Ветеран Цезаря

Булл дал мне подзатыльник и сам метнул копьё. Белый парус затрепыхал. Канат, выпущенный из рук кормчего, соскользнул с удерживавшего его колышка и взвился в воздух, а сам кормчий, пронзённый копьём Булла, свалился в воду. Судёнышко зашаталось. Помощник кормчего поймал канат и натянул парус. Гребцы старались изо всех сил. Но мы были уже рядом. За моей спиной раздался грохот. Это, готовясь к рукопашному бою, опустили мачту и одновременно сбросили на палубу преследуемого корабля абордажные мостки (сделанные наподобие тех «воронов», что когда-то, во время Пунической войны, придумали наши предки, чтобы побеждать опытных в морском бою пунов[19]).

Те, за кем мы гнались, тоже опустили парус и мачту. Стала видна палуба и на ней несколько молодых римлян с обнажёнными мечами. Их матросы и рабы вооружились копьями. Я мысленно призвал на помощь своего гения-покровителя, потому что решил драться против пиратов на стороне римлян.

Никто не успел сделать ни одного движения: Булл бесстрашно свесился с борта и крикнул:

— Эй, вы! Слушайте! Я с вами как с разумными людьми говорю. Одеты вы хорошо, даже роскошно: видно, кошельки у вас не черепками набиты. Что вам за польза продырявить несколько наших людей? Всё равно мы сильнее. Вы в наших руках. Заплатите приличный выкуп — и все дороги вам открыты. Можете и скорлупку свою забрать, если гребцы ваши не захотят к нам перейти. Но, конечно, вам придётся выплатить цену вашей посудины и матросов.

Я подался вперёд, готовясь первым взбежать на мостки и присоединиться к римлянам. Неожиданно самый молодой из них засмеялся и вложил меч в ножны. Остальные последовали его примеру. Рабы и матросы опустили копья.

— Принимаем предложение, — важно сказал молодой римлянин. — Что ты называешь приличным выкупом? Назови цену.

Булл махнул пиратам, чтобы они тоже убрали оружие, и крикнул римлянам:

— Я решаю не один. Мои люди должны принять участие в договоре. Переходите сюда.

Молодой римлянин двинулся к мосткам, но спутники преградили ему дорогу.

Булл подбоченился, презрительно разглядывая их сверху:

— Эй, вы! Боитесь? Не заставляйте нас долго ждать, не то захватим вас силой, тогда уж на себя пеняйте.

Юноша плечом раздвинул тех, кто загородил ему дорогу.

— Мои друзья тебе не доверяют, — сказал он, смело ступая на мостки.

Глава пятая

Я с восторгом смотрел на него. Мне показалось, что он не намного старше меня — года на четыре, не больше. Вид у него был, пожалуй, несколько болезненный: он был худ, но плечи так широки, талия так стройна, голова так гордо посажена, что не залюбоваться им было невозможно. А главное, что меня пленило: он шёл по мосткам совершенно один, и ни капельки страха не заметил я на его лице!

Вот, как бы опомнившись, за ним бросился раб… двинулся было к мосткам ещё один римлянин… Остальные его задержали. По-видимому, они о чём-то совещались. Потом снова вытащили оружие, будто могли что-нибудь сделать, если бы шайка киликийцев вздумала наброситься на их спутника!

Подозреваю, что Булл раньше был актёром: уж очень любил он разыгрывать разные сцены. Вот и теперь: возмущённо вздёрнул плечи и принял вид оскорблённой добродетели:

— Не доверяют? Мне?! Разве они не знают, что у пиратов своя честь?

Молодой римлянин уже шагал по палубе нашего корабля, не обходя, а отстраняя стоявших на его пути.

— Честь? — сказал он, останавливаясь перед Буллом. — Возможно, чтобы доказать это моим друзьям, прикажи убрать мостки, вцепившиеся в наш корабль.

— Зачем? — поднял брови Булл.

— Мои друзья отойдут на полмили и будут ждать конца переговоров. Если ты вздумаешь напасть на меня, они отправятся за подкреплением, нагонят твой корабль и всех вас перевешают, — спокойно объяснил молодой римлянин.

Пираты захохотали. Булл, давясь от смеха, махнул матросам, чтобы они подняли мостки.

— Ну и шутник, — отдуваясь, сказал он. — С таким иметь дело одно удовольствие.

На римском корабле поставили мачту, подняли парус и медленно отплыли. Юный римлянин молча следил за ними и, только когда корабль удалился настолько, что его уж не могли настигнуть наши стрелы, повернулся к Буллу:

— Ну, какой же выкуп вы за нас хотите?

Он равнодушно смотрел на Булла и на собравшихся вокруг пиратов, хотя все они были вооружены, а у него и его раба висели на поясах только кинжалы.

