноги и руки женщины были пристегнуты наручниками и цепями к вкрученным в стену — как в старинной тюрьме — кольцам. Женщина лежала совершенно неподвижно, и о том, что она жива, говорили лишь колебания тяжело вздымавшейся груди. Была ли она без сознания, одурманена наркотиками или просто спала — понять было невозможно. Прошло, наверное, с полминуты — и женщина в черном капюшоне изогнулась всем телом, отчего сковавшие ее цепи зазвенели.

Кто-то из гостей непроизвольно охнул. Кто-то спросил по-французски: «Est-ce-que c’est vrai?» Но ответа не последовало. Все неотрывно смотрели на экран, стараясь не пропустить ни одного кадра.

Другой участник вечеринки стал рассуждать по-английски: «Да нет, это же просто постановка, перформанс. А девушка — актриса, которую специально наняли для участия в театрализованном представлении».

Женщина в платье с блестками посмотрела на говорящего и покачала головой. В ее голосе слегка угадывался мягкий славянский акцент, но в остальном ее английский был безупречен. «Многие так думали, — сказала она, — когда смотрели трансляции предыдущих серий. Но уверяю вас, посмотрев шоу подольше, хотя бы несколько дней, вы поймете, что охотников играть такие роли нет. Так что никакая она не актриса».

Красавица вновь обернулась к экрану. Фигура в капюшоне вздрогнула. Ее голова непроизвольно повернулась в сторону — туда, где, судя по всему невидимый для зрителей, кто-то зашел в подвальное помещение. Было видно, как пленница вся напряглась, как натянулись удерживавшие ее цепи.

Неожиданно изображение на экране замерло, трансляция сменилась стоп-кадром, а еще через несколько секунд его сменил все тот же черный фон с кроваво-красными титрами. «Хочешь увидеть больше?» — гласила надпись, протянувшаяся через экран.

Вслед за вопросом появилась таблица со списком тарифов и полями для введения данных кредитной карты. Можно было оплачивать просмотр поминутно, можно купить сразу час, можно — целый многочасовой блок. Допускалась и оптовая закупка — сразу целого дня и даже нескольких дней кряду. В одной из строк таблицы было указано: «Часть 4. ПОЛНЫЙ ДОСТУП С ИНТЕРАКТИВНЫМ УЧАСТИЕМ» — и сумма. В нижнем углу экрана виднелся электронный таймер, окошечки которого до поры до времени застыли на нулях. Рядом красовалось краткое объявление: «День первый». Часы вдруг моргнули и стали отсчитывать время. Одна секунда, вторая, третья… Это напоминало работу хронометра, отсчитывающего продолжительность теннисного матча где-нибудь на Уимблдоне или на U.S. Open.

Несколько выбивалась из привычной картины новая надпись, появившаяся на экране: «Часть 4. Предположительная продолжительность — от 1 недели до 1 месяца».

Кто-то из гостей весело крикнул по-русски: «Давай, Дмитрий, вперед! Купи все сразу — от начала до конца! Что, у тебя бабла не хватит, что ли?» Послышался смех, ободряющие возгласы, и вскоре хозяин дома встал с довольным видом, оглядел гостей, чуть театрально поклонился им и, эффектно позируя, лениво набрал на компьютерном терминале данные своей банковской карты. На экране тотчас же появился запрос на пароль. Мужчина нашел глазами свою спутницу в блестящем платье и едва заметно кивнул ей. Та тотчас же подошла к клавиатуре и не задумываясь набрала несколько знаков. Судя по ее загадочно-двусмысленной улыбке, в качестве пароля было использовано известное только ей и ее любовнику ласкательное прозвище, которое произносится вслух только в стенах спальни. Хозяин вечеринки довольно улыбнулся и кивком головы приказал официантам вновь наполнить бокалы гостей, с нетерпением ожидавших подтверждения платежа и начала трансляции.

Того же ждали и многие другие люди по всему миру.

