Новые и новейшие письма счастья (сборник)

Декабрь 2000

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Блудный Отец – мужчина с характерной внешностью, лет пятидесяти. Быстрая речь, бегающие глазки.

Добродетельный Сын – мужчина лет сорока пяти с губастым, открытым и честным лицом.

БЛУДНЫЙ ОТЕЦ:

Внемли, жестокий сын моих мохнатых чресел!

Почто ты на меня ярлык врага навесил?

Почто не обратишь губастого лица

Ты в сторону меня, несчастного отца?

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ СЫН:

Нет, ворон, я не твой! С упрямством ишачиным

Меня, главу страны, ты называешь сыном.

Дитя я органов и доблестной Семьи,

Но эти органы, папаша, не твои!

БЛУДНЫЙ ОТЕЦ:

Помилуй, дитятко! В семье признали сами —

Я создавал тебя вот этими руками!

Ты плод моих трудов, моих костей и жил,

А сколько долларов в тебя я заложил!

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ СЫН:

Ты деньги на меня давал по доброй воле.

А чем ты нажил их? Трудом полезным, что ли?

Спасибо же скажи, что я еще слегка

Даю тебе давно уместного пинка.

БЛУДНЫЙ ОТЕЦ (бурно жестикулируя):

Нет, вы послушайте! О боже, боже правый!

Не я ли год назад вскормил тебя «Андавой»?

Не я ли, сколотив «Единство», сбился с ног?

О да, я воровал – но для тебя, сынок!

Кристальный, как Прудон, расчетливый, как Струве,

Я все, что добывал, тащил тебе же в клюве!

Я первые твои купил тебе штаны,

А ты меня теперь погонишь из страны!

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ СЫН:

Ты мне купил штаны помимо всяких правил,

А скольких россиян ты без штанов оставил?

Ужели веришь ты, что за твои штаны

Все власти потакать тебе обречены?

Беги, ты мне никто! Скажи еще спасибо,

Что ты наказан днесь не стройками Запсиба

И не Чукоткою, как твой дружок Роман,

А выслан за рубеж и прячешься в туман!

БЛУДНЫЙ ОТЕЦ (глумливо):

А если рассказать стране и правосудью,

Как я тебя кормил вот этой самой грудью?

А если я скажу ликующей толпе

Всю правду про тебя, про Таню и тэ пэ?

Когда ты не вернешь мне прежних преференций,

Я столько соберу таких пресс-конференций,

Что книги Коржика, чтоб был он так здоров,

Тебе покажутся укусом комаров!

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ СЫН (с достоинством):

Да, это аргумент расчетливый и скотский.

Но помнишь – за рубеж был выслан некто Троцкий?

Он тоже был хитер и временами груб,

Однако на него нашелся ледоруб!

БЛУДНЫЙ ОТЕЦ:

О, нечестивый сын! Кому грозишь ты плахой?

Куда, куда меня ты посылаешь?!

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ СЫН:

К черту!

А вы запомните, блудливые отцы:

Вас тоже могут ждать подобные концы.

Юбилейное К 70-летию Бориса Ельцина

Январь 2001

Незабвенный Борис Николаич!

Черт со свечкою, поп с кочергой!

Все, чего ты себе пожелаешь,

Пусть сбывается, друг дорогой!

С угрожающей грацией лося

Ты гонял окружающих лис…

Пусть бы все это так же сбылося,

Как твои обещанья сбылись!

Что сулил нам возлюбленный Ельцин?

Право, кончу ли, если начну!

Собирался ложиться на рельсы

И в покое оставить Чечню,

А реформы, свободы, дефолты,

А привычка премьеров менять…

Впрочем, нет. Не настолько мы желты,

Чтоб Борису сегодня пенять.

Не такие мы, Боря, путанки!

Ты за все заплатил головой.

Ты в историю въехал на танке

И уполз из нее чуть живой.

Пусть, при жизни в забвение канув,

Попирают тебя остряки:

Ты взрастил поколенье титанов.

Может статься, себе вопреки.

Вот они – широки, гонористы,

Демократии нашей творцы:

Губернаторы, авантюристы,

Олигархи, писаки, борцы!

Рос любой, кто с тобою связался,

Попадая на твой карнавал.

Даже жулик гигантом казался

(Ибо кто еще так воровал?!).

Несравненных ты вырастил гадов,

Сверхгигантских вскормил пауков:

Березовский, Гусинский, Масхадов,

Сосковец, Барсуков, Коржаков…

Но зато и какие герои!