— Сколько же мы за них хотим? — спросил Булл у своих подчинённых.

— Сперва надо узнать, кто они такие! — крикнул один из пиратов.

— Вполне разумно, — важно кивнул юный римлянин и указал на отплывшее судёнышко, — там знатные молодые вифинцы и римские патриции, мои друзья. А я, — он гордо выпрямился, — Гай Юлий Цезарь, ношу то же имя, что и мой отец, бывший претор[20]. Ну говорите, во сколько вы нас оцениваете?

Несколько секунд Булл, сжав губы и почёсывая кончик носа, рассматривал пленников и наконец полувопросительно произнёс:

— Я думаю, тысяч двадцать денариев?[21]

— Что-о?! — Цезарь впервые потерял хладнокровие и с негодованием отступил. — Двадцать тысяч денариев?!

Булл тоже возмутился:

— Вот уж не думал, что ты будешь торговаться! Неужели можно взять дешевле, — он стал загибать пальцы, — за всех вас, за вашу посудину, за матросов, за рабов…

Цезарь презрительно рассмеялся:

— Клянусь, ты самый бездарный пират на свете! Я думал, ты за одного меня просишь двадцать тысяч, а это, оказывается, за всех! — Он укоризненно покачал головой. — Неужели мне давать тебе уроки твоего ремесла? Я назвал имя римского патриция, потомка Энея[22], а ты меня оптом с другими в двадцать тысяч денариев оценил! Да одна моя жизнь стоит не меньше трёхсот тысяч денариев! И я тебе их дам…

Разбойники в восторге завопили:

— Да здравствует потомок Энея!.. Да здравствует Гай Юлий Цезарь!

Я едва мог удержаться от смеха, глядя на поглупевшее лицо Булла.

— Значит, согласны? — деловито спросил Цезарь.

В ответ раздались рукоплескания и новый взрыв радостного рёва. Булл пробормотал:

— Почём я знал, что ты потомок Энея! — и присоединился к овациям.

— Но, — Цезарь развёл руками, — у меня этих денег нет…

Лица пиратов вытянулись. Цезарь поднял палец, предупреждая возражения:

— Они будут. Если вы дадите мне тридцать или сорок дней сроку, мои друзья, — Цезарь кивнул в сторону отплывшего судна, — соберут эту сумму и доставят в условленное место. А я это время пробуду у вас заложником. Согласны?

Булл хлопнул Цезаря по плечу:

— Я сразу понял, что ты разумный малый. Оставайся у нас хоть всю жизнь!

— Вряд ли тебе это понравится, — ответил Цезарь, сбрасывая его руку со своего плеча, — у меня дурной характер. А теперь позовём моих друзей. Мы условились, что я помашу им плащом.

Не обращая на нас внимания, словно он тут был один, Цезарь подошёл к борту, снял ярко-синий дорожный плащ и стал махать своему кораблю.

Так вошёл в мою жизнь Гай Юлий Цезарь. Хотя впоследствии я не часто встречал его, но думал о нём постоянно и стремился увидеть его. А чего очень желаешь, того почти всегда достигаешь, хотя порою и не на радость себе.

Получив указания, где, у кого и сколько можно взять взаймы для выкупа, спутники Цезаря отплыли, а он остался на корабле с одним рабом, двумя тюками и высокой круглой корзиной, подобной тем, что стояли у нас в библиотеке. Несколько мгновений он следил за удаляющимся парусом, потом, круто повернувшись, приказал пиратам помочь его рабу оттащить тюки под навес на носу корабля. Помню, меня поразило, что он ни капли не сомневался в повиновении кровожадных киликийцев, словно это были не разбойники, а его собственные слуги. И действительно, несколько человек, и я в том числе, подхватили тюки, а Булл, снисходительно улыбаясь, пошёл сзади, будто желал посмотреть, до чего дойдёт бесцеремонность этого патриция.

Цезарь как у себя дома шагал по палубе пиратского корабля. Под навесом, где в непогоду укрывался дозорный, он приказал распаковать один из тюков и раскинуть вынутую из него палатку. Услышав это распоряжение, Булл хлопнул себя по ляжкам, и Цезарь оглянулся, будто впервые заметил его присутствие.

— У меня слабое здоровье, — небрежно пояснил он, — и я предпочитаю спать на свежем воздухе, а не душиться с вами под палубой.

Сизый Нос широко повёл рукою:

— Располагайся где хочешь. Ты платишь за свои прихоти такие большие деньги…

Не дослушав его, Цезарь повернулся к нам, хлопотавшим над его вещами, и стал распоряжаться устройством своего жилья. Вскоре на носу нашего корабля раскинулась палатка, словно мы отправлялись на увеселительную прогулку. Из другого тюка мы достали складную кровать и такой же столик. Я распаковал высокую корзину. Как я и думал, в ней оказались книги. С волнением, какое, наверное, ощущает голодный при виде хлеба, я принялся перебирать футляры верхних свитков, прочитывая их названия, выписанные на титульных дощечках. Цезарь коснулся моего плеча:

— Ты сын предводителя этих разбойников?