Типичного, «среднего» зрителя трансляций сайта Whatcomesnext?.com, наверное, не существовало. Впрочем, можно было с большой долей уверенности предположить, что среди любителей этого зрелища гораздо больше мужчин, чем женщин. Многолюдная московская вечеринка была скорее исключением: большинство посетителей сайта предпочитали утолять свое любопытство в уединенной обстановке. Создатели сайта разработали эффективную систему защиты контента и весьма сложную схему идентификации посетителей — со множеством степеней проверки паролей и платежных реквизитов. Все платежи осуществлялись через несколько последовательно подключенных поисковых и платежных систем, которые находились в юрисдикции разных стран, в основном в Восточной Европе и Индии. Продуманная система защиты уже доказала свою эффективность, отразив несколько попыток взлома со стороны правоохранительных органов. Впрочем, полиция не слишком интересовалась тем, что происходит на этом сайте: трансляции не несли никакой политической нагрузки, террористические организации в них участия не принимали, детской порнографии тоже замечено не было, — в общем, полиция интересовалась им лишь от случая к случаю и не прикладывала слишком больших усилий, чтобы выйти на создателей интернет-шоу «Что будет дальше?». Можно даже сказать, что умеренное внимание полиции к сайту шло ему на пользу, повышая рейтинг и создавая определенную репутацию.

Whatcomesnext?.com сам воспитывал своих клиентов. Костяк зрителей составляли люди, готовые платить немалые деньги за коктейль из острых впечатлений, которые они получали, наблюдая сексуальное подавление и унижение человеческой личности — издевательства, явно граничащие с криминалом. Когда очередная серия трансляций бывала готова к эфиру, для приглашения потенциальных клиентов использовались самые современные системы поиска и оповещения.

Создатели сайта вовсе не считали себя преступниками, хотя в процессе подготовки и реализации своего проекта они совершили немало преступлений. Не считали они себя и убийцами, хотя убивать им тоже приходилось. Они не стали бы называть свое «творчество» извращением, хотя, с позиции большинства нормальных людей, то, чем они занимались, было именно извращением. С их точки зрения, это был новый вид бизнеса, а сами они — современные предприниматели или даже импресарио, предлагающие клиенту особую услугу: редкое, чрезвычайно востребованное зрелище, находящее отклик в самых темных уголках мира и человеческой души.

Майкл и Линда познакомились пять лет назад на подпольной секс-вечеринке в одном из пригородов Чикаго. Майкл был тогда чуть стеснительным, вкрадчивым молодым человеком — аспирантом со специализацией в области компьютерных технологий; Линда же занимала весьма невысокий пост в известном рекламном агентстве и, для того чтобы свести концы с концами, не брезговала время от времени подработать, предоставляя эскорт-услуги. Ее вкусы выходили за границы привычного и дозволенного; он мечтал о том, чего до поры до времени не мог себе позволить. Линду тянуло к «БМВ»; из стимуляторов она предпочитала такие препараты, как декседрин, — и это предпочтение уже граничило с зависимостью. Майкла еще в ранне-подростковом возрасте задерживали по подозрению в краже соседской собачки. Это тявкающее создание действительно осмелилось цапнуть его за лодыжку, и он, судя по всему, обиды не забыл. У полиции были основания полагать, что сметливый юноша продал безобидную бишон-фризе куда-то в иллинойскую глубинку, на ферму, где, по некоторым данным, натаскивали для нелегальных боев питбулей. Бойцовым собакам нужно было на чем-то тренироваться, и хозяин фермы платил за живое мясо наличными. Двадцать пять долларов. Дело против Майкла рассыпалось после того, как выяснилось, что информатор, снабдивший полицию этими сведениями, замешан в гораздо более серьезных преступлениях, чем похищение собак на убой. Глядя на Майкла, покидающего зал судебных заседаний свободным человеком (досье на несовершеннолетнего абсолютно чистое: ни судимостей, ни приводов), многие полицейские предрекали, что видят его здесь не в последний раз и что по этому парню тюрьма плачет. Однако до поры до времени мрачные предположения по поводу будущей судьбы Майкла оставались лишь предположениями: он по-прежнему был на свободе и вел себя предельно аккуратно.