Кох, Чубайс, и Лужок-на-Москве,

И Явлинский, раздувшийся втрое

От сознанья, что он в меньшинстве!

Ты все реже являешься, скромник,

Ты навеки Барвихой пленен.

Твой преемник похож на приемник,

Детприемник дзержинских времен.

Все как будто бы тихо и гладко,

Старикам прибавляют монет,

Есть иллюзия полупорядка…

Все в порядке. А воздуха нет.

Разбор пролетов

Июнь 2001. Арест Владимира Гусинского после недавней истории с таинственным исчезновением и столь же таинственным обнаружением Андрея Бабицкого.

Сцена изображает кремлевский кабинет Путина. ПУТИН нервно ходит по ковру. На ковре перед ним – вызванные на разбор полетов Рушайло, Патрушев и Устинов.

ПУТИН:

Это что же вы творите, сукины сыны?

В США и в Лондон-сити все потрясены!

Говорят, что я свободу прессы удушил

И российскому народу хавальник зашил!

Я ж велел вам только прессу мягко уломать,

Не теряя политесу, шлеп же вашу мать!

Вы ж Бабицкого ломали, как тайфун – тростник!

Нешто вы не понимали, резник и мясник?!

СИЛОВИКИ (хором):

Ну, пускай наполовинку пережали пресс —

Нам же все-таки в новинку этот политес!

Не чуждайся нашей дружбы и не обессудь:

Мы ведь все ж таки спецслужбы, а не кто-нибудь!

ПУТИН:

Ну, Бабицкого прощу хоть. Но налет на «Мост»?!

Я же вас просил прощупать, потянуть за хвост,

Но устроить маски-шоу посреди Москвы —

Это, братцы, по-большому мне наклали вы!

Можно было компроматом рожи им намять,

Но нельзя же автоматом, шлеп же вашу мать!

СИЛОВИКИ:

Ну допустим, ну а фиг ли? Тут же враг кругом!

Мы же, Вова, не привыкли цацкаться с врагом!

Так что мы не виноваты, зря не голоси:

Мы ж ведь все-таки солдаты, а не хрен соси!

ПУТИН:

Что же мне, раздать награды? Ручки вам пожать?

Ну Гусинского-то, гады, кто велел сажать?

Я ж сказал – пугнуть немного. Дескать, доконал.

У него ж, у демагога, собственный канал!

Тут про эту предварилку воет целый свет!

Я ж сказал – «Загнать в бутылку», а в Бутырку – нет!

СИЛОВИКИ:

Что он тут торчал, как цаца, грязью нас полив?

Пусть он едет издеваться на фиг в Тель-Авив!

Пред тобой, Вован, мы чËсты, или нет, чист˚,

Мы ж ведь все-таки чекисты, ровно как и ты!

ПУТИН:

Да конечно, это суки, сволочи, враги —

Но ведь нам связали руки внешние долги!

Запад как о троглодите воет обо мне!

Вы уж все-таки блюдите видимость вовне!

Чтобы мы хотя б снаружи, глядючи в упор,

Были все-таки не хуже, чем до этих пор!

Занимайтесь тут хоть сыском, жмите всю печать,

Но кончайте вы с Гусинским!

СИЛОВИКИ (радостно): Стало быть, кончать?!

ПУТИН (с досадой):

Да к чему же нам расправа, пытки и бои?

Эк у вас зудит-то, право, прыткие мои!

Пусть бы он на волю вышел, шлеп же вашу мать,

Пусть бы я о нем не слышал дней хотя бы пять!

СИЛОВИКИ (с готовностью):

Мы, быть может, грубоваты, выжжены в борьбе,

Но, однако, мы – солдаты, верные тебе!

И тебе даем мы слово: про него, жида,

Ты не будешь слышать, Вова, больше никогда!

Бросаются к Путину и отрывают ему уши.

Сдача

Июль 2001. Югославия во главе с Воиславом Коштуницей сдала Слободана Милошевича Гаагскому военному трибуналу.

ЧЛЕНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА (шепотом, Джинджичу):

Смелей! Решайся, ренегат,

Ослица Буридана!

ДЖИНДЖИЧ (неуверенно):

Воислав! Вишь, какой расклад…

Мы сдали Слободана.

КОШТУНИЦА:

Ну, блин! Не жизнь, а волшебство.

Скандалы на скандале!

Кто согласился взять его

И что за это дали?

ДЖИНДЖИЧ:

Да на него еще когда

Прислали нам бумаги!