Вспыхнув от обиды, я распушился, как петушок, готовый ринуться в бой. К счастью, Булл не обратил на это внимания.

— Что ты! — сказал он с шутовской важностью. — Это римский всадник Луций Сестий Гавий, пожелавший сделаться пиратом. Он ещё обучается нашему ремеслу, а пока занимает должность помощника повара.

Прищурив один глаз, Цезарь внимательно посмотрел на меня и обернулся к Сизому Носу:

— А твоё имя, малопочтенный глава пиратов?

— Булл, — ухмыляясь, ответил наш начальник.

Остальные пираты, не дожидаясь вопросов, отталкивая друг друга и выскакивая вперёд, стали выкрикивать свои имена, словно играющие мальчишки. Видно, не одного меня покорил наш пленник — все старались обратить на себя его внимание.

— Ну, проверим, запомнил ли я вас. — И Цезарь, указывая на одного за другим, назвал каждого по имени, ни разу не ошибившись.

Поражённые разбойники ахали. Желая ослабить впечатление, Булл пожал плечами:

— Ничего необыкновенного! Видно, ты каждый день работаешь головой, — он небрежно указал большим пальцем на корзину с книгами, — вот и развил память. А мы, — Булл потряс кулаком, — вот что каждый день упражняем. Уж тут тебе за нами не угнаться! Ишь какие у тебя руки: нежные, белые. Смотреть противно.

Цезарь поглядел на свою руку:

— Белая, да. Но не нежная! Просто чистая. Хочешь испытать её силу?

Я мысленно вознёс молитву богам, чтобы они удержали пленника от хвастовства: он казался таким хрупким и болезненным рядом с раздавшимся вширь пиратом.

Булл принял вызов. И вот он и Цезарь, выставив каждый правую ногу, как делали это мальчики у нас в школе, сцепили руки и оба стали нажимать на ладонь противника, стараясь сдвинуть его с места.

— Считайте! — крикнул Булл. — Клянусь, и до десяти не сосчитаете, как я его опрокину.

Гана начал считать. Пираты были уверены в победе толстого Булла и, столпившись вокруг, посмеивались над худощавым патрицием. Я напряг мышцы, мысленно помогая Цезарю. Гана сосчитал до десяти… до пятнадцати… Цезарь не шелохнулся. Шуточки утихли. Разбойники затаили дыхание. На счёте «тридцать» Булл с шумом выдохнул воздух:

— Фу-у… Довольно. Вот так Геркулес!

Пираты рукоплескали, выкрикивая:

— А на вид как девушка!

— Щуплый!

— Вид неважный.

— Зато на деле атлет!

— Да здравствует атлет Юлий Цезарь!

— Прекратите! — сердито вздёрнул голову Цезарь. — Я не гладиатор.

— Но рука у тебя, как у гладиатора, — с уважением сказал Булл. — Подумайте: я не мог с ним справиться!

— Ты просто разжирел, — начал было Цезарь, но вдруг умолк и, вскинув брови, уставился на лысую голову, высунувшуюся из-под палубы. — А это что за явление?

— Выползай, — приказал Булл. — Наш гость хочет на тебя посмотреть.

Аникат выбрался на палубу и, глупо улыбаясь, остановился перед Цезарем.

— Не знаю, что во мне интересного… Смотри, если хочешь.

— Повар? — отступил Цезарь. — Действительно повар, а не мусорщик?

— Ну, знаешь… — Подыскивая достойный ответ дерзкому и машинально почёсывая живот, Аникат сердито уставился на Цезаря.

Пираты хохотали, выкрикивая:

— Верно, верно!.. Он мусорщик!

— Он животом грязь на кухне собирает!

— А лысина!.. Гляди, сколько на ней сала!

— Весь жир, что своровал, на лысине выступил!..

— А ну вас! — Аникат добродушно махнул рукой и обратился к Цезарю: — Ну, насмотрелся на меня? Можно идти?

Кивком отпустив Аниката, Цезарь брезгливо поморщился:

— Вряд ли я теперь захочу есть. И зачем только вы мне его показали?

Поднявшись на цыпочки, я прошептал в ухо Булла просьбу… Он подтолкнул меня к Цезарю:

— Вот этот всадник желает собственноручно готовить тебе обед.

— Луций? — Цезарь снова пытливо заглянул мне в глаза, будто хотел разгадать, как я тут очутился, но вслух сказал только: — Из рук такого красивого отрока еда вдвое вкуснее.