И у него, и у Линды было весьма темное прошлое, и оба они предпочитали многое не афишировать. Оба тщательно маскировали свои тайные наклонности и стремления. Студент-отличник, активный общественник — и молодая перспективная бизнес-леди. Интеллектуальный уровень у обоих был выше среднего, и они настойчиво продолжали повышать его. Оба могли с законной гордостью сказать, что уже добились в жизни большего, чем светило им при рождении. Впрочем, все эти внешние проявления и достижения имели мало общего с подлинными внутренними стремлениями и убеждениями молодых людей. Каждый уже давно обнаружил в себе эти тайные влечения, а вскоре они открыли их и друг в друге. В тот вечер, когда они познакомились, оба предполагали заняться самообразованием в весьма деликатной сфере и в еще более деликатной форме.

Правила участия в мероприятии были предельно просты: привести с собой партнера противоположного пола, представляться и называть других гостей только по имени, по окончании вечера не обмениваться ни с кем телефонами и электронными адресами, а главное, доведись потом встретить кого-то из новых знакомых в обычной жизни, — ни в коем случае не показывать виду, что общался с этим человеком прежде, во время безумной сексуальной оргии.

С правилами все соглашались легко. Другое дело, что, не считая первого пункта, мало кто следил за их строгим соблюдением. Партнера действительно нужно было привести с собой — иначе тебя просто не пустили бы в дом. А вообще, приезжавшие в загородный коттедж посетители не слишком ревностно относились к каким бы то ни было правилам.

Сам дом, казалось, был соткан из противоречий. У крыльца на лужайке валялись два детских велосипеда. Каминная полка была уставлена книгами доктора Сьюза. Коробки с мюсли и сухими завтраками были задвинуты в угол кухонной столешницы, в центре которой лежало большое зеркало с заботливо выложенными кокаиновыми дорожками. Большой телевизор в семейной гостиной надрывался, показывая один за другим фильмы категории XXX, которые транслировались по кабельному каналу. Никто не следил за происходящим на экране, потому что в реальном пространстве гости занимались именно тем, что придумывали для зрителей самые изощренные режиссеры порнофильмов. Одежды здесь сбрасывались мгновенно. Алкоголь лился рекой. Таблетки экстези подавались как закуска между основными блюдами. Самым старшим из более трех десятков гостей было, наверное, слегка за пятьдесят, большинству же — от тридцати до сорока. Когда Линда появилась в гостиной, когда она стала эффектно и соблазнительно раздеваться, многие мужчины обратили на нее внимание и мысленно занесли в свои планы на вечер новый пункт: обязательно познакомиться с этой красоткой поближе.

Как того требовали правила, и Майкл, и Линда появились на вечеринке не одни, а в сопровождении третьих лиц. Зато ушли они вместе. Изначально партнершей Майкла была его однокашница по аспирантуре, социолог, большая любительница полевых исследований. Впрочем, академический пыл ее несколько поугас, когда ее зажали в углу трое раздетых, явно возбужденных мужчин, которым не было никакого дела до ее по-школьному правильно сформулированных вопросов о том, как их сюда занесло и как они дошли до жизни такой. Гораздо больше этих троих интересовало, как бы им «нагнуть» новенькую поинтереснее. Спасло незадачливую социологиню негласное правило вечеринки: никого ни к чему не принуждать. Интерпретировалась эта заповедь весьма вольно, но ее соблюдение хотя бы в общих чертах помогало избежать прямых уголовных обвинений и просто лишних контактов с полицией.

Партнером Линды в тот вечер был ее клиент. Заказав услуги высококлассного эскорта, он сводил Линду в дорогой ресторан, где и поведал своей наемной спутнице, как хотел бы провести остаток вечера. Предложив девушке составить ему компанию на этом мероприятии, он подкрепил предложение обещанием заплатить ей сверх установленной таксы, которая и так составляла немалую сумму — 1500 долларов. Заявив, что, пожалуй, пересилит себя и согласится на это предложение при условии оплаты вперед и наличными, Линда не стала признаваться клиенту, что пошла бы в такое место даже бесплатно — просто из интереса. Любопытство оказывало на нее такое же действие, как предварительные ласки перед сексом. Вскоре после прибытия на вечеринку партнер Линды потерял к ней интерес и с концами пропал в одной из спален. В последний раз она видела его через полуоткрытую дверь — с кожаной плеткой в руках и абсолютно голого, если не считать плотной черной шелковой маски на лице. Лишившись спутника, Линда тем не менее не страдала от недостатка внимания присутствующих.