Короче, мы сказали «да» —

И он теперь в Гааге.

КОШТУНИЦА (бледнея):

Не может быть! Да ты в уме?!

Отдать в Гаагу Слобо!

Теперь мы все в таком дерьме!

И вы! А я – особо!

ДЖИНДЖИЧ:

Ты знаешь, я подумал тут…

Он, знаешь, шизофреник,

А нам сказали, что дадут

За это много денег!

КОШТУНИЦА:

Ух, как взъярится большинство!

Скажи мне, ради бога:

Вы, значит, продали его?

ДЖИНДЖИЧ: Но денег правда много.

КОШТУНИЦА (остывая): Весь мир теперь остынет к нам…

ДЖИНДЖИЧ: Воислав, это враки.

КОШТУНИЦА: Да он с собой покончит там!

ДЖИНДЖИЧ: Воислав, это вряд ли.

КОШТУНИЦА:

И как я мог не уследить?!

Мне что теперь – убиться?

ДЖИНДЖИЧ:

Но не самим же нам судить

Народного любимца!

КОШТУНИЦА (с тоской):

Теперь начнется крик, скандал,

И шум, и тьма кромешна…

Но я не знал! Ведь я не знал?

СОВЕТ МИНИСТРОВ (хором): Не знал! Не знал, конешно!

КОШТУНИЦА (примиренно):

Мне лишь Отчизна дорога!

Я чужд угрюмой злобы!

А денег много?

СОВЕТ МИНИСТРОВ: До фига!

КОШТУНИЦА: Но я не знал?

ДЖИНДЖИЧ: Еще бы!

Пара крутых

Октябрь 2001. Путин встречается с Бушем.

БУШ: Мой друг Владимир…

ПУТИН:

Можно Вова.

БУШ:

Любезный друг, не всем дано

Понять друг друга с полуслова,

Но я-то понял вас давно.

Вступив на верную дорогу,

Вы сильно радуете нас.

Ведь демократия, ей-богу,

Всем надоела двадцать раз!

ПУТИН: Любезный Джорджи!

БУШ: Можно Жора.

ПУТИН:

И мы признаться вам должны,

Что доигрались до упора

В развале собственной страны.

Мог презирать любой узбек нас,

Про молдаван не говоря…

Какая, блин, политкорректность!

Россия требует царя!

БУШ:

Я знал, что мы поймем друг друга.

Я знал, что мы друг другу в масть.

Народы наши от испуга

Хотят лизать любую власть.

ПУТИН:

И как тут, Жора, ни крутись ты —

Поверь общественной нужде:

Когда приходят террористы,

Страна нуждается в вожде!

БУШ:

Признаться, Вова, не пора ли —

Скажу, как русскому царю:

Нас очень вовремя избрали!

ПУТИН:

И я про то же говорю!

Настало время нашей роты

Творить активное добро.

Что, кстати, думаешь про ПРО ты?

БУШ:

Оставь, мой друг! Какое ПРО!

Тому залог мои седины —

Об этом я давно умолк.

Теперь должны мы быть едины.

Тебе не нужно денег в долг?

ПУТИН:

Не надо, справимся легко мы.

Страна не зря горда собой.

Нужны ль тебе аэродромы?

Бери, пожалуйста, любой!

БУШ:

Давай, мой друг, поднимем знамя

Защиты вольности и прав!

И кстати, Вова… Между нами…

В Чечне ты был, похоже, прав.

ХОРОМ:

Гордитесь Путиным и Бушем,

Вовсю выпячивайте грудь!

Весь мир исламский мы разрушим.

Кто был ничем – ничем и будь!

Подавившиеся лимоном

Июль 2002. Суд над Лимоновым.

Отечество судит писателя вновь,

Причем на закрытом процессе.

Писательство портит и нервы, и кровь.

Оно из опасных профессий.

Состряпанных белыми нитками дел

Немало в российских анналах:

Сидел Чернышевский, и Горький сидел —

Поэтому мир и узнал их.

Сидел Достоевский, и – горе уму! —

Бывал Грибоед под арестом.

Под стражей Тургенев задумал «Муму»,

Что стала его манифестом.

Кобылин сидел, и сидел Мандельштам,

Клеймивший опричников смело:

Он встретить бы мог и Шаламова там —

Писателей много сидело.

Российский Парнас – это смрадный подвал,

Россия – страна неурядиц:

И Пушкин – вы помните – в ссылке бывал,

И Бродский сидел, тунеядец…

Но судей Лимонов приводит в экстаз:

Всех прочих уделал Лимонов!