Их встреча — как и все встречи и знакомства, случившиеся в тот вечер, — была совершенно случайной. Просто взгляды молодых людей встретились, метнувшись друг к другу через душную полутемную комнату. Как-то по-особому вздрогнули и изогнулись их изнуренные тела, как-то иначе зазвучали голоса. Одного слова, едва заметного кивка, пожатия плечами им оказалось достаточно, чтобы вычислить друг друга в этом помещении, наполненном мужчинами и женщинами, совокуплявшимися в самых невероятных позах и комбинациях. В тот миг, когда их глаза встретились, каждый был занят кем-то другим. И ни один из них не был в восторге от того, чем занимался. В помещении, где, с точки зрения большинства присутствовавших, происходило нечто невообразимое и захватывающее, им было откровенно скучно. Но, увидев друг друга, они сразу же заинтересовались происходящим, сразу же оживились и стали проявлять внимание к новому объекту. В общем-то, в тот вечер у них даже не было секса друг с другом. Они просто присматривались один к другому, замечая друг в друге особую, свойственную обоим целеустремленность при совершении того, чем остальные просто занимались в свое удовольствие под аккомпанемент вздохов и стонов. В какой-то момент Майкл и Линда уже неотрывно смотрели друг на друга, и казалось, что именно эта бесплотная связь вот-вот взорвется самым безумным оргазмом посреди пространства, насквозь пропитанного похотью и вседозволенностью. Незнакомые люди пользовались их телами, а они все смотрели и смотрели друг на друга. Когда Майклу удалось наконец пробраться к Линде сквозь стену из потных тел, он с изумлением почувствовал исходящую от нее волну агрессивности. В другой раз он, наверное, и не сунулся бы к этой роскошной девчонке, как обычно похоронив свои тайные желания под неловкими, стеснительными приветствиями и дежурными скучными комплиментами. Но сейчас он не узнавал себя: к незнакомке он подошел в тот момент, когда над нею «трудился» какой-то мужчина, имени которого ни Линда, ни Майкл не знали. Линда сразу почувствовала, что этот парень направляется к ней не для того, чтобы каким-нибудь хитроумным способом воспользоваться еще не задействованными в процессе совокупления отверстиями ее тела. Нет, ему явно было нужно что-то другое. Чтобы понять, что именно, Линда даже стряхнула с себя очередного партнера, который, прерванный на самом интересном месте, остался не удовлетворен, растерян и весьма недоволен. Впрочем, одного взгляда Линды — властного, полного ненависти и презрения — хватило, чтобы сразу пресечь возможные проявления недовольства со стороны отвергнутого самца. Она встала, шагнула навстречу Майклу и, как была обнаженной, протянула ему, такому же голому, руку, как если бы они были знакомы сто лет. Без лишних разговоров они покинули этот чужой для них праздник. В тот миг, когда Майкл и Линда, рука об руку, направились в самый темный угол гостиной искать свою одежду, они были похожи на изгоняемых из рая Адама и Еву с какого-нибудь полотна или фрески эпохи Возрождения.

За годы, проведенные вместе, они не часто вспоминали о том, где и при каких обстоятельствах познакомились. Очень быстро обоим стало понятно, что их общие интересы, сжигающие их обоих страсти не ограничиваются сексом, пусть даже самым разнузданным. Их грело и возбуждало нечто иное — темное, порочное и оттого еще более притягательное.

Запах бензина ударил ему в нос.

Он чуть было не задохнулся, но, кашляя и почти теряя сознание от удушливых испарений, все-таки довершил начатое: весь ржавый пол фургона был сплошь покрыт радужной пленкой разлитого бензина. Распахнув дверь, он практически вывалился наружу, судорожно хватая ртом чистый воздух.