Писателей брали в России не раз,

Но брали, увы, без ОМОНов.

Должно быть, Лимонов – писатель крутой,

Не зря он попал на скрижали!

Зато уж Толстой – это полный отстой:

Его никогда не сажали.

Уж как он хотел посидеть, говорят,

Уж как он того добивался —

А все ж не попал в этот доблестный ряд,

Тогда как Лимонов – прорвался.

И ты не в обиде, российская власть,

И вы, доносители-шкуры:

Когда вам еще доведется попасть

В историю литературы?

Баллада о двух отпускниках

Июль 2002

Отпуск пришел, на дворе июль,

В мареве горизонт…

Ельцин бросается в Иссык-Куль,

Путин – в Эвксинский понт.

Два президента, два главаря,

Светочи, блин, очей…

Плавает Ельцин, а втихаря

Хочет назад, в Ручей.

«Я бы, как грозное божество,

Им бы пустил кровя!

Я показал бы им всем… тово!» —

Думает он, плывя.

И вылезаючи на настил,

Прыгая на доске,

«Хоть бы назад он меня пустил!» —

Он говорит в тоске.

…Путин плывет, держа под волной

Ядерный ридикюль.

Путин устал управлять страной —

Хочет на Иссык-Куль.

«Здесь невозможно, спасая власть,

Не ущемить права…

Хоть бы, ей-богу, им всем пропасть!» —

Думает он, плывя.

И набирая воздуху в грудь

Прыгая на песке —

«Хоть бы уехать куда-нибудь!» —

Он говорит в тоске.

Так вот и плавают два вождя,

Хором себе твердя:

«Если бы нам поменяться!» Но —

Этого не дано:

Ельцин, брызги подняв, как куль,

Прыгает в Иссык-Куль —

Путин, сложивши солнечный зонт,

Лезет в Эвксинский Понт.

Тайна пола

Май 2003. Приехал Пол Маккартни.

Страна была поражена: в субботу Путин принял Пола. Там были Пол, его жена и скромный гид мужского пола. Ловила жадно вся Москва беседы важные детали, но только общие слова до русской прессы долетали. О чем был главный разговор – гадать могли бы до утра мы, когда бы благородный вор нам не представил стенограммы.

ПУТИН:

Привет вам, милые, привет! Давно хочу спросить у Пола – без телекамер, без газет и вообще без протокола: вас обожало большинство, и меньшинство любило прочно – ваш рейтинг больше моего…

ПОЛ:

Не может быть!

ПУТИН (хмуро):

Проверил, точно. Мой – семьдесят, битловский – сто. Не веришь – спросишь у Суркова. И вот хочу спросить: за что? Чего вы сделали такого?

МАККАРТНИ (чувствуя себя виноватым):

Я ничего не делал, сэр! Мы просто музыку лабали! Я – на гитаре, например, а Ринго Старр – на барабане.

ПУТИН (начиная сердиться):

Мы много книг про вас прочли! Не надо с нами, как с ослами! Не замирили вы Чечни, Березу в Лондон не сослали, не поднимали ВВП, телемостов не проводили – а только шлялись и т. п. по этой вашей Пикадилли. Ну там концертик, ну другой… Но извини – у нас в России Газманов левою ногой писал бы песенки такие! А как Кобзон у нас поет? Включи любую передачу – и сразу видно: патриот! А вы что пели? Чушь собачью! Мне переводчик перевел – там слабо с уровнем моральным. Сравни ты эти песни, Пол, с моим посланьем федеральным – легко поймет любой дурак, что я владею словом метким. А все же хлопали не так! Не так, как вашим шансонеткам! Я даже пенсии плачу, я в Грозном одержал победу, когда куда-то не лечу – так, значит, я куда-то еду… Кому ты пенсии даешь? Кому, скажи? Не прячь глаза-то! Ты все про йестеди поешь, а я – про радостное завтра! Так объясни же, отчего на всей земле на самом деле твой рейтинг выше моего?

МАККАРТНИ (испуганно):

Не знаю, сэр! Мы просто пели…

ПУТИН (задумчиво):

Ну вот, поди теперь ответь, кого возносит случай шалый… Чего же мне теперь – запеть? Сыграй-ка, Пол! Споем, пожалуй!

ХОРОМ:

Can’t buy me love, yeah…

Послание к Ирине Хакамаде, как если бы она домогалась моей любви

Январь 2004. Правые потерпели на думских